Тайна Элизабет

***

Следующие тринадцать лет прошли в благополучии. Томас сносно овладел фазой, хотя по-прежнему тратил на это больше усилий, нежели другие парфагонцы. Его приемный отец дослужился до серебряного жетона трибуна, отчего еще чаще пропадал за городской стеной. В свои восемнадцать лет Томас с нетерпением ожидал момента, когда сможет составить ему компанию. Сам он вымахал в дородного шатена с густыми волосами до плеч и наливными губами, верхняя из которых все также была слегка вздернута. Казалось, его зеленовато-карие глаза сохранили не только врожденную задумчивость, но и искорки простоты из сельского прошлого.

В белой рубахе, в штанах с толстым ремнем и в башмаках с медной пряжкой, Томас вместе с друзьями томился на лавке у двери к ректору. Кабинет Ньюртона, от которого разило геранью, располагался на втором этаже главного корпуса школы, поэтому из арок галереи был виден дубовый парк. Там юные парфагонцы с громкими возгласами запускали разноцветных змеев, шебуршавших на весеннем ветерке. Рядом с будущим рыцарем ерзала шестнадцатилетняя Мария, на которой под школьным фартуком колыхалось легкое платье. Весьма фигуристая и глазастая брюнетка теребила свои кудряшки, пока ее ямочки на щечках переливались румянцем:

– Думаешь, примут мою лабораторную?

– Опять, что ли? – прозвучал бас.

– Нет?!

Мария надулась, но еще больше повернулась глубоким вырезом к соседу по лавке. По другую руку от деревенщины покачивал смуглой головой Ален Оспэ, высокий жгучий брюнет с пронзительным черным взглядом:

– Как такое не оценить сыну Дора?

Томас опустил взгляд на грудь Марии:

– Я бы смог больше сделать.

– Ну и тугодум, – буркнула подруга и отвернулась, скрестив пухленькие ручки. – Больше он сделает…

– А что? Я бы точно больше себе сделал.

– Куда больше-то?! – выпучил глаза Ален.

На экзамен по фазоведению допускались перегибы в мутациях, и потому каждый достигал тех изменений анатомии, каких только мог пожелать. Всего раз в жизни парфагонцам позволялась такая роскошь, а затем эти мутации сами пропадали через пару месяцев. Поэтому Ален попытался сделать себя взрослым красавцем. Прилежная и скромная Мария сделала себе пышные формы, хотя и так не была обделена от природы. Однако у деревенщины уже рябило в глазах от сих научных достижений, ведь каждая вторая выпускница пошла тем же путем. Сам Томас выбрал рыцарский шаблон, как и многие юноши, мечтая об Академии.

Настала очередь Томаса, и он с волнением вошел в кабинет Исаака Ньюртона, присев на стул в центре. Напротив, по обе стороны от утонувшего в бумагах ректора в черном камзоле, сдерживали улыбки две учительницы, кудрявые близняшки в синих платьях. Главу школы, с его прилизанными волосами, ненавидели абсолютно все парфагонцы от мала до велика. Его бегающие глазенки всегда сверлили из-под огромного лба, а тонкие, едва заметные губы над детским подбородком так и норовили придраться на ровном месте. Из-за его спины нависал грозный лик бородатого и упитанного Альберта Третьего, занимая полстены в позолоченной раме, а вокруг упирались в высокий потолок книжные полки. Аромат корешков старых изданий пробивался сквозь герань в горшках на окнах и успокаивал Томаса, напоминая уютный дом.

– Лабораторную работу мы, конечно, принимаем, – запищал Ньюртон, разглядывая крупный торс Томаса. – Правда, я бы на твоем месте попробовал что-нибудь иное.

– Спасибо!

– Знаешь, это весьма удивительно. Не напомнишь, кем были родители?

– Отец – охотник, а мама хлопотала по хозяйству.

– Охотник, значит, – ректор переглянулся с близняшками, но те лишь синхронно пожали плечами. – Надо же…

– Я старался оправдать оказанное Парфагоном доверие.

– Ну-ну! Что ж, теперь расскажи нам о других возможностях фазы, – щурясь, ректор откинулся на спинку кожаного кресла.

Наполнив широкую грудь воздухом, Томас принялся перечислять все способы применения фазы. Еще в начальных классах изучив техники перемещения и нахождения объектов в фазе, дети сразу приступали к путешествиям в ней по удивительным местам Селеции и лабиринтам времени. Затем они познали тонкости встреч с близкими и историческими личностями, причем необязательно живыми. Далее они углублялись в творческое применение фазы, реализации желаний, избавления от скованности и других душевных недугов, а также для развлечения и много другого. В старших классах Томасу поведали, что фазу можно использовать для получения новых знаний, но этот раздел науки был скверно изучен. Было строго запрещено соваться в эту сферу, дабы нечаянно не навредить себе.

Далее Томас рассказал о непрямом методе, когда входят в фазу на пробуждении. Именно таким образом у него получилось в первый раз. Потом он объяснил сложнейший прямой метод, осуществляемый без сна. Далее Томас поведал о тонкостях осознания во сне, что тоже считалось одним из вариантов фазы. Затем распаленный Томас описывал техники углубления и удержания фазы, а также главные законы ее пространства. Наконец, подбросив пару каверзных вопросов, ректор все же успокоился:

– Хорошо, Юрг, – глядя в бумаги, пропищал он, – а где ты сейчас находишься?

– У вас в кабинете.

– Томас! – вмешались сестры.

– А… В фазе нахожусь.

– Это почему же? – поднял глаза Ньюртон.

– Мы всегда в одном и том же месте. Ночная фаза – это та же реальность, но без тверди и без связи с другими людьми.

– То есть прямо сейчас вокруг нас фаза?

– Да, но стабильная.

– Ладно. Ставим «отлично»?

Пока Ньюртон косился на кивающих учительниц, его перо уже скрипело в аттестате и неком документе, черном от пометок.

– Спасибо, ректор!

– Это твое, – протянул бумагу Ньюртон. – Удачи!

Вскоре выпускники и их близкие собрались на главной площади школы у скульптуры Альберта Третьего. С помоста их долго и нудно наставлял ректор, переминаясь на ногах-тростинках в тонких колготках, после чего началось пиршество и веселье. Мария и Ален даже смогли вытащить Томаса на хороводы. Только в сумерках, когда заскрипели сверчки и опустели улицы, выпускники стали расходиться. По обычаю, сын Нильса Дора вызвался проводить Марию.

– Утром в Академию? – после долгого молчания прощебетала девушка, заглядывая ему в глаза. К этому моменту они уже остановились у аккуратного домика семьи Лури.

– Не могу даже поверить…

– У нас все получится.

– У нас? – поднял брови Томас.

– Удачи, мой рыцарь! И спасибо за поцелуй, – она вдруг прижалась к нему цветущими устами, а затем шустро скрылась за дверью.

Опешив, Томас не совсем понял, почему его поблагодарили и что вообще произошло. Однако эти спутанные мысли быстро померкли на фоне долгожданного поступления в Рыцарскую академию. Совсем скоро он будет на шаг ближе к своей мечте: чем старше селянин становился, тем больше верил, что Ирэн выжила и что он рано или поздно ее спасет.

***

Томас не смог сомкнуть глаз за всю ночь, как ни старался. В итоге с первыми жаворонками он уже разглядывал серую Академию, которая примыкала к городской стене на северной окраине города. Здание венчали две Башни заточения, а сдержанный фасад разбавляли лишь редкие окна да три стальных щита с кольцами Парфагона. Внутри еще никого не было – столичные жители вставали поздно, спасаясь от солнца плотными шторами и масками для глаз. Намотав пару кругов вокруг Академии, ее флигелей и конюшен, Томас уселся под высокой дверью. Замечтавшись, он незаметно провалился в калейдоскоп сновидений.

Его разбудила гудящая толпа вчерашних школьников. То и дело дверью хлопали молодые курсанты, которым уже позволяли красоваться в синем камзоле с широкими плечами, а также носить кинжал на поясе. По габаритам можно было легко угадать, на каком из пяти курсов они обучались.

Внезапно толпа оживилась, и откуда ни возьмись завопил Ален:

– Идут, а ты чуть не проспал! Вот было бы смеху!

– И не мечтай, – буркнул Томас, поднимаясь и отряхиваясь. – Выспимся в Арогдоре.

– Спасибо, я лучше у мамочки.

Приемная комиссия быстро продвигалась к Академии по узкому коридору из умолкших выпускников. Она состояла из того же ректора и пары громадных центурионов, судя по бронзовым жетонам.

Проходя мимо заспанного Томаса, Ньюртон фыркнул и встал напротив него. Офицеры тоже остановились, как и вся толпа, замерев в ожидании. Бывший селянин почувствовал неладное. В его глазах замельтешили белые огоньки. Ректор с весельем смотрел на него откуда-то снизу, моргая малюсенькими глазками из-под своего огромного лба.

– Что тут делаешь? – пропищал он.

– Я? Не понимаю…

– Еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?

– Я пришел поступать. Рыцари… Академия…

– Во надумал! – усмехнулся Ньюртон, отчего толпа ахнула, а Томас отшатнулся назад. – Ты пришлый. Тебе же запрещено.

Селянин даже не заметил, как волнение молниеносно сменилось гневом:

– Что?!

– Не знал?

– У меня же есть нужная оценка!

– И? Это за-ко-ны, мой друг. Иди домой и прекрати мутировать. Это только для настоящих ры…

Ньюртон с хрустом поцеловал каменный кулак деревенщины, из-за чего плюхнулся в руки толпы. Там он по-девичьи ахнул и лишился чувств, а может, просто сделал вид. Офицеры тут же бросились на Томаса. Несмотря на ожесточенное сопротивление, они легко повалили его на брусчатку, прижав ему шею мечом. Ален хотел было прийти на помощь, но был остановлен другим лезвием, замершим у его растерянного лица.

***

Погнив пару недель в сырой Башне заточения, что словно насмешка судьбы находилась как раз над Академией, Томас Юрг вышел на свободу одним из теплых летних деньков. Скандальная история наделала много шума в столице. Многие испытывали жалость к исхудавшему парню и потому старались не смотреть ему в глаза, пока он брел к дому.

Когда он добрался к Дорам, на пороге его горячо обняла Маргарита. Она заставила его немедленно помыться, а затем до отвала накормила рыбным пирогом и отправила отсыпаться на свежей постели. Там, не пробуждаясь и не меняя положения, Томас продрых до позднего вечера. Проснувшись во тьме, он с помощью огнива зажег свечу и начал пихать в походный мешок самое ценное: любимые книги, юношеский рыцарский инвентарь и другой скарб. Не забыл он и о мешочке с медяками, которые копил на настоящий меч.

В это время вернулся изможденный Нильс и, не снимая грязных доспехов, сразу же поднялся в комнату. Войдя в нее, рыцарь попытался обнять Томаса, но тот оттолкнул его, чуть не свалив с ног.

– Поня-я-ятно, – протянул Нильс. – Ты знаешь, чего мне стоила твоя свобода? Да если бы не твой возраст…

Однако угрюмый парень молча продолжал собирать свои пожитки.

– И куда?

– Никуда.

– Думаешь, я знал и молчал, так?

– Ты не последний человек, Нильс.

– Я боевой офицер! – рявкнул рыцарь. – Мне насрать на этих штабных крыс и их тупые правила! Пока их задницы протирают штаны в Академии, мои люди каждый день дохнут за стеной! Понимаешь? Да и много ты знаешь пришлых, как ты? Как можно знать все эти дурацкие законы о том, кому что можно, а что нет?

– И ты не мог ничего сделать?

– Томас, пойми: я все время не находил себе места. Я обошел все инстанции. Я изучил все наши законы. Я был у канцлера и писал королю. Но я не нашел ни одного выхода. Мало того, если ты продолжишь мутировать, они примут меры. Возможно, это коснется меня. Но мы что-нибудь придумаем, найдем тебе полезное дело. Только не горячись так, остынь.

– Найдем полезное дело? – усмехнулся Томас.

– Обязательно! Ты и не такое прошел.

– Не волнуйся: никаких санкций к тебе не будет.

– Да, я только о себе и забочусь все эти годы…

– Разве нет? Если бы не Маргарита, меня бы тут не было. Не так ли?

– Ты уже давно мне родной.

– Да-да.

– Так что задумал?

– Ухожу туда, где меня никто не остановит.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Твои обязанности действуют и за стеной.

– Пф.

Нильс встал на пути Томаса, но тот вновь оттолкнул его и вышел из комнаты со своим мешком. Трибуну осталось лишь выругаться и пнуть книжный шкаф, отчего старые книги рассыпались по полу.

Бегло спускаясь вниз, бывший селянин наткнулся на Маргариту:

– Что случилось? Ты куда, Томас?

– Спасибо тебе, Маргарита, за все, что ты сделала, – обняв и горячо поцеловав в лоб рыжую женщину, ответил он. – Но это моя жизнь.

– Как это понимать? – прикрывая рот, проскулила она, глядя на идущего следом брата.

– Спасибо и тебе, Нильс Дор! Я всегда буду тебе обязан, но сейчас должен уйти.

– Да ничего мне не надо, дуралей. Не уходи.

– Это невозможно. Прощайте! – уже из-за двери бросил Томас, которого все еще пыталась остановить Маргарита:

– Стой же! Как же ты без нас?!

Томас увернулся от рыдающей женщины, закинул на плечо тугой мешок и направился в сторону Северных ворот. Там, в ответ на вопрос стража о причине столь позднего выхода из столицы, Томас достал драгоценную бумагу гражданина Парфагона и разорвал ее в мелкие клочья, которые медленно осели к его ногам. Рыцарь тут же дал сигнал товарищам, и скрипнувшие ворота загрохотали в мертвой тишине уже заснувшего города.

– Томас!

Обернувшись, он увидел бегущую Марию и нехотя остановился.

– Куда же ты? – промолвила сквозь слезы девушка, бросаясь ему на шею и целуя солеными губами его мраморное лицо.

– Вернусь домой.

– Что ты там будешь делать?

– Сама знаешь. А тут мне больше ничего не нужно. Прощай!

– А я? Как же я, Томас?

– Еще увидимся. И передай привет Алену, – сквозь ком в горле ответил Томас. Он вырвался из тесных объятий и уверенной поступью перешел ров, когда за его за спиной уже с лязгом захлопнулись ворота.

Глава 3. Награда Черного рыцаря

Томас провел больше суток в неспешном пути по извилистой дороге, прежде чем оказался в Салепе. По пути он проходил леса и холмы, окруженные фруктовыми садами, пастбищами и сочными полями. Местные жители удивлялись ему, низко кланялись и снимали широкополые шляпы и чепчики.

За прошедшие годы сожженный город, будучи центром обширного округа, смог полностью восстановиться. Томас в первую очередь отправился на рынок, где его отец сбывал добычу. Уже на подходе к торговым рядам он услышал галдящую толпу и уловил знакомый с детства букет резких запахов. Как назло, прямо у входа загружали телеги сборщиков дани, пока высокие молодые люди чем-то веселили местных девушек. Стараясь не попадаться им на глаза, Томас прошелся по узким рядам. Там он за два медяка прикупил кусок вяленого мяса и еще теплую лепешку, а затем направился дальше на север.

Шрамы на его сердце проступали все сильнее и сильнее, когда он подходил к родным местам. Томас до сих пор помнил каждый поворот этой дороги и потому легко узнал место, где упал в лужу с головастиками, когда искал отца. А чуть дальше, в хвойном лесу, его пыталась остановить соседка. И вот Томас вышел на окраину и сразу почувствовал тот самый аромат, немного отдающий навозом. Он надеялся увидеть не больше пары хозяйств, но поразился совершенно живому селению. Пройдя по добротной улице, он остановился напротив кирпичного дома. Из-за могучего орехового дерева за ним подглядывали два коренастых мальчика и светловолосая девочка чуть постарше, вся в веснушках. Босые и в мешковатых туниках, они напомнили Томасу, как он с сестренкой точно так же выслеживал чужаков.

Из трубы мастерской, что находилась возле дома, шел бурый дым, а внутри, словно колокол, звенела наковальня. Постояв и оглядевшись, Томас решился войти внутрь жилища, но наткнулся на миниатюрную пожилую женщину. Ее маленькое круглое лицо и голубые глаза он быстро вспомнил: это была жена кузнеца.

– Макс, иди-ка быстро! – крикнула она, вытирая руки о желтый фартук и с подозрением оглядывая молодого человека.

Сквозь звон металла послышался рык:

– Что там?

– Ну, иди же быстрее!

– Опять что-то придумала…

Воцарилась тишина, и во двор вышел мокрый пожилой мужчина в прожженных штанах, массивных сапогах по колено и замызганном фартуке на обнаженном торсе. Несмотря на обильную седую растительность на теле, он был необычайно хорошо сложен. Довершали картину исполинский рост и окладистая борода. Не бросая молота, кузнец подошел к Томасу и своим известным прищуром начал сверлить гостя, пока тот сам не сдался.

– Не узнаете?

– Должен?

– Я Томас Юрг.

Женщина ахнула и отшатнулась назад. Невозмутимый кузнец начал еще пристальнее вглядываться в незнакомца.

– Не может быть! – наконец произнес могучий селянин и схватил Томаса в свои железные объятия, чему тут же последовала его жена:

– Где ты был? Где Ирэн?

– Кто такой Томаз Югл? – раздался детский голосок из кустов.

– Потом узнаешь. Беги и расскажи всем. Поняла, Лиза? – скомандовала женщина, и девочка помчалась прочь, оглядываясь и подгоняя тумаками своих мальчишек.

Ближе к вечеру местные жители собрались во дворе кузнеца, где накрыли большой стол. Юному горожанину впервые пришлось отведать сладкого вина, как он ни пытался отказаться от запрещенного в Парфагоне напитка. Чтобы ничего не пропустить, односельчане окружили его бормочущим кольцом, словно пчелы тарелку с сиропом. Их поражали его внешний вид и, конечно, истории о столичной жизни. Особенно удивлялись малыши, выглядывая из-под взрослых и пытаясь незаметно потрогать гостя, что он охотно позволял.

Захмелевший Томас смог узнать немногих односельчан. Как оказалось, мало кто пережил ту страшную трагедию, но зато они вернулись и попытались жить в прежнем русле. Среди них оказались Макс с женой, потерявшие в бойне пятерых детей. При этом никто не слышал об Ирэн, и оставалось лишь гадать, что уготовила ей судьба в логове мутантов. Родителей Томаса, как и других жертв, похоронили на старом кладбище у восточной окраины. Молодой человек уже навещал их, временно поселившись все в том же доме кузнеца.

Несостоявшийся рыцарь все еще находился в растерянности, ведь теперь нужно было придумать новый путь к заветной цели. На свой страх и риск Томас решил продолжить мутацию, надеясь найти ей применение в будущем. И хотя это было нелегально, юноша верил, что его никто не обнаружит в этом затерянном селении. С одной стороны, он начинал жалеть, что безвозвратно покинул столицу. С другой же стороны, пусть и таким сомнительным способом, он продолжал идти к мечте, что не могло не согревать его сердце.

Односельчане, по своей натуре совсем простые люди, с трепетом отнеслись к его пожеланиям. Ему не только дали кров, но и всячески опекали. Чтобы он смог заработать на пропитание, кузнец взял его в подмастерья, пообещав, что жилы юноши не будут скучать. И действительно, после некоторого обучения изнеженного горожанина, его удаль оказалась весьма кстати, и дела мастерской пошли в гору.

***

Однажды, пропотев в кузнице, Томас едва выполз на свежий воздух и свалился на землю. Опершись о стог сена, он с наслаждением прикрыл глаза.

От скупого на слова Макса Ланка он узнал, что отец действительно был потомственным охотником и его предков знали издавна, но вот материнских родственников никто не видел. Со слов парочки, они повстречались в одном из отдаленных поселений к юго-востоку от Парфагона. Там вспыхнула любовь едва ли не с первого взгляда, и девушка сбежала с ним из отчего дома. Поначалу молодая особа заметно выделялась внешностью и манерами, коих, видимо, нахваталась в родных местах. Однако с появлением малышей она остепенилась, и вскоре ее приняло все селение.

Находясь в этих думах, Томас почувствовал, как теплая волна обволокла гудящие мускулы и как мысли стали проваливаться в пустоту. И вот он уже практически уснул, как разум снова включился. Помня о прямом методе входа в фазу и не двигаясь, он применил несколько техник. Твердь пространства не изменилась, поэтому он стал снова погружаться в забвение.

В караване сочных картинок уже через пару минут его сознание снова включилось. Томас опять начал неспешно чередовать техники: разглядывание рук с попытками увидеть их перед закрытыми глазами; вращение, при котором он представлял, что крутится вокруг оси; раскачивание руки, когда нужно настырно пытаться двигать ладони вверх-вниз, не используя мышц. А затем он повторял все сначала, по новому кругу, пока на мгновение не отключился – и тут же проснулся.

На этот раз Томас уже взаправду крутился как поросенок на вертеле. Это означало, что пространство сломалось и он оказался в фазе! Тело загудело, шум в ушах сжимал мозги, и селянин немедля попытался встать. Хотя движение показалось тяжелым и тягучим, он все же смог подняться.

Томас побежал по проселочной дороге, потирая ладони и разглядывая линии на них. В итоге зрение стало настолько острым, что можно было разглядеть каждый листок на самом отдаленном дереве, а краски ослепляли сочностью. Фаза углубилась и закрепилась.

Хотя Томас изначально ощущал свою массивность, поскольку его фазовое тело уже привыкло к облику рыцаря, он стал делать себя еще больше. После некоторой паузы его торс с глухим треском раздался вширь и вверх. По достижении нужных габаритов ему оставалось только удерживать их как можно дольше. Это было непросто, ведь фаза все время норовит выплюнуть человека в обыденную реальность.

Проще всего этот вопрос решался активными действиями, даже простым развлечением. Однако Томас решил навестить сестру, которая в родных местах теперь и вовсе не выходила из его головы. Взлетев, он увидел вдали странного рыцаря на вороном коне и со свистом в ушах помчался на север. Там, прорывая пышные облака, тянулся к небу вулкан, который, казалось, вот-вот проломит собою земную твердь. Добравшись до его подножья, селянин увидел одну из рек и взлетел вдоль нее к самому жерлу, из которого тянулись вверх сотни столбов черного дыма.

Едва подумав о доспехах, Томас обнаружил их на себе. Затем он выхватил меч и кинулся вниз, где вокруг одного из обшарпанных зданий, похожего на покосившуюся крепость, уже скалились клыкастые четырехрукие монстры со сверкающими клинками. Рухнув в грязь, юный рыцарь улыбнулся арогдорцам, чьи разъярённые глаза блестели меж иссиня-белых дредов:

– Соскучились, а?

– На этот раз у тебя ничего не выйдет! – шагнул вперед один громила, сплюнул и обернулся к своим: – Виват, Арогдор!

– Виват, Эйзенберг!

– Виват, Джавер!

Иступлено орущие мутанты вскинули оружие кверху. Из плоти начали вырываться третьи пары покрытых наростами рук, заливая брусчатку густой кровью.

Отойдя от изумления, Томас бросился к дому, ловко кромсая неприятеля, отчего головы с белоснежными дредами разлетались во все стороны. Рыча и пиная особо пронырливых монстров, он все ближе пробирался к заветному строению. И вот перед ним оказался главарь, и завязалось упорная схватка. Казалось, еще немного и рыцарь будет повержен, но враг все же был расколот пополам, с головы до ног. Словно ведро горячей крови выплеснулась в лицо юному воину, отчего он потерял зрение и оказался у стога сена.

Выдохнув, селянин снова выкатился из телесных оков. Закрыв глаза, он собрал все внимание на Ирэн. Тут же возникло стремительное движение, и он выпал в крохотную комнатку. В сумерках почти ничего не было видно, не считая столика на тонких ножках и многочисленной женской обуви в углу. В центре стояла кровать, занимая почти все пространство. На ней под бурым мехом дремала нагая девушка с каштановыми волосами.

Понаблюдав за ней со стороны, а затем присев рядом, Томас улыбнулся и провел рукой по ее теплой щеке, отчего Ирэн нехотя приоткрыла заспанные глаза. Она протяжно зевнула, а затем приподнялась:

– Привет!

– Все спишь и спишь тут, – улыбнулся молодой человек.

– Ну и в задницу ты забрался! – грубо фыркнула сестра, дергая его за руку.

– Не понял… Ирэн?

Зрение и восприятие тела стали быстро растворяться в серой пелене. Томас начал судорожно сдерживать фазу, насыщая себя всеми возможными ощущениями. Он яростно щупал гладкие доски пола и мягкий мех, всматривался в линии на руках и в мелкие бугорки на стенах. Ему удалось вернуть прочность фазы, но на этом сюрпризы не закончились.

– Че это? Откуда уже такие мозоли? – знакомым мужским голосом заговорила Ирэн и снова дернула его за руку. – Ты чем тут занимаешься, деревенщина?

Девушка пропала, пространство вернуло свою твердь, а Томас нашел себя у стога сена. Перед ним в гремящих доспехах пританцовывал Ален Оспэ. Поскольку гость только приступил к рыцарской мутации, курсантский панцирь болтался на нем, как кастрюля на плетеной изгороди.

– Не напомнишь, какой там штраф за побудку? – буркнул Томас, поднимаясь с земли.

– Здоро́во! Всяко меньше, чем за твою мутацию, – парировал Ален, обнимая приятеля. – Времени и так нет, а я еле тебя отыскал в этой дыре.

– Я тут родился вообще-то.

– Ха, понятно, почему ты такой дуралей!

– Так, благородный рыцарь, – осмотрел своего собеседника Томас, – как вас сюда занесло?

– Надоело подтирать сопли Марии! Я кое-что придумал.

– Ты придумал? М-да…

– Помнишь о турнире?

– Это все? За этим ты прискакал?

– Ты не понимаешь! Я уже поговорил с Нильсом.

– Нашел, с кем советоваться.

– Не перебивай, – Ален ткнул друга в плечо и продолжил: – Так вот, это же открытый турнир, так? Помнишь, как каждый год всякие деревенщины отхватывают в первом же туре? Ха-ха!

– Предлагаешь мне потом тоже в фазе новую руку или ногу отращивать? Спасибо, дружище!

– Это не все. Какой приз за победу?

– Сто золотых, как всегда.

– Или?

– Что «или»?

– Однажды победитель вместо золота оставил просьбу к королю. И тот ее принял, представляешь?

– Придумал, поди?

– А вот и нет.

– Не может быть. Все бы помнили это. Кто он?

– Этот… Забыл! Не слышал раньше о нем.

– Ха, о чемпионе никогда не слышал?

– Да это давно было. Забыли все. Клянусь, я нашел бумаги в архиве Академии. Они их зачем-то убрали в сундук с тряпками и замуровали в стену. Поэтому я тут, глупец!

– А ты зачем там рылся?

– Тебе расскажи! Ну, не это ли твой шанс?

Томас уставился в пустоту, оценивая безумный план. Как можно одолеть воинов, которые годами оттачивают мастерство на громадных арогдорцах? С другой стороны, что он теряет ради шанса стать рыцарем?

– И что Нильс? Он сам так и не выиграл ведь.

– Говорит, шансов маловато. Но если будешь пробовать, он поможет. Решать тебе.

– Подумаю, конечно, но…

– Думай, – бренча доспехами, курсант оседлал черного, как уголь, жеребца. – Смотрю, плохо тебе без Марии. Слезы на глазах от твоих рук!

– Это из кузни, – смутился Томас.

– Эх, я там тоже горбачусь с утра до вечера.

– Я серьезно.

– Никому не расскажу, не переживай.

– Только попробуй, засранец в железках!

– Удачи, кузнец!

– Вот гаденыш…

Гогоча, чернявый парфагонец пришпорил коня и умчался обратно в лес, оставляя позади себя оседающую на дорогу пыль.

***

Спустя две ночи душевных метаний Томас решил, что у него действительно нет выбора и стоит попытать счастья с безумной идеей Алена.

Королевский рыцарский турнир проходил каждый год в последние дни октября и был приурочен к сбору урожая. В эти дни склады доверху ломились данью, что гарантировало сытость Парфагона до следующей осени. Оказавшись в столице, Томас не пропускал ни одного турнира. Он отлично знал, что это было самое грандиозное событие всей Селеции. Посему король ничего не жалел для столь важного праздника.

Хотя турнир считался открытым, в нем запрещали сражаться арогдорцам. При этом награда из ста золотых монет могла обеспечить безбедную жизнь на годы вперед, поэтому никто и не помышлял о другом вознаграждении. Всем казалось, что стоявшее на кону богатство могло само по себе свершить любое чудо.

Спустя несколько дней к дому кузнеца пожаловали столичные гости в лице трибуна Дора, центуриона Фейна и Марии в волнистом платье в зеленый цветочек. Изумляя местных жителей, они горячо обняли Томаса. Нильс держал за повод жеребца черно-белого окраса. Упитанное животное выделялось белыми щетками над копытами, смолистой гривой и пышным хвостом почти до земли. На его морде тянулось пятно вдоль переносицы, а большие глаза бегали под пушистыми ресницами.

– Опять новый конь, Нильс? Шикарный!

– Нет, мой пока жив. Это тебе.

– Мне?!

– Какой же рыцарь без коня?

– Не может быть!

Почти подпрыгивая, Томас кругами заходил вокруг нового фыркающего друга.

– Это Вектор. Ему пятый год.

– Правда мне?

– Хотел подарить одному курсанту…

– Прости, Нильс!

– Кстати, тут не так уж и плохо. Надо было тебя тут и оставить.

Томас улыбнулся и обнял приемного отца. Затем он попытался оседлать коня, но тот заржал и встал на дыбы, под всеобщий смех скинув селянина в лужу. Мужчины засыпали советами скулящего от боли юношу, после чего дружно отправились на долгожданный ужин. Жена кузнеца уже накрыла богатый стол на кухне, с молодым барашком в качестве главного блюда. Наевшись до отвала и отведав винца, разомлевшая компания стала решать, как им быть дальше.

На дворе стоял июль, что оставляло Томасу всего три месяца на подготовку и прибавку в габаритах. Чтобы он мог полноценно тренироваться, Нильс привез видавшие виды копья, меч и арбалет – главные орудия турнира. Особые доспехи и амуницию планировалось приобрести позже, однако Макс Ланк заявил, что вместе с подмастерьем сам займется их ковкой. Для стрельбы из арбалета решили нанять известного охотника, дальнего родственника Томаса. Конной выездке и бою на копьях вызвался обучить Ричард, один из лучших в этом виде. А владение мечом взял на себя сам Нильс.

Не осталась в стороне и Мария. Она вызвалась погостить в селении – должен же кто-то решать насущные вопросы? Кто будет следить за плотным расписанием воина? Эти доводы рассмешили Нильса, но поспорить с ними было сложно. Сам селянин в этот момент плохо соображал, поскольку впервые оценил достоинства горожанки, ослепительной в этом захолустье.

Решив все вопросы, гости остались на ночлег у кузнеца. По удивительному стечению обстоятельств именно Марии не досталось свободной комнаты, а в соседских домах ей было страшно оставаться без должной охраны. Томасу ничего не оставалось, как исключительно по-дружески предложить ей эту ночь остаться в его скромной обители. В ней практически ничего не было, кроме соломенного матраса на полу, стопок книг по углам и юношеской амуниции на стенах.

– Только не приставай, – бубнил Нильс, покачиваясь в дверном проеме при свете догорающей свечи. – Поняла?

– Что вы! – покраснела Мария, поправляя накидку, под которой сияла белая сорочка.

– Эти ваши бабские штучки…

– Ну, что ты несешь? – попытался вмешаться Томас.

– Поймешь, когда вырастешь, – подмигнул Нильс. – Все! Всем спать! Это приказ! Пам-па, па-па-пам…

Трибун хлопнул дверью, а когда его шаги утихли, в распахнутое окно ворвались стрекот сверчков и протяжные позывы сыча. Оттуда же подул ласковый ветер с сельскими ароматами. Молодые люди молча стояли друг напротив друга и не знали, как вести себя дальше. К счастью Томаса, некое внутреннее чутье подсказало ему аккуратно взять Марию за руку и подвести к окну. Там, обхватив ее за талию, он молча любовался ею под светом луны. А затем прошептал: