Графиня всегда была слабой.
Сейчас она вводила глупые правила, пытаясь утвердить свою власть и строила из себя надменную королеву, а остальные вампиры верили ей. Еще бы, ведь многих она обратила уже после смерти графа.
Но мало кто знал, как она в действительности страдала от той же самой «охоты» и каких трудов давалось ей держать лицо, глядя на это. Как она жалела людей, попавших нам в лапы (особенно мне), и как разрывалось ее сердце, когда она сама убивала кого-нибудь, чтобы поддержать свой статус непреклонной суки.
Наверно Ольга находила изощренное удовольствие в собственных страданиях, ведь ей ничего не мешало оставить клан и удалиться в горы, или же ввести еще более жесткие правила.
Хотя нет. Все же мешало.
Я ведь знал, что она до сих пор оставалась той жалкой бесправной женой графа, которую он сломал, подчинив своей воле. Той, что зависима от чужого мнения. Той, что уже не может существовать, не испытывая унижения со стороны других.
Той, у кого хватило смелости только на два самостоятельных поступка: сделать меня вампиром и убить графа. И то, первое произошло лишь потому, что после ее обращения граф потерял к ней интерес, оставив в одиночестве почти на сотню лет.
А ведь прежде я жалел ее.
Слабак.
Я ненавидел графа за то, что он сотворил с Ольгой и за его жестокие взгляды.
Граф считал, что люди лишь игрушки и скот, предназначенный нам для пищи и развлечения. Что доброты нет, есть только слабость. Что можно делать все, если тебе скучно.
Слишком жалок, чтобы признать это, я искренне верил в обратное. Мне казалось, что он чистое зло, а Ольга – бедная жертва, сломленная его властью. Что все слова графа лживы. Но века подтвердили истинность его учения.
Действительно, единственным, чего стоило бояться, была скука.
Вечность – это дар, которому неизменно сопутствует проклятие скуки. И чтоб она не касалась меня, я придумывал все новые развлечения, каждый раз убеждаясь, что и этого для меня мало.
Ольга никогда не поддерживала эти игры. Она пыталась переубедить меня, не понимая, почему же я так изменился. Она даже плакала (что я говорил про слезы?). Зато граф и остальной клан были на моей стороне.
А потом она убила графа.
Когда Ольга только обратила меня, я обещал помочь ей в этом. И помог тем, что не стал мешать.
Зря.
Первое время я радовался смерти графа, ведь никогда не любил его. Он был слишком властен и требовал от вампиров полного подчинения, а я не хотел подчиняться. Впрочем, и сам граф недолюбливал меня за своеволие, хотя Ольга была покорна за нас обоих. А может, он просто ревновал меня к ней.
Я думал, после смерти графа смогу спокойно делать все, что вздумается. Но Ольга вдруг решила обрести волю, взяв власть в свои руки.
Постепенно, но она сделала все, чтобы я возненавидел ее правление. Хотя прежде я лишь презирал ее за слабость («доброту», мне даже противно говорить это слово) к людям и жалкую покорность графу.
И если с запретом на убийства я еще мог смириться, то Рамона стала последней каплей.
А теперь еще это! Немыслимо! Как Ольга вообще посмела указывать мне?
Первым моим порывом было рассказать все остальным вампирам. В конце концов, никто прежде не запрещал обращать достойных людей, даруя им вечность.
Но Ольга поступила хитро, не выставив прямой ультиматум. Она лишь говорила, что мне нужно согласовывать кандидатов, не более.
И пусть я знал, что теперь ни один мой претендент не придется ей по душе, но другие немертвые могли счесть эту меру вполне целесообразной. У меня было много потомков. Гораздо больше, чем у остальных членов клана – я выбирал сильных и привязывал их к себе кровью. Конечно, Ольгу это беспокоило… и, как ни прискорбно, но у нее тоже имелось немало сторонников.
Что ж, значит, просто нужно хорошенько подумать на проблемой.
Думалось мне обычно лучше в расслабленном состоянии, так что я решил вернуться к своей игре. Я отнес девчонку отдыхать и даже заботливо (еще одно ненужное в этом мире слово) поцеловал ее на ночь, раз уж она так хотела видеть во мне что-то хорошее. Впрочем, не уверен, что она осознала этот жест нежности, потому что я выпил слишком много.
Теперь внутри меня зажегся азарт.
Смогу ли я заставить эту девчонку, люто ненавидящую вампиров, стать одной из нас? Смогу ли убедить ее в том, что на самом деле я добрый, пусть это откровенная чушь?
Конечно, я мог бы внушить ей все это, но внушения развеиваются после обращения. А мне требовалось, чтобы она ненавидела Ольгу, а не меня.
Значит, следовало найти кого-то из слуг, кто убедит ее в этом.
Выбор пал на одну из горничных. Не потому, что она как-то выделялась, или отличалась от остальных. Просто она первой попалась мне на глаза.
Сперва я придумал ей убедительную причину для трудоустройства к вампиру – больную сестру. Самому мне были привычны жадные до вечности люди, но девчонка от них отличалась. А значит, охотнее поверила бы бескорыстному человеку.
Именно это я внушил горничной, а после послал ее ухаживать за больной девчонкой. Хотя на самом деле эта служанка завидовала ей куда больше остальных.
Джесс (я даже запомнил ее имя) успешно справилась с заданием – едва окрепнув, девчонка налетела на меня с упреками, волнуясь за будущее несчастной горничной.
Конечно я сказал ей то, что она хотела услышать. Будто отпущу Джесс и дам ей свою кровь, хотя на самом деле никогда бы так не сделал. Это ведь скучно.
Моя вспышка гнева в итоге тоже обернулась на пользу. Кроме вопиющего запрета на обращение, в письме упоминалось и о визите Рудольфа, что должен был проконтролировать исполнение наказания для девчонки.
Ха, так я и думал, этот гаденыш возомнил о себе слишком много. Уверен, любое наказание покажется ему недостаточным, и он попытается перевести все в узаконенный конфликт.
Что ж, Рудольф свое получит.
Глава 23
Иероним Фарго фон Эшвард
Я оказался прав, как и всегда. Рудольф вел себя развязно, давил и пытался меня спровоцировать, уверенный в моей слабости. И, разумеется, я проучил его.
С чувством полного превосходства я вышвырнул этого заносчивого индюка прямиком в окошко. Девчонка испуганно наблюдала за дракой, но даже не пискнула, продолжив меня удивлять. Ведь другая на ее месте давно бы грохнулась в обморок или впала бы в истерику.
Оправдав свою несдержанность обещанным наказанием я потащил девчонку в клуб. Конечно, мне не хотелось портить все настроение ее постным видом, поэтому я сделал ей внушение, хотя обычно избегал подобного.
Если эмоции «гостей» контролировать, то игра слишком быстро становится скучной.
Без возможности переживать девчонка оказалась довольно забавной и к тому же неплохо танцевала, хотя до грации вампира ей было далеко.
Мне подумалось, что было бы весело заставить ее почувствовать себя настоящим немертвым. Пускай девчонка попробует все. В том числе и свежую человеческую кровь, такую ароматную, горячую, приправленную пряным алкоголем.
Конечно, потом она наверняка примется терзать себя, но так даже лучше. Если я решил играть с ее чувствами, то стоило поскорее избавить девчонку от иллюзий. Она должна знать, что не сможет сбежать.
Кровь пришлась ей по душе. Вряд ли бы она призналась в этом сама себе, но я же слышал, как учащенно забилось ее сердце. Чувствовал, как она волновалась. Видел, как жадно втягивала в себя этот сладкий запах.
Девчонка и впрямь была прирожденным вампиром.
А потом она меня поцеловала, и это значило, что я на верном пути в своей игре.
Когда мы вернулись в замок, девчонка уснула прямо в ванной, так что я смог оценить ее неплохую фигурку, а потом отнес в кровать. Глупая… она так краснела, когда я разглядывал ее во время смены одежды. Что же будет завтра, когда она поймет, что я не только видел ее обнаженной, но и таскал на руках?
***
Да, я как всегда оказался прав – на следующее утро девчонка возненавидела саму себя.
Дурочка. Она просто не желала принять, что это заложено в самой ее природе.
Конечно после случившегося ей захотелось поскорей сбежать, и я помог воплотить это желание. Я убедил девчонку в том, что покинул замок, а сам стал ждать, наблюдая за ней издалека.
Девчонка так старалась двигаться тише и так отчаянно боялась неудачи, что снова заставила меня сделать кое-что, чего я не делал уже давно. Улыбнуться.
А ее лицо, когда она поняла, что зарядка оказалась в сумке по моей воле… ммм… просто сказка. Эта смесь отчаяния, боли и утраченной надежды доставила мне настоящее удовольствие.
Что ж, теперь девчонка знала, что бежать некуда.
Обычно я действовал ровно наоборот, давая и отнимая, давая и отнимая, наблюдая за этим снова и снова. Но девчонка сама предложила мне интересную игру, какую прежде никто не предлагал, и поэтому я только отнял.
Уложив девчонку спать, я стал ждать утра, готовый к любой реакции, но она снова смогла меня удивить. И пускай в этот раз удивление оказалось неприятным, но даже так девчонка продолжала вносить в мою вечность капельку разнообразия.
Мне казалось, она станет злиться, или примется искать новые способы спастись, но девчонку захлестнула апатия.
Я ждал ее почти весь день, иногда подсылая Джесс, что пела сказки о моем беспокойстве. И даже если девчонка не верила в них, то все равно невольно запоминала, и потом они бы сработали в нужную мне сторону.
Но даже Джесс не помогла и девчонка не вышла.
Плохо. Я не мог допустить ее безразличия, ведь только начал игру под названием «непонятый сородичами вампир, хороший глубоко внутри». Пришлось идти к ней самому.
Ха.
Она так горячо доказывала мне свое безразличие, что еще сильнее заинтересовала в новой игре. Уж я-то знал, что вчера она сама захотела меня поцеловать, но девчонка так уверенно врала сама себе… да, я определенно должен был затащить ее в постель перед обращением.
Но позже. Пока что я лишь предложил ей договор.
Мне было заранее известно на что готова согласиться девчонка, ведь я читал ее, как открытую книгу. Теперь я вполне мог обойтись без внушения – мне хватило бы и воздействия Джесс.
А девчонка искренне обрадовалась, что больше никто не станет принуждать ее хотеть меня.
Глупая.
В итоге я все равно сделаю так, что она сама прыгнет ко мне в койку.
Да и потом, эти внушения были лишь шутками. Я слишком неотразим, чтобы опускаться до подобного по-настоящему.
В мыслях каждой из горничных я читал это горячее похотливое желание, ведь внешность вампиров прекрасна. Но я бы никогда не стал ими пользоваться. Дешевые шлюхи, они не вызывали во мне ни капли желания.
А вот девчонка, отчаянно отрицавшая правду, наивная и глупая до невозможности, но упертая и ненавидящая вампиров… она пробуждала охотничий инстинкт.
К тому же, от тех шутливых внушений все-таки была польза. Теперь она точно знала, как выглядят навязанные чувства и не смогла бы уже отмахнуться от чувств настоящих, приняв их за мои игры.
В обмен на обещание отпустить девчонку, я попросил ее рассказывать сказки. Все равно в итоге она никуда от меня не денется. За три месяца я изменю ее мнение о вампирах, уговорю стать одной из нас. И, разумеется, разожгу в ней ненависть к Ольге, выставив графиню кругом виноватой.
А еще заставлю слушаться меня, любить меня, быть верной мне. Девчонка будет поклоняться мне, как божеству. Я стану для нее последним из мужчин и единственным, о ком она сможет думать. Тогда она добровольно поможет расправиться с Ольгой и будет рада этому.
А сказки…
Конечно, мне было забавно их слушать, но это не главное.
Девчонка поверила мне.
Она действительно смогла поверить, что я отпущу ее за такую малость, как донорство, совместный сон и истории.
Наивная.
Но это шло мне на пользу.
Итак, сначала я должен был заставить ее проводить все свободное время со мной ДОБРОВОЛЬНО. Как?
Да легко.
Она хотела, чтобы я ее не трогал? Хотела, чтобы я держался от нее подальше?
Что ж, она получит все это в таком количестве, что сама попросит меня составить ей компанию. Потому что больше в замке будет некому это сделать.
Слуги смотрели на девчонку с ненавистью, так что она сама не стала бы с ними общаться. А Джесс, единственная, кто по ее мнению отличалась от остальных, была все время занята. Я разрешал служанке видеться с девчонкой только изредка, чтобы она могла подкидывать той нужные мысли обо мне. Но не так часто, чтобы девчонка полностью осознала свое одиночество.
И вскоре эта глупышка начала скучать. Сперва она подошла ко мне с просьбой вернуть телефон, но я ей отказал. Я уже видел в ее мыслях желание общаться со мной. Оставалось только, чтобы она сама это поняла.
Прошла еще неделя, прежде чем я предложил девчонке погулять. Я точно знал, что глупышка согласится, потому что она уже хотела лезть на стену от скуки.
И конечно для первого раза я приготовил нечто впечатляющее.
Озеро.
Джесс рассказала мне, что девчонка интересовалась им. Сама бы она не смогла там искупаться из-за слишком холодной воды, но вот принятие моей крови… о, да, это позволило бы ей ощутить все преимущества жизни вампира.
Я не стал спускать ее по тропинке к берегу, вместо этого эффектно прыгнув с края обрыва. И по тому, как часто забилось ее хрупкое сердце понял, что не прогадал. Еще бы. Любого человека впечатлило бы подобное и девчонка не была исключением.
Потом мы плавали. Когда-то я любил все это. Любил делать то, что недоступно смертному: бегать по лесам, прыгать через овраги, или купаться в горных водоемах с кристально-чистой и такой же невыносимо ледяной водой. Но это было только поначалу – как ни крути, но бег и купание слишком однообразны.
Скука.
Другое дело – реакция людей, вынужденных жить со мной, бояться меня и давать мне свою кровь. Наблюдать за этим всегда было забавно и не надоедало мне.
Девчонка довольно неплохо плавала, а я не мешал ей. Я сразу заметил, что она замерзла, но не стал выгонять ее на берег. Ведь это было шансом проявить себя на деле.
Когда глупышка почти утонула, я спас ее, вернул в замок и уложил в кровать, заботливо укутав одеялом. Я даже заранее приготовил ей любовные романы – подобное чтиво всегда наводило женщин на мысли о сексе, выгодные мне.
После этого поступка отношение девчонки ко мне изменилось, и мы стали много времени проводить вместе. Я рассказывал ей забавные случаи, которых, за почти тысячу лет моей жизни, накопилось немало.
Правда, и тут мне требовалось себя контролировать.
Во-первых, я не хотел, чтобы глупышка узнала мой настоящий возраст. Пока для этого было слишком рано.
Во-вторых, вещи, забавные для меня, показались бы этой девчонке ужасающими, поэтому приходилось отбирать что-то подходящее.
Вряд ли ее развеселило бы то, как однажды девица так отчаянно желала спастись, что в итоге спрыгнула с обрыва, лишь бы я перестал ее мучить. Конечно, я поймал ее, ведь еще не наигрался, но выражение ее личика… о, истинное удовольствие.
Или то, как мужчина пытался выменять свою свободу в обмен на жизнь двухлетнего сына. Глупый. Разве с такими маленькими детьми можно играть? Да и крови в них совсем немного…
С каждым днем девчонка все больше раскрепощалась, думая, будто я стал считаться с ее мнением.
Ха.
Я терпел все это только ради собственных планов, жестко отрываясь на слугах, наслаждаясь их ненавистью к девчонке и невозможностью сделать что-то против моей воли.
А потом мне пришла в голову отличная идея о том, как без последствий нарушить глупый запрет Ольги.
Викторий. Вампир, что увлекался танцами и не убивал людей. Смешно и глупо, но идеально для меня.
Этого танцора оставили умирать на поле битвы и граф лично обратил его. Не по доброте душевной, разумеется – какая доброта может быть у монстра без души? Просто граф рассчитывал, что опытный боец (а он следил за Викторием несколько лет) обязанный ему жизнью, станет верным помощником и соратником.
Но Викторий утер графу нос. Он сделал то, чего никогда не могла сделать Ольга. Он не подчинился.
С самого первого дня он отказывался убивать людей. Более того, он раз за разом пытался убедить графа в своей правоте. И меня тоже, когда я осознал суть вампира, отбросив ненужные слабость и жалость.
Но над Викторием лишь смеялись.
Думаю, граф оставлял ему жизнь только ради того, чтобы убивать людей прямо на его глазах, наслаждаясь страданиями упрямого танцора.
Еще при жизни графа Викторий обращал в вампиров только слабых. Тех, что были полны сочувствия, но по тем или иным причинам выбирали вечную жизнь. Преимущественно он спасал их от смерти. И, конечно, не делал этого без их согласия.
Он старался держать своих потомков подальше от «тлетворного влияния» графа, а сам оставался рядом, безуспешно пытаясь изменить его.
После смерти графа Викторий отделился вместе со своим кланом, а еще той маленькой вампиршей, которую он «любил».
Ха. Любовь…
Глупость, которой никогда не существовало. Никчемная выдумка людей, чья жизнь слишком коротка.
Викторий был старше Ольги, и его сила внушала бы мне уважение, если б только он умел ей пользоваться.
Когда-то давным-давно мы были довольно дружны с ним, но потом я осознал всю никчемность доброты, а он так и остался витать в облаках. Ольгу же Викторий всегда жалел, но уже не мог исправить того, что сделал с ее психикой граф.
И вот теперь я надеялся воспользоваться старым танцором.
Чего уж проще? Притвориться влюбленным в смертную глупыху. Сказать Викторию, будто собираюсь разделить с ней вечность, а после заручиться его поддержкой против Ольги.
Тем более, отчасти это было правдой – я ведь и впрямь собирался сделать из девчонки вампира, а после быть рядом. По крайней мере до тех пор, пока Ольга не умрет.
Как будто специально для меня Викторий устраивал неподалеку прием, и я напросился туда вместе с девчонкой, желая убить двух зайцев сразу. Ведь помимо прочего, мое знакомство с таким слабохарактерным вампиром должно было навести эту человечку на нужные мысли.
Я купил девчонке наряд, чтобы она соответствовала статусу моей подружки. Как и ожидалось, платье село идеально, и надо сказать, выглядела в нем глупышка весьма недурно. По крайней мере, теперь мне не будет за нее стыдно. Оставалось надеяться, что и вести себя она станет достойно.
Я легко донес девчонку до места, где должен был состояться бал – в этот раз Викторий выбрал заброшенную клинику.
Девчонка, что жила с кровожадным вампиром под одной крышей и спала с ним в одной постели вот уже почти целый месяц, испугалась старого здания.
Забавно.
Когда мы пришли в зал, полный вампиров, я не стал делать девчонке внушение. Стоило сказать ей, что Викторий закоренелый гуманист, как она успокоилась. А после лишь старалась не смотреть на тех людей, что были здесь для закуски, вновь поступив как прирожденный вампир.
Действительно, разве хищник должен беспокоиться о какой-то еде? Вот и девчонка не беспокоилась, хотя если бы я сказал ей это, она горячо убеждала бы меня в обратном.
Вампиры восприняли глупышку весьма благосклонно. Еще бы, ведь Викторий так страстно культивировал в них эти никому не нужные понятия, вроде «сочувствия» и «милосердия». Каждый из его клана помнил о своем людском прошлом, и поэтому встречаться с человеком для них было вполне естественно. Хотя, если бы я появился так перед своим кланом, то вампиры сочли бы меня сумасшедшим. Да я бы и сам так решил.
Граф не считал, что люди достойны уважения и большинство немертвых разделяло его позицию. Действительно, если вампир намеревался строить какие-то отношения с человеком (отношения, чтобы развеять скуку и скоротать часть вечности, не более), то такого человека гораздо проще было сразу же превратить в вампира.
Все семнадцать с лишним лет, пока Ольга оставалась смертной, граф обращался с ней соответственно, нисколько не смущаясь того, что она числилась его женой (ха, его слава жестокого вампира осталась с ним навечно, пусть его уже и нет среди немертвых).
Но он обратил ее сразу, едва счел достаточно достойной дара вечности, и после этого с играми, которых заслуживал слабый человек, было покончено. Граф стал относиться к Ольге совершенно по-новому, оставив лишь моральное унижение и подавление воли, но убрав физическое насилие. Хотя я так и не понял, заслужила ли она вечность своей покорностью, или же это было минутное умопомрачение графа.
Но одно точно – граф бы перевернулся в гробу, если бы узнал, как я веду себя с этой человечкой.
Пока я усмехался про себя, девчонка с интересом разглядывала балетный кружок Виктория, было видно, что находиться здесь ей вполне комфортно. Что ж, значит, это заметит и сам Викторий.
Я даже пригласил глупышку на танец, хотя она совершенно не знала движений. Впрочем, вальс долго был популярен, так что мне приходилось танцевать его на приемах. А сейчас я отдувался за нас двоих, держа ее на весу и надеясь, что Викторий оценит мое трепетное отношение к ней.
Потом я ненадолго оставил девчонку, а сам перешел к решительным действиям. Я подходил к вампирам из клана Виктория, интересовался их делами и вел себя на редкость дружелюбно. А еще мимолетом представлял девчонку своей возлюбленной и видел, как менялись лица у тех, кто давно знал меня. А еще видел, что они действительно верили, будто я способен на нечто подобное.
Черт, неужели эти вампиры такие жалкие?
Они НА САМОМ ДЕЛЕ считали, что я могу ВЛЮБИТЬСЯ.
И не просто влюбиться, а еще и в ЧЕЛОВЕКА.
Я думал они умнее.
Ни у кого не возникло сомнений в моей искренности. Некоторые поздравляли меня и надеялись, что я чаще начну бывать на их скучных до зубного скрежета сборищах.
Они РАДОВАЛИСЬ за меня.
И за то, что теперь я не буду так одинок.
Мне с трудом удавалась сдерживать смех.
Как они вообще могли называться вампирами? Слабые слизняки – вот кем они были!
Такие жалкие, хуже людей, ведь имея власть и силу, они отвергали это ради того, чего не существовало. Ради своих фантазий.
Как они до сих пор не умерли от собственной никчемности?
Один Викторий поверил мне не сразу. Я долго врал ему про свои несуществующие чувства, что вспыхнули так внезапно. Про то, что теперь я желаю лишь спокойной вечности с девчонкой. А еще про то, что графиня может запретить мне ее обращать. И тогда мое сердце разобьется на кусочки, но я все равно сделаю это. Ведь главное, что моя избранница согласна провести со мной вечность.
Правда я старался говорить все это тише, чтобы девчонка не смогла меня услышать.
В конце концов, Викторий согласился помочь мне. Он сказал, что если Ольга действительно запретит обращать девчонку, то я найду поддержку и убежище в его клане.
Но он не поверил мне полностью.
Что ж, в любом случае, это было отличным результатом.
Если Ольга начнет войну, моих потомков и клана Виктория будет достаточно для победы. Если же она струсит, войну начну я.
Добившись своего, я распрощался с Викторием и отнес девчонку домой.
Я видел, что ей понравилось на этой вечеринке. Более того, пример балетного кружка показал ей, что вампиры могут быть не только кровожадными монстрами, но и вполне милыми «людьми» со своими безобидными привычками, пристрастиями и увлечениями.
А значит, и под моей маской монстра может скрываться добрый вампир, вынужденный притворяться жестоким.
Глупышка была готова выслушать и услышать «правду» обо мне – я читал это в ее мыслях.
Выходит, пришло время Джесс и настал момент для решающего разговора.