– Сожрать не сожрать… а наказать надо, – жестко сказала Вероника, подходя к смотрителю вплотную. – Что это за самодеятельность, чучело ты немое? Тебе было приказано собрать все книги по демонологии, чтобы девчонка на них случайно не наткнулась. Собрать, ты слышишь меня, олух! А не принести и бросить к ее ногам!
Джордж весь сжался, но не отступал, только смотрел в сторону. Вероника злобно влепила ему звонкую затрещину, а потом жестко схватила мужчину за подбородок и развернула к себе.
– Смотри на меня! – до бела сжав губы, сверкая очами, крикнула она. – Ты сохранил при себе право размышлять! Но не делать! Слышишь! Я хорошо помню условия договора, умник. И я помню, что слуха тебя никто не лишал! Погоди-ка… или…
Она вглядывалась в дряблое бледно лицо, словно высматривала что-то под микроскопом.
– Неужели, Джорджи? – в ее голосе появилась притворная мягкость. – Неужели ты до сих пор сопротивляешься? Столько лет! Неужели там за шторой твоего подлого молчания все еще теплится надежда, а?
На этот раз она схватила мужчину за затылок. Это было странно, такое движение требовало бы аномально длинных пальцев, коих Кира ранее не замечала. Вероника и была высокой, но сейчас Кире показалось, что она еще увеличилась в размере, стала выше дедка почти на голову. А судя по тому, с какой легкостью она развернула его лицо к себе, силища в ее тонкокостных руках была нечеловеческая.
– Смирись, смирииись глупый старик! Ее уж нет! Ничего уже не осталось от твоей Вероники, слышишь? Ничего! Одни только глупые условиея – сохранять знания, да соблюдать свободу воли! Ха!
Голос женщины еще изменился. К своему ужасу Кира услышала в нем знакомые нотки – словно множество слилось в единство. Неоднородный, визжащий и грохочущий одновременно голос с другой стороны этого мира. Она слышала такой и совсем недавно. Так кричал ей вслед маэстро Мантичини в опере Ганолвата, за несколько секунд до того, как…
На мгновение девушкой овладела паника. Кошка дернулась от края парапета, случайно задела локтем все собранные книги, и стопка с глухим топотом развалилась.
Все люди (люди ли?) внизу разом подняли свои головы в ее сторону.
«Ну вот и кирдык мне пришел», – подумала Кира и рванула в глубины книжного лабиринта что есть мочи.
Однако бегство ее кончилось не начавшись. Лишь только обернувшись, она сразу же налетела на плотное круглое брюхо профессора Блюмцвейга. В следующее мгновение она уже ощутила, как огромная крепкая лапень вцепляется в ее холку. Как пережимаются в сизой шкуре под шерстью парализующие волю точки. Как ее зрачки расширились и помимо ее желания, невзирая на бешено колотящееся сердце, руки, ноги и шея бесчувственно обвисают, и хвост предательски поджимается к животу.
– Попалась, – пробасил профессор и улыбнулся. Широкая улыбка разъехалась до самых ушей и поплыла черной клубящейся тьмой.
Глава IX. Face your fears
Пес быстро скатился по лестнице обратно в бар-кухню. Луна в этот момент как раз закончила накрывать на стол. Она поставила два прибора друг против друга, как обычно. В одну тарелку уже было сгружено полкило ароматного лобио с индейкой, а над другой она зависла в нерешительности и задумалась, как если бы вдруг забыла, сколько же человек приглашено к ужину.
– А! Азиз. Вы один? А что, Киру уже забрали?
Сердце его оборвалось.
– Что значит «забрали»? – прохрипел он.
– Хммм, – Луна как будто не услышала его. Женщина стала вяло убирать со стола второй прибор. – А жаль. Она мне почему-то нравилась.
– Что. Значит. Забрали? – более настойчиво отчеканил он мертвым голосом.
Сначала он услышал гулкий звон. Потом почувствовал слабость в ногах, припал на колено и сдавленно крякнул. Только теперь появилась боль в основании затылка. Провел когтистой ладонью по голове – обошлось без кровоподтека. Обернулся и взглянул в глаза Шасси.
Пес был удивлен столь грубому и безрассудному выпаду. Но служанка была удивлена сильнее. Она переводила взгляд своих огромных негритянских глаз с пса на тяжелый стальной сотейник в своих руках и обратно, никак не веря тому, что он не лежит на полу с раздробленным черепом. Наконец, котелок на ее плечах переварил полученную информацию и выдал дальнейшие инструкции. Женщина задрала с шумным вдохом свое тело к потолку для нового удара, вбросила в него весь свой тщедушный вес. Но кухонное оружие ее на этот раз до псовой головы не коснулось. Удар он просто смахнул костистой рукой. Когда же она, нечленораздельно рыча от натуги, неуклюже и тяжело повела сотейник вверх для нового удара, то ее грозное орудие просто разлетелось в разные углы, рассеченное надвое. Зловещая зазубренная коса соткалась из пыли и тени прямо в его руках. Шасси чудом успела разжать пальцы, а то бы улетела тоже по инерции. Она снова была удивлена. А потом на смену удивлению пришел страх.
Женщина оцепенела, словно перед ней оказалась разозленная гремучая змея. К слову, недалека она была от истины.
– Маски сброшены, – как мог спокойно, превозмогая раздражение, сказал пес. – Объяснитесь.
Он видел, как судорожно она пытается сообразить, что же теперь делать. И чуял, как адреналин из ее надпочечников впрыснулся в кровь. Как сердце ее загрохотало, ритмично раздувая синеватую жилу на шоколадной шее. Легкие тут же переполнились кислородом, но мозг, несмотря на гипервентиляцию, отказывался отдавать дальнейшие приказы. Он был скован – сначала неверием, теперь страхом. Ужасом. Она просто обледенела. Ноздри пса расширились, раздразнились запахом страха. Страх воняет. Люди этого не чувствуют обычно, но страх жутко воняет – кислым уксусом, прогорклым маслом, застарелой мочой.
Внезапно Луна засмеялась. Сначала нервно и тихо, но потом просто залилась звонким безумным хохотом.
– Вот это… Вот это ты просчиталась, дрянь! – сквозь слезы бросила она. – Вот это да! Ну наконец-то! Неужели я дожила до этого дня! Это ж Судья! Ахххх… ха! Ха–ха–хахаха! Судья на моей кухне!
Она смеялась и смеялась, и даже оперлась о барную стойку, чтобы не упасть.
Он лишь на одно мгновение отвел взгляд от негритянки, и та кинулась. Но Судья увидел движение тени на стене – размазанное, черное, широкое – периферическим зрением и успел отбить острые ножи-когти. Вместо хрупкой служанки перед ним уже откуда ни возьмись клубился струящийся черный монстр. Огромные белые глаза вылупились на пса, словно сваренные вкрутую тухлые яйца. Тварь тяжело переступала по очереди пятью или шестью кривыми ногами и пыталась впиться в тело пса острыми тощими лапками. Два стола с грохотом опрокинулись, стулья разлетелись в щепки, маленькую гостиницу сотряс грохот разбитого стекла. Фауст увернулся от нескольких выпадов, а затем коротким сильным ударом оттолкнул чудище от себя и, получив немного пространства для маневра, отсек ему обе руки. Черный монстр взвыл – многослойным гудением, похожим на то, что пес уже слышал совсем недавно в опере Ганолвата.
– Так! Так! Тесни, тесни! – внезапно зло вскричала Луна. Волосы старушки растрепались, а взгляд приобрел остроту и блеск. – Эта дрянь должна отступить!
Фауст не понял, к кому именно обратилась безумная астрологичка.
– ТЫ ОПОЗДАЛ! – заклокотала черная тварь. Пес оскалился. Однако внутри него, за броней из зубов и костей, ёкнуло в груди. Не надо было уходить от кошки.
Словно в ответ на его беспокойство, из черного студенистого тела мерзкого создания с сухим хлопком выросло еще несколько новых рук на месте прежних двух. Чудище изобразило подобие ухмылки и ринулось вперед. Пес не отступил. Он бросился на врага со всем рвением, привычно трансформируя возникшие чувства – и гнев и страх, все – в силу атаки, в скорость. В смерть.
Гадкое создание неведомых богов недолго выдерживало натиск разгневанного Судии. Пёс со свистом и рыком просто разорвал врага на мелкие мокрые части голыми руками буквально за несколько мгновений. Быстрая и легкая победа ударила в голову, как молодое вино. Зверь внутри него встряхнул лохматой спиной, расправляя плечи.
– Не стой столбом, дурень! – снова воткнулась Луна и бросила в пса луковицей. Овощ стукнулся о его голову и с шелестом откатился. Старая повариха судорожно рылась в ящиках с кухонным инвентарем.
– Определись уже, на чьей ты стороне, женщина!
– Чувства, дуболом, ей нужны твои чувства! – донеслось из глубины шкафов сквозь металлический лязг. – И не вздумай бояться!
– Опоздал…. – среди бесформенных кучек темного вещества громоздилась оторванная часть склизкого тела с головой и пастью. Она и не думала подыхать, а только вылупила толстые белые глаза и, слегка захлебываясь, снова принялась дразниться. – Опоздал, опоздал, ОПОЗДАЛ!!!
С каждым словом сердце Фауста замирало и падало все ниже и ниже. А чтобы усилить его ужас, из головы начало стремительно расти новое черное тело. Вытекать и струиться густой тьмой. И в этот момент к твари подскочила Луна с небольшим двузубцем и ножом. Женщина довольно неуклюже, но как могла быстро опустилась перед существом на колени и уверенным движением вогнала острие вилки в его глаз. Тварь взвыла, а свежеиспечённое-было тельце немедленно скукожилось и втянулось обратно. Опытным хозяйским движением, кулинар поддела глаз ножом, вырвала его из тела, подрезав пуповину из черных трухлявых сосудов, и быстро проделала то же самое со вторым. Куски черной плоти немедленно задымились и испарились, а вместо головы на полу оказалось изуродованное, разорванное пополам тело служанки Шасси. На месте глаз зияли две багровые дыры.
Луна тяжело смахнула пот со лба и удовлетворенно всмотрелась в два склизких белых шара, размером с теннисный мяч, насаженных на вилы. Глаза чудовища мелко дрожали.
– Михаил! Немедленно отпусти девочку!
Горло Киры уже пульсировало от перенапряжения, в ушах звенело, а перед глазами поплыли цветные пятна. Поэтому, когда она увидела парящую в воздухе на уровне перил Веронику, то решила, что асфиксия вызвала галлюцинации. Однако Блюмцвейг неохотно разжал пальцы, и Кира, судорожно вдыхая и откашливаясь, повалилась на мозаичный пол. Дыхание скоро восстановилось, темные круги перед глазами пропали. А летучая Вероника нет.
И без того тонкие белые губы женщины были сжаты в едва заметную бледную щель. Большие темные глаза сверлили Киру и прямо-таки полыхали сдерживаемым гневом. Слегка покачнувшись, владычица Мемориума плавно опустилась на пол перед кошкой. В этом маневре Кира рассмотрела, наконец, что женщина не левитировала сама по себе – в воздухе ее держала тень. Темная клякса, расплескавшаяся по стенкам, отрастила себе тысячи ножек-ниточек, и, цепляясь за каждую неровность интерьера, каждый маленький уступ светотени, переносила свою хозяйку прямо по воздуху.
– Нравится фокус, дорогая? – Вероника усмехнулась, как показалось кошке, вполне доброжелательно. – Это далеко не все наши чудеса. Если ты позволишь, я все тебе объясню. Давно следовало бы, наверное. Как я понимаю, господин Азиз тоже где-то поблизости. Как всегда?
У кошки засосало под ложечкой. Какая же она дура, что удрала от пса. Но, может быть случилось чудо? Может быть, он действительно уже тоже здесь – пришел к назначенному месту, не нашел ее и… и все понял? Она вдруг очень ясно увидела, как глупо себя повела. Снова. Однако, раз ее спросили, значит у нее есть шанс хотя бы блефовать. Она посмотрела на Веронику снизу вверх, как могла вызывающе, и медленно кивнула.
– Как всегда.
Несколько мгновений две женщины боролись на взглядах. Затем Вероника слегка усмехнулась, иронично приподняв бровь.
– Ist das so?… – бархатно и хищно протянула она. Затем слегка повернула голову в сторону зала. – Леночка? Вы нашли нашего второго гостя?
Кира посмотрела вниз сквозь лакированные балясины. Лена застыла на своем месте, расслабленно запрокинув голову назад, словно в трансе. Ее глаза были открытыми – белесые, без зрачков, раздувшиеся на пол лица.
– М. Это вопрос нескольких минут, я полагаю, – сказала Вероника и снова перевела свой темный взгляд на девушку.
Лена внизу вдруг болезненно вскрикнула и начала яростно тереть лицо, как если бы ей в глаза сыпанули перцу.
– Тварь зубастая, – прошипела она.
– Ну так!?
Лена посмотрела наверх. Киру передернуло, как изменилось и без того противное лицо – эти огромные, с гусиное яйцо глаза – стеклянистые, без зрачков. И кривая ухмылка сквозь расширившуюся темную щель пасти.
– Он в городе – Луну, кажется, разговорил. Пешку мою сожрал, скотина, зато его пульс теперь у меня как на ладони. И у него есть слабое место.
На словах «слабое место» это жуткое существо почему-то посмотрело прямо на Киру. У кошки мурашки поднялись по всей спине.
Вероника сразу же расслабилась. Кира отметила, как опустились с облегчением ее плечи. Черт возьми, как же было глупо сюда соваться одной! Вся ее безопасность здесь держалась только на Фаусте! А он все это время был абсолютно прав – и по поводу засады и по поводу того, кого здесь действительно стоит опасаться. Страх запустил ей под кожу свои юркие холодные щупальца.
– Вот как. И что же ты ждешь? Вперед, моя дорогая, забирай его.
Лена растянула морду в огромной черной зубастой улыбке.
– Да хоть обоих. Твоя кухарка слишком много болтает….
– Не вздумай, мразь! – внезапно Вероника взвилась. Тень за ее плечами вновь расширилась, выросла и угрожающе затмила половину зала. – Договор есть договор, мужчина – тебе. Но чтобы до Луны и палец твой поганый не коснулся!
– Твоя сентиментальность… опасна, – пробормотала Лена.
– Твоя гиперсексуальность тоже. Просто убей его. Он явно для тебя слишком… умен.
Лена внизу вся задрожала от гнева и досады, но перечить не посмела. Она взмахнула рукой, и ближайшее высокое окно с грохотом распахнулось, впуская в зал вой ветра в потоках дождя. Она выскользнула в проем, превратившись в комковатую тень, и унеслась в сторону города.
– Надо солью присыпать, – сказала она самой себе.
– Не лучше ли дустом и сжечь? – недоверчиво буркнул пёс. Он подошел к хозяйке гостиницы и помог ей подняться.
– Нет, Азизик. С этой дрянью только соль, – Луна, тяжело переваливаясь, пошла за стойку и действительно щедро сыпанула соли на свою добычу. Глаза запищали, словно сырые головешки в костре, съежились и потемнели.
– Сдохло? – пес с интересом наблюдал за действиями повара.
– Нет, – вздохнула старушка. – Это всего лишь дочка. Дочка умрет, когда мама преставится. А мама теперь знает твое слабое место, дурачина ты, простофиля! Ты ведь испугался, да? Ты же за девочку свою испугался? – Луна с укоризной ткнула в пса пальцем.
– Луна, – оскалился в ответ пес. – Я не Азиз…
– Да уж ежу понятно!….
– И не просто телохранитель. Я по-хорошему прошу объяснить, какого черта здесь происходит!
– Да хоть по-плохому, мальчик! – Луна вдруг вся спала с лица и устало плюхнулась на табурет, оперлась локтями о стойку и обхватила руками голову. – Я не помню какого черта здесь происходит…
Фауст совершенно по-песьи наклонил голову вбок.
– Я не помню… ничего. Ничегошеньки. Только сердце… так болит с момента, как вы приехали. Как эта твоя девочка… такая умненькая, хрупенькая, непослушная, сильная, своенравная…. – женщина уставилась перед собой невидящим взглядом. – Такая живая, любопытная… Азиз, я боюсь представить… Я не хочу представлять ,что они сделают с ней. Не хочу. Почему-то это так больно, Азиз. Одна только радость была, что ты тут. Сильный, острый, крепкий. Мощный такой скорпионище. Я уж грешным делом подумала, что может быть, теперь это все закончится.
«Такое ощущение, что она не о Кире говорит. А о ком-то своем, на нее похожем», грустно отметил про себя пес. Луна ему нравилась.
– Все это закончится, – в его голосе сквозило низкое рычание. – Расскажи, что знаешь.
– Ты оглох, касатик? – она раздраженно посмотрела на него. – Я не помню! Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ ИЗ СВОЕЙ ЖИЗНИ! И вообще из жизни. Из того, из внешнего мира. Обрывки. Временные просветления…
– Амалия?
– НУ ЧТО!?
– Кто хоть мама этой дочки можешь сказать? – Фауст кивнул на водянистые шары, насаженные на вилку. Он решил зайти с другой стороны не теряя больше времени.
– Елена. А то сам не догадался? Все слуги здесь – ее дочки. Немые и безъязыкие. Они все – ее глаза и руки. Следит за всем и всюду. Все знает про всех.
– Зачем?
– Чтоб в страхе держать, зачем еще. Чтоб не разъехались, не разбежались, пока память еще не вся утеряна. Страхи – это инструмент. Инструментик такой, Азиз. Вот как у меня вилки всякие. Я этими вилками такое делать умею – уух! Закачаешься.
Луна, казалось, успокоилась. На лицо ее возвращался румянец, но в то же время из взгляда быстро улетала сосредоточенность, а из речи смысл.
Фауст задумался. Да, действительно. В каждом доме, где по ночам снятся кошмары, были слуги и притом ночевали там. А вот в домах тихих безумных старичков? Днем точно слуги делали прополку, уборку и приносили продукты, он отмечал, что они суетятся по всему поселку. А ночью? Тогда он не отдал себе отчета, снится ли что-нибудь им. Сейчас он осознавал – машина, которую они с кошкой безрезультатно искали все это время, не машина вовсе, а люди. Именно слуги под предводительством Лены и насылали на жителей страшилки, выбивавшие почву у тех из-под ног. Внушали, что здесь единственно безопасное место? Возможно, почему нет. Он бы так и поступил.
И это объясняло то, зачем Лена приходила тереться под дверью Кириной комнаты в ночи. И его кошмары тоже. Эти люди каким-то образом влезали в головы, находили потаённые страхи и приводили их в сновидения. Его передернуло. Получается, что он уже дважды себя выдал. Первый раз в замке, когда испугался призрака своей давней травмы. И второй раз – сейчас. Вот только что, когда подумал о Кире.
«Опоздал», – вспомнил он и в груди что-то немедленно сжалось.
«Надо бы поскорее возвращаться в лес, к кошке. У нее терпение слабо развито, не ровен час, не дождется… и… – он похолодел. – И упрется в замок одна, назад за книжками». От простоты и логичности догадки у него закружилась голова, а в ноги словно ваты набили.
«Твою ж мать… да она меня специально, спровадила… снова.»
– Луна, я должен…
– Ты это, – старушка перебила его, решительно взяла за руку и заглянула в глаза. – Знаешь, хватит с меня. Пока я не забыла – ты вот что запомни: у них контракт. Чтобы их убить нужно контракт нарушить.
– Эммм… а в чем суть контракта?
– У всех разная, – добродушно пожала она плечами. – Вот что бы ты попросил – у демона?
Оглушительный звон стекла прервал ее на полуслове. В таверну ворвалось нечто огромное и черное, выломав не только окно, но и, кажется, пол стены заодно. Гигантской многосуставчатой черной лапой существо толкнуло Луну. Та с силой влипла в стену и опала на пол безжизненным комом. Пес не стал дожидаться, пока и ему окажут должное внимание. Он быстро материализовал косу и, запрыгнув твари на спину, начал кромсать ее темную плоть. Но, к его огромному сожалению, как и в случае с маэстро в Ганолвате, его обычно безотказное и смертоносное оружие лишь проходило сквозь чудище с легкими хлюпами, как если бы оно было сделано из густой болотной жижи. Судья поспешно соскочил на землю и занял оборонительную позицию. Он судорожно думал над подсказкой Луны, а пока решение на ум не пришло, оставалось только два варианта – тянуть время и попытаться разболтать тварь или ринуться в лес. Возможно, Кирино защитное заклятие поможет ему скрыться среди деревьев.
– И не надейся удрать, сученок, – тварь проследила за его взглядом. Или за мыслью?
– Невозможно об этом не думать рядом с такой уродиной, – огрызнулся пес. Душный запах выветрившихся слащавых подростковых духов сразу выдал, кто это пожаловал на огонек на самом деле. А Фауст тоже умел играть в игру «ударь-по-больному».
Огромное черное существо, больше всего похожее на длинную гусеницу с сотней мелких шевелящихся ножек и гигантскими тухлыми яйцами-глазами возмущенно взвыло и бросилось на Фауста. Они катались по первому этажу закусочной, как дворовые коты, сметая и разбивая все на своем пути. Тварь облепила пса своими черными ножками и все пыталась присосаться к шее, а тот вцепился обеими руками в белый выпуклый глаз и выкручивал его, словно пуговицу. Остальное тело вновь оказалось лишь студенистым веществом, неуязвимым для зубов и когтей. Наконец в глазу у гусеницы что-то треснуло, она с визгом извернулась и отбросила пса в сторону. Пока черная мерзость извивалась и корчилась, Фауст попытался по стеночке проскользнуть к выходу.
– Ах ты гаденыш!!! – взвыло многоголосое нечто, заметив его маневры и выстрелив в его сторону щупальцем. Черный студень обвил пса на манер гигантского змеиного хвоста, с силой грохнул о стены, так что у него звезды из глаз посыпались, и, повалив на пол, придавило всей своей темной массой. – Ты хоть знаешь, как долго заживают синяки под глазами!?
– Господи Боже, тебя только это беспокоит в отношении твоей внешности?
В ответ на это мега-гусеница злобно зашипела и сжала свои кольца на теле пса еще сильнее. Фауст стиснул зубы от боли.
«Как так-то! Кук укусить, так насквозь я прохожу, как ребра мне переломать, так пожалуйста – вполне ощутимое… нечто. От чего зависит ее плотность, интересно?» – подумал Судья. Тем временем прямо над ним зависла черная башка твари и быстро преобразилась, обретя черты бестолковой администраторши Елены.
– И что же тебе не понравилось в моей внешности? – проворковала башка уже более-менее человеческим голосом.
– Ослабь хватку, – просипел пес. – Мне нужно оооочень много воздуха, чтобы все перечислить.
– Хмммм…. Какой ты все-таки дерзкий, – кольца хватки как ни странно действительно немного ослабли. И в тоже время к своему ужасу Фауст ощутил некоторое волнообразное, видимо ласкающее движение в самой что ни на есть своей интимной зоне. Гигантская голова с довольной миной вдруг выпустила длинный раздвоенный по-змеиному язык и лизнула его в щеку. – И какой сладкий. Твой страх на вкус как лакричный сироп. С горчинкой.
– Фубля, – только и смог выдавить из себя пес. Но в то же время его и осенило.
«Ну конечно! Страх! Этому чучелу нужен мой страх! Ну, тварь, не дождешься».
Пес сконцентрировался на чувстве омерзения. Он выхватывал взглядом черты лица врага и старался припомнить и усугубить в уме его подробности. Рыхлое и одутловатое лицо. Пот в уголках глаз и на носу. Губы, густо измазанные комковатой помадой. Варикозная сетка на щеках. Он физически ощущал, как брезгливость заполняет все его сознание и даже страх быть изнасилованным этим ползучим ужасом стал растворяться, замещаться отвращением.
– Ты что это такое делаешь, милый? – нахмурилась башка, подтверждая, что путь избранный Судьей совершенно верен. Фауст явственно ощутил, как кольца, сжимающие его, теряют свою плотность.
– Я? Бегу из-под венца, похоже. Нет, ну правда, неужели ты не могла прописать в контракте внешность получше?
В ответ на эту провокацию, создание гневно завизжало и садануло слабеющими, но все еще осязаемыми щупальцами Фауста об стену и снова об пол. Пес больно стукнулся и без того ушибленным затылком.
– Ты будешь бояться!! – завыла Лена. – Мне не нужна внешность, дурачок! Ты будешь так бояться, что только со мной обретешь покой! У меня идеальный контракт!!!
Справившись с дурнотой, накатившей от удара, пес сначала плюнул в черное лицо, затем призвал косу и изо всех сил рванул тяжелое оружие вверх, распарывая на этот раз полужидкую плоть живой тьмы. Лена взвыла и расплескалась бесформенным студнем. Но лишь на мгновение. Пес только успел подняться на ноги, а гусеница уже метнулась к нему, целясь всей своей массой прямиком ему в грудину.
Удара не последовало. Только обдало холодом, и дыхание сперло в горле. Темная тварь прошла через жертву насквозь, практически не причинив никакого ущерба.
«Вот как это работает. Есть страх – я уязвим. Нет страха – она уязвима. Что там Луна говорила про контракт? Как я заборол ее служку? «Эта тварь должна отступить», сказала она? Вот задачка же».
– Я не буду тебя бояться, Лена. Ты жалкая и уродливая, а не страшная.
В ответ съежившееся было чудовище расплылось в довольной ухмылке.
– А меня и не надо бояться, сладкий ты мой, – отсеченные части темной плоти уже подползли к хозяйке и влились обратно в ее тело. Она снова возвысилась над псом полупрозрачной черной горой. – Меня ты будешь любить. Знаешь почему? Потому что ты уже опоздал, телохранитель недоделанный.
Пес изменился в лице. Ужас мгновенно заполнил его всего и взвинтился внутри ледяным вихрем. Он ничего не успел сделать. И конечно, Лена атаковала. Она врезалась в него снова, и на этот раз ощущения были, как от столкновения с грузовиком.
– Опоздал! ОПОЗДАЛ! Её уже не спасти!
Черный студень вдавил захлебывающегося пса в пол. Наконец, Фауст как смог взял себя в руки.
– Ты… лжешь. Это.. блеф. Просто блеф.
На это Лена запрокинула голову за спину, выгнувшись длинной дугой, так, что могла бы рассмотреть свою толстую черную спину, и визгливо расхохоталась. Но то, что ее хватка постепенно ослабевала, все же она заметила. Она плотно обвила шею пса щупальцами, как осьминог и начала сдавливать.
– Блеф, говоришь!? Ну так сам посмотри!
С этими словами она впилась острыми, как иглы зубами в его лицо. Боль и мрак захлестнули Фауста. Он взвыл и ощутил, как все его тело онемело, словно укус был отравлен.
Но вот хлопок. Он открывает глаза и видит…
И видит чужими глазами. Что он стоит в углу одной из башен, судя по антуражу – астрономической. Он держит в руках какой-то поднос. И дрожит от страха. Потому как в нескольких шагах от него висит в воздухе Вероника с глубоко изодранным лицом. Ее тень занимает пол залы и частично уже материализовалась, заняла место некоторых ее конечностей. Так из-под ее чопорных юбок торчат и гаденько шевелятся пол сотни черных тоненьких ножек, а в одной из черных многосуставчатых рук она сжимает… хрупкое горлышко Киры.
Его собственное горло перехватило, и он с горечью ощутил, как черная масса демона страха становится ощутимее и тяжелее, а хватка ее – туже и болезненнее.
Кошка цеплялась за черную руку и брыкалась что есть мочи, пытаясь выкрутиться из хватки. Глубокие царапины, которые она поставила на лице у хранительницы здешней мудрости, затягивались на глазах.
– Прекрати сопротивляться, Кира! – голос отдавал потусторонним воем, но в целом был скорее человеческим и даже пытался как-то успокоить жертву. – Неужели ты не видишь, что это бесполезно? Я безгранично сильна.
От порезов уже не осталось и следа. Вероника старалась улыбаться добродушно, но выходило довольно надменно.
– И я не собираюсь тебя убивать. Напротив – лишь предложить тебе разделить со мной мою силу. Ты слышала наш разговор, ведь так? Против твоей воли, я не заберу ни строчки из повести твоей жизни.
– Нет! Я не согласна! – прохрипела кошка. – Я не даю разрешения!
Вероника устало вздохнула.
– Ну что ты будешь делать. Хоть дослушай, глупая…
– Довольно болтовни! – внизу в зале раздался громкий голос Вальты. На шум сюда пришли хранители худотдела. Повыползали из своих нор. Они изменились… Нижняя половина тела Вальты разрослась клубящейся тьмой и сейчас она более всего была похожа на толстую морскую ведьму из сказки про Русалочку. А вот ее сестра наоборот вытянулась и высохла еще сильнее и походила на палочника с человеческим лицом. Кира посмотрела вверх, расслышав неясное скрежетание тысячи лапок, которое она уже слышала здесь раньше. И к своему ужасу увидела, как из прохода на четвертый этаж, прямо по потолку и стенам быстро скользит уродливое двухголовое чудовище – Ганс и Хельга Фукс напоминали гигантского паука, и кажется, даже потирали тощие лапки в предвкушении обеда.
– Довольно уже, Вера…. Мы голодны, – вторила сестре Измаэль.
– Это твой договор не позволяет идти против воли. А мой – вполне, – хищно улыбнулась Вальта. – Отдай девчонку. Я обещаю соткать книгу… первый глоток достанется всем!
Глаза Вероники сузились, обозревая этот бунт. Она инстинктивно прижала кошку к себе, словно стараясь защитить свою добычу.
– Но ведь так часть знаний будет растеряна…
– Но только часть! Отдай! Один том, Вера! Только один, потом будешь с ней торговаться за остальное! – твари стали подступать ближе. Их глаза горели лихорадочным безумным светом.
– Мы голодны, матушка! – жутким хором вторили Вальте близнецы Фукс, подбираясь к ним сзади. – Отдай… Накорми…
Вероника нахмурила брови. Кира не теряла времени даром. Сдаваться она не собиралась. Оказавшись так близко к телу Вероники, она извернулась и снова вцепилась всеми когтями на руках в голову этого матриарха, а нижними лапами очень по-кошачьи с силой диранула несколько раз ту по животу. Вероника взвыла от боли и неожиданности. Платье разлетелось в лоскуты, а из под него брызнула ни то кровь, ни то черный маслянистый некроз. Кошку она из рук выпустила. Кира приземлилась на все четыре лапы и дала деру.
Все происходило так быстро, что пес просто не успевал за своими эмоциями. Ему никак не удавалось взять под контроль свою разволновавшуюся душу. Вид плененной кошки просто выбил почву у него из-под ног. Он твердил себе: «Она справится. Она вырвется. Это вообще блеф, наваждение. Она сидит в лесу и дожидается меня, как и обещала». Но сердце не прислушивалось к голосу разума, а лишь грохотало в ушах, разгоняя по телу гормоны страха, делая его уязвимым для Лены. Черная бесформенная туша наваливалась все большим весом, становилась все ощутимее и тяжелее, постепенно накрывая и задавливая его. Рук и ног он уже не чувствовал. Но в момент, когда кошка впилась когтями в голову злосчастной библиотекарши и та ее выронила, он прямо-таки воспрял, и тьма на груди слегка отступила, дав Судие глубоко вздохнуть.
Однако уже в следующую секунду он снова был поглощен, на этот раз совсем беспросветным отчаянием. Потому что прямо тут, в нескольких, казалось, метрах от него белобрысая паучиха Вальта схватила Киру удлиннившейся рукой–щупальцем и с торжествующим воем вцепилась в ее голову. Он отчетливо видел, как сотни мелких волосков-присосок вонзились в умненькую головку кошки, подминая под себя ее легкие сизо-белые волосы, которые ему так нравились на ощупь.
– Дааааа……. Мдааааа!..... – разлилось довольное шипение прямо у него над ухом, а затем он задохнулся от боли. Он явственно ощущал, что телесно никакой раны нет, но чувство было таким, как если бы Лена вонзила раскаленный кол в его сердце. Он чувствовал, как будто что-то истекает из него через эту глубокую рану.
«Да она меня жрёт…» – пес собрал все силы и отвернул голову от созерцания расправы над своей нерадивой подопечной. Он не хотел, не мог на это смотреть. И уперся взглядом в белые бессмысленные студенистые глаза.
Что-то шевельнулось у него внутри. То, что оживало в самых темных глубинах его души в самые темные моменты его жизни. Он чувствовал, как глубокое отчаяние и ужас невосполнимой потери засасывают его. И в то же время пробуждают его иную, потаенную сущность. Дикую, не подвластную эмоциям вообще. Это был его секрет.