До города я доехал на такси, но возвращаться в гостиницу не хотелось и я бесцельно прогуливался по улочкам, залитым ослепительным летним солнцем. Было около полудня, тень совершенно не беспокоила меня. Я зашел в ближайшее бистро, где подавали отменные жареные на гриле овощи и паштеты. Запив это молодым вином, я расплатился и продолжил свой бесцельный путь. "Когда занят чем-то монотонным, всегда легче думается" часто повторяла моя бабка, взбивая масло. В ту пору я был ещё ребенком и смутно представлял, как можно вообще о чем-то думать, когда так сильно болят руки и спина. Поверьте – взбивать масло дело не из легких. Теперь я понимаю, что именно благодаря отвлеченным мыслям, моя бабка не думала ни о спине, ни о руках и ноющая боль притуплялась. Я всё думал и думал – здоров ли я? Все эти чудеса с тенью это лишь мое воображение или я на самом деле теряю рассудок? Насколько мне известно, в нашем роду никто не страдал психическими расстройствами, но мне также известно, что знания эти весьма ограничены и дальше прадедов и прабабок дело не шло. Всё же это усталость и перенесенная лихорадка, не более. Мне очень не повезло и повезло одновременно. С одной стороны меня-таки укусила эта проклятая муха, которая переносит инфекцию, пока я тихонько сидел в засаде, наблюдая за бабочками. С другой стороны, если бы не случайно нашедшие меня местные, я бы умер в этой самой засаде, на чужой земле, не успев насладиться ни прекрасным французским коньяком, ни булочками бриошь, которые печет дочка хозяина кофейни через дорогу, не прогуляться по дивным тихим парижским улочкам каким-нибудь дождливым летним вечером…
Неделю я был без сознания, еще две меня заботливо выхаживали местные знахарки, отпаивая горькими пахучими отварами и неустанно делая примочки на места, где появлялась сыпь. Тело мое в те дни исхудало и стало почти прозрачным, я ощущал невообразимую легкость в нем и тяжесть в голове. Мысли мои путались. Они отчаянно скреблись внутри черепной коробки, будто бабочки в сачке, цепляясь своими крохотными коготками за стены воздушной темницы. Голова была влажная, липкая от пота и непрекращающейся изматывающей жары. Бабочки бились и скреблись отчаянно, хлопали крыльями, в надежде вылететь через любое отверстие, что могли найти, но безрезультатно, они обречены были погибнуть внутри моей головы. Спустя первые семь дней, когда жар сошел, а сознание мое начало проясняться, я понял, что никаких бабочек не было и в помине, что всё это чудилось мне, но как оказалось, галлюцинации мои были столь реальны, а я был так напуган и истощен ими, что местные сделали для меня "волшебную куклу", отгоняющую кошмары.
Помню, как дети перешептывающейся настороженной гурьбой вползли в мою палатку. Я лежал почти без чувств измученный и обезвоженный, но их ясные лица, их сияющие глаза и заговорческий шепот не могли не тронуть мое сердце. Несколько семей обратилось к травницам с просьбой усмирить мою болезнь, и они сделали для меня куклу, а дети попросились ее передать.
Кукла представляла собой маленького, чуть больше ладони, человечка из плотной грубой ткани. Он был гол и единственное, в чем мы с ним были похожи – это красная косыночка на шее, да голубые, вышитые нитками глаза.