Эра счастья

А еще он знал, что ему самому было даровано величайшее счастье: не только пройти свой путь, но и спокойно оглянуться на него, веря, что действительно прошел его до конца. Только сейчас, под небом Зоны ему открывались все подробности его пути: он не искал счастья для себя. Он искал счастья для других. Найдя в Зоне то, что он принял за счастье, он совершил ошибку. Да и кто бы не совершил? Но этот шаг привел его к тому, что великие ученые переполошились и задумались над тем, как помочь обрести настоящее счастье каждому простому человеку. Он не знал и не мог знать, что будет с этим дальше, но он верил, что именно такой встряски и не хватало всему миру, чтобы что-то переосмыслить и сделать выводы. Каждому свои.

И теперь, когда псевдосчастье уничтожено в одной из ловушек Зоны, в которой пропадало все самым непостижимым для трезвого ума образом, он осознавал, что его дорога больше никуда его не вела, он прошел ее до конца. Именно поэтому ему было так очевидно, что Зоне больше незачем его отпускать. О таком достойном финале он мог только мечтать…

Вместе с грудами облаков по небу Зоны поплыли знакомые и незнакомые лица. За каждым из них стояли события и целые истории: кто-то повлиял на его жизнь, на чью-то жизнь повлиял он сам.

Он смотрел последние картинки своего земного пути и где-то на границе сознания чувствовал, что все это – ненастоящее. Все это – лишь плод его собственного воображения, один из галлюцинаторных эффектов Зоны.

– Прости меня, – только проговорил он, глядя на своего друга.

Велигор с усилием пошевелил губами, но не смог выдавить ни звука.

– Прости, – еще раз проговорил Волк и опустил голову на траву. – Мы обязаны были вернуться и вернуть.

И вот одна картинка разрослась во все небо, вытесняя и огромные облака, и другие лица и события. Она заняла все пространство, которое он только мог видеть: во весь горизонт раскинулся небольшой ухоженный поселок. Домики разной величины стояли на почтительном расстоянии друг от друга. Хрупкая девушка в нежном длинном платье свернула с дороги, которая вела к шлагбауму, на неприметную тропку, огибающую поселок справа. В ее ногах путались стебельки травы и луговых цветов. В нескольких местах ей пришлось наклониться, чтобы пройти под раскидистыми кустами сирени. А потом – мимо огромного виноградника с тяжелыми кистями ягод на подпорах.

Но внезапно Волка пронзила тревожная мысль, которой он совершенно не ожидал, не продумывал и не предполагал.

«А что, если счастье, как и власть, закончится так же?»

***

Те громады облаков, что проносились над двумя сталкерами в Зоне, рассматривал и Альберт Фридрихович, бессменный Советник президента. Он глядел на них сверху вниз из иллюминатора служебного самолета, пролетая над Виноградной Зоной, которая была самой обширной по площади из всех известных и потому самой малоисследованной.

Незадолго до вылета его помощник встревоженно доложил ему о краже объекта «Эс Икс» из института, ожидая, что вылет будет отложен. Но этого не случилось, запланированное возвращение в столицу не отменили. Наоборот, Зибельманн решительно занял свое место в кресле, готовый ко взлету. Помощник немного удивился. Это означало только одно: в столице были более важные дела, чем здесь. Он давно научился не задавать лишних вопросов и, уточнив у пилота расчетное время прибытия, доложил об этом своему начальнику. Тот с отсутствующим взглядом лишь кивнул в ответ.

Советник президента размышлял над неоднозначной личностью своего военного коллеги – Наумова и над тем, почему за столько лет тот так и не смог вызвать у него симпатии и делового доверия. Складывалось так, что именно то, за что ценили Наумова другие люди, вызывало больше всего вопросов и раздражения. Он недолюбливал Михаила Александровича за его показное прямодушие, за вызывающую честность, за неподкупность даже в мелочах, считая такие качества не очень полезными для того, кто занимается большой политикой.

«Странное дело, – размышлял про себя Советник, – вроде самые нужные и значимые человеческие качества, воспитываемые с раннего детства в каждой приличной семье. Но при определенных обстоятельствах они могут привести большую страну к беде, оставив чистеньким его носителя. Нет. Не должно быть и не может быть у настоящего политика ничего такого, за что его можно было бы зацепить. На этом уровне, когда от тебя зависят судьбы миллионов, важнее результат, а не собственная чистота».

Он раскрыл томик с воспоминаниями и размышлениями Уинстона Черчилля, решив переключиться на что-то более полезное, чем копание в собственной памяти. Записки легендарного политика были подарком самого президента, одной из нескольких книг в потрясающе оформленной серии. Некоторые книги даже включали тексты оригиналов. Безусловно, Зибельманн был знаком с содержанием большинства этих произведений, но шик и вкус, с которыми они были изданы, заставляли возвращаться к ним снова и снова: просто держать в руках, рассматривать рисунки и фотографии, перечитывать любимые отрывки…

Советник наугад открыл книгу, и его взгляд упал на ровные строчки: «Дипломатические отношения нужны не для того, чтобы блюсти приличия, а для того, чтобы добиваться преимуществ». Он радостно хлопнул рукой по странице, одновременно удивляясь, насколько мысли этого великого человека были созвучны его собственным. И то ли от этой созвучности, то ли от сопричастности чему-то грандиозному он удовлетворенно взглянул в иллюминатор, невольно возвращаясь к своим неспешным думам. «Пусть даже потом тебя будут вспоминать с высокомерной брезгливостью люди, жизнь которых ты сделал свободной, счастливой и в хорошем достатке, чужой негативизм – не очень высокая цена. Я могу себе позволить ее заплатить. Так что не время быть святым. Время – быть политиком».

Мысли никак не хотели уходить от волевой личности Наумова и его поступков. В село Виноградное они летели вместе, каждый со своей точки зрения обдумывая дальнейшие действия и просчитывая варианты самых разных событий в связи с новым, совершенно непонятным объектом, который делает людей счастливыми. Тогда в это слабо верилось, но необходимо было удостовериться во всем лично: Зона слишком часто показывала наяву то, чего не может быть.

В том полете их разговор вращался по двум основным орбитам: они обсуждали счастье каждого отдельного человека, то и дело сравнивая его со счастьем целого государства. Только тому, кто никогда об этом не задумывался, кажется, что всеобщее счастье – это результат суммирования счастья отдельных людей. На самом же деле оба Советника в своей неспешной беседе приходили к выводу, что это совершенно разные вещи, которые требуют и разных условий.

Массовая и персональная психология счастья были настолько непохожими, что казалось, речь идет о категорически несоотносимых между собой субстанциях. Утопичные истории писателей-фантастов о всеобщем счастье на уровне большого сообщества или даже страны не заканчивались ничем хорошим, и это было странно. Они как будто показывали каждому политику принципиальную невозможность сделать счастливыми всех своих людей. Никакое государственное устройство или политический строй ни в прошлом, ни в настоящем, ни в обозримом будущем не могли стать базой для коллективного счастья. А уж сколько философских концепций потерпело крах, пытаясь хоть как-то смоделировать всеобщее счастье, и не пересчитаешь.

Бесспорно, каждый руководитель пытается воплотить то, что кажется ему самому правильным и лучшим, но насколько это правильно и хорошо для других – большой вопрос. Поэтому всеобщее счастье всегда зависело только от того, какое количество людей разделяет предложенное в данный момент мироустройство, скольким людям это удобно и соответствует их единоличным представлениям о правильном.

– Интересоваться политическими лидерами и военачальниками я начал еще в старшей школе. К моменту обучения в вузе я весьма недурно разбирался в исторических аспектах государственных систем и роли личности в истории, – не без гордости улыбался он Наумову, коротая совместный пусть к небольшому селу, которого недавно и на карте-то не было. – Задумываться о философских основах любых социальных систем я начал чуть позже, когда начал осознавать, насколько это важно для управленца любого уровня, а уж для большого политика, которым я готовился тогда стать, и тем более.

Наумов слушал его внимательно, сидя напротив в уютном кресле. Им не так часто доводилось решать совместные задачи, и можно было сказать, что до сих пор их знакомство носило почти шапочный характер. Тот совместный полет случился совсем недавно, и сейчас воспоминания казались Зибельманну почти живыми:

– Однажды я решил провести эксперимент над своими сокурсниками, неглупыми в общем людьми – выходцами из успешных семей с далекоидущими планами. Суть его была проста. Я взял одну из концепций, которая еще совсем недавно захватывала умы политической элиты некоторых европейских стран, и заменил ее настоящее название на нечто абстрактное, чтобы не накладывать особый отпечаток на суждения людей. Я хотел, чтобы люди дали оценку исходя из содержания этой теории, а не из того, что знали из истории, да и то, полагаю, очень поверхностно. Так вот, я раздал им небольшие подшивки под названием, предположим, «Абвгдизм» и сказал, что это уникальная малоизвестная концепция. Я попросил их ознакомиться и как-то отнестись к ее сути. Хотели бы они реализовывать эту философию? Что им нравится? Что из этого наиболее интересно и применимо именно в нашей стране?

– И что это была за концепция?

– Суть вообще не в этом, а в том, как отреагировали на нее мои коллеги. Часть из них сказали, что это очень ценные размышления, которые могут разделять большие массы людей и в нашей стране, и за рубежом. Другие сказали, что могли бы реализовывать ее с небольшими поправками и назвали мне их. Поправки касались в большей степени маскировки некоторых «неудобных», на их взгляд, моментов или терминов, но не затрагивали сути самих этих моментов. Третьи сказали, что в этой теории что-то не так, но не смогли внятно объяснить, что же именно. Другими словами, при иных обстоятельствах они бы присоединились ко второй группе, то есть откорректировали нюансы и воплотили в жизнь. И только один человек… Один! Кстати, от которого я и не ожидал… Сказал, что большей чуши он в жизни не читал и соболезнует тому обществу, которое существовало в соответствии с этим текстом. Никто, слышите, Михаил Александрович, никто из них не узнал в этом «Абвгдизме» выжимку из трактата одного из известнейших премьер-министров Италии – Бенито Муссолини. Я был в шоке, что никто не был знаком с «Доктриной фашизма». В тот момент я перестал верить, что люди умеют пользоваться мозгом. Уж если те, кого я, в общем, уважал и считал образованными людьми, не понимают сути текстов, которые читают, более того, не видят отражение этих текстов в мировой истории, то что же говорить про остальных людей, которым при правильном подходе можно навязать любой строй и любую философию…

Михаил Александрович смотрел на рассказчика недоверчиво. И в самом деле: возможно ли не увидеть между строк такого произведения нацистские лагеря и печи, захватнические войны, бессмысленное насилие и миллионы разрушенных судеб? Но спокойный тон Альберта Фридриховича уже отвечал на эти немые вопросы:

– А вы почитайте, почитайте. Не верьте мне на слово. Прочитайте и самостоятельно сделайте собственные выводы. Вы, я вижу, тоже подвержены этой адской боли, которая бичом врезается в мозг и чувства каждого, кто слышит слово «фашизм». Именно поэтому я решительно настаиваю на том, чтобы мы умели отличать зерна от плевел. Мы, политики, должны понимать, откуда на самом деле начинаются концлагеря и геноцид. Мы выбираем дорогу. И, заметьте, выбираем ее не только для себя, но и для миллионов других людей – вот что важно! Нам нельзя делать ошибки. Нам нельзя верить в утопии. Нам нужно разбираться в мироустройстве на уровне бога. Иначе ты не политик, а просто шишка с большим самомнением. Вот так-то.

Наумов ничего не ответил на это. Он был твердо убежден, что, если бы ему попался этот текст, он смог бы понять, о чем идет речь. А Зибельманн продолжал:

– Почему-то многим людям кажется, что уж кто-кто, а вот лично они – просто мерило ценностей и оплот доброты. Это иллюзия. Нет на свете хороших людей и плохих. Просто у каждого свои цели. И каждый идет к ним как может. У кого-то цель проста – получить, скажем, яблоко. Он идет и отнимает это яблоко у другого. Потом кормит им свою семью. Для семьи и для себя он хорош, а для того, кто оказался слабее и сдох от голода, – он вор и убийца. Видите, мы лишь немного сместили систему координат, и одни и те же действия, одни и те же люди оценены нами радикально противоположно. Если политики не понимают, что занимаются теми же яблоками, но на глобальном уровне, – они не просто убийцы, они – глупцы. А по мне – это более суровый диагноз. Я как раз считаю, что нужно заниматься не яблоками, что бы там под ними ни подразумевалось, а строить такие ментальные системы, в которых изначально будут заложены все ценностные координаты. И уже там предоставлять другим людям возможность действовать.

Михаил молча слушал. Что-то свербило внутри него и не давало согласно кивать, несмотря на внешнюю правильность услышанного. В итоге он произнес:

– Неужели же вы верите, что люди способны «схавать» любую доктрину, если, как вы выразились, ее правильно преподнести?

– Конечно. И в истории тому масса доказательств. Собственно, зачем далеко ходить, фашизм – одно из них. Именно идея захватила многих тогда, а не страх или какие-то другие чувства. Страх появился позже, когда идея уже была у власти. Гитлер был прекрасным политтехнологом и пиарщиком. Именно он утверждал, что «при помощи умелого и длительного применения пропаганды можно представить народу даже небо адом и, наоборот, самую убогую жизнь представить как рай». В моих глазах Гитлер не политик – он первый маркетолог.

Видя недовольно-пренебрежительное выражение лица Наумова, он рассмеялся:

– Я не в восторге от той системы, которую строил этот лидер, но мне ничего не мешает изучать его опыт и пользоваться работающими инструментами в своих целях. Хотите стать мудрее – учитесь на чужих ошибках. Это не так больно, как на личных. В истории все уже было. Абсолютно все. И если туда повнимательнее взглянуть, можно обнаружить ответы на любые вопросы, которые ставит перед вами день сегодняшний.

– И что же говорит вам история по поводу инопланетных мест присутствия? А о найденном «счастье»?

– Она говорит мне не делать поспешных выводов, а хорошенько изучить ситуацию и все обдумать.

Нагромождения облаков практически не меняли своих очертаний. Их размеры заставляли чувствовать себя маленьким насекомым, которое взялось исследовать непостижимые миры. И теперь, возвращаясь к почти привычной (с учетом новых условий) политической жизни в столице, Альберт Фридрихович был рад, что план Наумова работает. Ему было неважно личное отношение к этому человеку и его принципам. Важно было только то, к каким результатам приводит разработанный план:

«Как он и предполагал, мелкие уколы и провокации заставили Велигора действовать. И случилось это практически сразу после завершения конференции, которая подвела итоги и обозначила хоть какую-то конкретику во всем происходящем с „Эс Икс“. Наумов оказался прав, выступая против вооруженных действий, чтобы отстоять объект, а точнее, уникальность этого объекта. И сейчас мне понятно, что это действительно было бы излишне и наверняка привело ко многим неоправданным жертвам, а в итоге „Эс Икс“ все равно оказался бы в руках этого странного Велигора. Этот черный фанатик завладел объектом так, как будто достал его из своего кармана, а не из охраняемого военными места. После он, без сомнения, дал ему ход, как и хотел.

Это прекрасно.

Исследования института завершены, даже если сами ученые так не считают. Результаты меня вполне удовлетворяют. При этом объект у них изъят, не вызвав ни единого вопроса, сомнения или отсрочки. Это тоже прекрасный результат.

А я лечу домой, имея запасной светящийся козырь в сейфе.

За событиями в Виноградном присмотрит Наумов. Почему-то он считает это своей первоочередной задачей. Хотя, как по мне, все самое важное там уже произошло. Дальше будет только распространение объекта. И мы начнем получать информацию о все новых и новых осчастливленных людях. За этим процессом можно наблюдать и издалека. Даже лучше издалека.

Итого: все идет как нельзя лучше».

Альберт Фридрихович удовлетворенно закрыл глаза, обмякая в кресле.

Нечасто в его сумасшедшем графике появлялись такие счастливые моменты, когда можно было просто выдохнуть, не строить планы, не анализировать события и людей, не продумывать многоходовые партии с каждым человеком и страной, которая стоит за ним. А просто закрыть глаза, глубоко и спокойно дышать, растворяясь в неге того, что все идет так, как задумано.

***

Волк дернулся и резко приподнялся на локте, с усилием превозмогая боль, которая тут же прожгла все его тело. Он поморщился, пытаясь переждать ее или хоть немного унять. И снова опустился на траву, стараясь дышать как можно спокойнее, чтобы и тело, уставшее и опустошенное, следуя за дыханием, тоже успокоилось и затихло.

Боль постепенно растворялась, но беспокойная мысль не уходила и все настойчивее пульсировала в висках и венах, разворачивая в голове новые предположения и догадки.

«А что, если и счастье…»

Тревога захлестывала его с головой, и, едва уняв боль, он уже продумывал, как преодолеть тот путь, который они этим утром прошли вместе с Велигором. Обратно, к четырнадцатому блокпосту.

Сталкер посмотрел на своего друга. Как быть с ним?

Про себя он уже все решил – даже ползком, но он вернется… Но Велигор?.. Он не вел его на смерть. Более того, вообще не знал, как сложатся события текущего дня. То, что их власть и сила именно сегодня покажут свой финал, не знал и не мог знать никто. Так решила Зона. Она дала – она забрала. Она придумала правила и сама по ним сыграла. Практически все здесь происходило именно так: сначала факт, потом его объяснение, если таковое вообще возможно. Предсказания, почти никакие, не работали. Можно было только предостерегаться и действовать, перестраховываться и, если повезет, избегать некоторых моментов. Но в целом Зона оставалась непознаваемой, непрогнозируемой, нестабильной…

Уйти сейчас – значит оставить друга навсегда. Вернуться и обнаружить его здесь потом – совершенно немыслимо. Очертания Зоны меняются, приметы исчезают, ловушки двигаются… Вернуться он, вероятно, сможет, но вернуться в то же самое место – никогда. Это будет уже что-то иное, требующее заново познавать и опасаться новых западней.

Волк оглянулся в поисках идей.

Вокруг было только редколесье, трава и огромные облака. Можно было даже предположить, что вот за тем холмом расположен блокпост, с которого началось их сегодняшнее путешествие. И в обычном мире до него было минут двадцать прогулочным шагом. Но здесь…

Он снова посмотрел на Велигора.

Позвал его по имени.

Тот не ответил.

Волк чертыхнулся и закрыл глаза.

Он мысленно восстановил весь сегодняшний путь и опасности, которые им попались. Поэтапно, не торопясь, он выстроил события в обратной последовательности, наметив перед собой план движения к блокпосту.

Теперь, когда было относительно ясно, куда и как идти, необходимо было собрать все силы для того, чтобы их хватило до людей, до охранников Зоны. Там уже было все понятно. Главное – дойти до них. И именно эта задача стала сейчас самой сложной в его жизни.

Собраться.

Он глубоко дышал, мысленно проверяя состояние внутренних органов, рук, ног, головы. Безумная усталость, которая постепенно накрывала их обоих, все так же занимала в теле большую его часть. Конечности гудели, как будто они прошагали сегодня не час или два (часы не показывали тут время), а шли по пересеченной местности, не останавливаясь, дня два.

Сталкер поймал себя на мысли, что всего несколько минут назад от усталости он был готов закрыть глаза и больше не проснуться. Он был готов спокойно и без сожаления умереть. А теперь, когда, возможно, стольким людям грозит смертельная опасность, считал себя не вправе думать о себе, а должен был, собрав последнее, что в нем осталось живого, пройти этот путь обратно.

Он снова открыл глаза и уставился на Велигора. Тот черной громадиной лежал на спине. Одна его рука была откинута, другая покоилась на груди, слабо вздымаясь вверх с каждым вдохом. Он был жив.

– Велигор!!! – рявкнул что было сил Волк. – Вставай! Ты должен вернуться!

Его голос прогремел взрывом в тишине, но не нарушил при этом ничьего покоя, в том числе и забытья Велигора.

Сам Волк, собравшись с силами, попытался встать. Все мышцы завибрировали и зазвенели, в любой момент готовые его предать и лопнуть. Тупая боль снова заливала все тело. Начинаясь в ногах, она горячим свинцом поднималась выше. Перед глазами повисла красно-серая пелена. Но в этот момент он уже стоял на четвереньках, намереваясь продолжить свое движение к положению человека прямоходящего. Однако подняться выше не удалось. Боль, обострившись, прострелила сначала одну ногу, а секунду спустя – другую, и Волк снова опустился в прежнюю животную позу, опираясь на наполненные жгущей тяжестью руки. Бордовая пелена перед глазами стала гуще и на несколько мгновений покрыла непроглядным туманом все вокруг.

Немного отдышавшись, он заметил, что предметы вблизи постепенно проясняются, обретая внятные очертания.

Он снова взглянул на Велигора, который лежал всего в нескольких метрах от него.

Он сделал неуверенный шаг вперед рукой. Это оказалось сложно, но выполнимо. Нога передвинулась следом за рукой с еще большим трудом. Сжимая зубы и тяжело дыша, он, переставляя по очереди руки и ноги, добрался в итоге до Велигора. И тут же рухнул рядом с ним на траву, ощущая, что не в силах больше держаться.

Из последних сил он зло двинул локтем своему другу между ребер. Тот не пошевелился и даже не вздохнул. А сам Волк практически взвыл от боли, которая от резкого движения пронзила руку до плеча и охватила половину тела.

Волк снова отдышался от напряжения и поднял голову.

– Как же мне тебя сдвинуть? Ты ж весишь, наверно, целую тонну!

Он потратил еще минут пять на то, чтобы, напрягая все силы, какие только в нем остались, снова занять позу животного. Упершись головой в бок Велигора и стиснув зубы, он попытался сдвинуть его с места. Все тело звенело от безумного перенапряжения, но чуда не произошло.

Обессилев, он снова рухнул на траву рядом с недвижимым телом друга.

Сталкер понимал, что ровным счетом ничего не сможет сделать. Он также понимал, что необходимо подниматься и идти обратно одному. Идти, пока живой, пока способен шевелиться. Но тело отказывалось слушаться разума и подчиняться его приказам.

Неизвестно, сколько времени Волк провел в слепой ярости на самого себя, не имея возможности поднять свое тело с травы. Однако за это время кое-какие силы к нему все же вернулись, и он, бросив руку в сторону, дотянулся до своего рюкзака, подтянул его к себе и запустил руку глубже, ощупывая внутри самые разные приспособления на все случаи жизни. Дело продвигалось медленно. Он старался не шевелить другими частями тела, давая им возможность отдохнуть и накопить энергию. Каждый его вдох растекался по телу, собирая боль, усталость и желание все бросить и вынося весь этот мусор с каждым выдохом наружу.

И вот наконец пальцы захватили и потянули за собой то, что он искал, – веревку. Довольно скоро вслед за рукой из рюкзака показался объемный моток. Давным-давно он выменял эту уникальную веревку у сотрудников института за немалый хабар. Это был неубиваемый материал, превосходящий многие известные ему по целому перечню характеристик. Для Волка же наиболее ценными из них были прочность на разрыв и огнеупорность. Такая веревка была безупречным помощником в Зоне в самых разных ситуациях.

Добыв с большим трудом из недр рюкзака ценный моток, Волк приподнялся и перекинул его конец через Велигора, усилием воли прогоняя воспоминания о другом человеке, которого он так же обматывал веревкой и обещал вернуться. Тогда он сдержал обещание и вернулся. Однако человека того так и не нашел, да и сама веревка стала короче метра на полтора.

Мотнув головой и стряхивая любые мысли и страхи на этот счет, он подсунул руку под поясницу Велигора и протянул веревку дальше. Именно там тело имеет небольшой естественный прогиб и просунуть руку относительно легко, не преодолевая огромного веса, давившего всей тяжестью на землю Зоны. Каждое движение рук или перенос центра тяжести отдавались болью в измученном теле Волка. Но он не пожалел ни времени, ни сил, чтобы сделать несколько намоток и качественно завязать узлы, которые не могут ни развязаться сами собой, ни затянуться больше, чем это было сделано.

Отдышавшись и успокоив взбесившееся от серьезных перегрузок сердце, он накинул себе на шею намотку веревки и, слегка потянув за тот конец, который уходил под Велигора, чуть наклонил голову. Первый виток веревки упал на землю. Волк, обливаясь потом и стискивая зубы от преодоления свинцовой тяжести в руках и ногах, сделал два шага все в той же волчьей позе, по-прежнему не имея сил превратиться в homo erectus⁹. Он проследил взглядом веревку – она ровной дорожкой, тонкой, но прочной, связывала его с Велигором.

Сталкер снова слегка потянул за веревку и наклонил голову. Следующий виток упал с его плеч на землю и стал распрямляться вслед за его «шагами». Он снова убедился, что веревка ложится ровно и ни за что не цепляется. Пот катился ему на глаза, но он старался дышать ровно и беречь силы, насколько это вообще было возможно.

Так, виток за витком, движение за движением, он полз-шагал вперед. Точнее, конечно, назад, к тому месту, которое соприкасалось с настоящей живой землей, его родной землей, на которой все по-другому…

С каждым шагом Волк убеждался в правильном положении веревки на земле, каждый раз обводил взглядом окрестность, выискивая приметы и подтверждения правильности своего обратного пути, выслеживая признаки опасности.

В какой-то момент сквозь красно-серую пелену перед глазами ему почудилось впереди какое-то оранжевое пятно. Он взглянул на веревку и снова поднял взгляд. За это время пятно увеличилось и приняло очертания человека.

Волк не поверил своим глазам.

Инстинктивная мысль метнуться в сторону и отлежаться в траве, пропуская институтскую группу мимо, была тут же отброшена. Он снова поднял глаза и увидел за первым оранжевым пятном другое, поменьше. Навстречу ему действительно двигалась группа разведки института. Это был не мираж и не плод воображения. Волк знал, что за этой встречей, если они заметят его, последует если не смерть, то что-то вроде того. Но он также знал, что между этими двумя моментами будет достаточно времени, чтобы предупредить кого нужно и успеть найти решения.

Волк поставил обе руки ближе к коленям, опираясь всеми четырьмя конечностями на небольшую поверхность. Все тело звенело и трещало от напряжения, как маленькая электростанция. Он набрал воздуха в грудь, резко выдохнул и с силой оттолкнулся руками от земли, распрямляя тело. Ему это удалось, и теперь он стоял хоть и на коленях, но прямо, нечетко различая перед собой уже четыре оранжевых фигуры, шагающих строго на установленном расстоянии друг от друга.

– Я здесь, – крикнул было Волк, но горло его перехватило от длительного напряжения. Вместо крика он услышал невнятное хрипение. Прочистив горло и осознавая, что болит и оно, как будто участвовало в процессе передвижения не меньше рук и ног, он попытался еще раз.

– Я здесь!

На этот раз связки ударились друг от друга и завибрировали, извлекая не то первобытный рык, не то звук какого-то горна.

Шагающая группа вмиг остановилась. Впереди идущий поднял руку, призывая остальных затаиться и выждать.

– Я здесь! Я живой! Мое имя Волк…

Волк знал, что его имя известно далеко за пределами Виноградной округи. Все-таки немало славных походов в Зону было за его плечами, немало сталкеров, включая институтских служащих, знали его лично, отзываясь о нем весьма уважительно. Называя себя, он ожидал, что это должно сыграть роль в решении, которое принимал сейчас руководитель группы. Он также знал, какие альтернативы рассматривает главный из тех, кто пришел в Зону почти по его следам. Шансы его на выживание за счет помощи от оранжевой группы были невысоки, но если уж чудо произошло и явилось к нему, терявшему последнюю надежду с каждым движением руки и ноги, оно не могло теперь просто исчезнуть и оставить его ни с чем.

Больше он был не в силах стоять на коленях и медленно опустился на пятки, а потом и вовсе распластался по земле, обессиленно и покорно ожидая решений и действий оранжевой группы.

Соблюдая все меры предосторожности, к нему приблизились три человека.

– Ловушки? – спросил громко голос, усиленный динамиками.

– Нет, – едва слышно ответил сталкер, открывая глаза.

Над ним уже склонялся оранжевый скафандр.

– На веревке хабар? – снова громко задал вопрос голос.

– Нет, – еще тише произнес он, проваливаясь в густой туман. – Спасите его…

В этот момент картинка перед его глазами поплыла, странно изменились ощущения в теле, которое стало тоже будто расплываться в разные стороны. Оно колыхалось на непонятных волнах, то проваливаясь куда-то, то возвращая очень болезненные отклики.

Что происходило дальше, Волк не мог ответить. Его мысли и чувства застыли, оставляя возможность событиям развиваться без его участия.

***

Большой конференц-зал института был снова полон людей. Слово держал Радислав Петрович, который выглядел сегодня еще более харизматично, чем обычно. Он был одет торжественно и безукоризненно: черный итальянский костюм, идеально подогнанный по фигуре, подчеркивал тон и содержание его речи, а белая рубашка придавала этой картине тонкий, стильный лоск.

Но Кира слушала его вполуха, постоянно отвлекаясь на свои мысли.

То, что объект «Эс Икс» был украден этой ночью, уже было известно всем. То, что последствия этой кражи плохо прогнозируемы – тоже.

Институт в целом и лаборатория психофизиологии в частности продолжали свою работу в прежнем режиме. Этого ей было достаточно, чтобы не вникать во все прочие слова, произносимые сейчас с трибуны.

А Радислав Петрович говорил, что «во-первых, поставленных задач никто не отменял, они имеют такую же значимость, как и прежде, а возможно, даже большую, во-вторых, неизвестно, какие эффекты случатся в ближайшее время и какие задачи они поставят перед каждым сотрудником. К этому нужно быть всецело готовыми».