«He сердись на ветер жгучий…»
He сердись на ветер жгучий,
Что средь каменных громад
Он забыл простор могучий
И разносит дым и чад;
Что от выси лучезарной
Он, склонив полет живой,
Дышит тягостью угарной
Раскаленной мостовой.
Взмах один воскрылий сонных -
И открыт забытый след.
Снова листьев благовонных
Потревожит он расцвет.
Заиграется на воле
С белым облаком вдали -
И всколышет в дальнем поле
Позлащенные стебли.
1898–1900
«Восходит месяц златорогий…»
Восходит месяц златорогий -
И свет холодный, но живой,
Скользит над пыльною дорогой,
Над побелевшею листвой.
Колосья клонятся дремливо.
О сон! – желанный мир пролей,
Слети, как радостное диво,
На ширь взволнованных полей.
Обвей прощеньем и забвеньем
Мои отравленные дни,-
И благодатным дуновеньем
Ресниц воскрылия сомкни.
1898–1900
НАСТУРЦИИ
Песня без слов
Розоватым пламенем зари
Засветился серебристый вал.
Спишь ли ты, единственный? – Смотри,
Как на море ветер заиграл.
Как цветы настурций, будто сон,
Обвили стеклянный мой балкон,
Чтоб качаться тихо, и висеть,
И сплетаться в огненную сеть.
Я смотрю сквозь зелень их листов
На свободу ветра и волны.
И поется песнь моя без слов,
И роятся сказочные сны.
И мечты нездешней красоты
Обвивают душу, как цветы,
Как цветы из крови и огня,
Как виденья царственного дня.
1898–1900
НЕРЕИДА
Ты – пленница жизни, подвластная,
А я – нереида свободная;
До пояса – женщина страстная,
По пояс – дельфина холодная.
Любуясь на шири раздольные,
Вздымаю вспененные волны я,
Желанья дразню недовольные,
Даю наслажденья неполные.
И песней моей истомленные,
В исканьях забвения нового,
Пловцы погибают влюбленные
На дне океана лилового.
Тебе – упоение страстное,
Мне – холод и влага подводная.
Ты – пленница жизни, подвластная,
А я – нереида свободная.
1898–1900
АНГЕЛ НОЧИ
Мне не надо наслаждений
Мимолетной суеты.
Я живу среди видений
Очарованной мечты.
Только ангел темной ночи
Свеет к ложу моему,-
Я замру, вперяя очи
В неразгаданную тьму.
И с тоской неутолимой
В полусонной тишине
Кто-то близкий и любимый
Наклоняется ко мне.
Я шепчу ему с тревогой:
– Сгинь, ночное колдовство!
Ангел ночи, ангел строгий,
Бдит у ложа моего.
Но в смущении бессилья
Чистый ангел мой поник,
И трепещущие крылья
Закрывают бледный лик.
1898–1900
ЭЛЕГИЯ
Свершится. Замолкнут надежды.
Развеется ужас и страх.
Мои отягченные вежды
Сомкнутся в предсмертных мечтах.
Быть может, в гробу мне приснится -
Кто будет склоняться над ним;
Кто будет рыдать и молиться
Над трупом холодным моим.
Но дух мой, дорогою ближней,
Поднимется в дальнюю высь,
Где сонмы неведомых жизней
В созвездиях вечных сплелись.
1898–1900
ПАМЯТИ ПУШКИНА
В счастливый майский день – над детской
колыбелью -
В венке лавровом, с полевой свирелью,
Склонилась фея, светлая, как сон,
И молвила: "Дитя, несу тебе я звон
Весенних ландышей и ветра вздох шуршащий,
Раздавшийся в лесу над пробужденной чащей;
Улыбку алых зорь, что в небе разлита,
Весь трепет ясных звезд, все радуги цвета,
И слезы, и восторг, и ропот дальней бури,
Всю музыку ручьев, всю глубину лазури,
И все, что создает свободная мечта!"
Сказала – и, свирель вложив в персты ребенка,
Исчезла, как туман. – И птицы ей вослед
Защебетали радостно и звонко.
Ребенок спал – и видел яркий свет.
Из золота зари и пурпура заката
Горячие лучи сверкали и росли,
И вызывали жизнь из черных недр земли;
И розы, полные живого аромата,
Торжественно и гордо расцвели.
В лучах горячих царственного света
Раскрылись пышно майские цветы -
В бессмертии могучего расцвета
Невянущей и вечной красоты.
ЖЕЛТЫЙ ИРИС
Как хорош, как пригож мой развесистый сад,
Где узорные сосны недвижно стоят.
Весь пропитан смолой их лесной аромат.
Как хорош, как пригож мой запущенный сад.
Я устала смотреть, как струится поток,
Как глядится в него одинокий цветок.
Желтый венчик его, будто шлем золотой,
Блещет в сумраке грез непокорной мечтой.
Я пошла на лужайку, где ныла пчела,
Где разросся жасмин и сирень отжила,
Где рассыпала жимолость розовый цвет,
Где жужжанье и свет, где молчания нет.
Я бродила в тени, под навесом ветвей,
Где прохлада и тишь, где мечтанья живей,
Где на мшистой траве, и бледна, и чиста,
Белых лилий сплелась молодая чета.
Я искала огня – и наскучил мне зной,
Но томилась душа в полутени больной.
О, как грустно одной в этой чаще глухой,
Где назойлива жизнь и неведом покой!
И вернулась я вновь в мой забытый приют,
Где сказания, как волны, плывут и поют,
Где, журча до камням, так певуч, так глубок,
О прошедшем звенит говорливый поток.
И дремлю я, и внемлю. И грезится мне
О далеких веках, о забытой стране.
И на тонком стебле тихо клонится вниз
Символ рыцарских дней – благородный ирис.
1898–1900
ВАЛЬС
1
В сиянии огней
Блестящий длился бал.
Все тише, все нежней
Старинный вальс играл.
В кругу нарядных пар
Плыву я сквозь туман.
Гирляндой ненюфар
Обвит мой тонкий стан.
Болотная трава
Скрывает мрамор плеч,
Условна и мертва
Моя пустая речь.
Чужой руки едва
Касается рука,
Ответные слова
Звучат издалека.
2
Этот вальс мне напомнил сгорающий день,
Золотисто-румяный закат.
На террасе акаций подвижную тень,
Майских девственных роз аромат.
В дымке алой, с весенним цветком на груди,
Я смотрю в беспредельную даль.
– Где ты, радостный мой? – я твержу. -
Погляди
На мою молодую печаль!
Но была я чиста и, как снег, холодна,
И свободна, как ветер степной
Никого не любя, я томилась одна
Отчего же ты не был со мной?
3
От пламени огней
Устало никнет взор,
Чело теснит больней
Опаловый убор.
Затоптан мой наряд
В толпе безумных пар.
Увядшие висят
Гирлянды ненюфар.
В чужой руке мертва
Забытая рука,
Обычные слова
Звучат издалека.
И в пестрой суете
Померк блестящий бал.
О девственной мечте
Старинный вальс рыдал.
1898–1900
«Отравлена жаркими снами…»
Отравлена жаркими снами
Аллея, где дремлют жасмины.
Там пчелы, виясь над цветами,
Гудят, как струна мандолины.
И белые венчики смяты,
Сгибаясь под гнетом пчелиным,
И млеют, и льют ароматы,
И внемлют лесным мандолинам.
1898–1900
«Я хочу умереть молодой…»
Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком;
Золотой закатиться звездой,
Облететь неувядшим цветком.
Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем.
Я хочу умереть молодой.
Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет нескошенный дрок.
Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли.
Я хочу умереть молодой.
Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет.
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.
Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца.
Я хочу умереть молодой.
1898–1900
ГИМН РАЗЛУЧЕННЫМ
В огне зари – и ночью лунной,
И в тусклом сумраке ненастья,
Под ропот арфы златострунной
Я долго плакала о счастии.
Но скрытых мук все крепли звуки
В мольбе, к забвенью призывающей.
О истомленные в разлуке,
Поймите мой напев рыдающий!
Как тяжело мое изгнанье,
Как пуст мой замок заколдованный!
Блажен, кто верит в миг свиданья
Душой, к блаженству уготованной.
Бледнеет день, сгорев напрасно.
О молодость, мое страдание!
Безумна ты, но ты прекрасна
В самом безумье ожидания.
В немую даль смотрю я жадно;
Колосья нив заглохли в тернии,
И круг земли так безотрадно
Ухолит в небеса вечепние
Плывет туман. Змеятся реки.
Пылится путь, бесследно тающий.
О разлученные навеки,
Для вас пою мой гимн рыдающий!
Остановись! – Ты быстротечна,
О жизнь моя, мое страдание!
Блажен, блажен, кто верит вечно,
Пред кем бессильно ожидание.
Но ты далек, мой светлый гений,
Мой луч, мой ясный, мой единственный!
Оставлен храм – и нет курений,
И стынет жертвенник таинственный.
Угас мой день в лиловой дали,
Свернулся мак. Измяты лилии.
О, пойте гимн моей печали,
Вы – изнемогшие в бессилии!
1898–1900
«Белая нимфа – под вербой печальной…»
Белая нимфа – под вербой печальной -
Смотрит в заросший кувшинками пруд.
Слышишь?… повеяло музыкой дальней…
Это фиалки цветут.
Вечер подходит. Еще ароматней
Будет дышать молодая трава.
Веришь?… Но трепет молчанья понятней
Там, где бессильны слова.
1898–1900
«Власти грез отдана…»
Власти грез отдана,
Затуманена снами,
Жизнь скользит, как волна
За другими волнами.
Дальний путь одинок
В океане широком
Я кружусь, как цветок,
Занесенный потоком.
Близко ль берег родной,
Не узнаю вовеки,
В край плыву я иной,
Где сливаются реки.
И зачем одинок
Путь на море широком -
Не ответит цветок,
Занесенный потоком
1898–1900
«Поля, закатом позлащенные…»
Поля, закатом позлащенные,
Уходят в розовую даль.
В мои мечты неизреченные
Вплелась вечерняя печаль.
Я вижу, там, за гранью радостной,
Где краски дня сбегают прочь,
На вечер ясный, вечер благостный
Глядит тоскующая ночь.
Но в жизни тусклой и незначащей
Бывают царственные сны.
Они к страдающей и плачущей
Слетят с воздушной вышины.
Нашепчут райские сказания
Ветвям акаций и берез
И выпьют в медленном лобзании
Росу невыплаканных слез.
1898–1900
«Горячий день не в силах изнемочь…»
Горячий день не в силах изнемочь.
Но близится торжественная ночь
И стелет мрак в вечерней тишине.
Люби меня в твоем грядущем сне.
Я верю, есть таинственная связь,-
Она из грез бессмертия сплелась,
Сплелась меж нами в огненную нить
Из вечных слов: страдать, жалеть, любить.
Еще не всплыл на небо лунный щит,
Еще за лесом облако горит,
Но веет ночь. – О, вспомни обо мне!
Люби меня в твоем грядущем сне.
1898–1900
«Светлое царство бессмертной идиллии…»
Светлое царство бессмертной идиллии,
Лавров и мирт зеленеющий лес.
Белые розы и белые лилии
В отблеске алом зажженных небес.
Кто это входит походкой медлительной?
Веспер играет над бледным челом.
Долог и труден был путь утомительный,
Вспомнишь ли здесь о скитанье былом?
Кто ты, несущий печать откровения,
Близкий и чуждый всегда для меня?
Вечер иль сон? Или призрак забвения,
Светлая тень отходящего дня?
В черной одежде – колючие тернии,
Лик твой измучен и голос твой тих.
Грустно огни отразились вечерние
В мраке очей утомленных твоих.
Странник, останься. Забудь о скитании.
Вечную жажду навек утоли.
Арфы незримой растет трепетание,
Море и небо сомкнулись вдали.
Падают руки в блаженном бессилии,
Сладкое душу томит забытье.
Розы и лилии, розы и лилии,
Млея, смешали дыханье свое.
1898–1900
ОСЕННИЙ ЗАКАТ
О свет прощальный, о свет прекрасный,
Зажженный в высях пустыни снежной,
Ты греешь душу мечтой напрасной,
Тоской тревожной, печалью нежной.
Тобой цветятся поля эфира,
Где пышут маки небесных кущей.
В тебе слиянье огня и мира,
В тебе молчанье зимы грядущей.
Вверяясь ночи, ты тихо дремлешь
В тумане алом, в дали неясной.
Молитвам детским устало внемлешь,-
О свет прощальный, о свет прекрасный.
1898–1900
ЦВЕТЫ БЕССМЕРТИЯ
В бессмертном царстве красоты,
Где вечно дышит утро раннее,
Взрастают белые цветы,-
Их нет прекрасней и желаннее.
Два грифа клад свой сторожат,
Как древо жизни и познания.
И недоступен тайный сад,
И позабыты заклинания.
Но чьи мечты как снег чисты,
Тот переступит круг таинственный.
Там буду я. Там будешь ты,
О мой любимый, мой единственный!
Тебе, отмеченный судьбой,
Цветы, бессмертием взращенные.
И грифы лягут пред тобой,
У ног твоих, порабощенные.
1898–1900
МЕТЕЛЬ
Расстилает метель
Снеговую постель,
Серебристая кружится мгла.
Я стою у окна,
Я больна, я одна,
И на сердце тоска налегла.
Сколько звуков родных,
Голосов неземных,
Зимний ветер клубит в вышине.
Я внимаю – и вот,
Колокольчик поет.
То не милый ли мчится ко мне?
Я бегу на крыльцо.
Ветер бьет мне в лицо,
Ветер вздох мой поймал и унес:
– Милый друг, мой, скорей
Сердцем сердце согрей,
Дай отраду утраченных слез!
Не смотри, что измят
Мой венчальный наряд,
Что от мук побледнели уста.
Милый друг мой, скорей
Сердцем сердце согрей,-
И воскреснет моя красота.
Жду я. Тихо вдали.
Смолкли звуки земли.
Друг далеко, – забыл обо мне,
Только ветер не спит,
И гудит, и твердит
О свиданье в иной стороне.
1898–1900
УТРЕННИЙ СОН
Я уснула, когда бушевала метель
И, тоскуя, скрипела озябшая ель.
Я очнулась – и, слышу, – открылось окно,
И горячее утро впустило оно.
Вместо вьюги мне ветер весенний принес
Ароматы согретых жасминов и роз.
Но, внимая напевам и шорохам птиц,
Я поднять не могу отягченных ресниц.
Что-то тяжким свинцом налегает на грудь,
И нет воли усталой рукой шевельнуть.
Кто-то жаркой щекой прислонился к щеке,
Чей-то вздох прозвучал – и угас вдалеке.
– О, скажи, мой любимый, что сталось
с зимой?
Отчего вместо песни ее гробовой
Я вдыхаю лесных колокольчиков звон?
– Оттого что, – шепнул он, – ты грезишь
сквозь сон.
И молю я в слезах: – Мой любимый, ответь,
Отчего мне так больно и сладостно млеть?
Отчего так несказанно близок ты мне?
– Оттого что, – шепнул он, – ты любишь
во сне.
1898–1900
ЗАКЛИНАНИЕ
Ты лети, мой сон, лети,
Тронь шиповник по пути,
Отягчи кудрявый хмель,
Колыхни камыш и ель.
И, стряхнув цветенье трав
В чаши белые купав,
Брызни ласковой волной
На кувшинчик водяной.
Ты умчись в немую высь,
Рога месяца коснись,
Чуть дыша прохладой струй,
Звезды ясные задуй.
И, спустясь в отрадной мгле
К успокоенной земле,
Тихим вздохом не шурши
В очарованной тиши.
Ты не прячься в зыбь полей,
Будь послушней, будь смелей
И, покинув гроздья ржи,
Очи властные смежи.
И в дурмане сладких грез
Чище лилий, ярче роз
Воскреси мой поцелуй,
Обольсти и околдуй!
1898–1900
САЛАМАНДРЫ
Тишина. Безмолвен вечер длинный,
Но живит камин своим теплом.
За стеною вальс поет старинный,
Тихий вальс, грустящий о былом.
Предо мной на камнях раскаленных
Саламандр кружится легкий рой.
Дышит жизнь в движеньях исступленных,
Скрыта смерть их бешеной игрой.
Все они в одеждах ярко-красных
И копьем качают золотым.
Слышен хор их шепотов неясных,
Внятна песнь, беззвучная, как дым:
"Мы – саламандры, блеск огня,
Мы-дети призрачного дня.
Огонь – бессмертный наш родник,
Мы светим век, живем лишь миг.
Во тьме горит наш блеск живой,
Мы вьемся в пляске круговой,
Мы греем ночь, мы сеем свет,
Мы сеем свет, где солнца нет.
Красив и страшен наш приют,
Где травы алые цветут,
Где вихрь горячий тонко свит,
Где пламя синее висит.
Где вдруг нежданный метеор
Взметнет сверкающий узор
И желтых искр пурпурный ход
Завьет в бесшумный хоровод.
Мы-саламандры, блеск огня,
Мы – дети призрачного дня.
Смеясь, кружась, наш легкий хор
Ведет неслышный разговор.
Мы в черных угольях дрожим,
Тепло и жизнь оставим им.
Мы – отблеск реющих комет,
Где мы – там свет, там ночи нет.
Мы на мгновенье созданы,
Чтоб вызвать гаснущие сны,
Чтоб камни мертвые согреть,
Плясать, сверкать – и умереть".
1898–1900
«Встречая взгляд очей твоих восточных…»
Встречая взгляд очей твоих восточных,
Я жду чудес несбыточного сна;
И близостью видений полуночных
Моя душа смятенная полна.
Я жду в преддверье тягостном и странном,
Я чувствую-немыслима борьба.
Алмазный путь к восторгам несказанным
Нам указует вечная судьба.
Спокойный взор вперяя в бесконечность,
Я вижу свет грядущей красоты.
Быть может – завтра, может быть – чрез
вечность,
Но, знаю я, меня полюбишь ты!
1898–1900
«Я хочу быть любимой тобой…»
Я хочу быть любимой тобой
Не для знойного, сладкого сна,
Но – чтоб связаны вечной судьбой
Были наши навек имена.
Этот мир так отравлен людьми,
Эта жизнь так скучна и темна.
О, пойми, – о, пойми, – о, пойми,
В целом свете всегда я одна.
Я не знаю, где правда, где ложь,
Я затеряна в мертвой глуши.
Что мне жизнь, если ты оттолкнешь
Этот крик наболевшей души?
Пусть другие бросают цветы
И мешают их с прахом земным,
Но не ты, – но не ты, – но не ты,
О властитель над сердцем моим!
И навеки я буду твоей,
Буду кроткой, покорной рабой,
Без упреков, без слез, без затей.
Я хочу быть любимой тобой.
1898–1900
«О божество мое с восточными очами…»
О божество мое с восточными очами,
Мой деспот, мой палач, взгляни, как я слаба!
Ты видишь – я горжусь позорными цепями,
Безвольная и жалкая раба.
Бледнея, как цветок, склонившийся над бездной,
Колеблясь, как тростник над омутом реки,
Больная дремлет мысль, покинув мир
надзвездный,
В предчувствии страданья и тоски.
Бегут часы, бегут. И борются над нами,
И вьются, и скользят без шума и следа,-
О божество мое с восточными очами,-
Два призрака: Навек и Никогда.
1898–1900
«Лучистым роем несутся мимо…»
Лучистым роем несутся мимо
Неуловимые мгновения.
Как будто счастье – недостижимо,
Как будто в мире нет забвения.
Вдали безвестно, вдали туманно,
И безотрадно ожидание.
Да, я безумна, но постоянна
И в наслажденье, и в страдании.
И вновь зову я мой холод прежний,
Покой неверный, бесстрастье ложное,
Чтоб недоступней, чтоб безнадежней,
Чтоб дальше было невозможное.
Но призрак светлый, блеснув нежданно,
Манит так властно мечтой таинственной,
Да, я безумна, но постоянна,
Я верю, близкий! Я жду, единственный!
1898–1900
«Так долго ждать – и потерять так скоро…»
Так долго ждать – и потерять так скоро,
Что может быть ужасней и больней?
И без надежд, без вздоха и укора,
Смотреть вослед непоправимых дней.
Бессмертника цветами золотыми
Моей любви зацвел нетленный сад.
В нем – бледных роз и лилий аромат
И блеск зарниц над чащами густыми.
Лишь захоти – и я тебе сплету
В один венок двойную красоту:
Земной любви земное упоенье
И гимн души, раскрывшейся едва.
Но ты молчишь. – И жизнь моя мертва.
И в заблужденьях я ищу забвенье.
1898–1900
«Жестокость, власть – и силу без названья…»
Жестокость, власть – и силу без названья,
Бесстрашную, хранят твои черты.
Как велико, как странно обаянье
Законченной и строгой красоты.
Я помню дни. – Измучена истомой,
Под бременем таинственного сна,
Я жду тебя, – как солнца ждет весна,-
Таясь в толпе чужой и незнакомой.
Но сложат крылья дерзкие мечты,-
Но ты войдешь… Скажи мне, знал ли ты,
Что призрак твой во сне меня тревожит,
Что там, в тени, бледнея от стыда,
Я жду тебя – и буду ждать всегда,
Пока рассудок мой не изнеможет?
1898–1900
«Нет, не совсем несчастна я, – о нет…»
Нет, не совсем несчастна я, – о нет!
За все, за все, – за гордость обладанья
Венцом из ярких звезд, – за целый свет
Нe отдала бы я мои страданья.
Нет, не совсем несчастна я, поверь:
Лишь захочу – и рушатся преграды
И в странный мир мучительной отрады
Откроется таинственная дверь.
Пусть я томлюсь и плачу от томленья,
Пусть я больна от страсти и любви,
Но ты меня несчастной не зови,
Я счастлива в безумии забвенья!
Не вечен день; я не всегда одна.
Оно блеснет, желанное мгновенье,
Блаженная настанет тишина, -
И будет мрак. И будет царство сна.
И вот, клубясь, задвигаются тени…
То будет ли в мечтаньях иль во сне,
Но ты придешь, но ты придешь ко мне,
Чтоб целовать мои колени,
Чтоб замирать в блаженной тишине.
О, пусть несет мне грустный час рассвета
Все униженья мстительного дня.
Пусть ни единый луч привета
В твоих очах не вспыхнет для меня.-
Воскреснет мир колеблется теней,
И призрак твой из сонма привидений
Я вызову, тоскуя и любя,
Чтоб выпить чашу горьких наслаждений
Вдвоем с тобой, далеко от тебя.
1898–1900
«Зимнее солнце свершило серебряный путь…»
Зимнее солнце свершило серебряный путь.
Счастлив-кто может на милой груди
отдохнуть.
Звезды по снегу рассыпали свет голубой.
Счастлив – кто будет с тобой.
Месяц, бледнея, ревниво взглянул и угас.
Счастлив – кто дремлет под взором
властительных глаз.
Если томиться я буду и плакать во сне,
Вспомнишь ли ты обо мне?
Полночь безмолвна, и Млечный раскинулся Путь.
Счастлив – кто может в любимые очи взглянуть,
Глубже взглянуть, и отдаться их властной судьбе.
Счастлив – кто близок тебе.
1898–1900
«Не мучь меня, когда, во тьме рожденный…»
Не мучь меня, когда, во тьме рожденный,
Восходит день в сиянии весны,
Когда шуршат в листве непробужденной
Предутренние сны.
Не мучь меня, когда молчат надежды
И для борьбы нет сил в моей груди,
И я твержу, смежив в томленье вежды:
Приди, приди, приди!
Не мучь меня, когда лазурь темнеет,
Леса шумят – и близится гроза;
Когда упасть с моих ресниц не смеет
И очи жжет слеза.
Когда я жду в безрадостном раздумье,
Кляну тебя – и призываю вновь.
Не мучь меня, когда я вся – безумье,
Когда я вся-любовь.
1898–1900
«В густом шелку твоих ресниц дремучих…»
В густом шелку твоих ресниц дремучих
Рассудок мой потерян навсегда.
И там, где блещут в молниях и тучах
Два черных неба, грозных и могучих,
Я не найду его следа.
Но в сердце спят невольные укоры.
Мне радостно, немое божество,
Впивать твои расширенные взоры,
Где чуждых дум сгорают метеоры
В огне безумья моего.
1898–1900
«Когда средь шепотов ночных…»
Когда средь шепотов ночных,
Проснувшись, ты откроешь очи-
И в сумрак летней полуночи
Вопьется мрак очей твоих;
Когда желаний присмиревших
Воспрянет злое торжество
В виденьях снов неотлетевших
И в безднах сердца твоего;
Когда из рощ хрустальным звоном
Застонут чьи-то. голоса,
Заблещут на лугу зеленом
Его цветы, его роса;
И будет месяц златорогий,
Пылая заревом костра,
Томить тебя земной тревогой,
И жечь, и нежить до утра;
О, заклинаю! – для мгновенья
Не запятнай вершин любви.
Ее сверкающие звенья
Для лунных чар не разорви.
Угаснет ночь. За дымной тучей
Заря небес проглянет вновь.
Всегда с тобой твой щит могучий,
Моя покорная любовь.
1898–1900