Слова застревают в горле. Я не могу произнести их вслух, вспоминая, как потеряла бабушку и дедушку. Если родителей постигла та же участь, то я не знаю, как смогу пережить это.

– Либо ваши родители были уже мертвы, – адвокат заканчивает за меня. – Я тоже так посчитал и начал проводить свое расследование, но копать далеко было слишком рискованно, поэтому я остановился. И вам советую не пользоваться предоставленной информацией. Я начал с имени полицейского, подписавшего отчет о несчастном случае, оно где-то уже всплывало, но я не мог понять где. Именно этот человек арестовал частного детектива, нанятого вашим дедушкой.

Хмурюсь. Мой дедушка не был человеком с темными тайнами, и я не могу понять, о чем говорит мистер Нолан.

– Зачем дедушке понадобился частный детектив? – спрашиваю я, прерывая поток шокирующей информации.

Мужчина достает из чемоданчика связку ключей.

– Этим он со мной не поделился, но просил передать ключи вам, – мистер Нолан кладет их передо мной. – Дело детектива было подстроено. Пока он находился в тюрьме, ожидая суда, его пырнули ножом. Кто-то отчаянно пытался помешать вашему деду.

– Возможно ли, что его смерть связана с его поиском? – перед глазами все темнеет, в груди зарождается страх с примесью гнева.

– Я не знаю, Мередит, – честно отвечает адвокат и поднимается.

Он отпирает дверь и на прощание бросает:

–Не лезьте в это, мисс, мне порядком поднадоело хоронить членов семьи Ван дер Меер.

Мистер Нолан оставляет меня одну. Со всеми догадками и секретами прошлого. И ключами, ведущими к еще более страшным тайнам. Трясущимися руками беру связку и оглядываю кабинет. В столе есть несколько запертых ящиков, пробую открыть все. Один замок поддается. Дергаю ручку и нахожу в ящике папку, к которой прикреплено письмо с моим именем. Мне стоит закрыть эту дверь и навсегда забыть об услышанном, но я не могу. Я так близка к разгадке, что отступить уже невозможно.

Глава 13

Писать письма не в стиле дедушке. Скорее бы бабушка настрочила длинный манифест по всем правилам этикета, упомянув романтику времени, когда не было СМС или имейлов. Из тайника достаю его и тонкую запечатанную папку, на уголке которой вырисованы инициалы «К. М». Откладываю ее, приступаю к письму, отдираю печать из сургуча и начинаю читать:

«Дорогая Мередит,

Надеюсь, ты никогда не найдёшь это письмо, как и не услышишь мое завещание. Я не хочу сбрасывать на твои плечи весь груз ответственности за дела нашей семьи, но только ты можешь исправить ошибку, совершенную мной до твоего рождения. Я надеюсь, ты сможешь уничтожить демона, которого я породил, и загладить нашу вину перед его сыном.

Дорогая, надеюсь, твоих сил хватит, чтобы правда восторжествовала. Будь осторожно, не лезь в пекло, убегай, если почувствуешь опасность!

С любовью,

дедушка

P. S. Мне безумно жаль, что ты читаешь это. Люблю тебя, Лучик».

Смахиваются подступившие слёзы, не могу сдержать дрожание в руках. Провожу подушечкой указательного пальца по угловатым буквам. Почерк в дедушки был ужасным и непонятным, больше напоминал палочки и геометрические фигуры. Изобретение принтеров спасло всех людей от разбора его иероглифов.

Демон? Сын? Кто такой К. М.? Завещание привело меня к Маркусу, а его отца звали Квентин Монтгомери. Через секунду факты складываются в единую картину: К.М.! Бинго! Имел ли дедушка в виду то ограбление? Если да, то это совсем нелогично, потому что вина лежала исключительно на моем отце. Возможно, я что-то не знаю. Открываю папку, оттуда выпадают листы и флеш-накопитель. Банковские счета на Кайманах и Карибах, большие денежные переводы фирмы «Монтгомери Интерпрайзес» на подставные компании. Кажется, дедушка пытался доказать финансовые махинации компании отца Маркуса. Среди распечаток нахожу список имен, рядом с которыми подписаны числа с кучей нулей рядом. Есть несколько знакомых людей: судья, занимавшийся делом бабушки и дедушки, сенатор Ричард Льюис, прокурор и известные братья-бизнесмены Росс и Николас Кинг. Последние очень выбиваются среди этих законопослушных граждан, потому что многим людям из высшего общества известно об их причастности к криминальному миру. Моя бабушку однажды выпила лишнего и сказала: «На престол взошел новый Король». Она упомянула, что эта ужасная семья не лезет к нам, но дедушка будет держать ухо востро. Насколько я знаю, наши компании никогда не работали вместе. Слава Богу.

Но самое страшное оказалось впереди.

Фотографии, сделанные почти двадцать лет назад, приводят меня в полнейший ужас. Кто-то запечатлел через окно с медными ставнями лежащего на полу мальчика и наседающего на него мужчину с длинным кухонным ножом в руках. Подросток истекает кровью, его глаза застилает пелена из раны, рассекающей бровь. Его пальцы сбиты в мясо молотком, который валяется неподалеку. Нос неестественно отклонен в сторону, а губы больше похожи на фарш. Мальчик абсолютно голый, поэтому виден каждый глубокий порез. Желудок скручивается не только от кошмарного зрелища, но и от того, что я узнала, кто изображен на снимках. Тошнота подступает к горлу, и я подбегаю к мусорному ведру. Меня выворачивает наизнанку. Ноги не слушаются, я сползаю на пол, опираясь спиной на стену. Не хочу верить в это. Не могу смириться с увиденным.

Маркус. Избитый, покалеченный, сломленный.

Могу предположить, что его истязатель – отец, Квентин Монтгомери. Их внешнее сходство феноменально и заметно даже не на самых качественных фотографиях. Они одинаковы, но в то же время совершенно разные. У Маркуса глаза часто бывают пустыми, холодными, хотя озорство и доброта ему не чужды, а вот взгляд его отца не похож на человеческий: он свирепый, кровожадный, наполненный лютой ненавистью к своему собственному ребенку.

Взглянуть на другие фотографии нет сил. Боюсь, что они окажутся еще хуже. Маркусу на фотография не больше пятнадцати, а именно тогда произошло ограбление.

«Генри обрек меня на ад, в котором я до сих пор варюсь».

– Боже мой… – больше не сдерживаю слезы и завываю навзрыд.

Ад не сравнится с тем, что пережил Маркус. Сжимаю рот ладонью, чтобы мои рыдания не были такими громкими. Протираю рукой заднюю поверхность шеи, стирая пот. Я не чувствую свое тело, сердце разрывается от боли за Маркуса. Я хочу вернуться в прошлое, заступиться за него, крепко обнять и укрыть от всего мира. Он был беззащитным ребенком…

Получается, мой дедушка знал, что случилось с Маркусом после тюрьмы, видел это собственными глазами, но не остановил это. Он собирал документы и какие-то доказательства. Дедушка хотел посадить Квентина и заплатил за это жизнью? Не хочу в это верить. Несчастный случай – то, во что полиция убедила весь мир. Случайная смерть успокаивает людей, потому что за убийство кто-то должен быть наказан.

Моя голова сейчас взорвется!

Возможно, на флеш-накопителе есть полное объяснение, но сейчас не время и не место, чтобы выяснять это. И я не уверена, что готова услышать или увидеть что-то еще. Ни моя психика, ни желудок не справятся с этим.

– Мисс Ван дер Меер? – раздается голос миссис Стюарт за дверью. – Вы в порядке? Вам нужна помощь? Я могу войти?

– Нет, прошу, не надо, – хриплю я.

Она понижает голос и говорит:

– Маркус тебя искал, Мередит. У вас что-то случилось?

Я отрицательно мямлю.

– Тебе нужна помощь? Может быть, что-то принести? – не отступается миссис Стюарт.

Я с трудом поднимаюсь и подхожу к двери. Во рту противный привкус рвоты, голова кружится.

– Сможете, пожалуйста, принести мне воды, жвачку и что-нибудь съедобное? – шепотом прошу я. – И косметичку с зеркальцем. Мне нужно привести себя в порядок.

– Конечно, Мередит.

Миссис Стюарт справляется за несколько минут и двумя стуками по дереву сообщает, что выполнила мою просьбу. Никто не должен знать, что со мной что-то не так. Для всех гостей я в порядке. Поправляю макияж, избавляюсь от головокружения и привкуса желчи во рту, складываю в сумочку папку с документами и фотографиями и возвращаюсь на прием. Мои проблемы не касаются гостей, они должны раскошелиться на помощь сиротам, а я – хорошо играть роль хозяйки.

***

– Дамы и господа, мы уже собрали три миллиона восемьсот семьдесят тысяч долларов, – объявляет миссис Стюарт со сцены. – Сейчас начнется аукцион, вы можете начинать выбирать лоты.

Я облегченно выдыхаю: больше не надо притворяться. С сумкой под пазухой ухожу подальше от толпы, а именно к бару. В горло ничего не лезет кроме воды. Боюсь, от другого меня вырвет снова. Как я буду смотреть на Маркуса после фотографий, лежащих в моей сумке? Я и до них чувствовала себя виноватой во всех его бедах, а сейчас я знаю больше. Я видела больше… Уединенная жизнь в горах Вайоминга станет пыткой.

– Выглядишь неважно, Мер, – теплое дыхание обдает мою шею. Беззвучно стону, понимая, кто стоит за моей спиной. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Я не хочу говорить правду, но и оставаться здесь слишком тяжело, поэтому качаю головой, давая ему понять, что мне плохо. Маркус обхватывает ладонями мои щеки, поворачивая мою голову к себе. Не могу заставить себя взглянуть ему в глаза. Прикусываю щеки изнутри, чтобы сдержать слезы. Чувствую, как Маркус хмурится. Он кладет ладонь к моему лбу и говорит:

– Температуры нет. У тебя что-то болит?

Сердце.

– Нет, – выдавливаю я. – Мне просто не хочется быть здесь.

Маркус вдруг прижимается губами к моему лбу и, слегка причмокнув, шепчет:

– Я сейчас же попрошу машину, и мы поедем домой. Самолет нас ждет.

Когда он отходит, слезы вновь катятся по лицу. Господи, Мередит, соберись!

Люди с такой радостью выбирают себе новую побрякушку, не представляя, что происходило в их кругу. Для них деньги, богатство и статус – самое важное, они лелеют свои никчемные желания и совершенно не заботятся о других. Сбор денег для сирот всего лишь очередной повод похвастаться толщиной своих кошельков. Мерзость. Мне ненавистно их пребывание в месте, где когда-то жили люди, искренне творившие добро.

***

Маркус помогает мне спуститься с трапа, на взлетной полосе стоит такси, которое довезет нас в Джексон. Мужчина хлопотал надо мной в течение всего полета, укрывал пледом, пытаясь унять дрожь. Я сама не уверена, почему трясусь, как осиновый листик. Маркус почти на руках усаживает меня на пассажирское сидение и занимает место рядом. Стараюсь отодвинуться как можно дальше, но он настойчиво притягивает меня к себе, подминая под бок. Маркус поглаживает мою спину, сквозь плотную ткань пальто чувствую тепло его рук.

– Перестань, – едва слышно молю его я.

– Перестать что? – мужчина замирает. Кто тянул меня за язык, черт побери? Поджимаю губы, умолкая. Маркуса не устраивает тишина, поэтому он, аккуратно взяв меня за подбородок, привлекает к себе мое внимание и спрашивает: – Ты скажешь мне наконец, какая муха тебя укусила? Что случилось на приеме? Дело в том певце?

– Нет, Дэмиен не причем. Мы только познакомились, – отвечаю я. Его дыхание щекочет губы, греют лицо. Глаза цвета топаза, освещенного лучами солнца, сияют в темноте. – Ничего не случилось, я просто… устала.

Маркус недоверчиво выгибает бровь. Веки и губы снова предательски содрогаются, и мелкие слезы проделывают путь от глаз до челюсти и падают на мужскую ладонь.

– Я не верю ни единому твоему слову, Мередит, – хрипло произносит Маркус и кладет вторую ладонь на мой затылок. – Ты не умеешь лгать.

– Знаю, – всхлипываю я и начинаю захлебываться в подступающих рыданиях, заикаясь и шмыгая носом. – Прости… просто я… я… не могу…

Маркус затыкает меня поцелуем. Очень нежным и бережливым, осторожным и трепетным, мягким и даже робким. Он не смутился и посмел поцеловать меня при постороннем человеке. Его язык проскальзывает в мой рот, и я ощущаю неяркий вкус выпитого алкоголя. Немного расстраиваюсь, потому что его смелость – побочный эффект бурбона. Губы Маркуса двигались плавно, приятно лаская мои. Я вздрагиваю и собираю все оставшиеся крупицы силы, чтобы не податься вперед. Я не имею права на него, наша связь была под запретом еще тогда, когда я была маленьким сгустком клеток. Маркус окружает меня собой, желая забрать мою боль. Я чувствую это каждой клеточкой, ощущаю его заботу. Ничто не может заглушить вину и боль в моем сердце, особенно тот, из-за мучений которого мне настолько невыносимо. Но и отстраниться от объекта своей страсти я не могу. Прильнув к груди Маркуса, я обнимаю его за талию, запустив руки под его пиджак. Пальцы нащупывают грубые рубцы – в воспоминаниях тут же всплывают ужасающие жестокие кадры. Раны будто снова свежие, и кровь из них окропляет мою кожу.

– Прости. Прости. Прости. Прости меня, Маркус, – молю я в его рот.

Моя голова падает ему на грудь, и слезы впитываются в хлопковую ткань рубашки. Я прошу прощение перед тем маленьким избитым мальчиком за боль, которую ему пришлось претерпеть, перед мужчиной – за свою слабость. Маркус крепче стискивает меня в свои объятия, словно так мне станет легче.

– Мередит, не знаю, что случилось, но ты никогда не должна передо мной извиняться, слышишь? – твердо приказывает он. Я не отвечаю, тогда он добавляет с ухмылкой: – Мер, не глупи. Ты самый чистый человек в мире. Ты просто не успела ничего натворить. Пока, по крайней мере.

– Даже в том, что случилось после ограбления? – срывается с языка. Черт, я выдам себя, если продолжу болтать. – Ты говорил, что был в аду. Но там ты оказался из-за меня.

Маркус, разозлившись, глубоко рычит, подхватывает меня за бедра и усаживает к себе на колени так, что моя спина смотрит на водительское сидение. Таксист все еще молчит и, надеюсь, сосредоточен на дороге. Маркус зарывается лицом в мою шею, губами приближается к уху и шипит:

– Заткнись. Ты должна заткнуться сейчас же. Я не хочу говорить об этом, потому что в моих мыслях нет места для дерьма прошлого. Сейчас я нуждаюсь лишь в тебе.

У меня перехватывает дух, и от его слов даже могу выдавить шутку:

– Сколько же ты выпил?

Провожу ладонями от его талии до шеи, запускаю их в его немного жестковатые волосы. Слезы высыхают на лице, и Маркус довольно улыбается. За окном мелькают знакомые здания Джексона, а значит, мы доехали до города. Тонированные окна скрывают нас от жаждущих взглядов горожан.

– Не так много, как ты могла подумать, – усмехается Маркус и проводит костяшками пальцев по моей скуле. Я блаженно прикрываю глаза, и его ладонь двигается ниже, гладит ключицы и опасно близко останавливается у декольте. Шумно втягиваю ловлю воздух ртом. – Могу ли я тебя поцеловать?

– Минуту назад тебе разрешение не требовалось, – хмыкаю я.

Маркус крепче сжимает пальцы на моем бедре. Ощущения похожи на те, что были в душе, когда я… доставляла себе удовольствия, думая о нем.

–Тогда я пытался тебя успокоиться, – отвечает Маркус. – К тому же, сейчас я хочу поцеловать тебя по-настоящему.

После моего короткого кивка мужчина исполняет свое – нет, наше – желание. Но начинает он не с губ. Маркус проводит языком по моему подбородку, проделывает дорожку поцелуев от него до плеча, впивается в шею, покусывая кожу. Святое дерьмо, как же это приятно! Прогибаюсь, предоставляя ему больший доступ, и поджимаю губы, сдерживая стон. Как раз в этот момент автомобиль тормозит. Маркус открывает дверь и вылезает из машины, держа меня руках. Я попутно хватаю сумочку с фотографиями и распечатками.

–Достань ключ, он в кармане пальто, – приказывает Маркус и продолжает ласкать мою шею.

Я больше не сдерживаюсь, сладко выдыхаю, постанывая, и перенимаю инициативу – целую его в губу, жадно требуя впустить меня внутрь. Не чувствую холод ночного воздуха, лишь руки Маркуса что-то значат сейчас. Он на ощупь подходит к входной двери особняка, я, покрепче уцепившись за его шею, вставляю ключ в отверстие и, дергая его в разные стороны, в итоге поворачиваю его до упора, пока замок не щелкает. Мы врываемся внутрь, пальто летят на пол в коридоре. Темп нарастает, Маркус мечется от губ к шее, сдвигает с плеч рукава платья и целует их. Я просто пытаюсь удержаться на весу и не мешать ему. Я слишком неопытна, а он как раз наоборот. Он знает, как прикасаться так, чтобы девушка сходила с ума в сладкой агонии. Мы на мгновение отрываемся друг от друга, переводя дыхание. Наши глаза встречаются, и мы без слов общаемся. Во взгляде Маркуса вижу желание, шок и небольшую толику сомнения, но я не хочу, чтобы он даже задумывался о том, чтобы остановить это, поэтому с напором, совсем мне не свойственным, сливаюсь с ним губами. Мужчина удовлетворенно рычит, и от его гортанного рыка с моим телом происходит что-то невероятное. Ритм сердца зашкаливает, внизу живота разгорается настоящий пожар и быстро стекает к бедрам, Покалывание между ног становится нестерпимым, и мне необходимо, чтобы Маркус его унял. Даже кислород мне сейчас не так необходим, как его ласка.

Мужчина сворачивает в сторону лестницы, ведущей к спальне, но я говорю:

– Кухня и гостиная ближе.

Я действительно прошу трахнуть меня на столе или диване? Боже, спаси меня. Дьявол управляет моим языком. Маркус жалобно стонет.

– Это должно быть нежно и романтично, черт возьми, – ворчит он, – а пока здесь и не пахнет чем-то таким.

Повторюсь: Маркус слишком опытный. Он знает, что станет моим первым мужчиной, и хочет, чтобы все прошло по правилам, словно мы в романтическом фильме про подростков. Он забыл, что в таком кино нет багажа с мертвыми родственниками, возможными убийствами, тайных расследований, семейной вражды и немаленькой разницы в возрасте. Хотя последний пункт опровергают Белла и Эдвард.

– У нас все не как у людей, – усмехаюсь я. – Вообще-то в гостиной очень романтично. Там же есть камин.

Маркус, идя на кухню, целует меня за ухом, проводит по вспыхнувшей коже языком и шепчет:

– В моей комнате перед камином есть плед с подушками и кровать кинг-сайз.

Туда мы тоже доберемся, поверь мне, Маркус Монгомери.

Мужчина останавливается и усаживает меня на стойку. Я неуверенно тянусь к пуговкам на рубашке и начинаю расстегивать их, обнажая мускулистую грудь, а Маркус приподнимает подол моего платья, проводит пальцами по внутренней поверхности бедер и подцепляет резинку чулок. Он снова вглядывается в меня и уточняет:

– Ты уверена на все сто процентов?

Я киваю.

– На миллион.

Маркус присаживается предо мной на колени, сбрасывает туфли и снимает чулки. Кожа остается без защиты, и я затаиваю дыхание, выжидая его дальнейших действий. Нос мужчины касается левой щиколотки, и Маркус поднимается по ноге, не оставляя без внимания его губ ни один кусочек кожи. Откинувшись назад, выгибаюсь и закусываю нижнюю губу. Боги, как приятно. Маркус почти бесшумен, поэтому я вздрагиваю, когда слышу чей-то голос из гостиной. Резко поднимаюсь на локтях и шепотом спрашиваю:

– Ты слышал это?

Маркус замирает, подняв голову, и вслушивается. Теперь мы оба отчетливо слышим мужские голоса. Готова поклясться, что это диалог из третьего фильма саги о Гарри Поттере. К нам что, забрались воры? И сейчас они засели на HBO за просмотром Гарри Поттера? Бред какой-то.

Маркус ставит меня на пол без лишних звуков, достает из шкафчика под раковиной небольшой пистолет и мягкими шагами подступает в сторону гостиной.

– Зачем тебе столько оружия? – шепчу я.

Маркус шикает на меня.

– Стой здесь, – он снимает пистолет с предохранителя и скрывается за стеной.

Жду угроз, звуков выстрелов или криков, но слышу смех и ругательства. Что за чертовщина? Надеваю чулки обратно, раз никто нас не обкрадывает, и иду в гостиную. Маркус, насупившись, ставит руки на бока и отчитывает незнакомца, сидящего на диване с пачкой чипсов в руках. Парень мулат, кожа очень смуглая, но вот голубые глаза и фамильный подбородок выдают в нем Монтгомери. Он немного похож на Джесси Уильямса из «Анатомии страсти». Волосы коротко подстрижены. Если это Кайл, то я поняла, о чем говорила Лекси. У него самая смазливая мордашка из всех, что я когда-либо видела. Бледно-голубые глаза сияют, как два драгоценных камня, на фоне темной кожи.

Прячась за стеной, поправляю платье, чтобы племянник Маркуса не знал, что происходило на кухне. Чувствую, что губы распухли, шея пылает в тех местах, где ее были поцелуи. Прикрываю кожу волосами, стираю размазанную помаду и выхожу из укрытия.

– Что ты, черт побери, здесь делаешь, Кайл? – бурчит Маркус. – У тебя на носу гребаные экзамены, а ты не выедешь из Джексона в ближайшие дни. Надвигается циклон.

– Пытаюсь посмотреть телевизор и не попасть под пулю, – Кайл закатывает глаза и ставит фильм на паузу. Его взгляд натыкается на меня, и парень немного хмурится. – Это она?

Маркус, не поворачиваясь ко мне, отвечает:

– Кайл, познакомься с Мередит.

Парень смотрит на меня с подозрением, затем поднимается с дивана и направляется в мою сторону, но его дядя преграждает ему путь. Маркус что-то быстро шепчет Кайлу, и тот успокаивается. Он кивает, его губы растягиваются в маленькой улыбке. Ему известно все, и он меня ненавидит. У меня у одной здесь дежавю?

–Приятно познакомиться, Ван дер Меер, – язвительно произносит Кайл. – Кажется, у тебя появился еще один сосед на несколько месяцев.

Да уж. Наша клетка пополнилась.

*******

Ногой пинаю туфли в сторону коридора, пока мужчины Монтгомери переговариваются в гостиной. Лучше уж я приготовлю нам кофе, чем буду делать вид, что не замечаю пристального взгляда Кайла. Иногда из комнаты слышны громкие рычания и крики Маркуса.

– Решил просрать свою жизнь? Или хочешь быть лодырем на деньги своего деда? Через мой труп, черт возьми! – орет он. Следом что-то падает с громким треском, и я слегка подпрыгиваю. – И хватит есть, пока я говорю с тобой, мелкий паршивец!

Маркус очень зол. Он может быть пугающим, но таким я никогда его не видела. Не видела его в роли отца. Когда Маркус выходил из себя, он быстро успокаивался и даже утешал меня. Но сейчас он даже и не думал затихать.

– Папа, перестань, – бурчит Кайл так же громко, чтобы дядя услышал его. – Я взял академический перерыв. Или как эта хрень называется?

Маркус взывает от ярости:

– Ты ждешь ребенка? Нет, твою мать! Ты просто хочешь валяться на диване и смотреть «Гарри Поттера», бестолочь.

Что-то с силой врезается в стену. Кажется, это кулак Маркуса. От неожиданной громкости я взвизгиваю и отпрыгиваю от кофемашины чуть ли ни на метр. На кухню заходит Маркус. На его лбу вздувается вена от гнева, лицо красное, как томат. Он складывает руки на груди, останавливается напротив и назойливо стучит каблуком по кафелю. Увидев мое испуганное лицо, Маркус подходит ближе, гнев сменяется сожалением. Руки тянутся ко мне, он хочет прикоснуться ко мне так же сильно, как я почувствовать их на себя.

– Вы довольно шумные, – говорю я, натягивая улыбку. – Кайл остается в Джексоне?

Маркус кивает, кладет ладони на столешницу и едва ощутимо сцепляет наши пальцы. От такого крохотного жеста мое сердце вновь уходит в пятки. Мне этого недостаточно. Я хочу вернуться к тому, что мы делали несколько минут назад.

– Ты должна знать…

– Он знает, чья я дочь, – заканчиваю за него. – Это проблема? То есть ты смирился довольно быстро, стал радушным и очень… кхм… заботливым.

Пробегаюсь пальцами по шее, скучая по поцелуям. Я правда назвала Маркуса заботливым? Отворачиваюсь, чтобы скрыть свой подступивший румянец. Маркус хмыкает, наклоняется к моему уху и шепчет:

– Я был достаточно заботливым с тобой сегодня?

– Да, но нас прервали, – я едва ли не стону от разочарования.

Хочу спросить, продолжим ли мы, но слишком боюсь услышать ответ. Наш порыв – мимолетная слабость, а Маркус не позволит себе второй отступ от своих принципов. Не спать со мной как раз входит в них. Я была готова лишиться девственности на кухонной стойке, да что уж тут говорить, я все еще готова запрыгнуть на нее и раздвинуть перед ним ноги, если бы Кайл не сидел в нескольких метрах от нас.

– Я, наверное, пойду спать, – сейчас кто-то должен уйти, и это буду я. – Можешь проводить меня и пожелать спокойной ночи. Думаю, вам с Кайлом есть, что обсудить, а я буду лишь мешать.

Не могу сдержать улыбку. Маркус заправляет мои волосы за ухо и аккуратно целует в шею. Я из всех сил пытаюсь не поддаться чувствам и впиться в его губы в эту же секунду, и это оказывается кстати, потому что слышатся приближающиеся шаги Кайла. Мы реагируем быстро и отступаем друг от друга на безопасное расстояние. Парень в отличие от своего дяди выглядит вполне расслабленным, будто ему совсем плевать на взбучку, которую ему только что устроил Маркус. Я ставлю на стол две чашки с кофе и ухожу к себе в спальню.

– Кайл, дай нам минуту.

Маркус нагоняет меня на полпути. Когда мы доходим до двери, он толкает меня, вжимая в стену, и целует так сильно, как я и хотела. Он выплескивает свою накопившуюся злость и грусть от того, что нас прервали. Маркус показывает, что он искренне сожалеет. Однако так он может намекать на то, что это наша последняя «оплошность». Я не могу предугадать его следующие действия, потому что его душа и мысли слишком сложны. Маркус расставляет мои руки по сторонам, держа кисти на уровне головы. Он полностью лишает меня возможности прикасаться к нему, что приравнивается к пытке. Выгибаю спину и бесстыдно прижимаюсь к нему грудью. Я превращаюсь в настоящую распутницу… Маркус отрывается от меня, освобождает руки, целует каждую кисть и на прощание хрипит:

– Спокойной ночи, Мередит.

Мужчина уходит, и я в спину кидаю ему какой-то несуразный стон и щебечу:

–Уснуть бы еще после такого…