Ошиблись небеса

– Света… Свет? Не плачь, – тихо позвала под дверью. – Пойдем домой, а?

– Пошла отс… – сестра запнулась и с придыханием выдохнула. – Отсюда.

– Смотри, что у меня есть, – она робко вошла к ней и достала свои драгоценности. – Выбирай. Что хочешь?

– Где ты это взяла? – Света удивилась, взглянув на протянутые подарки. – Украла у кого-то? Признавайся! – Больно впилась пальцами в ее плечи.

– Влад… Влад меня угостил! А на это еще можно сто таких купить. Он так сказал. На, бери, – протянула ей бумажку ближе. – Не плачь.

– Какой еще…. Влад? – неверяще переспросила. – Тот, что с собакой приезжает к бабе Варе?

– Да, он, – подтвердила Нина.

Лицо сестры вмиг преобразилось. Страдальческая маска несчастного Пьеро сменилась на ликующего Арлекина. Серые глаза двумя сверкающими топазами пытливо посмотрели на нее.

– Ты где… Ты как с ним познакомилась?

– В траве на козьем отшибе.

– Он спрашивал про меня?

– Да, спрашивал… Где ты, спрашивал, вроде.

Света шумно сглотнула. Согнулась пополам и обняла себя руками, а затем и вовсе присела на деревяшку, как курица на насест.

– Я же ведь знала… Ну знала я… – тихо пропела радостным голоском.

– Чего? – шепотом спросила Нина.

– Что ты пронырливая крыска! Вот чего! – беззлобно воскликнула и поднялась на ноги. – Ой, да оставь себе свои бакшишки! – отодвинула от себя ее протянутые ручонки. – Пошли домой. Завтра подниму рано. Со мной почешешь.

– Зачем?

– За надом. Давай двигай, мне с тобой возиться теперь некогда.

– Мне страшно… – съежилась, представив мать с Генкиным ремнем.

Если досталось Светке, то и ей легко могло влететь за компанию.

– Да ладно, козявка, как будто впервой. Давно пора привыкнуть, – она легонько толкнула ее в спину. Нина, как мул, уперлась ногами в гравий.

– Авось сегодня пролетишь. Быстро забегай в спальню и закрой дверь. Ей сегодня в ночь на работу.

Хлебный аромат наполнил рот слюной, едва она переступила порог дома. Мать жарила лепешки.

– Ааа, вторая нарисовалась, – злобно шикнула в унисон кипящему на сковороде маслу.

Нина прошмыгнула за спиной сестры в их общую комнатушку и плотно закрыла за собой дверь. Ругани не последовало. Сестра не обманула. Матери действительно не до воспитательных рукоприкладств. Она, не включая свет, нащупала за диваном свою сокровищницу – потертую жестяную банку из-под леденцов. К уже имеющимся там драгоценностям – огрызку розового цветного карандаша, одной шпильке с белой жемчужиной, речной ракушке и елочной игрушке в виде клубнички, доложила жвачку и банкноту. С трепетом закрыла крышку и вернула банку на место. В животе заурчало. Есть хотелось до умопомрачения. Скинула с себя сарафан и забралась под одеяло с головой, чтобы не чувствовать запаха жареного хлеба. Когда скрип половиц за дверью утих, и дом полностью погрузился в темноту, выбралась наружу и вышла из спальни на кухню. В доме никого не было.

«Давно пора привыкнуть», – почему-то вспомнились слова сестры. От них стало до слез тоскливо. Нина съела всухомятку лепешку, с мылом умыла лицо и сполоснула ноги в холодной воде. Баба Галя всегда заставляла ее использовать мыло. Даже, если щиплет кожу и глаза. С ним убиваются микробы, и поэтому она не болеет. А болеть вредно для здоровья. Едва голова снова коснулась подушки, заснула, так и не дождавшись сестры.

Глава 3

По ночному парку гулял приятный прохладный ветерок. Вокруг фонарного столба, в одиночестве освещавшего живую изгородь из колючего шиповника, беспорядочно кружил рой мотыльков. Яркий свет лампы сбивал их с толку, и они, ведомые на обманчивый источник пищи и тепла, попадали в эту ловушку сотнями, не в силах противостоять иллюзии сытой и беспечной жизни. Очередная, опалившая свои крылышки бабочка черной горошиной упала на потрескавшийся асфальт в нескольких шагах от темноволосого юноши, сидящего на скамейке в компании двух приятелей. Время едва перевалило за полночь, а возле его ног уже образовалось настоящее кладбище из глупых и когда-то прекрасных созданий. Троица откровенно скучала, перекидывая желтый теннисный мячик друг другу по кругу и лениво наблюдая за тем, как стайки девчонок поочередно вылетают из дверей местного клуба, чтобы украдкой поглазеть в их сторону. Это было настолько очевидным, что вызывало на их лицах пренебрежительные улыбки.

– Может, зайдем? – предложил своим товарищам коротко остриженный блондин. Он выпрямился, намереваясь встать, но так и остался сидеть на месте. На его телодвижения никто не отреагировал даже поворотом головы.

– А смысл? – спросил юноша с волнистыми русыми волосами, старательно прилизанными гелем на слегка оттопыренные уши и крупными, миловидными чертами лица. – Ничего нового. Одни и те же рожи.

– Тогда, может, в «Ниву», по стаканчику?

Оба парня с надеждой посмотрели на темноволосого.

– Так себе развлечение, – коротко ответил он, и те разочарованно вздохнули.

Из открытого прохода послышалась громкая ритмичная музыка, привлекая их внимание на двух девушек, якобы вышедших прочистить легкие на свежий воздух.

– Гляньте-ка, Ковалева с Васнецовой заступили на дежурство, –презрительно оскалился блондин. Расслабленно откинулся на спинку скамейки и, закинув нога на ногу, сложил на груди руки. – А как тебе эта забава, Влад?

Темноволосый поймал на себе пристальный и вместе с тем призывный взгляд девушки в клетчатой красной мини юбке и коротком, непонятного цвета, топике. Оголенный до неприличия живот и высокий конский хвост из мышиных волос вызвал у него чувство отвращения.

– Издеваешься, Егор? – чванливо бросил Влад. – Не мой формат.

– Этот неформат того и гляди, всего тебя сейчас оближет. Страшила, конечно, но на разок с пивком сойдет, – вставил свое слово в разговор третий собеседник.

Странной смесью укоризны и зависти сквозило от него за версту.

– Ну, так дерзай, Макс. Может это она на тебя так вылупилась. Эта сударыня мне не по вкусу. Тощая какая-то. Вот зачем, спрашивается, надевать такую короткую юбку, когда у тебя ноги колесом? Она что, сама не видит? Не понимаю я этих девок.

– Да нормальные у нее ноги, да и сама ничего…

– Макс, Макс, ты только что обозвал ее страшилой. – Влад приподнял уголки губ в усмешке. – Запал что ли? Так подкати. Или стесняешься?

Парень замялся и тогда он повернулся к Егору, молчаливо требуя пояснений.

– Эх, Владян, в нашем колхозе люди живут по иерархии. Светка Ковалева, скажу без прикрас, товар не высокого качества. Подкатить к ней, это что обнулить себя полностью. К тому же ты закинул к ней удочку на интерес прошлым летом, – Егор подавил едкий смешок. – Даю голову на отсечение, что она каждый день обводит твое имя сердечком в дневнике.

– Какой интерес? – не понял Влад, но тут же, подхватив озарение, тихо воскликнул. – Ах, тот интерес! Да, Макс? А я-то думал, что за дебильное у тебя желание. Мне пригласить эту мышку-замухрышку на медляк. За проигрыш в нарды подсунул приглянувшуюся девчонку? Тупанул ты, однако. Кретин. На что надеялся? Что после меня переманишь к себе?

– Сам ты кретин, – огрызнулся Макс. – Стоит мне за ней приударить, как родаки меня живьем сожрут.

– Почему?

– Семейка у нее еще та. Мать, курва конченая, бухает как не в себя, а брат, так вообще отбитый придурок со справкой из дурки.

– И что?

– То, Влад. Как-будто не понимаешь.

– Теперь не понимаю, веришь? Понравилась, бери и пробуй. Выкинуть не запретят. Убожество. А вот систр у нее милаха. От горшка два вершка, а каламбурит уже знатно.

– Ты про Нинку что ль? Темненькая такая, с ямочками на щеках?

– Про нее. Одна сплошная ямка. Почему-то они с твоей зазнобой совсем не похожи. Так и не скажешь, что сестры.

– Потому что сестры они только по матери, – в разговор вклинился Егор. – Я от предков слышал, что мать ее, теть Зоя, не местная вообще. Мужик ее первый, отец их брата, Генки, приволок ее откуда-то после армии, но что-то не срослось у них. Слинял быстро и бросил с ребенком. Вот она и пошла по кругу во все тяжкие, да так, что до сих пор остановиться не может. Светку неизвестно от кого нагуляла, а Нинку в подоле Штерну принесла. Начальнику ментухи.

– Да иди ты! Мужу физички нашей? – Макс искренне удивился.

– Да. Только девчонку он, ясен пень, не признал. Не знаю уж, чем его наша мымра кривоносая держит. Детей у них так и нет. А Нинка с ним реально чем-то похожа. Ты обрати внимание в следующий раз. Ямка на подбородке от этого утырка досталась.

– Так вроде есть у них мелкий, пацан, по-моему.

– Нету, я тебе говорю. Думаешь, для кого мать его, бабка Галька, у матушки моей детскую одёжку на базаре берет?

– Для Нинки?

– Пенёк ты. Естественно для нее. Внучка у нее постоянно на Виноградной ошивается. Я как мимо ни пройду, так всегда ее в обнимку со Штернихой вижу.

– Семечек не хватает, – вмешался Влад. – Докатились. Сплетни собираем.

– Это не сплетни, внучек, а голая правда, – Егор спародировал старушечий голос и рассмеялся.

– Хватит сиськи мять. Я здесь до конца июня всего. У бабушки давление скачет. Мы заберем ее к нам в город и, скорее всего, насовсем. Этим летом я больше не приеду.

– Ты к чему? – Макс нахмурил широкие брови.

– К тому, что Светочке со мной ловить нечего. Проведи ей учебный практикум, если дурочка сама еще этого не поняла. Когда хочется и колется, а тятька не велит, есть избушка-завалюшка на задах. Ей далеко ходить не надо. Никто тебя не увидит. Прикроешься моим именем в случае чего, и твоя репутация не пострадает. Пообщаешься тет-а-тет, а там, как пойдет.

– Даже не знаю, – голос Макса завибрировал. – Страхово как-то.

– Да что тут знать, Ромео, куй железо, пока горячо. Сезон на лохушек объявляется открытым, – Влад выхватил из руки Егора мячик и кинул в сторону девчачьей парочки. – Эй, привет, девчонки! Как дела?

Мяч отскочил от асфальта три раза, прокатился несколько метров и замер прямиком у потертых остроносых туфель жертвы.

«В яблочко», – Влад поставил себе галочку за меткость.

Девушка наклонилась и подобрала желтый шарик.

– Нормально, – холодно ответила ее спутница. – И вам не хворать.

Сложив крест- накрест руки на груди, она наседкой задвинула Свету за свою спину.

– А у твоей подружки?

– Очень… нормально, – Светочка откликнулась на команду «ко мне».

– Сегодня я спросил у кукушки, сколько лет проживу, и она, зараза такая, мне не кукукнула ни разу, – Влад изобразил печаль на лице.

– И чё? – окрысилась крашеная каланча.

– А то, что поминки по мне пройдут в старой бане Вишневецких, скажем… – он посмотрел искоса на Макса, – через три дня, в субботу. Приглашаю, так сказать, на компот.

– Спасибо за честь, но плакать по тебе мы не станем, – язвительно ответила за обоих Васнецова.

– Будут пирожки с калиной!

– От них изжога!

Влад громко цыкнул языком и покачал головой.

– Верно. Береги платье снову, а желудок смолоду. Так в пословице говорится? Поправь меня, Натали, если я что-то напутал, – он невинно улыбнулся, а Егор раскатисто загоготал. – Пей соду по утрам, авось полегчает. Я от тебя в гробу перевернусь. Приглашаю только Светлану. Вы же ведь, сударыня, такой напастью еще не страдаете?

– Нет, – Света ответила твердо, оттолкнув от себя подругу.

– И это прекрасно, – восторженно подытожил он.

– Хватит, Влад. Ты с ней, как с дитём неразумным, играешься, – шепнул ему на ухо Макс. – Она же ничего не понимает.

– Включаешь заднюю? – также шепотом спросил Влад. – Хочешь ее? Да или нет?

– Да, – ответил быстро и спрятал жадный взгляд за ресницами.

– Начало панихиды в полночь, и пусть золушка не опаздывает. А то кто-то помрет вслед за мной, – он отправил девушке воздушный поцелуй. – «От невинности».

Натали взяла Свету за ладонь и с силой дернула на себя, потянув внутрь дискотеки. Та, словно только что родившийся теленок на ватных ногах, послушно последовала за ней.

– Ставлю сто рублей, что придет, – усмехаясь, скривился Егор. – И даже Васнецовский опыт не остановит.

– Не придет. Она не такая, – Макс угрюмо нахмурился.

– Все они не такие первые пять минут, – отозвался Влад, зевая. – Презервативы не забудь прихватить. А Купидону пора на боковую. По ходу это все развлечения на сегодня.

Глава 4

– Сильнее отжимай, неумёха! Руки, как крюки! Битый час возишься! – Света, наконец, обратила внимание на сестру.

Нина неумело елозила половой тряпкой в ведре с грязной водой. Но вместо того, чтобы дать ей оплеуху для скорости, как делала всегда, выхватила у нее дырявую ветошь и самостоятельно натянула на швабру.

– Дай, я сама, – она резко, неожиданно для себя, смягчилась.

Радужный самолетик с эндорфинами на борту снова стремительно взмыл вверх, превращая ее сердце в мягкую плюшевую игрушку. А раскисший до состояния вязкой серой кашицы мозг, вернул к объекту грез. В голове крутилась одна единственная уникальная пластинка под названием «Влад Вищневецкий пригласил меня на свидание». От слов дивной песни веяло настораживающей порочностью, но она пьянила так сильно, что ее не смогли заглушить даже скрипучие до омерзения помехи из уст завистливой подруги. Света до боли прикусила щеку с внутренней стороны. Это тоже не помогло. Счастливая улыбка все равно растеклась по ее невыспавшемуся лицу. Она проглотила трепыхающееся полчище бабочек в горле и с усердием намылила пол.

Нина примостилась возле подоконника с алое в горшке, ожидая, когда Света закончит. Солнце впорхнуло через открытую форточку и застряло в ее шоколадных волосах, образовав над ними золотой нимб. Она отломила веточку от растения и смазала соком разбухшие от влаги мозоли на правой ладошке. Они нещадно саднили.

– Это ведь были не волшебные бобы. Те семена, – не вопрос, а утверждение Свету разозлило. К ее радости, бестолочь встала сегодня не с той ноги. «Родник» раздражающих глупостей до сих пор молчал. Но, все-таки прорвался, заведя с ней этот пустой разговор ни о чем. Отвлек от чудесных мыслей о прекрасном принце.

– Нет, дуреха. Обычные огурцы. Тебя облапошить, как нечего делать. Здоровая кобыла, а продолжаешь верить в сказки.

– Зачем ты меня обманула?

Радужный самолетик, не налетавшись в облаках, спикировал вниз. Она сорвалась на крик.

– Затем, что давно пора повзрослеть!

– Ты в сказки не веришь?

– Сказки существуют только в книжках. А это, – она указала Нине на деревянную швабру. – Наша с тобой реальность. Разинь глаза. И мы застряли в этом болоте всерьез и надолго.

От досады она пнула ведро пяткой.

– Проку от тебя, как от козла молока. Вали домой и начинай выкапывать семена из земли. Я отдала тебе все, что были. Мать с нас три шкуры сдерет, если не переделаем, как надо. Я здесь закончу и сразу приду, – она оборвала болтовню и снова погрузилась в свои мечты. К ее величайшей радости, козявка послушно и, главное, молча, ушла.

Нина медленно брела по дороге. Возникшая ночью непонятная грусть не растворилась поутру, а почему-то усилилась стократ. Опять хотелось плакать. Не из-за обзываний или смешков. А просто так. Она не замечала никого вокруг. Шла и обрывала лепестки у ромашки, которой не повезло вырасти на обочине. Попадавшиеся ей на пути люди, спешащие навстречу трудовому дню, остались сегодня без «здрасти» и «до свидания». И ей было за это не стыдно.

– Приветики, подружка! Откуда идешь спозаранку?

Хозяина голоса признала сразу, но и он не стал исключением. Она не поприветствовала его даже взглядом.

– Ты чего такая хмурая? Не отвечаешь. Каши мало съела с утра? –приставучий сосед нагнал ее практически у самого дома.

Вокруг ног закружил спаниель, преградил путь, запросившись за лаской на грудь, а может, почувствовал ее печаль и снова хотел пожалеть. Собаки лучше людей. Понимают без слов. Она остановилась и приподняла Такера за передние лапы.

– Ай-ай-ай, – запищала от боли.

Собака царапнула израненную ладошку когтями. Слезы таки вырвались, ручьем полившись из глаз.

– Что опять приключилось, плакса? – парень положил руку ей на плечо и слегка наклонился.

Нина стёрла со щёк соленые капли, но они, будто в отместку, преподнесли ей прощальный подарок в виде новой жгучей боли в ладони. Она зарыдала, как маленькая.

– Мать моя женщина! – Влад ужаснулся, глядя на ее руку. – Ты что, ее в мясорубке крутила? Из взрослых дома кто-то есть?

Премиленький вчерашний лягушонок отрицательно покачал головой. Хотя сегодня она выглядела на стопроцентную царевну. Кто-то не поскупился на наряд. Белое в синий горошек платьице больше подходило для выходов в свет, чем для прогулок по пыльной сельской улице.

– Так дела не делаются. Пойдем-ка со мной, полечим тебя немного.

Он завел ее к себе в дом и приставил к раковине на кухне. Пустил воду, повернув винтик на кране, и взял кусок хозяйственного мыла, но вернул обратно в мыльницу: ребенок не доставал до струи. Пододвинув стул, он строго велел:

– Вставай на коленки и давай мне свои культяпки. Если не промыть и не обработать ранки, то рука отсохнет и отвалится.

– Неправда! – выпалила Нина серьезно, но просьбу выполнила.

– Правда. У одного моего знакомого так было, – закивал головой Влад. – Ходит теперь с железными граблями вместо рук.

– Врете вы все и не краснеете, – девочка подставила ладошки под холодную воду, сморщив носик. Он сочувственно поджал губы, намылил ладошки и осторожно смыл грязную пену с болячек.

– Честно, не вру. Будет тебе урок, как совать руки, куда не надо.

– Я их никуда и не совала.

– Вижу. Вытирай, – подал ей белое махровое полотенце. – А я пока схожу за укольчиком. Пошутил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию. Нина взглянула на него, как на дурачка, приподняв брови, и театрально закатила глазки кверху. Он улыбнулся. Малявка не повелась.

Влад нашел на полке аптечку, сел напротив нее, достал из чемоданчика бинт, ватку и пузырёк с йодом.

– Руку на стол и не дергаться! За все в этом мире приходится платить, детка. Особенно за свою глупость, – приказал гнусавым голосом переводчика из дешевого американского боевика.

Она чуть заметно скукожилась, но не зажмурилась и не отвернулась. Положила кисть перед ним. Он снял колпачок. В воздухе запахло йодным раствором.

– Ай! – они вскрикнули одновременно, едва Влад прикоснулся смоченной в лекарстве ваткой к первой мозоли.

– Не надо, и так пройдет, – отвела ручку за спину и снова захныкала.

– Что ж с тобой делать-то, бедный ты ребенок… Сейчас и впрямь сам разрыдаюсь.

Задумчивый аквамариновый взгляд столкнулся с несчастным карим.

– Ладно, злодей… – Влад сместил взор на аптечку и начал там что-то быстро искать. – Злодей… Нашел! Побудет сегодня добрым волшебником!

– Добрые волшебники живут только в сказках. Их не бывает, – ответила она поучающе, по-взрослому.

– Не веришь? А я тебе сейчас докажу, – он открыл тюбик с Левомеколью.

– Не верю. И Света в сказки тоже не верит.

– Сестра твоя еще как в сказки верит.

– Она сказала, что мы живем в болоте.

– Но, это смотря с какого берега глядеть, – Влад выдавил на палец полоску мази. – Давай ладошку. Больно не будет. Обещаю.

Он щедро смазал израненную кожу толстым слоем лекарства. Больно действительно не было. Нина приободрилась.

– Вы тоже живете в болоте?

– Скорее, в пруду, – уголки мужских губ непроизвольно поползли вверх.

– С лягушками, как на Малашке?

– Нет, хуже. С бородавчатыми зелеными жабами и настырными кикиморами, которые так и норовят тебя слопать, если зазеваешься.

– Если будете так врать, то боженька язык отрежет.

Она произнесла эту фразу таким умилительным и в то же время упрекающим тоном, что Влад поперхнулся от накатившего приступа веселья.

– А вот здесь я совсем не обманываю. Говорю чистую правду, – он подавил смешок. Раскрутил марлевый рулончик. – Сожми пальчики, а большой – оттопырь. Будем делать из тебя Рокки Бальбоа.

Провозившись минуты три, наконец, закрепил повязку и подравнял ножницами кончики бинта на узелке. Удовлетворенно осмотрел свою работу.

– Готово. Жить будешь.

– Большое спасибо и до свидания, – Нина благодарно улыбнулась. Спрыгнула со стула и двинулась в сторону выхода. Влад придержал ее за предплечье.

– Э, нет. Уже попрыгала, зайка довольная… Доктор прописал тебе еще таблетки.

– Не надо, – услышав про них, Нина испуганно дернулась. Попыталась высвободиться, но он не позволил.

– Надо, надо. Без них я тебя не отпущу.

Взял ее за здоровую руку и вывел из дома во внутренний двор, снял со штакетины стеклянную банку и подал ей.

– Вон там, за яблоней, – присев до ее уровня, Влад указал пальцем на грядки с клубникой, – поспели красные пилюльки. Иди, насобирай, а я в беседке тебя подожду.

– Кто это с тобой? – спросила бабушка, когда он опустился на скамью рядом с ней. – Совсем глаза не видят без очков.

– Подружка, царевна-лягушка, – ответил он, усмехнувшись.

– Кто? – старушка нахмурила лицо, добавив себе еще больше морщин.

– Не тащи грязное в рот! Вот же… Помыть же сначала нужно! – громко крикнул девочке, заметив, как та набивает ягодами живот вместо банки, а бабушке шепотом пояснил:

– Соседка, Нина.

– А, знамо, знамо… Красивенькая такая, как куклёнок, да?

– Она самая, – подтвердил, не отводя глаз от ребенка. – Куда!? – снова окрикнул, когда она подошла к емкости с водой. – Не лезь в чан! Бинт же намокнет!

– Влюбился чё ли? – пожилая женщина просияла, словно узрев какую-то истину, хрипло засмеялась, оценивающе стрельнув в него голубым, выцветшим от старости, взглядом.

– Господи, ба! Как скажешь, хоть стой, хоть падай. Ей шесть лет всего! – от неожиданного и до абсурдности неуместного вопроса его глаза превратились в два бездонных синих озера.

– Я-то сижу, далеко гляжу.

– Ты посмотри, а!? Еще и не слушается, зараза такая!

– Тут и очки-то не надобны, – промурлыкала себе под нос женщина. – Под два метра вымахал, а глупый, как Иванушка-дурачок.

– Умный, как Кащей Бессмертный, бабуля, – он подскочил. – Называется, пусти козу в огород с капустой.

Нина беспределила по-черному, обесценивая его труд. Полоскала ягоды в воде для полива и тут же совала их в рот.

– Тяжелый случай, как бы передоз не случился, – он вышел из беседки, коротко бросив ей через плечо: – Иди в дом. Жарко.

– Если в папашку пошёл, то беду свою нашёл… Кощей.

***

Солнце неуклонно ползло к зениту, и неприкрытую головным убором макушку начало ощутимо припекать. Нина с прищуром, недовольно посмотрела на безоблачное небо и застыла. Догадка о том, что сейчас она должна быть на собственном огороде и помогать сестре с огурцами, прострелила сознание. Тут же к сердечку присосались скользкие щупальца страха и сжали его так сильно, что стало трудно дышать.

– Она меня точно убьет… – пролепетала подавленно, со смирением. Отставила от себя заполненную до краев и вторую по счету банку с клубникой. Первая уже покоилась на дне ее желудка.

– Кто и кого убьет? – Влад отвлекся от созерцания своего отражения в чане с водой. Неспешно отлепился от бортика, повернулся к Нине и ласково улыбнулся. Мелюзга оказалась не стеснительной штучкой. Клубничные пилюльки развязали ей язык в чудное помело, которое и без его «стоумов» уже само все знает.

– Светка… Вот же мне и влетит теперь!

– За что? – он недоуменно сдвинул темные брови.

– За что, за что… За все хорошее, – виновато пробубнила. – Мне домой нужно!

Она встала с лохматой грядки и бегом поспешила из сада.

– Да не беги ты так! Все равно без моей помощи не выйдешь, – крикнул ей вслед. Подобрал забытую впопыхах банку и быстро двинулся за ней.

Возле ворот, разделяющих внутренний двор и палисадник, она внезапно остановилась, развернулась на носочках и в три прыжка сократила расстояние между ними. Вцепилась ему обоими руками за левое запястье.

– Небось и крапиву уже надергала… ждет… – сказала тихо, словно доверяя ему величайшую тайну бытия.

Округлившиеся до размера пятирублевых монет глаза тревожно блестели.

– Спокойно расскажи, что стряслось, – он мягко отцепил ее ручонки от себя. – В чем-то провинилась, а я до сих пор не знаю?

– Надо было огурцы из земли доставать, а я тут с вами ляськи-масяськую!

– Тебе конец… – протянул он в нарочитом ужасе.

– Мне конец… – повторила она и зажала рот ладошками.

– Ну… За это максимум шапалак по попе получить можно, и все. Ты чего? Какая крапива? – он попытался ее обнадёжить совершенно не понимая, о чем она мелет.

Нина посчитала своим долгом объяснить, насколько силен проступок и чем ей это грозит.

– Ага, я здесь уже экстрасенс. За такое, если не крапивой, то хворостиной отхлестает точно, – понуро прошептала и повернулась к нему спиной. Снова поспешила к кованой двери. – Спасибо, здрасти, до свидания, прощайте.

– Кхм, кхм, – он прочистил горло от накатывающего смеха. – Давай мы с тобой поступим так: я спасу тебя от шапалаков и крапивы с хворостиной, а ты мне за это подаришь желание.

– Какое еще вам желание, когда мне жить не осталось, – Нина встала на цыпочки, судорожно подергала за щеколду, пытаясь преодолеть преграду, но она не поддавалась. Детских сил на тугую задвижку не хватало.

– Не знаю, не придумал еще, но ничего сверхсложного. Так, по мелочи, что-нибудь. Лады?

Влад помог ей с защелкой, но дверь не открыл, встав на пути. Она возмущенно уперла кулачки в бока.

– Лады – малады, дайте, пожалуйста, выйти.

Он заговорщически поманил ее к себе пальцем.

– Скажи сестре, что я ей передал гостинчик, – всучил в ручонки полную банку ягод. – А еще скажи, что я велел ей передать, что очень огорчусь, если она пустит мои труды насмарку… Нет, не так… Очень обижусь, если она заставит тебя возиться в земле с болячками. И что если она будет тебя ругать или хлестать крапивой, то я не буду с ней дружить.

– Ой, да нужны вы ей сто лет! Клубнику слопает и не подавится, а мне все равно попадет!

– Сделай так, как я говорю. И сама все увидишь.

– Тоже экстрасенс?

– О, еще какой! Покруче Кашпировского. А еще я знаю четыре волшебных слова, которые спасут тебя от нее в любой опасной ситуации. Заклинание безотказное. Хочешь узнать?

– Хочу…

– В случае чего говори ей: «Я пожалуюсь дяде Владу». Но будь осторожна. Их магия будет работать только пока я здесь. Как уеду, их действие испарится.

Нина скептически скривила ротик, заглянула ему в лицо, а потом так заливисто расхохоталась, будто услышала самый забавный анекдот в мире.

– Я никогда не жалуюсь. Жалуются только маленькие, – произнесла просмеявшись.

– Так ты и есть маленькая.

– Большая.

– Маленькая.

– Большая!

– Хорошо, большая. Как хочешь, мое дело предложить, – он сдался и легонько щелкнул ее по точеному носику. – Но сестру не слушайся и в грязь не лезь.

Она в обнимку с банкой выскочила наружу и через улицу со всех ног побежала к дому. Свету нашла в огороде. Та с остервенением ковыряла землю и что-то невнятно шипела. Нина нервно сглотнула и приблизилась к ней с боку. Заметив ее сандалии, сестра резко дернулась к ней и схватила за волосы, больно потянула на себя.

– Ты где была? Дрянь ты такая! Я тебе русским языком сказала валить…

– Это тебе дядя Влад передал, – перебила ее Нина, протягивая банку с ягодами. – А еще он сказал, что обидится и не будет с тобой дружить, если ты будешь меня бить.

Света машинально забрала из ее рук клубнику, и на мгновение, будто и вправду услышав волшебное заклятие, окаменела. Ослабила хватку, а потом и вовсе извиняюще погладила по растрепанной шевелюре. От резкой перемены в настроении сестры Нина опешила. По ее сценарию события должны были разворачиваться совсем иным образом. Она несмело подняла глаза на Свету и поразилась. Та молчала, но ее грудь ходила ходуном, выдавая крайнее смятение. Щеки порозовели, словно от мороза, и кожа на руках покрылась пупырышками, хотя жара стояла неимоверная. Немного осмелев от такой реакции, Нина продолжила:

– А еще мне нельзя лезть в грязь. Он так сказал… Он полечил мне болячки. Мне вообще нельзя сегодня ничего делать. И завтра тоже… А может даже и потом.

– Так сказал, говоришь… – грубоватый голос сестры понизился до хрипоты.

– Да, да, так и сказал.

– Иди тогда, раз сказал… Я сама тут все…, – ответила, словно через силу, не договаривая предложений. – Мать отсыпается после смены… Не буди, она не в духе… И там… Бабка Галька твоя приходила… Принесла тебе кулек с голышками.

– Правда? – радостно переспросила Нина.

– За батареей… В спальне найдешь.

«Сработало!» – слово, сладкое, как леденец, громкое, как звон колокольчика на шее у Степана, здоровенного быка Косолаповых, зазвучало в голове.

«И впрямь, чудеса чудесатные» – удивилась не на шутку, заходя под прохладную тень дома. Как и сказала Света, конфеты находились в тайнике за чугунным радиатором. Зачем она спрятала их туда, не было ни малейшего представления. Про тайное место знала даже мать.

Остаток дня прошел обыденно. Нина была предоставлена самой себе. К вечеру мать затеяла стирку и не обращала на нее внимания, а сестра больше не проронила ни слова, мечтательно витая где-то не здесь.

Глава 5

Света ловкими движениями маститого шулера тасовала изрядно потрепанную колоду карт, готовясь в десятый раз разложить гадальный пасьянс. Исходившие от нее напряженные флюиды было можно пощупать пальцами. Она, словно истеричный ботаник – студент, не доучивший один билет перед экзаменом и молящий высшие силы простить его за эту неслыханную дерзость, с опаской вытянула из стопки первые три комбинации и облегченно выдохнула.

– Хватит маяться ерундой! – не выдержала Наташа, наблюдая за ней. – Сколько можно тебе талдычить, мать твою за ногу, что чихать он хотел на тебя!

Они сидели за открытым столом в палисаднике у дома подруги и были скрыты от посторонних глаз кустистым ясенелистным кленом.

– Даже картишки не врут. Он меня любит. Натах, смотри… Жить без меня не может!

– Ага, всю жизнь не любил, а тут, раз такой, и влюбился за парочку слов. Вот что ты за дурында-то такая, Свет? Давай, заканчивай с этим. Я тебе, как подруга, говорю. Не ходи к нему в хибару в субботу. Пожалеешь.

– Да что ты заладила-то!? Надоела, как горькая редька! Завидки жмут?

– А кто тебя прозрит, если не я! Думаешь, ты единственная туда лыжи намылила? Бывали там уже некоторые и до тебя…

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все! Рассказывали.

Наташа привычно сложила на груди руки. Ее щеки почему-то запылали алым цветом.

– И чё?

– А ни чё. Развлекаются они так. Понимаешь? Поржут над тобой, а потом еще растрезвонят по селу, что ты сама туда притопала за кое-зачем.

– Кто они-то? Меня только Влад пригласил.

– Кто, кто… Егор с Максом! Ты что, всерьез думаешь, что буратин тебя позвал к себе компотика попить? От большой вселенской любви?

– А те двое тут причем?

– Да при всем! Придурки они конченые. Особенно Егор. Разведут тебя, как лохушку, не отмоешься же ведь потом, а тебе здесь еще жить!

– Я не понимаю, причем тут Киселев, если меня позвал Вишневецкий? Я, может, и сама не прочь с ним пообжиматься.

– Ох… Как же с тобой трудно… Владик тебя и утопающую не спасет, потому что вломы. Ну, не посмотрит он никогда на такую, как ты. А Егору самое то…