Вот и знакомый красный домик у оживлённой дороги. Меня показывают на стойке регистрации и приёма. Как это пугающе знакомо. То ли от испуга, то ли от холода извне, но я снова дрожал, как осинка.
Ждать не пришлось долго. Вышел молодой двуногий в форме, так знакомой мне раньше. Снова пугающий своей атмосферой кабинет. Хозяйка, как обычно, вытаскивает меня на холодный скользкий стол. Затем меня лапают две пары рук. Моё сердце, едва бившее, начинает скакать. Мне мерещится недоброе в действиях незнакомцев в синем. Сначала меня прощупывают, как кулёк с конфетами – мои глаза едва не лезут на лоб. Потом осматривают мой рот, из которого, стыдно признаться, пахнет слишком неприятно. После чего укладывают на живот, Оля держит за передние лапы, и помощница вставляет что-то в попу. Оу, зачем же? Мне и так там постоянно больно. В другом случае, я не оставил бы и живого места за такие издевательства. Только хвост, яростно бивший о стол, прекрасно выражал мои мысли и чувства.
– Потерпи, мой хороший. Надо, доктора должны же знать, что с тобой, чтобы помочь. – Говорит мне Оля, но, думаете, это имело какой-то эффект? Будто меня кто-то когда-то спрашивал, так что от меня ничего не зависело.
Наконец-то мою задницу освобождают от длинной штуки. Услышанное только усилило грусть моих двуногих, но я ж был рад, что во мне не торчат посторонние штуки.
Но это был не конец, как мне хотелось бы; самое худшее случилось потом: меня укладывают уже на бок. Тазовые кости, прикрытые лысеющей шубой, ноют от твёрдой холодной поверхности. Хозяйке приказывают положить руку на мою шею. Ох, будто у меня есть силы оказывать сопротивление…. Но в мою заднюю лапу что-то утыкается так больно, что я рычу и опять бью хвостом о стол. Такое со мной когда-то было у другого врача. Тот только и делал, что колол каждую клеточку моего маленького тела. Ну, я уже рассказывал об этом. Просто к этому нельзя привыкнуть. Такое чувство, что из моей лапы уходит жизнь, оставляя после себя жалкие остатки… Наконец-то они заканчивают меня терзать, и я снова отправляюсь в коробку. Ох и натерпелся я, что и злейшему врагу не пожелаешь.
Я уж было начал радоваться, что мои мытарства закончились, и мы возвращаемся домой. Хоть и на самочувствии это никак не отразилось – как было скверно, так и осталось. Странно, конечно. Но, когда двуногие уселись на диване, меня осенило: видимо, никто не спешит идти со мной домой. Хозяйки стали чего-то ждать. Я привстаю и не понимаю, что происходит. Со мной собираются что-то опять делать? На душе словно мои сородичи нагадили.
– Эй, хозяйка! Я больше не хочу находиться здесь! – кричу я ей, но она шепчет мне, что надо молча посидеть. Я верчусь, а вдруг это сработает? Но нет, меня продолжают увещевать, что мне нужно дождаться каких-то результатов и что меня надо лечить. Лежать, как ни в чём не бывало, я не мог. Казалось, что только сидя я сумею показать Оле, что не нуждаюсь в варварских методах лечения.
Открывается входная дверь с улицы, и на проходе появляется большой чёрный пёс. Ого, даже они попадают к плохому доктору. Как можно было про это забыть! Я смотрю с любопытством на него. Он сидит такой большой и с трудом дышит. Двуногих с собакой приняли не так быстро, как – моих со мной. Через пять минут я потерял интерес к собаке и отвернулся в другую сторону, где шумел холодильник с бутылками, наполненных водой.
Ох, а мне так тяжело, что застываю истуканом. Затем я пытаюсь лечь, но почему-то облегчение не приходит. Я снова встаю и кричу, что хочу уйти отсюда.
И снова та же мольба сидеть спокойно. Помимо этого я слышал от Оли и Гали, что надо потерпеть, что доктора проверяю мои анализы и всё такое. От этого мне было ни холодно ни жарко. Хотя нет, меня опять знобило. От дурного состояния я закрыл глаза и так сидел, опустив слегка голову.
Моё застывшее положение терпит изменение: меня вместе с переноской снимают с колен и ставят на диван возле Гали. Оля, подумав немного, встала и подошла к какой-то штуке, куда я глядел в последний раз. Вскоре в её руке появился стакан с водой.
– Может, водички попьёшь? – спрашивает она с надеждой. Я отдалённо почуяв воду, убираю морду подальше от стакана. Даже вода мне противна.
В итоге Оля сама пьёт эту воду, едва сдерживая свои эмоции. Очевидно, что я своим отказом рушил её надежды на лучшее. Эх, будто я специально так поступаю.
Проходит ещё немного времени. Я сижу, так как не могу лежать. По моему несчастному тельцу проходят лёгкие судороги. Одна за другой. Кажется, дела мои совсем плохи. Я чувствую, что что-то должно произойти ужасное. Двуногие вслух выражают нетерпение: ведь пришлось сидеть целый час в ожидании результатов. И мои муки олицетворяли затянувшееся ожидание. Не только мне было больно, но им, хоть и не физически. Олины слова успокоения влетали в одно ухо и вылетали из другого. Я так устал, но ничего не могу с этим поделать, и то только усиливало мои страдания.
Когда судороги перестали меня терзать, я попытался снова вылезти из коробки. Но черта с два: хозяйка не дремлет. Она снова усаживает меня на место, и тут же нас вызывают. Я в ужасе осознаю, что мне сделают что-то очень нехорошее. Мои крики, должно быть, было слышно в соседних городах.
Двуногие заходят со мной в другую комнату с жалюзями на окне, за которым шумно разъезжали автомобили. Оля с Галей снова уселись на стулья, но уже в ожидании вердикта.
– Мы посмотрели анализы. Всё очень плохо. Он долго не протянет.
Мрачные лица моих двуногих стали ещё серее и унылее. Так выглядит лишение последней надежды. Если Галя просто с печально смотрит в мою сторону, то Оля достаёт меня из переноски и кладёт к себе на колени. Она пытается меня обнять, но рука тянется к лицу, где уже предательски текли слёзы. Я не понял, что именно имел в виду врач, но становилось понятно, что со мной не всё в порядке. Вообще. Оля кое-как схватила меня и прижала к груди, или точнее, к куртке. Она лихорадочно гладила меня по костям, прижимала к лицу, приговаривала:
– Прощай, мой хороший. Прости меня. Мне будет тебя так не хватать….
– Эээ, ты что хочешь сказать? Я останусь здесь и надо мной будут издеваться? Ты не посмеешь! – умоляю я Олю и Галю. Галя же вопреки моим мольбам просто гладит меня по передней лапе. Я ничего не понимаю, и снова судороги…
Потискав меня едва не до хруста костей, Оля усаживает меня на стол. Она делает вид, что слушает доктора, но на деле она смотрела на меня. Руки проходили по моей спине. Мне почему-то перестало быть страшно. Возможно, я просто окончательно устал и поэтому становился морально готов к тем мучительным процедурам. Что ж, я постараюсь с честью перенести их, чтобы снова радоваться жизни. Ждать весны, съедать отбивную, выпрошенную у Оли, смотреть за птицами на балконе, встречать гостей… Наконец-то Оля перестала ёрзать меня. Однако наступила очередь Гали, которая сказала мне: «Пока, дед» и погладила по голове и по лапе.
– Можно я останусь при эвтаназии? – спросила Оля скорее в никуда, на что Галя спросила, что зачем ей это. Та ничего не ответила и направилась к дверям. Я же посеменил к углу столу, поближе к окну. Прилёг и стал провожать взглядом моих двуногих. Ничего, я всё вынесу, чтобы снова вернуться домой здоровым.
Скоро меня взяли и подвинули к другому краю столу. Как всегда, меня уложили на бок, и я для вида порычал в усы. Судороги всё чаще проходили по моих измученным мышцам и органам. Помощница доктора придерживала возле головы. Боже, да сделайте что хотите, всё равно я никому не окажу сопротивление. Я хочу, чтобы мне полегчало и чтобы я мог быть уже дома. В мою заднюю лапу вводят один укол. Жаль, что Оли нет рядом… Вопреки моим прежним заблуждениям, с ней мне было куда спокойнее. Тело немеет. Какая благодать после всех этих мук… Доктор внимательно смотрит в мою морду. Не знаю, что он там высматривает. Затем он снова что-то делает, но я ничего не ощущаю. Зато по моему телу проходит в очередной раз сильная судорога. И мои веки закрываются… Наконец-то я смогу поспать…
Послесловие
"…укор мёртвых – самый страшный укор, потому что от них не дождаться ни прощения,ни сожаления, ни жалости к сотворившему зло кающемуся грешнику. "
(Гавриил Троепольский «Белый Бим Чёрное ухо»)
15 лет и 3 месяца меня сопровождал по жизненным терниям настоящий друг. Усатый, полосатый и хвостатый. В народе и во всех временах считается, что только собаки любят людей без остатка и какой-либо корысти. А значит, они больше котов достойны тех почестей, возлагаемыми на них как в литературе, так и в кино, с чем я не могу полностью согласиться. Кот коту рознь. Моё желание рассказать про друга, ушедшего на радужный мост, это и объясняет.
Шева – не был простым котом во всех значениях этого слова. Он шкодничал, привередничал в еде, не был достаточно игривым, временами настойчиво требовал внимание; ему не хватало каких-то черт характера вроде тяги к ласкам и так далее. Это нормально, нет совсем уж безупречных котов, а они бывают ещё и с разными характерами.
Но у него хватало существенных достоинств: умом не был обделён, давал себя потискать лишний разочек и не изворачивался, всегда был рядом в многочисленные минуты хандры, смешил своими проделками, которых прибавлялось с каждым годом. Продолжать можно до посинения. Хорошее со значительным отрывом перевесило плохое; да и кто идеальный? Люди таковыми не бывают при наличии развитого интеллекта и физических возможностей, но почему тогда с животных требуется больше, чем они могут дать? При всём этом, я смею утверждать, что у меня был кот – само совершенство. Для каждого хозяина свой питомец всегда самый лучший.
Когда Шева появился в моей жизни, за мной числилось довольно чётко озвученное нежелание иметь питомца вообще. Не потому что я испытывала равнодушие к собакам, кошкам и другим животным. Отнюдь, очень даже любила и люблю. Просто в то время я успела пережить неожиданную гибель котёнка, полную ужасных предсмертных страданий. Я ежедневно винила себя, что не уберегла его и даже поспособствовала трагическому финалу. Сколько всего он пожил? Ну, чуть больше трёх месяцев? Считай, не рождался совсем. Мимолётная жизнь в пределах Галактики. Поэтому я не хотела испытывать снова эту боль, с которой будешь до самой смерти или старческого маразма. Душевная боль, в отличие, от физической, практически не пропадает, разве что притупляется со временем. Однако моего мнения никто не спросил, а отказываться от несчастного испуганного котёнка с большими прекрасными глазами я не могла. Что его может ожидать в случае моего отказа? Как хорошее, так и плохое. И я не стала не стала испытывать судьбу и взяла на себя ответственность. Нельзя сказать, что это была любовь с первого взгляда; со мной такое не случается. Всех животных я всегда любила на расстоянии; чай не игрушки, которые лежат себе и собирают пыль. Только и всего. Да и ты не всякому понравишься, мало ли. Но у меня и у него было полно времени, что прикипеть друг к другу. Этот маленький пушистый комочек, полного чудес и забав, сумел быстро в себя влюбить. Он подрастал, а вместе с ним – и моя привязанность. И вот он – взрослый кот – не менее интересный, чем в детстве. К этому времени у меня было достаточно причин его отдать куда подальше, как мне выговаривали после его очередной проделки. Но глядя в эти зелёные глаза, я понимала, что лучше руку свою отдам, чем избавлюсь от него. Некоторые так и решали проблему, но подобный вариант мне всегда казался непростительным кощунством. Я называю подобный шаг предательством.
Впервые я ясно осознала, что могу потерять его во время его внезапного исчезновения во дворе, описанного ранее. Вот он был рядом всего пять минут назад и травку жевал, а тут его нет, хотя далеко никто не отходил. Искала его и у соседки, чья квартира всегда оставалась приоткрытой для собственных и дворовых котов. Затем опять же безуспешные поиски в соседнем дворе, где строился многоэтажный дом. Только третья попытка окончилась благополучно. Судя по невинному выражению морды, Шеве было невдомёк, что он полез в опасное место, где находилась собака. Почему его туда понесло – до сих пор не могу понять. А ведь был и поводок, и всего каких-то несколько минут, едва не обернувшиеся потерей навсегда. Товарищ всегда был сам себе на уме, и в этот раз не изменил себе.
Но худший день наступил через полтора года, с лёгкостью переплюнувший предыдущий. Никаких собак, плохих мальчиков, наезда машин или падений с высоких этажей. Всё очень прозаично – беда показалась в доме, где у кота была пища по его придирчивому вкусу, тепло от меня и батарей, а также любовь со стороны домашних. Это сравнимо с громом среди ясного неба. У него оказались проблемные почки, о чём никто не догадывался. Вы спросите, а почему, собственно, его никто к ветеринару не водил за столько лет? Ну будем честны: люди и ради себя не обращаются к докторам, что уж говорить про питомцев. Кошек он как-то не просил, а так не было других поводов для визита к ветеринарам.
Вдобавок это было время, когда Интернетом пользовался не каждый человек. И мы к небольшому числу счастливчиков не относились. Даже телефоны, навороченные на тот период, и кое-какой выход во Всемирную паутину, не могли обеспечить тем доступом к безмерным кладезям информации. Для меня даже «гуглить» звучало, как какое-нибудь слово из могучего китайского языка; до него оставалось почти пять лет. Была какая-то очень старая книга про котов – страницы едва держались между собой – она тоже не содержала ту информацию, которой можно было бы нас просветить. Поэтому диагноз «Мочекаменная болезнь» одновременно и не говорил ни о чём, и пугал. Сухие корма я практически не давала, потому что в свои десять лет вычитала в журнале, что он приносит лишь один вред, особенно домашним лежебокам. Да и влажными не пичкала на постоянной основе. Так, чисто побаловать изредка. Шева всегда ел натуральную пищу, причём самое вкусное, что не всегда означало полезное. Рыбу, колбасу, сыры, молоко и прочие продукты, которые он настырно выпрашивал у всех. Изредка кот не отказывался от жареного картофеля или кусочка жирных блинов. Получается, что мы только вредили своим невежеством и желанием потакать гастрономическому критику. Только усилиями ветеринарного врача, оплачиваемыми приличными на то время денежными вливаниями, нам удалось вырвать Шеву из того света. Первоначальное предложение усыпить я приняла во штыки. В моей голове не укладывалось: как молодой кот так тяжело заболел и теперь умирает? Три года? Нет, не так: ВСЕГО ТРИ ГОДА? Целый завод по вырабатыванию огромных булыжников? Но мы не сдались. Шева вышел победителем, хоть и держась из последних сил. То было очень удручающее зрелище.