9.
Почтово-багажный вагон оказался вагоном-рестораном, но вместо привычных 12-14 столиков, каждый на маленькую компанию, во всю длину вагона растянулся один стол, с обеих сторон которого стояли насмерть прикрученные к полу вращающиеся кресла. Помещение явно использовалось не только для приёма пищи.
За столом с одной стороны уже сидело несколько разномастно одетых человек, ведущих негромкую дискуссию. Женщина среди них была только одна. Увидев Горелика и Лазара, они замолчали и, как по команде, встали. Питер растерянно смотрел на присутствующих, не зная, что делать. Сэм подтолкнул друга и шепнул:
– Поздоровайся!
– Hallo… э-э-э… Добрый вечер!
– Здравствуйте, дорогой Пётр Борисович! – седовласый подтянутый мужчина шагнул к Горелику и протянул ему руку. – Мы все очень рады наконец-то увидеть Вас!
(– Наверное, он главный здесь. – подумал Питер.)
– Я – профессор Жилин. Позвольте представить Вам коллег.
Учёный повёл Горелика вдоль стола, попутно знакомя с присутствующими, произносив их имена-фамилии и учёные степени. Все сияли, как свежевкрученные лампочки, и подолгу трясли руку Питера. Последней представили женщину. Она была серьёзна.
После всех перелётов в голове Горелика был кавардак: он совершенно забыл этикет, но женщина спасла положение и слегка улыбнулась, протянув руку первой.
– Мария.
– Питер… ммм… Пётр… Впрочем, это не так и важно.
Короткое, сухое, но крепкое рукопожатие, и профессор повёл Горелика на отведённое тому место на другой стороне стола. Там уже сидели Лазар и их провожатый Евгений. Питер спохватился:
– Я не представил вам своего друга и компаньона: Сэм Лазар! К тому, чтобы наша встреча состоялась, он приложил огромные усилия.
Представленный встал, кивнул головой и сел назад.
– Сэм! Ничего, что мы будем говорить на русском?
Лазар улыбнулся.
– Не переживай, мне необходимо тренировать язык.
Сияние за столом продолжалось, но Горелик заметил, что Жилин как-то мнётся, и решил начать беседу:
– Я полагаю, профессор, что Вы, как научный руководитель нашего проекта…
Жилин перебил:
– Нет, что Вы! Это Вы проработали Эффект и довели идею до практического применения, так что мы все – в Вашем подчинении.
– Но вопросы у вас всё же есть?
– Да, безусловно! Мы осмелились доработать установку, а также усовершенствовать некоторые приборы и оптику, но пока – только на бумаге. Кое-что мы везём с собой, но самое важное, то, что не успели изготовить к Вашему прибытию, доставит отсутствующий здесь коллега. А вопросы возникли следующие…
На этот раз прервать дискуссию решился Лазар.
– Профессор, я понимаю, что Вам не терпится сразу взяться за работу, но, может быть, сначала поужинаем? Я знаю, что Питер не отказался бы от русского супа. – Горелик энергично закивал головой. Сэм посмотрел на Евгения, тот молча встал и пошёл в сторону кухни. Через минуту стол начали сервировать и выносить блюда.
– Да, сытый голодного… – Профессор смирился с вынужденным ожиданием и тяжело вздохнул. – Но, хочу сообщить, что мы с коллегами решили ввести «сухой закон» до тех пор, пока не запустим установку. Впрочем, на Вас это не распространяется.
– Не страшно. Отметим наше знакомство компотом. Кстати, компот будет?
С кухни донеслось:
– Уже несём!
Стол снова заулыбался, все принялись за ужин, кроме профессора, который сидел с одиноким стаканом воды, и Маши, лениво ковырявшейся в салате, и украдкой бросавшей осторожные взгляды на Горелика. Питер же ничего не замечал: он склонился над дымящейся тарелкой рассольника «По-ленинградски», пахнущего, по выражению классика, «как счастливое детство», зачерпнул ложкой, подул на неё, зажмурился, прожевал, проглотил и замычал от удовольствия.
Повара осторожно выглядывали через окошко раздачи. Полнеющая девушка, автор рассольника, широко открытыми глазами смотрела на уплетающего суп Питера, вздохнула и произнесла вполголоса:
– Бедненький… Что ж они ТАМ едят-то?!
Ужин закончился чаем. Курящие толпой посетили тамбур, вернулись несколько взвинченные, и мини-симпозиум начался. Объевшийся Лазар в пол-уха пытался слушать малознакомые термины, зевнул, прикрыв рот платком, встал и произнёс:
– Господа! В вашем диспуте я лишний. Не буду вам мешать. Питер! Ты найдёшь наше купе?
Горелик кивнул, не прекращая дискуссии, и Лазар ушёл.
… Питер вернулся в вагон уже за полночь и попытался неслышно зайти в купе. Не включая свет, начал раздеваться, но Лазар, как оказалось, не спал.
– Наговорились?
– Да, встреча прошла очень плодотворно. Прости, я тебя разбудил? Я хотел всё сделать тихо.
– Ты топаешь, как слон, и сопишь, как лошадь.
– Не ворчи. Лучше разбуди меня минут за 15 до Минска, я хоть умоюсь.
– Хорошо. Ложись спать.
Питер лёг на полку, прикрылся одеялом и мгновенно уснул.
––
Когда он проснулся, поезд стоял посреди зелёного массива у свежепостроенного здания. Лазара в купе не было. Горелик посмотрел на циферблат – десятый час! Они же должны были высадиться в Минске в 04.40!
Питер натянул штаны и рубашку, нацепил туфли и выскочил в коридор. Лазар стоял в коридоре и смотрел в открытое окно вагона.
– Сэм! Что случилось? Где мы? Почему мы не сошли в Минске?
– Что ты шумишь с утра? Наши вагоны перецепили к локомотиву на станции Сморгонь. Мы – на месте. Смотри.
Лазар кивнул в открытое окно. Питер последовал приглашению и увидел трубы и узнаваемый силуэт атомной электростанции.
10.
В коридоре спального вагона появился Евгений. Увидев «курируемых», он заулыбался:
– Доброе утро! Очень хорошо, что вы уже проснулись. Предлагаю позавтракать и поехать на объект.
Лазар поморщился:
– После обильного ужина есть не очень могу, но кофе бы выпил. Или здесь, как и в России, только чай?
– Ну, что Вы! В нашем поездном ресторане прекрасно варят кофе! Есть даже кубинский, и, по-моему, он – контрабандный. – ответил Евгений и по-заговорщицки подмигнул.
Лазар засмеялся:
– К контрабанде мне не привыкать. Я согласен. Питер, ты как?
– А я бы съел что-нибудь. Сто лет так вкусно не кормили. И на чай согласен.
Все трое вереницей отправились на завтрак. Как только они вошли в вагон-ресторан, из кухни выскочила повариха, автор вчерашнего супа, и закудахтала:
– Здравствуйте! Что ж вы так долго, мы заждались!
Горелик с улыбкой ответил:
– После вечерней обильной и вкусной трапезы спали как убитые.
– Вот и славно! Мы, грешным делом, подумали, что чем-то вам не угодили.
– Ну, что Вы! Всё было замечательно, особенно рассольник.
– Ой, правда? Почему добавки не попросили?
– А что, можно было? – ответил Горелик и засмеялся. – Я бы сейчас не отказался!
– Нет-нет-нет! У нас не принято подавать вчерашние блюда, если это только не суточные щи. Мы Вам приготовим щи на обед. А лучше – борщ. Как Вы насчёт борща? Со сметанкой и пампушками? А?
– Не дразнитесь, я сейчас слюной захлебнусь.
– Ой, извиняйте, заболтала я Вас. Что откушать изволите? Салатик, кашку, омлетик?
– Яичницу. На сале. Полную сковородку.
– Бегу!
Женщина бросилась в сторону раздачи и тут же остановилась, как-будто врезавшись в стену. Затем повернулась и полушёпотом спросила:
– А Вам можно?
– Мне сейчас всё можно! – ответил Питер. – И нездоровую жареную пищу, и кучу вредного холестерина, и добавки супов, и пампушки со сметанкой.
– Нет, я про… Вы же… – повариха замялась.
– Что я? – не понял Горелик.
Лазар догадался первым:
– Она – про свинину.
Тут дошло и до Питера.
– Вы про то, что я – еврей? Спорное утверждение. Я уже сам в этом сомневаюсь. Хотя, спасибо за заботу. Я всё ем.
Повариха умчалась; с кухни незамедлительно последовало шкворчание сковороды, и потянулись такие завлекательные ароматы, что Лазар заявил:
– Я, пожалуй, тоже что-нибудь съем. Например – омлет. Но потом – обязательно кофе!
– И я. – куратор встал из-за стола и знакомой дорогой проследовал на кухню.
Через несколько минут все трое приступили к трапезе, но по-разному: если Евгений просто ел дежурный завтрак, а Лазар, с присущей ему чопорностью разделывал омлет ножом и вилкой, после каждого отправленного в рот куска промокая губы непременным платком, то Горелик поглощал яичницу с жадностью неделю голодавшего, отбросив нож и помогая вилке куском хлеба. Автор блюда сидела с краю стола и влюблёнными глазами смотрела на Питера.
Лазар толкнул друга коленом и тихо сказал ему на ухо:
– Ты пользуешься определённой популярностью у работниц общепита!
Питер оторвался от еды и поймал взгляд поварихи. Та, засмущавшись, убежала на кухню.
Заканчивая завтрак, Горелик кусочком хлеба вытер остатки яичницы на тарелке, отправил корочку в рот и, увидя удивлённые глаза сотрапезников, сказал, жуя:
– Так делал папин ученик, Володя, когда соглашался пообедать у нас. Отец звал его – «Вольдемар»
– Вы его упрашивали, – удивлённо спросил Лазар, – а он ломался? Он антисемит?
– Нет, что ты! Он был очень скромным и порядочным человеком, понимал, какие времена на дворе. С продуктами, как говорили люди, «был напряг».
– Ты говоришь о нём в прошедшем времени. Он умер?
– Не знаю, скорее, мы для него умерли. Он очень огорчился, узнав о нашем решении уехать в Израиль. Говорил, что это – опрометчивый поступок, и ни к чему хорошему не приведёт. Да, Вольдемар был прав. Отца – нет, родины – нет, жены – нет, мотаюсь по миру, как Вечный Жид.
Всем вокруг стало видно, что у Горелика резко испортилось настроение. Повисла неприятная тишина. Положение спасла «супье», внеся на подносе три дымящихся кружки с кофе.
– Это взбодрит тебя, Питер! – сказал Лазар, осторожно отхлёбывая напиток. – Чудесно сварено! Скажите, Евгений, а к контрабандному кубинскому кофе не прилагается контрабандная кубинская «Гавана»? Я бы сейчас не отказался!
– Увы! – спрашиваемый развёл руками. – Это не предусмотрели. Купим в Минске. Я знаю там одно место…
– Мы поедем в Минск? Зачем?
– Ну, не всё же время работать, надо иногда и отдыхать. Осмотр города, знакомство с достопримечательностями, прочая культурная программа, так сказать…
– Отдохнуть мы завсегда успеем, а пока – некогда. Давайте, уже, приступим! – сказал Питер. – Евгений, когда выезжаем?
– Можно прямо сейчас, если вы готовы.
– Нет-нет-нет, – запротестовал Лазар, – сначала надо переодеться.
– Я подожду у вагона. – сказал куратор.
…Горелик стоял в коридоре у купе и смотрел на АЭС, пока Лазар переодевался в джинсы и джинсовую же рубашку, вздохнул и сказал:
– Нехорошо получилось.
– Что опять не так?
– За завтрак не поблагодарили. Невежливо. Она так старалась.
– Не страшно, за обедом «спасибо» скажешь.
Компаньоны вышли на платформу и направились к «Патриоту» тёмно-зелёного цвета, дожидавшемуся их у хвоста состава. Евгений стоял там же, ковыряясь в смартфоне.
– О, русский джип! – восхитился Лазар. – Я видел такой в итальянском фильме про Папу Римского.
Проходя мимо вагона-ресторана, друзья увидели курившую в открытую дверь повариху. Та быстро спрятала сигарету за спину.
– Сударыня! Как хорошо, что мы Вас увидели, – сказал Питер, – ведь даже «спасибо» за завтрак не сказали! Неудобно как-то.
– Неудобно на потолке спать – одеяло сваливается. – произнесла женщина. – На обед не опаздывайте!
Она изобразила напускную строгость. Было видно, что ей самой неловко – дама не хотела, чтобы её застукали с сигаретой.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – Горелик взял под козырёк, развернулся и строевым шагом, под смех поварихи, направился к машине. Вслед донеслось:
– К пустой голове руку не прикладывают!
Тем временем Лазар осматривал автомобиль, интересовался у водителя техническими характеристиками и, с некоторым удивлением, произнёс:
– Я ждал, что нас будут возить на монструозном джипе с брезентовым верхом, как в плохих американских фильмах про ещё более плохих русских.
– Я тоже ждал «козлика», – сказал подошедший Горелик.
– Что есть «козлик»? – ещё больше удивился Лазар.
Евгений вмешался:
– Питер, Вы путаете. «Козлик» – это «ГАЗ-69», совсем уж старый автомобиль, его прекратили выпускать в семидесятых. А Вы, Сэм, в фильмах видели уже «УАЗ-469», в простонародье – «уазик». Хотя, что тот, что другой, скачут по колдобинам, как настоящие козлы. Давайте поедем, а то мы и так опоздали.
Лазар запросился на переднее сидение и, добитый наличием кондиционера, затребовал тест-драйв. Водитель засмеялся и сказал:
– Все вопросы – к начальству. Я не против, разрешат – пожалуйста.
– О’кей! – Сэм усмехнулся, развернулся к сидящим сзади пассажирам и выдал. – Питер! Ты определённо нравишься этой женщине с кухни. Будь аккуратней, как бы не нарваться на обвинения в харрастменте!
Горелик махнул рукой, а Евгений почти обиженным тоном заявил:
– Что Вы, господин Лазар! Она и слов-то таких не знает. Наши женщины почти никогда не скрывают своих чувств, а играть ими они вообще не умеют.
11.
Машина плавно катилась по свежеотсыпанной дороге. Пассажиры были заняты своими делами: Евгений строчил очередное сообщение в очередной соцсети; Лазар неотрывно следил за действиями водителя и поведением приборов на панели; Горелик же, глубоко задумавшись, смотрел отвлечённым взглядом в окно. Сэм повернулся к заднему ряду, увидел отсутствующего друга и, несколько недопонимая причину таких резких перемен настроения, решил взбодрить его.
– Питер!
– Да, Сэмми, – ответил Горелик, не отрываясь от окна.
– О чём ты так долго думаешь? О той женщине из ресторана?
– О ней – уже нет.
– Странно. Она же ещё молодая и очень хорошенькая!
– Местами – даже красивая, – вставил Зиновьев, не вылезая из смартфона.
Водитель отчётливо хмыкнул. Евгений оторвался от экрана и удивлённо произнёс:
– Иваныч! Я чего-то не знаю?
Водитель хмыкнул второй раз, но ничего не ответил и продолжил молча крутить баранку.
Лазар сделал вид, что не понял, о чём речь, и продолжил:
– Отчего так? Она, кажется, уже влюблена в тебя! Не надо даже штурмовать – крепость готова сдаться. Да, она несколько полновата; ужасный «make up», прости, не знаю русского аналога этого понятия; одежда с распродаж… Но ничего, всё поправимо: фитнес, стилист и рейд по бутикам радикально её изменят. Ради тебя она пойдёт на всё! Подумай, какие перспективы: ты всегда будешь любим и ухожен, а главное – сыт. Она будет кормить тебя отличными вкусными супами, румяными пирогами и «красным салатом».
– Это что ещё за салат? – спросил Зиновьев.
– Не помню названия, что-то вроде «Рыба в пальто».
В возникшей паузе недоумения первым нашёлся водитель:
– Ха! «Сельдь под шубой». А Вы шутник.
Все, кроме Лазара, засмеялись.
– Нет, Сэм, – отулыбавшись, произнёс Горелик, – в пальто у нас не рыбы, а животные.
– Это какие? Впрочем, потом расскажешь. Наверное, тоже очень сытные. И вовсе я не шутник: попробуй запомнить такое название! Как можно то, под чем погребён аккуратно разделанный труп селёдки, назвать «шубой»?! Дикая смесь отварных овощей и лука, всё это густо приправлено жирным белым русским соусом. Мммм… Пальчики оближешь! И ещё эти, печёные пирожки с красной рыбой, как они… Ивановитч! Распрягаи?
– Расстегаи. (Новый взрыв смеха)
– Вы так вкусно рассказываете, господин Лазар, что я снова есть захотел. – сказал Евгений и сглотнул слюну.
– Вот! Чем не жизнь, Питер?
– Всё это так, Сэм, но о чём мы будем с ней беседовать?
Лазар хмыкнул как водитель.
– Говорить будешь только ты – она будет смотреть тебе в рот, и будет счастлива слушать тебя до конца дней.
– Этого-то я и боюсь: Тазики «Оливье», моря супов, километры колбас, полки пирогов, дивизионы чебуреков, бригады пончиков… И компот! Через пяток лет я поправлюсь на двадцать пять – тридцать килограммов; голова перестанет работать и будет забита хлопотами о доме и семье; дети, опять же, пойдут…
– Ты не хочешь детей?
– Хочу. Но не от разжиревшей глупенькой поварихи. Чему она их научит?
– Хорошо, ты не хочешь полненькую повелительницу кухни. А кто тебе нужен? Эмансипированная худосочная феминистка-веган, помешанная на спасении планеты?
– Не перегибай палку, Сэмми. Впрочем, такая уже была. Ничем хорошим это не закончилось.
– Помню. Окей, тогда кто? Жаклин Онассис? Перис Хилтон? Памела Андерсон? Леди Гага?
– Ты хочешь имён? Изволь: Надежда, Эвита, Мария.
– Так, постой. Я, кажется, понял ход твоих мыслей. Крупская, Перон, а Мария? Какая Мария?
– Склодовская. Слыхал про такую?
– Конечно. Жена Кюри. Я удивлён, что…
Горелик перебил:
– Прости, дружище, что усомнился в твоих энциклопедических познаниях.
– Без проблем. Ты хочешь найти женщину со схожими образом мыслей и стремлениями?
– Не просто стремления – равного, а, может быть, и бóльшего интеллекта, кругозора, образования… Я не хочу разжёвывать ей, кто такой Ферма, его теорему и то, где ставить ударение в его фамилии. Ну, это я так, образно. У нас должна быть одна идея, одна цель! Пусть не красавица – хоть сериалы смотреть не будет.
– Ну и запросы у тебя. – Лазар зачесал в идеально стриженой голове.
– Позвольте мне! – влез в дискуссию Зиновьев. – Поверьте моему скромному опыту, господин Горелик, женщины в России красивы и внешне, и внутренне. Я уверен, что Вы не долго будете одиноким.
– Поживём – увидим. – ответил Питер. – Впрочем, меня спросили о теме раздумий, а всё скатилось к сватовству. Я хотел поговорить о проекте и снова начать задавать вопросы.
Водитель в очередной раз хмыкнул.
– Иваныч! Что опять не так? – почти закричал Евгений.
– Всё нормально, как положено: в лесу – о бабах, с бабами – о лесе.
– Как это понять? – вскинул брови Лазар.
– А как хошь, так и понимай. Поговорка это. Народная. Правда жизни. А о работе ещё наговоритесь, Пётр Борисович. Да так, что тошнить от неё будет. – водитель притормозил перед еле заметным поворотом с основной дороги. – А вот и она, работа ваша.
– Простите, а мы знакомы?
– И да, и нет – я вёз Вас с Ленинградского до гостиницы. Будь у Вас побольше времени и здоровья, – водитель традиционно хмыкнул, – я охотно покатал бы Вас по Москве. В столице всё ещё есть, что посмотреть.
Перед машиной бесшумно открывались закамуфлированные ворота, приглашая в короткий бетонный тупик. Автомобиль заехал внутрь. Ворота сзади закрылись. Горелик очумело вертел головой. Десять секунд в бетонном мешке ничего не происходило, затем глухая с виду стена начала также беззвучно раздвигаться. В лобовое стекло ударили лучи солнечного света. Питер шумно выдохнул – АЭС была видна как на ладони.
«Патриот» подкатил к парковке, затянутой тем же искусным камуфляжем. Впрочем, как заметил Горелик, сеткой было затянуто всё, кроме нешироких автодорог: ангары, пешеходные дорожки, подходы к капитальным строениям и даже курилка. Пассажиры вышли из машины.
Питер во все глаза смотрел по сторонам.
– Господа! – заговорил Зиновьев. – Пожалуйста, постарайтесь не выходить на открытое пространство. В случае необходимости вызывайте машину. Никто не должен выходить из-под навесов.
– Это приказ? – прищурившись, спросил Лазар.
– Это инструкция. И необходимость.
– Всё секретно? – с улыбкой произнёс Горелик. – Тогда и машина должна быть без номеров. Мы уже засветились.
Все посмотрели на автомобиль. На бампере блестел белорусский номерной знак. Водитель, будто слыша разговор, повертел пальцем в воздухе и нажал какую-то кнопку под панелью. Цветные гражданские номера со щелчком исчезли, а на их месте возникли чёрно-белые армейские. Российские.
12.
– Давайте задержимся в курилке, – почти с мольбой в голосе произнёс Зиновьев, – начальство не одобряет вредные привычки. Вам-то можно беспрепятственно выходить на перекур, а если я пойду с вами – получится, что шпионю и подслушиваю. Да, и здесь, господин Горелик, без лишних ушей можете задавать свои неудобные вопросы.
– «Пётр Борисович», пожалуйста. Во-первых, так меня не звали лет двадцать. Во-вторых, мне очень нравится, когда величают по имени-отчеству. Снова нравится. – сказал Горелик и как- будто выпрямился, расправив плечи.
– А я согласен на «господина Лазара» или просто «Сэма»! – хохотнул Лазар. – Пиотр Борисовитч, давайте свои вопросы.
– Не юродствуй, Сэмми! – ответил Горелик. – Для тебя я навсегда «Питер», «Пит», «Питти», и все остальные имена, которыми ты меня кличешь. Первый вопрос к Вам, Евгений: разве курилка – не идеальное место подслушивания? Вроде бы, баня, курилка и застолье – главные «поляны» для сбора информации? По крайней мере, в Союзе было именно так.
– У меня недостаточно полномочий такое сообщать, – Зиновьев достал сигарету из пачки, – но все, присутствующие на этой территории – в высшей степени доверия. Подозревать и прослушивать людей, допущенных к проекту, нет нужды.
(– Так я вам и поверил! – подумал Горелик. – За тридцать лет вы ни капли не изменились.)
– Ну, допустим, – уже вслух произнёс он, – здесь можно говорить всё. Слушают – не слушают, это меня волнует меньше всего. Я переживаю за судьбу всего проекта!
– Разве есть поводы?
– Конечно! Вы разве не знаете, что творит эта ваша Бульба с усами? Его и так обложили, а он ещё сажает иностранный самолёт из-за двух ренегатов! Из-за него нам перекроют все каналы, и финансовые в том числе. Ты, Сэмми, первый задрожишь! Ваш Батька сбрендил! Что он о себе возомнил?
Лазар со спокойной лёгкой улыбкой слушал тираду, попутно протирая дымчатые очки в извечной золотой оправе, но первым заговорил Зиновьев.
– Всё не совсем так, Пётр Борисович. Самолёт сажали не из-за противников Батьки.
– Тогда зачем?
– Из-за меня. – Сэм нацепил очки. – Я на нём летел.
Горелик выпучил глаза.
– Да, Пит. На нём летел я. У покойника других вариантов незаметно попасть в Минск нет. Греция сняла ограничения по пандемии, и другого маршрута для меня просто не было. Греки – ментально расслабленные, контроль за перелётами внутри ЕС осуществляют опустя рукава…
– Спустя рукава, господин Лазар, – поправил Зиновьев.
– Сорри, да, спустя рукава. В Вильнюсе всё значительно строже – можно было попасться. Поэтому – Минск, вот такой экстремальный способ прибытия. Я спокойно сошёл с трапа, в зале досмотра отдал документы их истинному владельцу, он улетел вместо меня – всё. А что до двух диссидентов…
– Что касается двух отщепенцев, – снова вклинился в разговор Зиновьев, – так это даже и не планировалось: Батьку крупно подставили местные коллеги. До момента посадки про них ничего не было известно, а тут они буквально свалились с неба. Вот, и решили совместить приятное с полезным.
– Без ведома Президента? – Горелик снова округлил глаза.
– Да.
– Разве такое возможно?
– Когда у тебя горит земля под ногами – вполне себе возможно.
– Не понимаю.
– Попытаюсь объяснить попроще: сначала местные комитетчики очень грубо сработали на выборах, 80 с лишним процентов – явный перебор, так только за Туркменбаши голосуют. Потом они прохлопали недовольства небольших масс, тут ещё предстоит разбор, за чьи деньги такой банкет. Вот, и решили «поработать»: кто выслужиться, а кто и поднасрать вождю.
– Зачем? Им разве плохо?
– Конечно, плохо! За недогляд рано или поздно придётся отвечать, а тут появилась возможность скинуть Батьку, и посадить своего. Или из оппозиции, на кого папка в оперчасти потолще. Можно было выправить ситуацию, и сразу отпустить тех двоих, но Батькина гордость вперёд него родилась. Сейчас они так дуют ему в уши, что в Кремле свист слышен. Но это ещё цветочки: ягодки пойдут такие, что дозорным по периметру АЭС будет не до сна: вчера в Минск прилетели два самолёта из Багдада, 423 загорелых беженца. И прилетят ещё, очень-очень много.
– Откуда Вы всё это знаете? – Горелик настороженно смотрел на Евгения.
– Ежедневные сводки читаю. Пётр Борисович, не волнуйтесь, для нас ничего не поменяется, мы всё успели до закрытия границ. А финансовые лазейки найдутся всегда. Насколько я знаю, господин Лазар большой специалист по этим вопросам.
Сэм никак не отреагировал на комплимент, продолжая смотреть на Горелика.
Питер помолчал, переваривая услышанное.
– То есть, Вы хотите сказать, что нам ничто и никто не помешает? Вы в этом стопроцентно уверены?
– Абсолютно. Давайте следующие вопросы.
– Да, собственно, почти все ответы я получил. Теперь понятно, что творит Батька, и как Сэм оказался в Москве. Остался один вопрос: где раздобудем недостающие аппаратуру и механизмы?
– Это – уже не ко мне, это – вон туда. – Зиновьев указал рукой на ближний ангар. – Ну что, пойдём?
– Нет. – остановил его Лазар. – Вопросы появились у меня. Два.
– У Вас?! – теперь уже Евгений вытаращил глаза. – Ну, задавайте…
– Первый. Сколько было процентов на самом деле?
– Где?
– На выборах Батьки.
– А. 59.
– Второй: объясните мне значение слов «сбрендил», «отщепенцы» и «поднасрать»!