Глава 30
Сара по жизни была человеком бездействия. Разбираться с проблемами, сталкиваться с трудностями лоб в лоб, бороться с неудачами – подобное не было в ее привычках. По большому счету, все, что с ней происходило в жизни, она принимала с рабской покорностью, будь то замечания начальника или упреки мужа. Ее жизненный уклад складывался из простого принципа – раз произошло, то уже не исправишь.
Разумеется, наивной Сара все же не была, в ней не накопилось и капли инфантильности, любые причинно-следственные связи были очевидны даже для нее. Просто видела она их только в негативном ключе. Что же касалось спортивных занятий дочери, то Сара не противилась им, и даже со строгой диетой Полин она смирилась со временем. Впрочем, как и со многим другим.
И теперь, глядя на душевные метания своей единственной дочери, она сама испытывала внутреннюю борьбу. Ее родительское естественное желание помочь своему ребёнку не могло одолеть барьер жизненного уклада, Сара ждала момента, когда Полина выплачется и успокоится, придет в себя, и войдет в привычную колею, но каждый раз, заглядывая в комнату дочери, она убеждалась, что момент этот в ближайшее время не наступит.
Рано утром открыв дверь в комнату дочери, Сара нашла Полин в незнакомом для нее состоянии – ее девочка сидела на кровати и смотрела перед собой совершенно невыразительными рыбьими глазами. Когда она позвала ее, та не откликнулась. Мать потрясла Зум-Зум за плечо, предполагая, что она лунатит или еще не проснулась, но та никак не отреагировала.
К вечеру у Зум-Зум поднялся сильный жар, а на следующий день она угодила в больницу.
– О чем вы мне говорите? Я же ее мать! – Сара размахивала руками перед медсестрой. – Что значит не пустите?
– Полин только что перевели в инфекционное отделение. Там карантин, любые посещения под запретом. – спокойно говорила девушка.
– Инфекционное? Что у нее? Она заразная?
– Утром взяли анализы, позже станет известно. У нее есть телефон?
– Да.
– Тогда связь будет налажена. Она позвонит вам, когда результаты будут готовы. Не переживайте, у нас лучшие доктора.
– Да, хорошо. Позвоню.
Медсестра стремительно поднялась по лестнице, словно сбегала, оставив Сару одну. Вокруг кружили люди, а ощущение было такое, будто она выпала из реальности в параллельную вселенную, и теперь стала невидима и неслышима для окружающих в своем незримом темпаральном потоке. Хрупкая, словно хрустальная, она прижалась к стене, чтобы ее случайно не раздавили и не задели, Сара жадно хватала ртом воздух.
– Вам плохо? – тучная женщина нависа над Сарой, как гора.
– Что? Вы мне? – говорила Сара так тихо, что сама себя не слышала.
– Эй, позовите медсестру! Тут человеку плохо! – громоподобно прокричала дама.
Все то время, что Сару приводили в чувство, сердобольная пышка провела рядом, отвечала на вопросы доктора, проверила у больной пульс, и даже вместо доктора смерила ей давление. Дама настолько прониклась ситуацией, что доктор принял ее за родственницу, и вручил рецепт на уколы ей, а не Саре. Границы совсем стерлись, когда дамочка, подхватив Сару за плечи, лично сводила ту в процедурный кабинет.
– А как вас зовут? – наконец, спросила Сара.
– Ох! Ахахах! Зовите меня просто Мария. Меня так все называют. Надо же! Ахахах!
– Все?
– Да, я личность знаменитая в определенных кругах. И вы зовите меня так!
Сара оглядела новоиспеченную приятельницу с ног до головы – ни ее жидкая култышка на голове, ни фиолетовый бархатный спортивный костюм, ни розовые кроксы не выдавали в ней знаменитости. Женщина к тому же была крупной чрезвычайно! Ее лицо каплеобразной формы расширялось книзу, подбородок выставлялся из заплывшей шеи упругой маленькой горошиной, довольно полные губы выглядели слишком большими рядом с маленьким носом и узкими глазами.
– Знаменитая личность? – удивилась Сара.
– Ага. Так и есть. Я фитнесс тренер. Ахахаха! – Мария запрокинула голову и заливисто загоготала.
Глава 31
Зум-Зум неторопливо собирала вещи в большую дорожную сумку, что принесла ей мать. Вещей оказалось не много: зубная щетка и паста, полотенце, три футболки, пижамные штаны и тапки. И все же свой небогатый скарб Зум-Зум паковала очень долго. Ей не хотелось идти домой, она и так слишком много времени провела в четырех стенах ее комнаты, так что теперь больничная палата на четырех человек казалась ей спа-салоном.
К сожалению, соседки ее были не разговорчивы. Дама тридцати лет, которая лежала здесь с очередным приступом гастрита после жесткой диеты, читала много книг про правильное питание и про горячую любовь, что иронично. Другая девушка общалась исключительно со своим телефоном. Их отношения были настолько тесными, что расстояние между ними никогда не увеличивалось больше чем на полметра, не зависимо, что она делала, уходила ли в туалет, обедала или ходила на процедуры, ее карманный друг всегда был на расстоянии вытянутой руки. Третья девушка поселилась в палате за день до выписки Зум-Зум, и связь наладить им не удалось.
После обеда пришла врач, принесла выписку.
– Тебя встречают? – спросила она равнодушно.
– Нет, все работают.
– Что ж, ты уже большая, доберешься до дома сама. Твоим родителям я позвонила, поэтому все рекомендации мы обговорили. Сама тоже взгляни, написаны в конце выписки.
– Хорошо. Спасибо.
Доктор хотела еще что-то сказать, но передумала. Ее глуповатое лицо в этот момент с раскрытым ртом снимали с профессионализма несколько очков.
Молча, не прощаясь ни с кем, Зум-Зум вышла из палаты, на посту, как водится, она не застала ни одной медсестры, поэтому просто вышла из отделения. Через центральные двери больницы непрекращающимся прямым и обратным потоком перемещались люди, словно бы циркулирующая питательная масса для этой клиники поступала внутрь и, отработанная, выбрасывалась наружу. С людьми в холл попал свежий воздух с улицы. Зум-Зум показалось, что пахнуло весной.
Как только она вышла на крыльцо к ней подскочил Патрик.
– Привет. А я тебя жду. Ты долго. – непринужденным движением руки он выхватил ее сумку.
– Почему ты здесь? – равнодушно отозвалась Зум-Зум. Странно, но его появление не вызвало у нее никаких эмоций.
– Начнем с того, что ты трубку не берешь и на сообщения не отвечаешь. Хоть раз бы поговорили, и ты бы узнала, что я тебя встречать приду. Мы, кстати, на автобус?
– Да, пожалуй, – пожала она плечами.
– Честно, я хотел шикануть и широким жестом вызвать такси. Но оказалось, что накопления мои отец вчера ликвидировал, за сим я прокачу тебя за свой счет на лишь автобусе! – Патрик смотрел куда угодно, только не в глаза Полин. Сумка кочевала из одной руки в другую, он мялся на месте, чем невообразимо раздражал Зум-Зум, его нервное заикание проявлялось все чаще, голос скрипел.
– Для чего бы этот концерт?.. – протянула Полин.
– Очевидно же. Мне стыдно, что я накричал на тебя тогда, наговорил всякого со злости… Пойдем, чего встала? А вообще, я надеялся как-то наладить общение с тобой, только слов найти не могу… Кстати, ты чем болела?
– Холера. – ответила Зум-Зум.
– Оригинально. А если серьезно?
– Медицинская тайна. – Зум-Зум не хотела обсуждать эту тему.
– Мне матушка твоя сказала, что ты в гастроэнтерологии лежала. Что-то серьезное? – не унимался он.
– Я не хочу обсуждать эту тему. Ты намеков не понимаешь?
– Извини. Конечно. Разумеется.
Они дошли до остановки. Патрик замолк, смотрел в ту сторону, откуда должен был появиться транспорт, Зум-Зум рассматривала подтаявший снег под ногами. День выдался пасмурный и ветреный. Март начинался в конце недели, а погода разлилась слякотью, будто уже стоял апрель.
– Меня осматривали врачи не только из гастро отделения. Были и из неврологического. Один из диагнозов звучит как «астенический синдром». Слышал о таком?
– Нет, но звучит ужасно.
– На вкус такой же, как и на слух. Ты потом в интернете почитай внимательно. И если ты согласен будешь на мою компанию после изучения этого вопроса, напиши мне. А если ты нормальный человек, и примешь логичное решение не подходить ко мне, я пойму. Даже не обижусь.
– Если твоя хворь не предполагает, что ты покроешься гнойными пузырями, то все норм. С детства пузыри на коже не люблю… А вот и автобус!
Всю дорогу до дома Патрик нес сумку Зум-Зум, как добросовестный пионер. Он деликатно обходил все темы, которые касались школы, Глена, больницы и прочих неприятностей, подал руку ей, когда она спускалась из автобуса, помог преодолеть места со скопившейся снежной жижей. У Зум-Зум такие действия вызвали больше тревоги, чем доверия.
К подъезду Зум-Зум они подошли в молчании.
– Спасибо, что проводил. – она приняла сумку из его рук. – Не стоило, правда.
– Стоило – не стоило. Это уж мне решать. – резко отрезал он. – У меня к тебе будет небольшая просьба.
– Ха! Я так и знала, что все это не спроста. – скривилась Зум-Зум. – Так и знала, что что-нибудь попросишь. Знаешь…
– Ты послушать можешь?! – грубо остановил ее Патрик.
Полин даже отшатнулась от него:
– Ну, говори.
– Вероятно, что после больницы ты захочешь отдохнуть, посидеть дома. Отмочить ноги в ванночке с солью. Я так бы и сделал на твоем месте. Я же прошу тебя прогуляться со мной вечером. Согласишься?
– И это все? Просто прогуляться? – Зум-Зум насторожилась.
– Не просто прогуляться. – Патрик улыбнулся совершенно неприветливой улыбкой. – Поговорим о Глене.
Глава 32
Телефон молчал.
Как бы многообразна и богата ни была природа вещей, человеку всегда есть что добавить, улучшить, изменить, направить в них. Многие вещи за всю историю своего существования претерпели кардинальные изменения будь то форма или функции предмета, разумеется, некоторым посчастливилось остаться в неизменном виде, такими, какими видел их создатель. Возьмем, скажем, тот же самый телефон. У современных телефонов все предки были громоздки и хвостаты, имели крутящиеся диски, которые позже поддались влиянию моды и превратились в кнопки; теперь же, когда прибор эволюционировал, сбросил вес, отбросил провод-хвост, принял элегантную совершенную форму прямоугольной призмы, он по-прежнему исправно выполняет свою функцию – связывает людей на расстоянии.
Однако, как объяснить то явление, когда телефон исправен, а дозвониться до человека не получается? Тут все просто – он не хочет с вами разговаривать.
– Ха! Неее. – протянул Глен, нависая над своим мобильным, который никак не мог дозвониться до Зум-Зум. – Быть такого не может!
Глен поймал момент, когда мать его зашла в ванную, а отец в очередной раз орал на кого-то несчастного в телефоне. Времени было мало. Нужно было прошмыгнуть таким образом, чтобы успеть захватить верхнюю одежду и удержать замок входной двери так, чтобы она не сильно клацала. Такие фокусы Глен научился проделывать уже давно, еще в те веселые времена, когда он бегал к Сидни, хотя надо отметить, что под неспящим взором матери, это делать становилось все труднее и труднее.
Пока лифт спускался, Глен всегда успевал одеваться, за исключением тех случаев, если в лифте уже находились люди, тогда он прихорашивался на лестничной площадке, используя телефон как зеркало.
Дом Глена стоял на холме, это была наивысшая точка этой части города, дорога до дома Зум-Зум шла под гору, отчего путь всегда ощущался легким, Глен шел почти вприпрыжку. Три перекрестка, четыре поворота – дойти можно закрытыми глазами, он ходил по этой тропе с самой осени и мог преодолеть расстояние с закрытыми глазами. Он знал, что сейчас он завернет за угол высотки, срежет угол улицы по тропинке, минует пекарню, магазин с орехами, свернет у кофейни и окажется на месте.
«А что я ей скажу?» – мелькнуло у него в голове. Будет неубедительно снова делать вид, что он проходил мимо, и что бы он сейчас ей не сказал, все будет выглядеть фальшиво. Конечно, она же не отвечает на его звонки! Тут любой забеспокоится, а близкий друг тем более. Дело сделано – предлог готов.
– Глупо-то как, – мычал Глен, приближаясь к кофейне.
Чем ближе он подходил к ее дому, тем неувереннее становились его шаги, на пути к парковке он двигался медленнее улитки. И, наконец, остановился. Не надо думать, что он был наивен, как дитя. Всю гадкость своих поступков он признавал, и свою многоликость объяснял как достоинство, ему не претила мысль, что он использует людей – это уже давно вошло в привычку. Да, себя Глен любил. Он мог оправдать в себе любой изъян, наверно именно это и придавало ему такое спокойствие и уверенность. Но он никак не мог объяснить себе тот факт, что Зум-Зум не брала трубку.
Его ноги мерзли, а он все никак не мог решиться, в какую сторону идти. Если он вернется домой, то есть вероятность, что его отсутствия не заметили, тогда он не узнает, почему Полин не звонит ему, а если поднимется к ней…
Из подъезда вышли двое. Глаза Глена округлились – Зум-Зум шла под ручку с молодым человеком.
– Какого хрена! – зашипел Глен.
Пока он приходил в себя, парочка пересекла двор и свернула в проулок, где скрылась в темноте вечера. Первым порывом было пойти за ними и выяснить, кто ее спутник, он даже сделал несколько широких шагов в их сторону. Но он по-прежнему сидел на невидимой мамкиной цепи, что держала его крепче всякой стали. Вернулся он домой в растрёпанных чувствах, заперся у себя в комнате и снова принялся с укоризной поглядывать на свой молчаливый телефон.
Тем временем Полин и Патрик остановились у старого книжного магазина, где у входа стояли смотрящие друг на друга парные лавочки. Летом здесь всегда было красиво: аккуратный газон регулярно прибирали, вход в магазин неизменно освещали желтые гирлянды, а у тротуара стоял странный фонарь (он был сделан из кованого чугуна, витиевато закрученного сверху), единственный в своем роде, нигде в городе такой больше не встречался. Сейчас магазин был закрыт, однако гирлянды ярко светили для них.
Патрик присел на лавочку и заохал:
– Погоди, я устал. Дай передохнуть.
– Пожалуйста. – удивилась Зум-Зум. Патрик всю дорогу тащил ее за руку, будто на буксире. – Даже я не запыхалась, с чего бы тебе отдыхать?
– Ты тоже присаживайся. – Патрик пригласил ее жестом присесть напротив. Полин послушалась.
– Ты что-то задумал?
– М? Что задумал? Помереть немножко. – он снял вязаные перчатки, отер лоб длинными пальцами. – А! нет, ничего.
– Тогда что мы здесь делаем? Ты сказал, что речь пойдет о Глене, но я от тебя даже про погоду ни слова не услышала. Ты подозрительный тип. Я бы сказала, типчик.
– Хорошо, раз уж ты завела этот разговор, то обсудим. Расскажи мне про него.
– Что? Про Глена? Зачем тебе об этом знать? – Зум-Зум нахмурилась. Ее и без того невысокое настроение упало.
– Я должен узнать о том демоне, которого собираюсь изгонять из тебя. Помнишь, как в том фильме, где изгоняли дьявола из одержимой девчонки? Они узнали, как его зовут, потом принесли святой воды… Ты же поняла, да?
– Ты такой чудной, Патрик. Я иногда не знаю, как реагировать на твои выходки.
– Реагируй, как хочешь, только от темы не уклоняйся. Что там на счет Глена?
– Что именно ты хочешь узнать? И как далеко ты собираешься заходить в своем ритуале изгнания? Мне стоит начинать бояться?
– Я привел тебя в красивое людное место, сел, заметь, подальше от тебя. Весь мой вид кричит тебе, что меня бояться не надо.
– Что-то я этих криков не слышу. – Полин показались милым его странные неуклюжие попытки добиться от нее рассказа, и то, что он считал красивым местом, ее насмешило. – Тебе может показаться неправильным… – она с трудом подбирала слова. – Вернее ты можешь растолковать это неправильно…
– Все, что ты скажешь, я приму на веру. – вдруг заявил Патрик.
– Есть некоторые вещи, о которых я не могу тебе рассказать, потому что пообещала Глену однажды… И дело не в том, что я не хочу его подставлять, а в том, что я хочу быть верна своим обещаниям. Понимаешь?
Патрик кивнул.
– Слушай, весельчак. Шутки шутками, но ты не сказал, для чего тебе это на самом деле? – Полин смотрела прямо и открыто.
С момента тесного знакомства ее с Гленом прошло полгода, за это время она не смогла ни с кем поделиться своими переживаниями, своими чувствами, не могла никому рассказать, как ей нравится, когда Глен морщит нос или хмурится, как мило он встряхивает головой, чтобы убрать челку. В ней поднималась буря эмоций, которую она так долго и мучительно успокаивала в своей душе. Долгое, слишком долгое время она ждала момента, когда сможет рассказать об этом… Но стоит ли говорить это парню, который раскрыл перед ней свои чувства?
– Я готов сотворить чудо. Для тебя. – уверенно сказал Патрик, кивая головой. – Ты разлюбишь его уже через два месяца.
– Что!? – Зум-Зум раскраснелась.
– Да-да! К нашему выпуску ты про него и не вспомнишь. Я гарантирую. Не скрою, его место хотел бы занять я, но это уж как получится. – Патрик прикрыл раскрасневшееся лицо, делая вид, что чешет нос.
– Вот как? Ты хочешь занять его место? Интересно. – Зум-Зум улыбалась. – Хочешь, чтобы я тебя полюбила?
– Ага. – спокойно кивал Патрик. – Я даже не против если это случится раньше. Но ты учти, что от тебя тоже будут требоваться некие усилия. Я не смогу провернуть такое дело в одиночку. Ответственность, все дела…
– Подозреваю, что ты будешь искать в моем рассказе компромат на Глена. Я не хочу быть источником этих грязных игрищ. Мне уже хватило и того, что…
– Нет! Нет, не будет этого. Сама подумай, вырастут ли мои шансы, если я опрокину на тебя таз с проблемами? Уверяю тебя, лик твой останется незапятнанным. И, кстати, чем больше ты оттягиваешь разговор, тем больше мне придется тебя умолять, а это, знаешь ли, уменьшает мою крутость. Так что ты не тяни, рассказывай.
– Что ж, с чего бы начать? – Зум-Зум решила, что если она обрисует историю без подробностей, то никому этим не навредит.
По большому счету у Патрика не было плана. Он действовал по наитию. Руководствуясь одной лишь интуицией, он пришел к простому пониманию большой проблемы – для того, чтобы приблизиться к Зум-Зум, для начала надо стать друзьями. И нет более доступных и действенных инструментов ему в помощь, чем прогулки и разговоры.
По началу в рассказе Полин было много о спорте и о тренировках, в это время она говорила четко, словно сдавала нормативы; потом Патрик довольно долго наблюдал, как хмурится ее лоб, когда она говорила о родителях и их правилах, видел, как обиженно надуваются ее губы, когда Зум-Зум говорила о Патриции, и, как поджимается подбородок, когда речь зашла о Шелле. Все это Патрик слушал с интересом. Но когда она начала говорить о Глене, Полин преобразилась, изменился даже ее голос, и от того, как просияли ее глаза, у Патрика сильно закололо в груди.
Глава 33
Зум-Зум и Патрик просидели на скамейке у книжного магазина чуть больше часа, когда холод стал доставлять их телам наивысшую степень дискомфорта, Патрик предложил возвращаться. Не смотря на поздний час, на улице было довольно много народа, даже на пригорке у магазина дети упрямо пытались кататься на горке, на которой лед был протерт до самого грунта.
– Я в детстве с друзьями тоже часто на горке катался. Нас не могли домой загнать до полуночи. – вдруг ностальгически протянул Патрик. – Возьмешь какой-нибудь пакет, или школьный рюкзак, кидаешь его на лед, сверху на него прыгаешь, как серфер, и до самого конца. Кто укатится дальше всех, тот считался невероятно крут.
– Ты был крут? – спросила Полин.
– А то! Каждый раз! Хах! Да ты идешь рядом с чемпионом района по пакетному катанию на длинные дистанции! – лицо Патрика было столько серьезным, что Зум-Зум не сразу поняла его шутки.
– Что ж, тогда ты должен знать, что ты идешь рядом с чемпионом по выкапыванию самых глубоких снежных пещер! – улыбнулась Зум-Зум.
– Какая честь. – Патрик поджал губы, как поджимают их те, кто хочет что-то сказать, но не может решиться. – Можно взять тебя за руку?
– Для чего? – вздрогнула Зум-Зум.
– Для чего! Для чего! Хочу руку тебе сломать! Неужели не ясно? – заорал на нее Патрик. – научись реагировать нормально на такие слова, в конце концов! Ты ведешь себя так, будто между нами нет ничего. Можно подумать мы с тобой первый день знакомы. Черт!..
– А не пойти ли тебе на хрен? – я тяжелым выдохом сказала Зум-Зум.
– Извини. Извини, пожалуйста! – он потянулся к ее плечу, но не дотронулся. – Он меня бесит! Глен меня бесит! И то, как ты говоришь о нем, эта твоя овечья преданность ему, и эти вздохи… очень трудно притворятся спокойным. Я уже и сам жалею, что затеял этот разговор. С твоих слов выходит, что он сраный ангелочек. Лучше было бы подкараулить его с ребятами за углом и всыпать ему!
– Не вздумай! – строга велела Зум-Зум.
– Вот. Вот об этом я и говорю… Даже после всего, что он сделал и сказал, ты раболепно ему поклоняешься. Я этого не понимаю.
Они прошли немного в молчании.
– Ты не сердись на меня сильно, Патрик. Я тебя предупреждала, еще в тот раз, что девушка я проблемная, что, связавшись со мной ты нахлебаешься до подбородка. – она прочертила большим пальцем черту поперек горла. – И потом дело во мне. Это же очевидно.
– Что ты имеешь ввиду?
– Посмотри на меня. В мои семнадцать я вешу, как бегемот. Я низкая, толстая и некрасивая. У меня есть глаза, я смотрюсь в зеркало. У меня есть уши, и я слышу, что обо мне говорят люди. И не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – такую, как я, полюбить невозможно. – У Зум-Зум предательски задрожал подбородок. – Все твои попытки сблизиться, прогулка или сообщения… Я все еще считаю все это розыгрышем. Ты вроде бы не плохой парень, но я тебе не верю. Самое логичное, что может произойти завтра, так это новое видео, где ты будешь рассказывать, как развел толстуху.
– Что ты несешь?! Полин! – Патрик раскинул руки. – Как мне доказать, что ты не права?
– Ничего не надо. – она отвернулась и вытерла глаза. – Спасибо за прогулку, было интересно. Я пойду, ладно?
Он так тяжело дышал, что пар из его ноздрей вырывался густыми клубами, словно это был не человек, а паровоз, пальцы Патрика то и дело сжимались в кулаки, весь он натянулся, словно часовая пружина.
– Пока. – все, что смог он сейчас сказать.
Для Полин путь до квартиры прошел, будто во сне. Она все перебирала слова Патрика, в памяти урывками мелькали моменты их первой встречи, и это было удивительно, потому как случилось это на свидании с Шеллом, которого она уже толком и не помнила. Сказав сегодня такие слова Патрику, она не соврала ни на миг, Зум-Зум действительно не верила, что нравится ему. Цели его встреч были ей не понятны. Однако, не успев дойти до своей двери, она получила новое сообщение от него. Это была фотография Патрика, катящегося с горки около магазина.
Пока Зум-Зум медленно стягивала с себя черное пальто, ее мать столбом стояла у ее комнаты. И это показалось Полин подозрительным, внимание со стороны родителей она не замечала с того момента, как ее перевели на домашнее обучение. Сара, как ответственный стражник, не спуская глаз с Полин, дождалась, когда ее дочь сядет в кресло, подошла робко, будто ее могли побить.
– Пока ты лежала в больнице, я познакомилась с одной женщиной. – начала мать. – Вышло это совершенно случайно, знай, я этого не планировала. Потом мы даже пару раз встречались на прошлой неделе, и в конце концов, подружились.
Сара протянула Полин визитку.
– Фитнесс тренер? Ты серьезно? – усмехнулась Полин. – Я выпрашивала кроссовки для бега два месяца! Я в долбаных кедах до самого снега ходила! Думаешь из большой любви к тонкой подошве?
– Не кипятись, дочь. – мямлила Сара. – Ты сама все понимаешь.
– Ох, нет, мам. Ни черта я не понимаю. И эта визитка ничего мне не проясняет. Что ты хочешь от меня?
– Она очень хорошая женщина. И такая веселая. Мы говорили о тебе, и решили, что было бы здорово, если бы ты к ней сходила. На счет денег не переживай, я все уладила.
– Ты хочешь сказать, что отец согласен оплатить это? – скривилась Зум-Зум.
– Он ничего не должен знать. – по-заговорщицки прошептала мать.
Полин от удивления перекосило. Странно было думать, что у этой женщины, которая всю жизнь хором пела с мужем одни и те же песни, на старости лет вдруг появились секреты от него. И эта была та самая женщина, которая лучше всех поддакивала, когда речь шла о совершенно ненужной экономии. Полин пристально посмотрела в глаза матери, в них искрился маленький огонек озорства.
– Интрига. – кивнула Полин и спрятала визитку в карман.