Я снова находился у пирамидальных монументов, окутываемый палящими лучами солнца и пустынного песка, бьющего в лицо порывами горячего воздуха. Как и прежде в своих видениях, я стоял посреди строительной площадки незаконченного божественного алтаря. Но почему-то в этот раз вокруг было оглушительно тихо. И я был самим собой. Убийственный допинг не позволил так легко выбить моё сознание в другую реальность, но сконцентрированный синхронизированный энергетический удар, рушащий барьеры между физическим и ментальным планами исказил материю пространства и я смог вырвать своё тело из одной временной плоскости в другую вместе с сознанием. Совершенно инстинктивно, ни на мгновение не воспользовавшись сухим разумом блокированным стрессом, ухватившись мыслью за своё тело, я переместился в другую точку существования мира. Переместился полностью, не оставив за собой ни единой частички себя.
В правой руке я всё так же сжимал металлический обрубок.
Песок носимый пустынным ветром шлифовал каменные глыбы, лежащие в основе строительства храмов поклонения великим Богам. Это были пирамиды. Лишь слегка отличавшиеся от Египетских своими исполинскими размерами. Теперь, сквозь призму здравого суждения, не подчинённого сознанием раба, в тело которого я входил до этого, я видел на самом деле, как всё обстояло.
Передо мной высились пирамиды, пирамиды построенные по тому же принципу, что и строения причисленные к семи чудесам света. Банальная конструкция, на много веков опередившая современную историю и погребённая под пустынным ландшафтом земли. «Зачем Богам понадобилось это бутафорское знамение их величия?». Теперь я знал. Боги, будучи абсолютно беспомощными эмоционально в своём бесконечном могуществе и абсолютном восприятии мироздания, искали спасение в примитивизме, пытаясь разбавить своё всесилие беспомощностью рабов. Никто и никогда не сможет постичь путей Господних, и подлинные мотивы останутся загадкой для всех, но по какой-то причине они выбрали именно этот путь постижения мира в другом свете. Они создали нас. Они уподобили нас своей природе. Но дали лишь часть себя, забрав главное. Знания. Знания о том, как всё было.
На этом месте я, в теле жалкого раба, крушил камни и обтёсывал их примитивными орудиями труда, здесь я валился на колени, лишь завидев на горизонте величественные силуэты Божеств. Здесь я испытывал страдания, физическую и моральную боль, недоступную Божествам. Именно на этом месте я чувствовал себя счастливее и несчастнее, чем любой из создателей. Как и всё молодое поколение рода людского. Здесь я был хуже и намного совершеннее, чем каждый из творцов. Я был человеком.
Я неспешно двинулся вперёд, наугад выбрав направление, ведущее меж двух незавершённых монументов. Порой я спотыкался о бесчисленные осколки камней, усеявшие собой всю строительную площадку. Да, в современном восприятии, тот майдан земли, по которому брёл я, утопая в рыхлом песке, был банальной стройкой. Строительным процессом, что вёлся во имя божественных целей, которые, как известно, непостижимы простым смертным вроде нас. Я ступал по непокорной почве и в сознании возрождались сцены, переданные паразитирующим на моих мозговых клетках созданием. В уме вычерчивались силуэты умирающих от изнеможения рабов, подобных той особи, в которой гостило порой моё сознание. За спинами вырастали властные осанки надсмотрщиков с плетями в руках, людей, чья функция несла в себе всё тот же раболепный смысл. На горизонте периодически возникал караван из провизоров, людей, что занимались лишь набиванием кормушек, из которых было велено питаться. Была создана примитивная, грубая, но действенная система, направленная на содержание своеобразного эксплуатационного питомника.
Миновало больше часа, как я преодолел необычайные постройки, оставив очертания величественных сооружений за своей спиной. Я продолжал шагать вперёд, увлекаемый неким интуитивным озарением. Передо мной стелились странные небольшие сооружения, лишённые крыш. Уже через несколько десятков минут я стоял у их основания и абсорбировал рассудком осколки памяти, дарованной паразитом. Я находился у «Храмов познания». Мест, где человеческое существо подвергалось неимоверным пыткам. Мест, где человек уподоблялся богу, терзаемый безумием внедрения в организм инородного создания. Именно здесь человек проводил свои семь дней, мучимый изменениями осознания мира, подобно нам, так называемым Арментариям, в тот период, что все мы не помним. Но никто не удерживал их в состоянии беспамятства, что несло в себе сильнейший смысл – сломленность духа. Я вспомнил стены, что предстали предо мной в момент встречи с Андреем Ивачёвым. Именно они являлись той крупицей реальности, за которые цеплялось сознание, истерзанное буйством смены восприятия всего мироздания. Вопреки всем уфологическим теориям человек строил пирамиды сам. Но сила для преодоления земного притяжения и законов физики была дана ему свыше, вопреки желаниям его истинной сущности, руководствуясь одной лишь целью – функциональностью проекта.
Мир, в котором я гостил сейчас, был молод и пустынен. Он состоял лишь из определённых фаз использования человеческой сущности, во имя прихотей богов, во имя борьбы с их вселенского размера комплексами. Человек служил, после чего он строил, наделённый сверхъестественными силами, и впоследствии погибал, израсходовав весь свой потенциал, которым так жадно насыщались боги, сотворившие нас по своему образу и подобию.
Внезапно мне удалось постичь весь смысл происходящего. Богатый воспоминаниями энергоинформационный след, оставленный паразитом в моём мозге, вознёс меня до высот глубокого осознания реальности, смыслом которой являлась абсолютная нереальность некогда случившегося во временном пространстве, сопряжённая с абсурдом, порождённым мудростью богов.
И тут же я вновь вернулся в призрачное бытие, зафиксированное лишь осмыслением законов пространственно-временного континуума. Я снова находился в мире, где законы физики определяли суть бытия. Я снова вовлечён был в порядок заведённый примитивностью мировоззрения. Я потерял связь. И если я не буду в силах осознать её самостоятельно, она будет потеряна мной навсегда.
Но это не по мне. Я доберусь до сути.
Ведь истина, есть лишь промежуточная стадия откровения, перед осознанием всего что есть.
Картина обретала всё более чёткие очертания. Миллиарды лет назад, порождённые неким высшим сознанием божества, были брошены на землю, упиваться своим великолепием. Но им стало недостаточно того что они имели, и тогда был создан человек, награждённый противоположностью существования. Возможно, истинный смысл их действий сводился лишь к созерцанию жизненного процесса, что был отличным от собственного. Человек не только был лишён бессмертия, но ему был дарован страх, боль и смерть, что не было во власти всемогущих.
Какой-то период божества наслаждались тем контрастом, что создали сами, упивались своей властью над миром и возвысились, пока не были подвергнуты натиску бесстрашной и неразборчивой страсти в отношении земных женщин. Любовь – чувство способное покорить самый высокоразвитый разум во вселенной, чувство способное обогатить, но сразить божественность сущности, уподобив её жалкому рабу, чувство способное лишить контроля и забыться. И окунулись божества в омут рокового блаженства, и совершили они тем самым великую ошибку, стоящую им господства над землёй. Лиллит была лишь первой, что пошла против владычества богов, она была лишь женщиной, что была выбрана создателями для ублажения своих страстей. В её имя была названа целая эра – начальный этап, после освобождения человечества от гнёта великих божеств. Боги были истреблены, уничтожены революцией, вырвавшейся из недр своих же порождений. Эра Лиллит, это не просто период в развитии свободного человечества, это начало всего того что мы способны воспринять.
Я развернулся и, оставив за спиной угрюмые своды храмов познания, двинулся к точке, где возник в начале путешествия к истокам. Борясь с зыбким песком пустыни, я решительно зашагал к пункту выброса меня в данный отрезок временного измерения. Нечто необъяснимое влекло меня в свою реальность и заставляло совершать неимоверные усилия при каждом шаге во имя ускорения движения. Потовые железы в тщетной попытке остудить поверхность моей физической оболочки заставляли сверкать моё тело влагой, отражая яркие лучи солнца пустыни, тем самым обжигая и повышая температуру тела ещё сильнее. Я бежал, вынуждая организм с каждым шагом всё быстрее двигаться в доисторической сауне.
И тут я застыл на месте, осознав то, что вовсе не географическое месторасположение имело власть над моим переносом во времени, а лишь моё сознание. Для того что бы вернуться, мне было недостаточно достижения той точки, на которой я очутился, в данной ситуации командует лишь моё подсознание. В двадцати метрах по правую руку возвышался один из немногочисленных храмов пирамидального сооружения, он стал мне подсказкой, незавершённый пик его стал моей целью, моим порталом в реальность, что была мне подвластна. Всё ещё не до конца осознавая логику своих поступков, яростно цепляясь за грубые углы каменных блоков, срывая кожу на ладонях, я стремился ввысь. Лишь коснувшись оцарапанными коленями краёв незавершённого алтаря, я осознал истинное предназначение моих действий в данный момент. От меня требовался лишь прыжок. Нырнуть в низ, к основанию пирамиды, заставив тем самым организм выработать достаточное количество адреналина и вынудить сознание смириться с окончанием призрачной экскурсии.
Высота одарила меня большей силой ветра. Солнце ослепило взор. Я разбежался и прыгнул с высоты пирамиды, объятый одним лишь желанием спуститься с высот откровения на бренную землю, что меня породила.
Меня встревожило отсутствие страха, поглощённое решительностью. Я падал на камни, не испытывая никакого душевного дискомфорта, кроме как желания попасть домой. В свой мир, в свои владения.
Всем телом я рухнул на каменные глыбы, находящиеся в основе недостроенной пирамиды, кости хрустнули, череп раскололся об угол одной из плит. Я погибал и возрождался вновь. Я разрушал свою физическую оболочку в этой точке реальности, с целью собрать её у себя дома, подобно ребёнку разбирающему конструктор.
Я рождался вновь, и мой астрал подыскивал наиболее подходящую оболочку для перерождения.
Я потух. И снова загорелся над ярко-зелёной простынёй листвы детского сада, где ментальные выбросы Арментариев выбивали мою сущность из данной реальности. Время, проведённое в прошлом, не было учтено. Прошла лишь секунда после удара моих врагов. Я вернулся туда, откуда меня выбросило.
Я испытывал боль. Нечеловеческую боль, что не в силах выдержать никто. Но я продолжал падать на тот пятачок земли, с которой я был сброшен усилиями десятка Пасущих.
Странно. Но в руке я всё продолжал сжимать всё тот же обломок металлического происхождения. Вероятно неспроста.
Я врезался в почву, подобно метеориту. Земля вокруг меня вздыбилась, словно волны морской воды. Вспенилась и застыла, словно поставленный на паузу видеоролик. Ладонь вжалась в металлический обрубок и…
Я стал крушить.
Застывшие лица Попутчиковских псов не успевали выразить ничего, кроме ошеломления, когда на них обрушивалась железная перекладина. Я бил по голове, по лицу, по центрам, где господствовал древний паразит. Я убивал, убивал причину, но не следствие. Я уничтожал силу, что имела суть противоборства моей цели. Без сожаления, без жалости. Я просто бил, и это было моей приоритетной целью на данном этапе сражения. Просто бить.
Самые важные и знаковые события в моей жизни были сопряжены с работой в команде с этими людьми. Они не были просто моими соратниками, сослуживцами, эти люди являлись моей семьёй. Отвергшей меня и отвергнутой мною. Это существа, чьи цели длительное время казались и моими. Мои друзья, мои близкие люди, прямо сейчас на моих глазах гибли от моих же рук, поражённые примитивным орудием убийства, ржавой свежевыкрашенной железной перекладиной.
Как жаль, я потянул мышцы на правой руке, пришлось подключить левую. Удары становились всё менее смертоносными, скорее оглушающими, придётся вернуться к недобитым чуть позже.
Некоторые из обречённых на гибель Арментариев пытались давать бой, но опустошённые предшествующим собственным ментальным ударом не способны были противопоставить ничего металлическому турнику, сжатому в моих ладонях. Роковая ошибка Попутчика, однако же, он шёл ва-банк, отправляя своих лучших бойцов на операцию, Арментарии же шли на верную смерть.
Ноги вязли в зыбкой субстанции взъерошенного до чернозёма газона и крови Пасущих. Я наносил контрольные удары по головам уже обездвиженных тел. И только сейчас я обратил внимание на то, что всё побоище сопровождалось отборной бранью из моих уст. Я был зол, разъярён, я был разгневан на врагов, что пали глупо и неправильно истощив свой потенциал на абстрактные цели. Я ненавидел Попутчика за то, что он вынуждал меня совершать сие против моей воли. Я проклинал обстоятельства, положение вещей и принципы существования этого дерьмового мира, за всё то, что сейчас происходило. Мне и ранее приходилось убивать. Это было моим долгом и входило в обязанности чистильщика улиц, но лишь сейчас я стремительно лишался всех признаков человеческого облика, когда уничтожал тех, кто просто стоял у меня на пути.
Я выронил металлический обрубок и отошёл от места схватки. На мягкой всклоченной земле покоились окровавленные трупы десяти Арментариев поражённых моей яростью. Шатаясь словно пьяница в запое, я сделал ещё несколько шагов назад и рухнул на колени, обессиленный физически и морально. Из глаз сыпались слёзы. Я прикрыл лицо оцарапанными ладонями и зарыдал. Я плакал как дитя, в голос, порой срывая дыхание. Тело взрывалось дрожью, отпускавшей лишь на миг и снова охватывающей всю мою целостность. Мои истерические вопли сменялись воем и затухали лишь на миг, возрождаясь вновь.
Может быть, это и есть мой путь. Нет, я знал, что это и есть моя стезя. Тропа мученика, мучителя, скитальца или же только человека ведущего поиски того, что не существует. Да, я осилю эту дорогу, да, я обуздаю препятствия, но причиной этому теперь является не только безысходность и слепое стремление к поискам призрачной истины происходящего. Теперь я обрёл ненависть, я узрел её, подобно финишной прямой.
Конец истории уже так близок. Я иду к тебе, Попутчик.
Глава 10.
* * *
– Папа, папа, когда я вырасту я обязательно стану лётчиком.
– Ах, какой же ты у меня особенный, сынок, – отвечал своему чаду отец и крепко, по-мужски, но, тем не менее, нежно, по-отечески обнял грубой ладонью работяги прохладную бутылку недорогого пива. Прикоснувшись губами к горлышку, он сладостно прикрыл усталые глаза и вновь отворил медлительные веки лишь спустя четыре жадных глотка. – Но не обязательно же становиться лётчиком. Не хочешь, как твой папка, плотником? Вот, погляди какое произведение искусства твой батька сотворил, – лениво молвил, во всех отношениях довольный жизнью отец и медленно, но звонко постучал по столу за которым сидел. – Качественно, на века и со вкусом. Хочешь так же?
– Нет пап, – насупилось чадо. – Я хочу, как в фильме, лётчиком.
– Ну не знаю, – тяжко выдохнул утомлённый беседой отец, – с твоими то оценками… – он снова провёл благостный ритуал с любимой ёмкостью, ограничив себя в этот раз лишь двумя глотками, и раскрыл глаза, устремлённые взором уже не на сына, а на бегающих за мячом человечков в забавных гетрах. Из телевизора доносился рёв толпы, периодически в мерный шум врывались звуки, напоминающие гудки от машин, и на фоне неустанно звучал голос человека, безусловно сильно заинтересованного происходящим.
Сын замер у самодельного, слегка неровного стола. В глазах рябило. Кто-то на экране в разноцветной майке и шортах ударил по чёрно-белому мячу ногой и тут же всё поле засуетилось. Пёстрая картинка стала мутнеть и расплываться, солоноватая слеза, спустившись по щеке, коснулась дрожащих губ ребёнка. Отрок не издал ни звука пока юное эластичное сознание, изнывая от боли и сострадания, в спешке сливало случившееся глубоко во владения глухого, недоступного, но беспощадного для перспективы подсознания.
Сын тихо вытер рукавом мокрое лицо и, руководствуясь неизвестно откуда пришедшей необходимостью в убежище, слегка всхлипнув, зашагал к звенящей кухонной утварью маме. Безвольной, обессиленной женщине, сил которой хватит лишь на короткое сухое объятие. Но ребёнок не нуждался ни в чём большем, ведь основную работу он способен проделать сам. Зашлёпали босые ступни по ламинированному полу кухни. И чистый взгляд был полон тревоги смешанной с воодушевлением. Он только что говорил с любимым папой. И папа сказал ему что он «Особенный».
* * *
Возможно, моё утверждение о том, что мой отец был чудовищем, вызовет у кого-то праведный гнев и возмущение. Ведь в моей жизни он стал тем, кто вручил мне великое дарение в виде трезвости суждений. Подобно бесстрастному хирургу, он удалил мне больной орган, что звался беспечной инфантильностью и выпустил меня в свет уже оздоровлённого реализмом. Что ж, возможно это именно так.
Мало кто ведает о том, что такое «Сердечная чакра». Это центральный энергетический узел, связующий три верхних и три нижних уровня. Находясь в центре человеческого тела параллельно органу, носящему насосную функцию кровообращения, сердечная чакра отвечает за самые важные процессы в душе. Чувство, сострадание, мягкость, любовь, уравновешенность – заряды, осуществляющиеся именно этим энергоцентром в астральном теле человека. Я воистину готов отождествить своего отца с уберегающим меня от недуга хирургом. Да, во имя спасения моего больного сознания он вторгся в мою душу и вырезал больной орган.
Но ведь этот ублюдок лишил меня сердца.
Сломав во мне зачатки одухотворённости, он продолжил воспитывать меня, наставлять. Мы стали друзьями, теперь мой менталитет позволял этому случиться. Я полюбил футбол, работу плотника, алкоголь, сигареты и простоту. Ах, боже мой, как же я ценил простоту во всех её проявлениях. А отец ценил меня за это. И всё чаще и чаще взрывалось внутренними кровоподтёками больное истерзанное подсознание, переполненное обидой и моральной неудовлетворённостью. Но каждый раз на гноящуюся рану спешно накладывало свежие бинты потускневшее за годы сознание. И я вспоминал, что когда-то папа сказал, что я «Особенный».
Арментария из меня сделал не Попутчик, отнюдь, это был отец и только он. В течение всего срока моего взросления и становления меня как личности, отец готовил идеальную кандидатуру для Наместников божественных талантов. Мастерски уничтожил во мне мечты, но оставил надежду. Подобно варвару, разорив мой остров, он всё-таки позволил ему выситься над уровнем бескрайнего, но пустого океана жизненных процессов. Да уж, он свято верил в то, что цель оправдывает средства и не брезговал никакими возможными средствами.
Любил ли я своего отца? Я ненавидел его, всегда ненавидел.
Я медленно плёлся в направлении районной библиотеки. За спиной молча следовали Вадим с Заликой. Их решительности не хватало даже на то, чтобы уговорить меня на смену забрызганной кровью одежды. Они понимали, отчаяние ослепило мой периферический взгляд на перспективу. Я шёл напролом и уже ни в ком не нуждался. Мимо по асфальту прошаркал грязный полупьяный бездомный, я мельком взглянул в его сторону, но не стал никак реагировать на появление в моей жизни ещё одного зловонного пятна. Последнее время вся моя жизнь состоит лишь из подобных дерьмовых фрагментов. Хотя и всё моё предыдущее никчёмное существование всегда являлось лишь средоточием убожества и грязи. Я продолжал двигаться вперёд.
Я отворил дверь в ветхое, когда-то торжественное здание и из осеннего сумрака шагнул в тяжёлую атмосферу старости и забвения. Наверняка в дверях сидел вахтёр, но я этого решил не замечать, для такой ерунды у меня есть мои друзья из падшего Противостояния. Ступени лестницы жалобно заскрипели, когда я стал подниматься наверх. Тусклый свет едва помогал разглядеть помещение второго этажа. Нажав на дверную ручку, я оказался в ярко освещённой просторной комнате. На пыльных полках книжных шкафов серели многочисленные, когда-то яркие обложки книг. Практически в центре зала, за своеобразной стойкой, на меня глядел удивлённый библиотекарь. Старичок лет восьмидесяти пялился мне в лицо чистыми, но сильно уставшими глазами, обрамлёнными глубокими трещинами морщин. Он не был напуган появлением в библиотеке человека с ненавидящим звериным взглядом, одетым в серую одежду, украшенную лишь тёмными пятнами свернувшейся крови, человека принесшего с собой лишь смерть и только. Однако он был невероятно заинтересован, о чём свидетельствовали классические жесты – резкое выпрямление уже не молодой осанки и мало чем помогающее поправление оправы на переносице.
Несмотря на всеобщее шаблонное мнение об отношении глубоких старцев к смерти, должен заверить, что всё это абсолютная чушь. Не существует человека, не боящегося окончания собственного бренного пути. Это заложено в нас на генном и инстинктивном уровнях. Для нас всех жизнь является одним из самых важных факторов. Даже в моменты, когда задумываешься о смысле своего грёбаного бытия, есть возможность отыскать лишь один ответ. Ответом является сама жизнь и зачастую лишь она и ничего более. Мы цепляемся за собственное жалкое существование, словно заядлые курильщики, осознавая, что данное занятие не приносит нам никакой радости и удовлетворения, понимая, что ввержены лишь в рабство зависимости от явления, результатом которого может быть лишь смерть. И только немногие умудряются порвать ту призрачную связь с наркотической зависимостью. Заставить силу воли противиться обманчивому ощущению комфорта и прервать жизнь до момента, когда она решит за нас. Но стремительно падая с пятого этажа, приближаясь к асфальту, нас охватит панический страх, страх будет нашим владыкой, заставляя не терять надежду на то, что, возможно, мы сможем вновь испытать терпкий запах жизни, который нам так необходим, хоть и неприятен. Кто-то попытается утверждать, что жизнь прекрасна и поистине нравится ему, и он готов наслаждаться жизнью до скончания лет. Но правда лишь в том, что наш организм, в купе с менталитетом, имеет невероятную способность привыкнуть к любому говну, при этом преобразив его в гранёный алмаз. Любой человек живёт в страхе перед смертью, даже тот, что смертельно устал от жизни. Каждый трусливо поджимает хвост при малейшей опасности, даже осознавая то, что смерть несёт в себе лишь освобождение от бессмысленной наркотической зависимости.
Этот человек не боялся меня, не страшился он ничего, что могло следовать моему появлению в его жизни. Возможно, главную роль сыграло его истинное бесстрашие, или же неверие в то, что нечто страшное допустимо в святых стенах обители знаний. Вполне вероятно, что старик не в полной мере осознавал обстоятельства, привлекшие в его владения человека жаждущего крови как символа отмщения. Но его никак нельзя было назвать лицом, погрязшем в жизненном опыте. И в связи с этим потерявшим всякий интерес к происходящему вокруг. Любопытство старика даже заставило его извлечь из-за стола администратора библиотеки свой чахлый торс, так сильно контрастирующий с его боевым характером.
Ощутив почти физически несгибаемую энергетику ветхого библиотекаря, я слегка даже пришёл в себя и замялся. Вспомнив о том, что мой внешний облик не соответствует дресс-коду данного заведения, я машинально оглядел себя и вдруг осознал, что в таком виде выгляжу скорее нелепо, чем устрашающе. За спиной заскрежетала дверная ручка, мои соратники тихо вошли в зал и остановились у меня за спиной.
– Вы что-то хотели? – любезно поинтересовался старик.
– Мне нужна информация, – прохрипел я и тут же прочистил горло. Я не произнёс ни слова с самого утра, предшествующее появлению в библиотеке душевное состояние никак не способствовало беседам.
– Здесь библиотека, а не информационный пункт, молодой человек, – с достоинством произнёс дед, но любопытство явно было на порядок мощнее любой гордости. – Что вас интересует?
– Лиллит, – я решил не блуждать вокруг да около и решил чётко и лаконично донести до библиотекаря вопрос с расчётом на подробный ответ старика. Оглянувшись, я увидел удивлённый взор Залики и Вадима, они внимательно следили за происходящим не смея вмешиваться. Мои, мать вашу, наркоманские видения – мои представления о приоритетах.
– Странно, что вы обратились по этому вопросу именно ко мне, это общедоступная информация имеющая место в компУтере, – старик, совершая ошибки в произношении заимствованных слов, явно не вдавался в подробности системы всемирной паутины, но умело набивал себе цену, оттого что знал о том что я спрашиваю, и по всей видимости знал недурно.
– Вы мне расскажите? – мягким тоном спросил я, при этом теряя терпение.
– Конечно, незамедлительно, – ответил библиотекарь помедлив. Его звёздный час, столь долго ожидаемый в стенах угрюмого храма познаний вот-вот пробьёт, и старик, подобно столетнему мудрецу, снизойдёт до ответа, что принесёт долгожданную отраду утомлённому сознанию ученика. Вытянув паузу, он заговорил: – Обычные Христиане искренне полагают, что у Адама была жена Ева, что искусила его, поддавшись на уговоры сатаны, который невесть каким образом очутился в Эдемском саду. Нарожала ему детей и оттуда пошло заселение планеты. Но мало кто знает о первой жене Адама, которую звали как раз Лиллит, – старик искоса глянул в нашу сторону и облокотился о стойку. Эх, а этот книжный червь ещё тот артист. – Если Ева была создана из частички Адама, то Лиллит была вылеплена из глины, что изначально подразумевало под собой её независимость. Я надеюсь, вы понимаете насколько всё это иносказательно. В итоге, демонстрируя свою личностную автономность, она навлекла не себя гнев господа и была отправлена во владения Дьявола, то есть на землю, где она ежедневно совокуплялась с падшими ангелами и порождала себе подобных. Лиллит стала отождествляться с демоном, если вы когда-нибудь слышали слово Суккуб (демон в женском обличии), то учитывайте, что она была первым из них. Во многих культурах, религиях междуречья, каббале и христианских апокрифах она описывается как адское отродье, убивающее младенцев, сосущее кровь и поедающее мозг своих жертв. Считается, что чаще всего Лиллит приходила во сне, но возможно это лишь мнение, связанное с предрассудками. Время Лиллит это ночь. Многие фольклорные источники вещают о Лиллит как о первом вампире. Как ни странно, вторым был Каин, сын Адама и Евы. Так вот, в определённом ракурсе Лиллит рассматривается именно как прародитель всех вампиров. Правда легенда гласит, что большая их часть была уничтожена волею Господа и остались лишь несколько экземпляров прячущихся в ночи. – Я ошеломлённый пялился на статный силуэт рассказчика мутным взором, не способный ярко воспринимать его мимику, в чём вовсе не было необходимости. Информация, вливаемая в моё сознание вербальным методом, подкашивала мои усталые ноги сильнее всякого ментального обучения осуществляемого когда-то Попутчиком. – Ну что я могу ещё добавить к краткому описанию интересующей вас сущности, наверное, лишь то, что Лиллит есть источник практически всех фольклорных басен, что слагали наши предки. На мой взгляд, именно потому, что имела характеристики многих из них. Возможно, несколько гипертрофированный и утрированный вариант оных, но тем не менее.
Я, небрежно задев взглядом эрудированного старика, развернувшись, тронулся прочь из умирающего кладезя науки. Выйдя из библиотеки, я остановился и на мгновение задумался о сказанном. По сути, всё наше восприятие бытия, в котором мы обитаем, есть лишь сплошная патологическая гипертрофия. Попытка вознести наше дикое рыночное сознание над другими, такими же уничтоженными простотой сущностями как мы. И в чём причина? Мы всячески стараемся стать эксклюзивом для дальнейшей перспективы торговли своей оскудевшей душой. И что мы только не придумаем для того чтобы наша пустая жизнь казалась нам наиболее красочной. Что мы готовы отдать, чтобы быть особенными? Да всё! Даже свою веру. Порой готовые деформировать своё неверие во благо своего эгоцентризма.