Особенности национальной командировки. Мемуары старого командировочного волчары. Том 2

К вечеру я уже ехал обратно в Москву. На вокзал Каменска-Уральского, пока я там ждал электричку до Екатеринбурга, прикатил пассажирский Свердловск – Бишкек. Киргизские проводники удивили меня тем, что за 20 минут стоянки скупили всё пиво «Балтика», вообще имевшееся на этой станции, а коробки с бутылками развозили по вагонам оба существовавших на этом вокзале багажных электрокарщика.

Электричка мне досталась уже не рижского, а российского производства, из Торжка. Её отличали от прежних электричек лавки – не деревянно-ребристые и не из кожзаменителя, а пластиковые, типа, как в турецких автобусах «MAN». Хотя, какая разница – латышская это электричка, или российская: самое главное было в том, что ездить-то она быстрее от этого не стала, и до Ёбурга телепалась со всеми там своими остановками более двух часов.

Билет на московский поезд у меня уже был. Три с половиной часа я блукал по чудом уцелевшей при реконструкциях трёхэтажной четвертинке вокзального здания. Небольшой дождик, начавшийся сразу после того, как я заехал в Екатеринбург, к тому времени кончился, и как только вызвездило, наступил дикий холод с ветром.

Вообще-то сами свердловчане (или ёбуржцы?) ездили в Москву на фирменном поезде жёлто-красного цвета, с номером 15, и с надписями «Урал» и «Свердловской железной дороге – 120 лет!» на вагонах. Мне же они подсунули свой скорый номер 7, который шёл не через Казань, а через Пермь, Киров и Ярославль. Поезд был не фирменный, состоял из древнейших вагонов, и до Перми вообще ехал, несмотря на свой маленький «скорый» номер, с остановками от двадцати шести до девяноста минут! После Перми он стал похож на скорый, но не сильно. Ну да ладно – я всё же попал на Ярославский вокзал по расписанию.

Меня встретил наш начальник производства Санёк, хотя для этого ему и пришлось вставать в половине пятого утра – мне по дороге с вокзала очень не хотелось лишний раз нарываться на лужковских ментов…

103. Каникулы

Надвигался Новый 2000 Год, и я собрался из Москвы домой. Поскольку цена купейного билета на прямой поезд в Алматы подходила к девяноста долларам, а экономического класса в самолёте – к двумстам пятидесяти, я решил, ради интереса, уехать за возможно меньшую сумму денег.

Покопавшись в анналах ещё свободно доступного тогда интернет-сайта АСУ «Экспресс», я спокойно нашёл себе вариант, как уехать с двумя пересадками, причём «межгосударственная» (самая дорогая!) перевозка приходилась во-первых, на пассажирский поезд, а во-вторых, на сравнительно короткое расстояние. На обеих пересадках в Кургане и Астане я должен был просидеть ровно по три часа. Билеты из Москвы до Кургана и из Кургана до Астаны я купил себе заранее. Третий билет нужно было успеть взять на вокзале в Астане, уже за тенге. Заранее скажу, что поездка в трёх купейных вагонах обошлась мне всего в сорок шесть с половиной долларов…

В день отъезда мне вдруг позвонила наша бывшая алматинка Ольга Палённая, которая жила теперь в городе Лужкове у своих родственников, и вызвалась меня провожать. А на вокзал ещё должен был прийти наш главный шофёр Серёга, которому я должен был сдать ключ от «директорских» апартаментов. Палённая успела прикатить из своего Южного Измайлова ко мне в Ясенево, мы выпили по паре рюмочек, сели в автобус и поехали к метро «Юго-Западная». Жёлтый с гармошкой «Икарус» 642-го маршрута телепался себе по МКАД, а ощущение было такое, что это наш алматинский 92-й экспресс едет по Красногвардейскому тракту в аэропорт…

На перроне «Комсомольской-радиальной» нас уже ждал Серёга Плотников. До поезда оставалось чуть больше часа, и мои проводы было решено продолжить уже втроём. Небольшая кафешка-«стекляшка» притулилась к выходу из обеих «Комсомольских» станций метро, находившемуся между Ленинградским и Ярославским вокзалами. Мы там очень здорово посидели и минут за десять до отправления я попрощался со своими провожатыми и зашёл в вагон.

Мне досталась улан-удинская «прицепка» к хабаровскому поезду. В купе со мною оказалось трое пенсионеров, и как-то сразу же стало скучно. «Амур» делал по дороге такие остановки, о существовании которых я до этого и не подозревал. По крайней мере до Перми он шёл на шесть часов дольше фирменной «Камы». Вечером второго дня пути наш паровоз подкатил к перрону Кургана.

Скромный двухэтажный вокзальчик этого областного центра имел внутри один-единственный буфет, подойти к которому было крайне затруднительно: работникам вокзала и станции в тот день перечислили на пластиковые карточки зарплату, и огромная толпа народа насиловала единственный банкомат, как раз и расположенный возле этого буфета.

На привокзальной площади вроде бы стояли ещё какие-то магазины, но ни один из них в восемь вечера уже не работал. Морозец был не сильный, и я простоял почти час на перроне, разговорившись с одним мужичком, тоже работавшим здесь на железной дороге. За полчаса до отправления на первый путь подали маленький павлодарский состав – семь вагончиков, один из которых был купейный. Народ садился в основном в плацкарту, и в этом нашем купейном вагоне оказалось всего семь или восемь человек.

Через два часа мы занырнули к себе в Казахстан и остановились на перроне печально знаменитой мне станции Пресногорьковская. Во время моей работы в «KEGOC», когда я занимался договорами по электроснабжению всей казахской железной дороги, ЦДУ ЕЭС Казахстана никак не могло подключить линию 220 кВ до этой тяговой подстанции: такая крохотная нагрузка не проходила по «режиму» – напряжение сильно задиралось, и только месяца за два до моего «дембеля» Сарбайский РДЦ нашёл, наконец-то, возможность подать на здешнюю подстанцию электроэнергию через сети Кустанайской РЭК.

Пока нам меняли электровоз, к бригадиру поезда зашли минут на десять трое таможенников – чисто наши «понты»: несмотря на мороз, шарашиться по станции в форме без пальто и курток, но в зимних шапках и с непременными кожаными папчонками под мышкой. Проверять пассажиров они не стали – да это и хорошо: меньше пустой мороки…

Ночью поезд останавливался на каждом разъезде, и было слышно, как мимо вагонов бегают с криками люди – пассажирские по этой ветке ходили нечасто. А в Кокшетау набился до отказа и наш вагон. Моей соседкой оказалась симпатичная молодая девчонка с двумя пацанами трёх и пяти лет, ехавшая на Новый Год к своим родителям в Павлодар. Она рассказала, что её мужа – сотрудника КНБ – перевели из Астаны сюда, и платят такую крохотную зарплату, что они не платили за коммунальные услуги уже полгода – почти все деньги уходят на фрукты мальчишкам. А она сама врач-невропатолог, но работу найти не может. А мы-то в «KEGOC» всё удивлялись, почему Кокшетауская РЭК у нас в таких должниках ходит?!!

Поезд от Кокшетау до Астаны пошёл, как электричка: он останавливался почти у каждого столба даже там, где не было станций, а в Ак-Куле простоял почти час, пропуская вперёд себя пассажирский из Свердловска, который тоже плетётся в час по чайной ложке…

На вокзале Астаны я первым делом побежал к кассам и, на моё счастье, билеты на разовый дополнительный поезд в Алматы ещё были! Всё дело было в том, что этот состав специально назначили для вывоза из «новой столицы Евразии» на новогодние праздники многочисленного чиновного люда, так и не перевезшего свои семьи на новое место. Вышедшая сразу после праздника газета «Время» опубликовала на самой первой странице снимок полупустого столичного Конгресс-Холла, в котором наш Президент давал новогодний «Ледовый Бал» и… фотографию нашего, битком набитого народом 26-го скорого, с подписью: «На Родине хорошо, а дома лучше!»

А у нас в паровозе почти все друг друга знали, даже я встретил немало своих старых знакомых из управления железной дороги. Со мной в купе ехали какие-то большие чины из КНБ, Нацбанка и какого-то министерства. Мужики немедленно начали наливать «бахусовский» коньяк, а я достал коробку покровских конфет «Соколиная Охота» и шматок московского сыра. Вскоре стало так весело, что к утру в вагоне-ресторане закончились все запасы спиртного, и народ едва дождался станции Чу…

Я едва успел принять душ после всех своих трёх паровозов, как меня уже выдернули на новогодний вечер нашего «KEGOC». Впрочем, этого вечера мне, Нурлику и Олежке показалось мало, и мы во втором часу ночи ещё пошли есть «мясо на палках»…

Новогодние праздники отзвенели быстро и я, уже на пару с Андрюхой Лариным, собрался обратно в город Лужков. Мы выезжали седьмого числа, на седьмом поезде, в седьмом вагоне и седьмом купе – вот счастья-то привалило… В первую же ночь мне как-то не спалось, и я смотрел в окошко. Сразу за Таразом наш паровоз вдруг попал в совершенно жуткий ливень с ураганным ветром – мужики, стучавшие по колёсам нашего вагона в Тюлькубасе, ходили по перрону почти по колено в воде! А сразу за Арысью пошёл лёгкий снежок, и тамбурные окошки в нашем вагоне подёрнулись ледком.

В Кызылорде мы вышли за пивом: снегу на перроне было наметено уже почти по колено. Так любимая Лариным «Балтика №3» оказалась только в одном из киосков, но он был закрыт. Внутри него между товарами, выставленными вдоль витрины, бродил, скучая, малюсенький котёнок. Мы с Андрюхой стали скрести пальцами по стеклу в разных местах витрины, и полосатик начал метаться то туда, то сюда, пытаясь поймать наши пальцы. Через пару минут он, увлечённый этой игрой, снёс с витрины на пол добрую половину выставленных там товаров! Мы прошли чуть дальше, к базарчику, взяли «Чимкентского» и вернулись в поезд…

К вечеру на станции Саксаульская снег всё продолжал идти, причём уже хлопьями. Мы вышли на перрон. Вдоль состава бежала старенькая бабка и кричала: «Заварка, мыло, сосиска в тесте! Шерстяные носки, „Орбит“! Печенье – внутри варенье! Кола-минералка!» Подбежала ближе – закутана в сто одёжек и застёжек, на голове с десяток шерстяных платков. На груди у бабули болтался на широкой лямке, перекинутой через её шею, деревянный ящик, все товары в котором были просто вперемешку! Лишь сосиски в тесте были завёрнуты каждая в тонкий полиэтиленчик.

Проводник соседнего вагона посмотрел на всё это хозяйство и сказал ей с возмущением: «Бабка, ты что, обалдела? Ты разве не могла это всё по-человечески разложить?!!» А старая посмотрела на него как-то искоса и тут же ответила: «Ы-ый, не нравится – самолётом ходи?» Весь народ на перроне упал со смеху…

От Аксая до Уральска весь поезд, как и всегда, набился до отказа местными «трамвайщиками» – по проходу было невозможно ходить! А в Озинках таможенники и пограничники устроили нам такой досмотр, что задержали поезд на полтора часа. Что искали – непонятно, потому что ни одного «челночника» по крайней мере у нас в вагоне не было, да и в остальных, я думаю, тоже – не «грузовое» направление! Первый час стоянки они оцепили поезд аж с собаками и никому не давали выходить из вагонов, а докопались в конце концов до проводников – у тех не было с собой каких-то необходимых документов…

Но наши проводнички, как потом оказалось, были тоже не пальцем сделаны: они заныкали по всему вагону пару десятков мешков самого классного фиолетового талдыкурганского репчатого лука, и на перроне в Мичуринске успели мешков пять или шесть продать. Там, видать, их кто-то и сдал – Россия же… В Рязани в наш вагон прилетел наряд ОМОНа, и с каким-то непонятным остервенением повытаскивал у наших проводников ещё полтора десятка мешков этого лука, лихо спрятанных в тамбуре. ОМОНовцы выкинули их прямо на перрон и, пока они составляли там какой-то акт, половину этих мешков прямо у них из-под носа растащили местные бомжи!

Служащий российского ОМОНа, ты до сих пор не понял, что завтра после таких конфискаций лук у азербайджанцев на твоём базаре станет стоить столько, что именно твоей полицейской зарплатки уже не хватит, чтобы его покупать? Наши тебе его раза в два дешевле продавали…

На перроне Казанского нас встретил Санёк Тивин, и сначала привёз в офис. А мы специально захватили с собой из Алматы несколько разных бутылок нашего иссыкского вина: «Бибигуль-Голд», «Катюшу» и прочее – такого вина в городе Лужкове тогда не продавали, и москвичи наслаждались каждым глотком! Потом, говорят, такое вино появлялось в каком-то самом крутом гастрономе на Арбате за не менее крутую цену…

А госпожа Палённая уехала встречать новый год к своим родственникам в Киев и, когда она оттуда вернулась, мы отметили встречу – в небольшом кафе возле Таганской площади…

104. Времена года

«АВИСМА» вызвала меня к 11 мая 2000 года наблюдать за ведением футеровки шахтной печи так срочно, что даже не удалось остаться дома на «Родительский день». Что делать – взял билеты на два поезда до Екатеринбурга, и собрался ехать…

Моё купе уже оказалось забито сумками, однако их хозяев долго не было. Попросив проводника закрыть его на ключ, я со своими провожатыми – Саньком Ивановым и юристом Нурликом – вышел на перрон, где мы плавно продолжали употреблять коньячок. Но хорошего-то – помаленьку, и паровоз собрался ехать. И, когда я оказался обратно в вагоне, оказалось, что у меня аж целых две прелестные спутницы – «челночницы» из Челябинской области, вёзшие к себе в Россию китайскую женскую обувь.

Барышням было лет по 27—28 и… на Алма-Ате I пришлось взять бутылочку «Улара», а девчата махом соорудили салатик. Только мы собрались накатить, как наш паровоз встал на час, спрятавшись под мост, по которому шла улица Белинского. То есть, едва успев отъехать от перрона!

Впереди не переводилась стрелка, и её в темпе пытались починить. А по вагонам тут же начали шастать менты-линейщики. Они стали смотреть у всех документы, и сразу же докопались до моих челночниц с недвусмысленными предложениями, но были очень технично посланы мною куда подальше. А когда наехали на меня в ответ, получили список моих знакомых в Южном РУБОП, и очень быстренько исчезли. Уже после того, как наш поезд наконец-то снова отправился, мы уговорили эту бутылочку, барышни заботливыми женскими руками расстелили постели себе и мне, сами завалились спать, а меня попросили разбудить их в Чу. Ну а я стоял себе у открытого окошка в проходе, глядя на цветущие всеми красками окрестности…

На перронном базаре Чу я удивился: все овощи-фрукты вдруг оказались дороже, чем на Зелёном Базаре Алматы! Граждане спекулянты, пытавшиеся всучить нам помидорчики-огурчики по таким ценам, оказались в «пролёте» – народ, ехавший с юга, почти ничего не покупал. Единственное, что я взял на этом перроне – готовые варёные казы. Ничего, челябинские девочки умяли их за милую душу. Ещё бутылочка коньячку от моих щедрот, и девки начали рассказывать.

У обеих оказалось по: мужу, ребёнку, квартире, оснащённой всякими там «BOSHами» и «INDESITами», а также по «ВАЗу-21099». За каждый рейс в Алматы эти девочки имели по 20 тысяч российских чистыми на руки. У одной из них муж работал чисто символически – заправлял в какой-то «ПЧ» огнетушители за 1600 руб. в месяц, а у второй не работал вообще. Оба по дому ничего не делали, «челночить» тоже не хотели, и заняты были исключительно тем, что валялись на диванах перед телевизорами. За это оба оказались одинаково наказаны: доверенностей на автомашины они от своих жён не имели.

Без семейных скандалов не обходилось: тот, который вообще не работал, постоянно пытался уйти от своей жены к другой бабе, но не просто так, а прихватив с собой своего ребёнка (пацану 10 лет), но жена ему ребёнка, разумеется, не отдавала! Я, конечно же, спросил, а на кой им такие мужья – ответ получился, как в той присказке: вроде и не нужен, а выбросить жалко!

Умом Россию не понять…

В Сары-Шагане у нас получился «рыбный день». Но был уже второй или третий час ночи, и мы быстро улеглись спать. Ну я-то долго спать в поездах не умел, и буквально через пару часов снова проснулся. По дороге везде было ясно и тепло, но ранним утром провода линий электропередач 500 киловольт и все верхушки мачт на подстанции «Акадыр-500» утонули в густейшем тумане. Клочья серой ваты задумчиво плыли с северо-запада, удивлённо натыкались на провода линии-пятисотки, шедшей отсюда на Жезказган, на секундочку задерживались, запутавшись в них, и улетали куда-то дальше. Мне подумалось, что я вообще лечу на каком-то самолёте!

На повороте железной дороги из тумана вдруг проступили силуэты трёх или четырёх лошадей, и мне сразу же вспомнился тот самый мультфильм про «Большой секрет для маленькой такой компании»:

«И только лошади летают вдохновенно,

Иначе лошади разбились бы мгновенно,

И только стая белокрылых лебедей,

Летит, как стая большекрылых лошадей…»

А в Караганде снова сияло солнышко, по перрону носили жареные окорочка и все прочие прелести цивилизации, начиная с пива, которое хоть и было местное, карагандинское, но называлось «Огни Магнитки». Чуть позже мне объяснили, почему. Дело в том, что пивзавод в какой-то момент остался без оборотных средств и сырья. За финансовой помощью они обратились к тогдашнему директору металлургического комбината в Темиртау Александру Свичинскому, чуть позже убитому прямо на проходной этого комбината. Человек помог пивзаводу купить солод и хмель в Чехии, но, поскольку он сам был из Магнитогорска, то попросил назвать так один из сортов местного пива.

Родительский День и День Победы – все поселковые кладбища, которые попались нам от Караганды до Астаны, были полны народа и самых разных автомашин, от «шестисотых Мерсов» до задрипанных «Жопиков». Новая Столица Евразии Астана стояла почти безлюдная и притихшая, как раз в это время «переваривая» где-то в самом центре кишок своих улиц и площадей Президентский Парад ветеранов. Когда я с девочками выбрался из нашего вагона, и мы прошлись по вокзальным буфетам, оказалось, что народу в здании практически не было. Барышни сделали мне «алаверды», купив две бутылки «Катюши», и наш рейс был продолжен. Помянули…

Между Астаной и Кокшетау нам навстречу попалась коротенькая четырёхвагонная электричка, разукрашенная в пронзительно-голубой цвет, с занавесочками на окошках – фирменный поезд «Окжетпес» сообщением Кокшетау I – Астана. Рекламными плакатами и объявлениями с расписанием этой электрички были уклеены все анналы Кокшетауского и столичного вокзалов. Потом, в Кокшетау, я, ради интереса, подошёл к справочной (стоимость справки 25 тенге), там как раз оказалась барышня – казашка по национальности, и я попросил у неё БЕСПЛАТНУЮ справку, как переводится «Окжетпес». Оказалось, что это название горы в районе Щучинска. Я-то этого не знал, ибо на курорты и турбазы Борового меня как-то ни разу ещё не заносило…

В поезде Лениногорск-Москва, в который я пересел в Кокшетау, оказалось очень скучно. Моими новыми попутчиками оказались ворчливый пенсионер, сошедший потом в Кургане, и мужик чуть старше меня, с каких-то золотых приисков в Акмолинской области. Но общения у меня с ними (а ранее и у них между собой!) ну никак не получилось – отмороженные какие-то…

ЛЕТО КОНЧИЛОСЬ!

В Екатеринбурге начался мелкий дождичек и была жуткая холодина! До моего следующего поезда оставалось три часа, и я сел в кафе прямо напротив здания вокзала, заказав пару бутылочек пивка. Компания не заставила себя долго ждать – за столик попросились два паренька из какого-то охранного агентства. Мы сидели и мило беседовали – через два часа один из них убежал встречать жену с электрички, а второй даже проводил меня до соликамского состава!

В купе пассажирского поезда Свердловск – Соликамск сидело трое мужиков, и они уже наливали! Оказалось, что в Березниках открывается чемпионат России по борьбе, а это – тренера, вёзшие челябинскую команду. Мужики, конечно, слышали фоменковские приколы с «Русского Радио», но не все. И когда я сказал, что спорить с тренером по борьбе может только тренер по стрельбе, от их хохота вагон подпрыгнул и едва не сошёл с рельсов…

Я заехал на такой север, что за окошком уже пошли «белые ночи». До окончательной черноты не темнело и тут же начинало обратно светать. К Чусовской совсем рассвело, дождь кончился, разъяснилось, и стукнул мороз в минус два. Деревья в тех краях ещё и не думали распускаться, в расщелинах виднелись кучи нерастаявшего снега. Здесь мы повернули направо, к Березникам. Вот тут-то и началась красота.

Какими-то хитрыми причудливыми изгибами между высоких гор тянулась ниточка однопутной электрифицированной железненькой дорожки. Наш поезд с двойным электровозом впереди казался просто игрушкой. Всё это напоминало тот самый мультик, в котором паровозик через страшные горы вёз вагончики с подарками! Весь пейзаж за окном был точно такой же! Но железная дорога, шедшая от Чусовской прямо, на Пермь, была ещё красивее… Господа тренеры попросыпались, мы накрыли небольшой дастархан, поговорили ещё пару часов о том – о сём, и приехали.

В Березниках дня два светило солнышко, почки на деревьях начали распускаться, но утром третьего дня я, проснувшись, увидел за окошком полметра снега!

ВЕСНА КОНЧИЛАСЬ!

Весь день я в своей почти летней одежде и туфельках блукал по сугробам. Потом снова стало потихоньку теплеть, печку, за ремонтом которой я присматривал, почти сделали, и я собрался ехать дальше. Из Березников до Перми я ехал на каком-то не совсем обычном «Икарусе». У него был совершенно другой звук двигателя и диски колёс были литые! Беря билет на этот автобус, я увидел, что у барышни, стоявшей впереди меня, тоже казахский паспорт. Она оказалась из Актюбинска, и приезжала заказывать селитру аж повагонно! Мадам строила из себя такую круто-деловую, что я отошёл в сторонку – в «крутых» я не играл…

В купе «Камы» мы оказались только вдвоём: моего нового попутчика, совершенно классного мужика, звали Серёгой. Он уже давно отвёз свою семью из Перми на постоянное место жительства в какой-то венгерский городок, вроде бы в тот, где и делали тогда эти самые «Икарусы», а сам крутился обратно в своём родном «сиреневом» городе. Крутился по-всякому – в этот раз он поехал в Москву растаможить вагон «джин-тоника». Туда-сюда, бутылочка-другая, в общем, в «белокаменную» мы въехали очень весело…

А самое интересное, что дня за три до этого, купив на базарчике в Березниках полкило шоколадных конфеток, я развернул фантик и увидел, что они сделаны на кондитерской фабрике в Старом Осколе. Это оказалось символично – в свою следующую командировку я поехал именно туда!