– Мам, я могу сам, – попытался возразить Виктор, но женщина была непреклонна.
– Бросай сумку здесь, потом разберёшь, пойдём на кухню, я поставлю чайник, за чаем мне всё расскажешь. Ты же чай будешь, да? Или спать хочешь, мне тогда кофе сделать?
– Чай, – кивнул с улыбкой Виктор. Он прошёл за матерью на кухню и с устало-расслабленным видом плюхнулся на жалобно поскрипывающий стул, который застонал ещё громче под весом Виктора. Виола захлопотала у плиты.
– Ну, рассказывай, как там в Портсмуте, – попросила она. Виктор не видел её лица, но знал, что она улыбается.
– Дождливо, – сразу сказал Виктор.
– Очень информативно, – усмехнулась Виола. – Дождливее, чем здесь?
Виктор утвердительно хмыкнул.
– Но, возможно, я просто попал в такое время. Может, у них там эти дни была рекордная дождливость. Однако, если не принимать в расчёт это, а брать чисто августовские дни в Брайтоне и дни там, то да, дождливее.
– Допустим. Ещё что скажешь? Были какие-нибудь интересные знакомства?
Парень сразу подумал про Джулию и её ямочки на щеках, когда она улыбалась. Но он не посчитал знакомство с ней достаточно интересным, чтобы рассказывать о девушке маме.
– Нет, не было. Я же там пробыл всего два дня.
– Да, кстати, – вспомнила Виола, отошла от плиты и подала Виктору обшарпанную и облезлую железную кружку. – Осторожно, горячо.
– Ага, – моргнул Виктор и аккуратно принял кружку, наполненную ароматным чаем, из рук матери. Он не обратил внимания на белёсый пар и прижался губами к краю кружки, пытаясь узнать – можно ли уже пить или ещё нет.
– Почему ты так рано? Разве ты не планировал вернуться попозже? Я, конечно, очень рада тому, что ты уже дома, но мне просто интересно.
– Я уже узнал то, что хотел узнать, не было смысла оставаться там на подольше, – объяснил Виктор, сделав первый глоток, но совсем маленький.
– А почему ты не захотел узнать город? Исследовать новое всегда интересно.
– Когда нет зонтика, а дождь двадцать четыре на семь – не очень-то интересно, – заметил Виктор, но тут же осёкся: Джулия предлагала ему зонт, а он отказался. От своей глупости аж затошнило, и он отодвинул от себя кружку с чаем, хоть тот уже и был подходящей для питья температуры.
– А где ты остановился?
– В мотеле.
– Почему не в гостинице?
– Там дорого, я подумал, что деньги мне ещё могут пригодиться для другого.
– Не пригодились? – подсказала Виола.
– Не-а.
– Ладно, тогда в целом расскажи о своих впечатлениях от поездки, и я отстану.
– Можешь не отставать, мне только в радость тебе рассказывать.
– В поездке ты добился того, чего хотел добиться? Помню, ты ехал в Портсмут ради того, чтобы переговорить со своим университетским другом о его работе. Ты переговорил? – спросила Виола, отхлебнув чай из своей чашки.
Виктор вслед за ней сделал большой долгий глоток и почмокал, стараясь как следует распробовать вкус напитка. Парень ответил не сразу: с одной стороны, ему не хотелось лгать… С другой же стороны, ему не хотелось огорчать маму. Хорошенько подумав, он решил солгать, не огорчив, чем огорчить, но сказать правду, тем более что правда может и не выплыть наружу, он ведь попытается разрешить проблему своей безработности.
– Да, переговорил, – медленно произнёс Виктор, будто смакуя свою ложь.
– И каковы успехи? – поинтересовалась Виола, облизнув губы. – Если они вообще есть, – чуть тише добавила она, усмехнувшись. Ах, знала бы, насколько её подкол попал в точку… Но она не узнает. Наверное…
– Есть, конечно, я же не стану тебе врать в таких вещах, – нахмурился Виктор, очень искусно подделав обиду. «Именно в таких и стану», – подумал он, но, естественно, вслух не сказал. – Успехи таковы, что я выяснил, как быстро и просто найти работу. Раньше я этого не знал, – соврал Виктор, но по его виду нельзя было сказать, что он – жалкий лгунишка.
– Сомневаюсь, что тебе это было ранее неизвестно… Уж такая простая вещь, мне кажется, – поморщилась Виола.
– Тебе кажется, – заверил её Виктор, за раз опустошив свою кружку до половины.
– Хорошо, – как-то безразлично сказала женщина, но Виктора не огорчило её равнодушие: он был рад тому, что мама больше не пытается копнуть глубже.
– Теперь ты расскажи. Можешь?
– Что рассказать? – не поняла Виола, закинув ногу на ногу.
– Ну, что происходило в моё отсутствие? Клоуз навещал тебя?
– Ничего не происходило, и слава Богу, – фыркнула Виола, закатив глаза. – Так, Клоуз? – замерла она, прищурившись. – А кто это?
– Тот человек в полицейской форме, который приходил к нам два раза.
– А, тот милый парнишка… Нет, не навещал.
– Слава Богу, – на манер матери сказал Виктор, выдохнув. – И он не милый.
– Я понимаю, что каждый раз он приходил к нам с печальными известиями, но он выглядит хорошим человеком.
– Скажем так, м-м-м… у нас разные понятия о «хорошести», – пошёл на компромисс Виктор, не желая спорить с мамой.
– Пусть так, – довольно кивнула Виола, радуясь тому, что ей не приходится в очередной раз вступать в конфликт с сыном.
Виктор допил свой чай и с коротким звоном поставил пустую кружку на стол.
– Спасибо, было вкусно. Как и всегда, впрочем, – нежно сказал он, встав из-за стола и отряхнув брюки, будто ел печенье, но сделал это скорее по привычке. – Ну, я пошёл тогда в свою комнату, если у тебя не осталось ко мне вопросов, мам?
– Иди, я пока напишу нам список покупок, завтра идём в магазин, – отмахнулась Виола, задумчиво посмотрев на серый в паутине потолок. – Продукты кончились, – объяснила она.
– Без проблем, буду только рад провести с тобой досуг.
Виола с подозрением посмотрела на сына, в её взгляде отчётливо виднелся вопрос.
– Ещë до поездки тебе не нравилось ходить со мной в магазин. Сейчас что случилось?
– Я просто соскучился за эти два дня, – пожал плечами Виктор с кроткой улыбочкой.
Женщина, чуть помолчав и подумав, вскоре кивнула. Виктор кивнул ей в ответ и вышел из кухни в коридор.
Он выуживает из кармана небольшой ключик, который предварительно вытащил из дорожной сумки, и отпирает дверь своей комнаты. Когда Виктор переступает порог, его накрывает волна облегчения: он рад тому, что наконец-то дома, а ещё действительно приятно то, что никто, в том числе мама, не пытался пробраться к нему в комнату в его отсутствие, потому что, как он увидел, всё лежит на своих местах.
Парень закрывает за собой дверь, и усталость в костях словно исчезает, когда он осматривает невероятно знакомую обстановку: всё пахнет пылью и затхлостью, довольно темновато, но можно увидеть, как на столе раскиданы бумаги, белеющие яркими пятнами в этом мраке. Ощущение мягкого ковра под ногами сразу приносит Виктору чувство комфорта, которого ему так не хватало в мотеле с этими открывающимися окнами и стариковскими крошками в каждой тарелке.
Но поездка в Портсмут стала приключением, некой разрядкой, в которой нуждался Виктор. Последнее время ему была явно необходима смена обстановки. И пусть он как следует не изучил Портсмут, не погрузился в его атмосферу и не повстречался с интересными людьми, но он навсегда запомнит Портсмут с его ливнями и лужей крови на кухне Барбары. Впрочем, как бы ему ни приглянулся соседний городишко, сейчас ничего нет лучше объятий собственной комнаты.
Распаковывая вещи, он не улыбается сувенирам, привезённым из Портсмута, потому что их попросту нет. Вместо этого он хмурится мятой одежде, которую теперь придётся гладить утюгом. Он ничего не привёз из Портсмута, кроме воспоминаний.
Опустившись на твёрдый и скрипящий, как и вся мебель в доме, стул, он закрыл глаза и позволил домашнему покою просочиться в его существо. Шум и суета внешнего мира иже с делами, которыми Виктору нужно было в скором времени заняться, отошли на второй план, сменяясь спокойными мыслями и грёзами о том, как сегодня ночью он, наконец, сможет лечь в свою тёплую и родную кровать, как следует зароется в пушистое одеяло и успокоится, отогревая продрогшие ещё с Портсмута косточки.
Это, конечно, всё было замечательно, но на комфортную рутину и долговременную передышку ему не стоило и надеяться. Клоуз его точно не оставит в покое; а ещё и работу нужно срочно подыскивать, потому что, в самом-то деле, на шее матери он всю жизнь сидеть не будет.
Тем не менее, когда он греется в тепле дома, в его сердце поднимается странная волна некой ностальгии. Перед глазами то и дело всплывает лицо Джулии, человека, которого Виктор чаще всего видел за время своего пребывания в Портсмуте. Да, со всеми остальными он не был знаком и не желал познакомиться, но Джулия всегда вызывала у него какие-либо эмоции. Неважно, было то раздражение или заинтересованность, но к ней он никогда не был равнодушен или безразличен, даже если пытался выглядеть холодным и неприступным, словно ледяная глыба. Он не может не задаться вопросом, как она поживает сейчас, так же как и не может в глубине души не надеяться на то, что когда-нибудь их пути снова пересекутся.
Он с усилием отбрасывает от себя мысли о Джулии и пытается насладиться простотой момента, зная, что возвращение домой далеко не означает возвращение к стабильности, которой у него никогда не было. У него нет возможности отдышаться и перекалиброваться. Есть только возможность быстро вдохнуть и ринуться вперёд с ещё большей решительностью.
Теперь, переместившись со стула на кровать и удобно расположившись на ней, Виктор смотрел в потолок и думал о том, что принесёт ему завтрашний день, какие новые горизонты для исследования перед ним откроются и какие вызовы завтра бросит ему судьба. Но он, несомненно, был рад возвращению.
Глава XI
– Нам нужны макароны? – озадаченно спросил Виктор, взмахнув у Виолы перед глазами пачкой макарон.
– Ну да, – задумчиво пробормотала женщина, выхватив у сына продукт. – Да, нужны, – уже громче сказала она, но отдала макароны сыну обратно. – Только подешевле поищи, эти дорогие.
– На этих написано – «из элитных сортов пшеницы», – Виктор указал пальцем на табличку в уголке пачки. – А на тех не написано. Я не хочу есть дерьмо.
– Те макароны не дерьмо, просто у производителя дорогих макарон хватило баблишка на хороший маркетинг, а у производителя дешёвых, соответственно, нет, – мудро объяснила Виола, за Виктора убирая дорогие макароны обратно на пыльноватую полку.
Виктор нахмурился и осмотрел отдел бакалеи.
– Давай хоть раз купим макароны подороже. Чисто попробуем, – неловко предложил он.
– Давай, – согласилась Виола, но не взяла с полки дорогие макароны. – Но на твои деньги, – с этими словами она положила дешёвые в тележку с продуктами и ушла в отдел со специями. Парень вздохнул и поплёлся за ней, толкая тележку вперёд.
– Я не могу найти, – разочарованно сказала женщина, заметавшись между полок.
– Что ты не можешь найти? – спросил Виктор, оперевшись локтями на тележку.
– Да брось ты коляску, лучше помоги мне, – раздражённо пробурчала она.
– Я и хотел, вот только ты не уточнила, с чем именно мне тебе помочь…
– Заткнись и найди мне приправу для курицы.
– У нас есть курица дома? – удивился Виктор, взглядом пробежавшись по пакетикам с разнообразными специями.
Во время своего конфликта они не заметили, как к ним подошли люди.
– Здравствуйте, – раздался спокойный и до боли знакомый голос. Виктор рефлекторно поморщился. Он медленно обернулся, и внутри у него всё сжалось от омерзения и ненависти к этому человеку. – Национальный отдел по борьбе с преступностью, – Клоуз протянул своё удостоверение и коротко улыбнулся. Его, кажется, коллега, стоял чуть поодаль от него самого.
Виктор ничего не ответил, но сейчас у него было огромное желание задушить этого идиота голыми руками.
– Вы… снова… – прошептала Виола, переводя взгляд с Виктора на Клоуза и обратно. – Но как же…
– Добрый день, мэм, – кивнул Клоуз. – Прошу прощения, что прерываю вас, мне сейчас очень неловко, правда, но вам придётся поехать со мной в участок.
– В участок? – громко, с какими-то визгливыми полуоттенками переспросила Виола, едва ли не роняя пакетик приправы из рук. – Мне?!
– Да, и Вам, и Вашему сыну, – почти виновато улыбнулся Клоуз. – Прошу прощения ещё раз.
«Этот грёбаный сукин сын просто издевается! – взорвался Виктор. – Ещё и так, дьявол, себя ведёт! Будто специально максимально вежлив сейчас, чтобы взбесить меня!»
«Может, на то и расчёт, – отозвался голос в голове. – Может, хочет вывести тебя на эмоции и проверить твою реакцию. Об этом ты не задумывался?»
«Задумывался, конечно, – продолжал злиться Виктор. – Только слишком умело он это делает».
«Ну, вот. Значит, если ты бесишься, всё получилось. Главное, не дай ему понять, что ты злишься. Это может против тебя же и обернуться, – посоветовал голос.
«Интересно, каким же образом?»
«Скажет, мол, убийцы в большинстве своём эмоциональны и импульсивны, оттого, мистер Элфорд, это заставляет всех продолжать сомневаться в Вашей невиновности. Не знаешь, что ли, как он это скажет? Если не знаешь, то так и скажет, вот увидишь».
«Не хочу это видеть».
«Тогда веди себя невозмутимо, а не как маленькая истеричка».
Виола нервно посмотрела на сына, но на лице Виктора не дрогнул ни один мускул.
– Да, конечно, сейчас поедем, без проблем, – произнёс Элфорд, улыбнувшись краешком рта. – Мне скрывать нечего, как и моей матери, мы законопослушные граждане своей страны, так что, конечно, если понадобится, мы сделаем всё для того, чтобы настоящий убийца был пойман, а ни в чём не виноватых людей оставили в покое. Поехали, мама.
«Вот это ты даёшь, – восхитился голос. – Замечательно, но слегка перегнул».
«Даю, – с гордостью подумал Виктор. – Ладно, в следующий раз буду более спокойно реагировать на такое».
«Ага, того гляди привыкнешь к этому Клоузу, будет он тебе как старший брат».
«Не дай Бог, – испугался Виктор, подумав голосом мамы. – Не надо мне такого».
Голос звонко рассмеялся.
– А продукты? – не поняла Виола, вскинув брови. – Нам закупаться надо, какие участки…
«А вот сейчас Клоуз должен заподозрить её, потому что она не хочет ехать в участок», – подсказал голос в голове Виктора.
«Пустяки, так каждая вторая покупательница в магазине сказала бы».
«Ну-ну, утешай себя, давай».
– В случае хороших показаний, после того как мы закончим вас допрашивать, я оплачу вам проезд до магазина, – пообещал Клоуз.
– Что значит – «в случае хороших показаний»? – сразу уточнила Виола, за что Виктор был ей очень благодарен.
– Ну… – Клоуз замялся. Видимо, он изначально не продумывал диалог так далеко и даже не подозревал, что у него могут это спросить.
– Я рад, что ты спросила это, мам, – поддержал её Виктор, скрестив руки на груди.
Он отчаянно пытался примерить на себя роль хорошего сына, да и просто прекрасного человека. Пока что выходило довольно неплохо.
– «В случае хороших показаний» – это значит, что если ваши ответы нас удовлетворят, а информация, которую вы предоставите, будет полной, – впервые заговорил человек позади Клоуза. Его голос, в отличие от голоса напарника, был противный и скрипучий, прямо как петли дверей в доме Элфордов.
– Хотелось бы поточнее, – заметил Виктор.
– В любом случае сейчас вы едете с нами, – заявил напарник Клоуза.
– Или добровольно… – начал сам Клоуз, но закончили уже за него:
– Или в наручниках в полицейской машине.
«Вот это ты попал, – поражённо шепнул голос. – Кажется, ты в полной заднице, дружище».
«Без „кажется“», – ответил Виктор. Он осторожно взял у мамы из рук приправу и положил её обратно на полку.
– Пошли, мам, – негромко сказал он, взяв женщину под локоть и увлекая за собой к выходу из магазина. За ними, не отставая ни на шаг, шли двое полицейских, и за этим, конечно же, с удивлением наблюдал весь супермаркет. Виктор же старался не обращать на это внимания; и так было неудобно из-за того, что ему в спину дышал Клоуз и прожигал затылок взглядом.
«Ничего, закончится вся эта суматоха, и я лично Клоуза прирежу. Ему это просто так с рук не сойдёт», – пообещал себе Виктор.
«Он лишь выполняет свою работу, – прокомментировал голос. – Клоуз не виноват в том, что ты убиваешь людей и умудряешься попадаться».
«Он не Клоуз».
«А кто?»
«Клоун».
«Клоун здесь ты, потому как шутишь в неподходящее время».
«А тебе вообще говорить права не давали».
«А я говорю тогда, когда хочу», – рассмеялся голос и растворился в пространстве мыслей.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – мягко сказал Клоуз, жестом руки указав на ряд сидений в полицейском участке. Его фраза хоть и звучала как просьба, но, очевидно, это приказ; ослушаться нельзя, об этом не могло быть и речи.
Виктор молча сел, увлекая за собой Виолу. Всю дорогу они молчали, не говоря друг с другом. Лишь изредка парень гладил мать по тыльной стороне ладони, словно пытаясь безмолвно успокоить, но Виола – по ней было прекрасно видно – сидела как на иголках. Ехали они на автобусе, потому что ни у Виктора, ни у Виолы не было желания ни одной лишней минуты провести с полицейскими.
– Сейчас мы подождём, и либо Вы, мистер Элфорд, либо Вы, мэм, зайдёте со мной в камеру допросов, – произнёс Клоуз. Рядом с ним не было его более жёсткого напарника, это радовало – в его отсутствие Виктор чувствовал себя поспокойнее.
Виктор смочил рот слюной и прочистил горло перед следующей фразой:
– У меня два вопроса.
– Да? – вежливо отозвался Клоуз.
– Чего мы ждём и почему в камеру допроса нельзя зайти одновременно и мне, и моей матери?
– Хорошо, что Вы спросили, – улыбнулся Клоуз. Сейчас он до смерти напоминал Джулию, теперь в глазах Виктора эта девушка была ещё противнее, потому что имела сходство с Клоузом. Виктор ругал себя и за то, что ещё больше невзлюбил Джулию из-за её манеры общения, похожую на манеру общения Клоуза, и за то, что не заметил этой схожести раньше. Вскоре Виктор принял решение и вовсе не думать об этом, иначе он так изведёт себя раньше времени, а все его нервы и силы, как он считал, и так скоро потратятся при допросе, потому что придётся постоянно лгать, при том что это дело он не особо любил, а склонность к вранью в других людях и того ненавидел и даже открыто презирал. – Мы ждём, когда в комнате допросов всё подготовят. Это ответ на первый вопрос, а ответом на второй вопрос является то, что это лишь вынужденная мера, вот и всё.
– Вынужденная мера? – заподозрив что-то, переспросил Виктор, с прищуром посмотрев на Клоуза, а тот, кажется, слегка растерялся.
– Да, – коротко ответил полицейский, едва заметно пожав плечами.
– Эта «вынужденная мера» прописана в законе? – приподнял одну бровь Виктор. Он уже заранее знал, что ответ будет отрицательный.
Клоуз замялся. Так всегда смешно выглядело, когда он не мог найти нужных слов: его взгляд скользил по всему, что его окружало; он поджимал губы и теребил рукава. Виктор едва сдержался от ехидной улыбки.
– Нет, не прописана. Но так необходимо поступать, – объяснил Клоуз, стараясь придать голосу как можно больше твёрдости.
– А какое право вы имеете вынуждать нас поступать каким-либо образом при том, что нигде не написано, что так необходимо делать? – Виктор показно усмехнулся.
Клоуз не успел что-либо ответить, потому что какая-то дверь дальше по коридору приоткрылась, и из щели высунулась голова мужчины, внешность которого Виктор ещё не успел как следует проанализировать.
– Всё готово, сэр, – сообщил мужчина. – Можем начинать опрос.
– Отлично, – кивнул ему Клоуз. После этого тот мужчина убрал голову из проёма, и человека перестало быть видно. – Пройдёмте, мистер Элфорд, – позвал Клоуз насупившегося Виктора, небрежным жестом указав в сторону двери, которая находилась в конце коридора.
Виктор без желания встал с металлического холодного стула и отряхнулся. Он всегда отряхивался, когда нервничал, хорошо, что Клоуз ещё это не приметил.
«Ты нервничаешь», – сказал голос. Если бы голос принадлежал реальному человеку, то без труда в его тоне можно было бы распознать улыбку.
Виктор и распознал в голосе улыбку, вот только не видел улыбки по той простой причине, что обладателя улыбки тоже не существовало.
«Ещё бы тут не нервничать. Меня в любой момент раскусить могут, я ведь не знаю их методов и не могу предугадать, на какой вопрос как нужно отвечать. Вдруг ляпну что попало, и что тогда? Небо в клетку? Я так не хочу».
«А не надо было убивать», – поддел голос.
«Заткнись, будут меня ещё всякие несуществующие сущности уму да разуму учить».
«Словами играешь, да? Значит, всё не так уж плохо», – решил голос, не обращая внимания на грубости.
«Я приказал тебе заткнуться».
«В следующий раз как-нибудь умудрись приказать себе не кидаться на людей с ножом, ладно?»
«Ты ведь знаешь, что это не просто люди. Каждая моя жертва причинила мне вред в прошлом. И немалый вред, хочу заметить. За малый я бы не убивал».
«Тебя Клоуз ждёт, ты слишком отвлёкся на меня», – подсказал голос.
«Это ты меня отвлёк, падла», – разозлился Виктор, но голос уже перестал слушать его и отвечать.
– С Вами всё в порядке? – поинтересовался Клоуз, пытаясь изобразить на лице беспокойство.
– Всё хорошо, – нелепо отмазался Виктор и, оставив полицейского позади, направился к двери.
Зайдя в комнату, он, даже не оглядываясь, сел на первый стул, который увидел, одновременно глубоко вздыхая. Стул был такой же, как в коридоре, только в коридоре сиделось лучше, а ещё рядом была мать.
«Шоу начинается», – подумал Виктор.
«Прояви весь свой актёрский талант и как следует вживись в роль невинного и ничего не понимающего. Чем лучше вживёшься, тем искреннее получится врать», – он старался себя как-то успокоить, потому что больше никто его успокоить не пытался. Даже родная мать не разговаривала с ним: она сама выглядела как человек, которого нужно успокоить.
Послышался голос Клоуза:
– Мистер Барлоу, подойдите, пожалуйста, – попросил он.
– Иду, – отозвался этот самый Барлоу и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Виктор стиснул зубы.
Он сидел в тускло освещённой комнате, его сердце колотилось в груди поначалу медленно, но с каждой минутой всё быстрее, словно выстукивая определённый марш. На лбу Виктора выступили капли пота, ладони стали влажными от беспокойства. Его заставили приехать для допроса, не обращая внимания на тот факт, что если он и есть этот хладнокровный убийца, то все они в опасности. Но он просто не хочет расстраивать маму, потому как знает, что она очень разочаруется, узнав, что убийца – он.
«Каждая мать хочет себе нормального сына, а не сына-серийного убийцу. Да вообще такое себе – разговаривать с маньяком или видеть маньяка на расстоянии вытянутой руки. Мало кому это понравится… На любителя, в общем», – размышлял он, пытаясь отвлечь себя от мрачных мыслей плоскими шуточками, но успокаиваться выходило довольно скверно.
Пока он ждал возвращения Клоуза и Барлоу, мысли со скоростью света проносились в его голове, смешивая страх, капельку вины и извращённое чувство некого удовлетворения. С каждой секундой ему всё больше казалось, что попасть однажды за свои преступления в полицейский участок на допрос – была одна из его целей. Странная такая, опасноватая, но цель. Когда на него накатывал страх, и он размышлял о хрупкости жизни, Виктор чувствовал, как тяжесть его тёмных деяний давила на него, иногда незаметно, а иногда очень даже. Голые стены комнаты, казалось, сомкнулись, удушая его, и тогда Виктор на мгновение почувствовал себя жертвой, захлёбывающейся в собственной крови.
Картинки воспоминаний мельтешили перед глазами, преследуя своим мерцанием. Лица людей, которых он безжалостно уничтожил, вспыхнули в его сознании, и каждое из этих лиц служило напоминанием о тьме, что была сокрыта в Викторе. Он был озабочен тревожной двойственностью: запах и вид крови отталкивали его и одновременно опьяняли, его приятно поражала собственная способность лишать людей жизни, но и пугала настолько, что хотелось об этом забыть, как о кошмарном сне.
Часть Виктора упивалась властью, которой он обладал, решая судьбы людей, наслаждалась острым ощущением контроля и приливом адреналина, который выбрасывался в кровь каждое убийство. Ему нравилась мысль о том, что он выше, неприкасаем, но при этом затерялся в толпе людей, и каждый прохожий не подозревал, что на руках Виктора кровь, которую теперь никогда не смоешь… Но вторая часть Виктора, более тихая и совестливая, нашёптывала об обязательном раскаянии и заставляла чувствовать гложущую пустоту внутри, как при сильном голоде, только в левой части груди, а не в животе.
Ужас перед возможным разоблачением всё ощутимее вгрызался в Виктора изнутри, словно безжалостный хищник, до схватки долго преследуя свою жертву, а вскоре добычу. Элфорд часто задавался вопросом: мог ли Клоуз увидеть его сущность сквозь тщательно созданное самим Виктором прикрытие? Мог ли он каким-либо образом почувствовать монстра, который скрывался под обычной человеческой внешностью? Каждый раз при встрече Виктор искал в глазах полицейского признак подозрения, анализируя все его слова и жесты, страшась момента, когда сплетённая паутина обмана порвётся.
Непонятное желание признания внезапно охватило его, и тогда он почувствовал стремление раскрыть своё истинное «я», поделиться темнотой и жаждой мести, с которыми он существовал бок о бок. И всё же он знал, что быть пойманным означало бы конец его игры, конец его свободы. Поэтому он цеплялся за свою тайну, лелея, как заветную собственность, и оберегая от мира, который никогда не сможет понять глубины его порочности.
Когда Клоуз и Барлоу зашли в комнату, сердце Виктора забилось быстрее. Он продолжал сохранять видимость невинности, но внутри у него всё жгло адским пламенем.
«Отвечай на вопросы с лёгкостью, не думай слишком много, работай мозгом быстро и придумывай ложь поискуснее», – заговорил голос впервые с тех пор, как Виктор очутился в камере допроса.
«Я и так это знаю», – мрачно ответил Виктор.
«Умница», – саркастично похвалил голос, похлопав в невидимые ладоши.
«Заткнись».
«А ты всё такой же грубиян, я смотрю. Я к тебе с добром, а ты… Впрочем, не буду тебе мешать, у тебя и так всё не слишком хорошо», – пропел голос и замолчал.
Каждое мгновение, проведённое в присутствии следователей, будет испытанием, азартной игрой с высокими ставками, даже слишком высокими.
Мысли Виктора продолжали беспорядочно крутиться в голове, создавая хаотичный водоворот противоречивых эмоций. Страх, вина и удовлетворение создавали паранойю, ведя войну в Викторе, и каждое чувство боролось за доминирование.
Но сейчас, в полицейском участке, ему было необходимо играть роль невинного человека, оказавшегося под подозрением по чистой случайности, надёжно скрывая свою тайну. И во время допроса, его мысли, как убийцы, должны оставаться тёмным лабиринтом, в котором мог ориентироваться только он, Виктор.
Зайдя в камеру допроса, Клоуз закрыл за собой и Барлоу дверь, а потом сел на стул напротив Виктора. Теперь их разделял лишь небольшой столик. Барлоу же встал позади Клоуза, чуть поодаль, но отвёл от Виктора взгляд, в отличие от своего напарника.
– Мистер Элфорд, обещаете ли Вы говорить лишь правду и ничего, кроме правды? – глухо спросил Клоуз, спокойно посмотрев в глаза допрашиваемого.
– А это что, уже суд? – не без сарказма поинтересовался Виктор, скрестив руки на груди.
– Нет, но… – хотел возразить Клоуз, но Виктор его перебил:
– Тогда почему сразу такие требования?
Клоуз нахмурился и сурово взглянул на Виктора.
– Потому что на допросе нам не нужна неправда. Мы не хотим наказывать человека, который не имеет никакого отношения к убийствам. Надеюсь, Вы это понимаете.
Виктор промолчал, скислив лицо.
– Ответьте, пожалуйста, на вопрос, – повторил просьбу Клоуз.
– Я сам по себе честный человек, конечно, я не буду лгать в таких вещах, – бесстрастно сказал Виктор, пожав плечами.
– Отлично, – коротко улыбнулся Клоуз. – Тогда мы начинаем, – он обернулся к напарнику и кивнул ему. Тот вытащил из кармана диктофон и нажал на кнопку сбоку.
Виктор неодобрительно смерил Барлоу взглядом, но тут же опомнился и сделал приветливое, спокойное лицо.
«Да, ты тут не шибко-то. Помни, что тебе нужно выглядеть хорошим, очень хорошим. Настолько, я повторяю, хорошим, чтобы никто даже представить не мог, что ты кого-то в жизни можешь убить», – напомнил голос. У Виктора уже не было сил злиться, поэтому он проигнорировал гадкого советчика.
– Сколько Вам лет, Виктор?
– Я думал, Вы и так это знаете… – недоумённо пробормотал Виктор.
Клоуз не ответил, только сдвинул брови.
– Двадцать три мне.
– Хорошо. Чем Вы увлекаетесь?
Виктор пожал плечами и обвёл глазами серое пространство комнаты.
– Ничем особо. Но мне нравится помогать людям, путешествовать и ухаживать за растениями моей матери.
Клоуз кивнул.
– Значит, путешествия и садоводство. Допустим. В каком заведении учитесь или уже отучились?
– Отучился.
– Где?
– В Лондонской школе экономики и политических наук.
– В этом году окончили обучение?
– Да.
– Как окончили? Хорошо?
– Очень даже.
– Рад за Вас.
«Странные вопросы, конечно», – подумал Виктор, начиная сомневаться в том, что этот опрос поможет им хоть что-то выяснить с таким-то подходом.
«Не очень странные, если так разобраться, – ответил голос. – Они определяют твой круг общения и твоих знакомых. Только что, к примеру, они определили, что тот чувак и тот второй чувак были твоими близкими знакомыми, а именно одногруппником и преподавателем».
«Клоуз и так это знал».
«А, точно. Ну, вот этот Барлоу, может, и не знал. Или они просто проверяют тебя. Кто знает, кто знает…»
Виктор проигнорировал это.
– Работаете уже?
– Ещё нет, пока не устроился.
– Ну, устроитесь ещё, не переживайте.
Элфорд в ответ на эту вежливость просто кивнул.
– Какие у Вас были отношения с Томасом?
– Признаться, мы с ним не дружили особо, но и не враждовали. Мы были хорошими знакомыми, часто пересекались. Наши с ним отношения нельзя было назвать совершенно положительными или совершенно отрицательными. Мы старались держать нейтралитет.
– Кто это может подтвердить?
– Моя мама.
– Она была в Лондоне во время Вашей учёбы? – не понял Клоуз.
– Нет, но я ей постоянно всё рассказывал.
– Хорошо, кто-нибудь ещё может подтвердить?
– Все учителя, наши одногруппники.
– Как Вы сами относитесь к Томасу, что думаете про него?
– «Относитесь», – с грустью повторил Виктор. – Если бы я сейчас мог к нему как-то относиться…
– Прошу прощения, тогда переформулирую вопрос, – извинился Клоуз, опустив взгляд. – Как Вы к нему относились?
– Очень хорошо. Мне он всегда нравился как человек. У Томаса прекрасный характер, чудесный внутренний мир. Он был невероятно дружелюбным и открытым.
– Спасибо, достаточно, – вежливо остановил Виктора Клоуз. – Мы уже поняли, что Вы довольно хорошо отзываетесь o Томасе и сожалеете о его смерти.
«Действительно, – подтвердил голос в голове у Виктора. – А то переигрываешь».