Kostenlos

Стартап

Text
0
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

6.

– Расскажи ещё раз.

– Питер, имей совесть! Я делал это уже дважды!

– Ну, третий раз – на счастье. Ну, пожалуйста!

– Ты меня на чём-то хочешь поймать?

– Нет-нет, просто твой рассказ – как бальзам на душу.

Служебное жильё было подготовлено к сдаче, вещи аккуратно упакованы, пол помыт, следы недельной пьянки уничтожены. Замотанные скотчем коробки стояли у двери, сверху, как король на троне, располагался рыжий чемодан из кожзаменителя.

Сам хозяин пожитков блистал гладко выбритым лицом, новым костюмом и ослепительно белой рубашкой, только красные глаза и лёгкий тремор в руках выдавали последствия грандиозного запоя.

Лазар был доволен увиденным.

– Кстати, Пит, я принёс тебе пива.

– Нет, Сэм, теперь самый крепкий напиток для меня – это крепкий кофе. Сварить тебе?

– Ты же упаковал кофеварку?

– В турке, дружище, в турке. Эту турку мы таскали с собой через полмира, и теперь я буду пить кофе только из неё. К чёрту всё американское! Эти кофемашины варят бурду, а я хочу пить настоящий молотый кофе по-турецки, как в детстве.

– В России был турецкий кофе?

– В Союзе был дефицит, но папа умудрялся доставать кубинский кофе в зёрнах. Это был целый ритуал: мы вытаскивали кофемолку, разматывали провод, насыпали кофе в чашу для помола… Не дай Б*г одно зёрнышко упадёт на пол – лезли за ним под стол, стукаясь головами. Затем закрывали крышку, включали аппарат в розетку, выставляли режим помола, нажимали кнопку и каждый раз спорили, хорошо промололся, или нет. Когда процесс заканчивался, открывали крышку… Сэмми! От одного запаха свежемолотого кофе голова шла кругом! Выгребали всё до последней капельки, до последней крошечки, пересыпали в герметично закрывавшуюся банку, убирали кофемолку, и только после этого варили кофе.

– Сколько раз в день вы этим занимались?

– Ты смеёшься, Сэм?! В лучшем случае – раз в месяц! Кофе держали «на праздник» и для того, чтоб гостям пустить пыль в глаза. А несколько раз в день мы пили чай.

– Да, Пит, это меня всегда удивляло, сколько русские могут выпить чаю.

Пока болтали, кофе, конечно, убежал. Горелик со смехом выхватил турку с плиты, разлил по маленьким кружкам, насыпал себе в кофе пол-ложки сахара и подтолкнул сахарницу к Лазару.

– А сливки у тебя есть?

– Сэм! Ты – преступник! Как можно пить кофе по-турецки со сливками? Вот! Это всё ваши американские привычки: кофе вы пьёте галлонами, но вкуса его не понимаете, вы всё портите молоком или сухими сливками. А чего это ты мне зубы заговариваешь? Давай, рассказывай!

Лазар размешал свою порцию сахара в кофе, аккуратно поднёс кружку к губам, отхлебнул и, обжёгшись, резко отдёрнул фарфор от себя, чуть не пролив содержимое на пиджак. Горелик засмеялся:

– Извини, не написал: «Осторожно! Напиток горячий!», как везде тут пишут.

Сэм поморщился, обтёр губы очередным свежайшим носовым платком и начал рассказ.

– Когда ты на третий день не ответил на мой звонок, я понял, что надо брать всё в свои руки: я поехал в офис и вывез оттуда все бумаги, что мне дали вывезти. Меня вызвали к полковнику МакКормику, тот спросил, когда я освобожу испытательную лабораторию. Я поинтересовался, что мне делать с установкой. Этот тип ответил: «Сдай свою рухлядь в металлолом, хоть что-то заработаешь! Или завтра это сделаем мы».

Отхлебнув подостывший кофе, Лазар продолжил.

– Питер! Ты не представляешь! Я чуть не подпрыгнул от радости – они сами подсказали мне простейший путь. Я помчался в лабораторию, по пути вызванивая металлоломщиков. Один согласился приехать через полчаса. Кстати, пришлось звонить полковнику, чтобы выписали пропуск на этого ржавого бизнесмена.

– Когда мы зашли в помещение, рабочие складывали в коробки снятое с установки оборудование. В такие же коробки! – Лазар ткнул пальцем в сторону двери. – Идиоты! Я оставил жестянщика оценивать вес установки, а сам пулей полетел в строительный супермаркет, где видел в продаже такие коробки. Ты же знаешь, охранник на въезде проверяет только салон, в багажник эти кретины смотрят только при выезде.

Горелик смотрел на друга влюблёнными глазами. Тот продолжал.

– Когда я вернулся, рабочие уже упаковали приборы и механизмы, и сидели на коробках, обсуждая последний матч «Нью-Йорк Янкиз». Они ждали грузовика. Я молил Б*га, чтобы он не приехал, и свершилось чудо – фургон попал в аварию в полутора милях от лаборатории! Грузчики выругались, им очень не хотелось приезжать сюда завтра: опять эти пропуска и обыски. Рабочий день закончился, и они ушли. Металлоломщик всё ещё ходил вокруг установки, по-моему, он даже вспотел, боясь переплатить. Оно и понятно, столько цветного металла!

Лазар допил кофе, посмотрел на дно и сказал:

– Горьковато, но очень вкусно. Свари ещё, пожалуйста!

Горелик метнулся к плите.

– Сэм, продолжай, не останавливайся, умоляю тебя!

Лазар усмехнулся.

– Потом мы стали торговаться. У этого типа железная хватка! Мы сошлись на сумме, я потребовал чек. Железяка, пыхтя, сбегал в машину, выписал мне его и спросил, когда он сможет забрать уже свой металлолом. Я ответил, что привезу его завтра на нашем грузовике, мол, ты же видел, какие тут сложности с пропусками. Он поморщился, но я его обрадовал, что доставка – за наш счёт. Жестянщик уехал очень довольный. Кстати, вот этот чек.

– Да пёс с ним, этим чеком! Рассказывай дальше!

– И вот тут мне пришлось поработать. Для начала распихал все заклеенные коробки в установку, еле влезли. Потом собирал привезённые коробки и набивал их всем, что попадалось под руку, кладя для веса всякие железяки, обмотав их халатами сотрудников, чтобы не громыхали. Заклеивал коробки оставленным рабочими скотчем. Я был весь в мыле, но успел до приезда вызванного мной грузовика с краном.

Рассказчик уже значительно осторожней отпил из поставленной перед ним дымящейся кружки и продолжил.

– Дальше – дело техники. Я состряпал накладную, сгонял к МакКормику, подписал разрешение на вывоз, вернулся на базу, выпустил грузовик… Всё.

– А охранники?

– Они даже не осматривали установку – они рылись в кабине и обыскивали шофёра.

– Вот уроды!

– На наше счастье – да.

Оба засмеялись.

– Что будем делать с жестянщиком? Надо вернуть чек.

– Ни в коем случае! По пути в аэропорт ты зайдёшь в банк и переведёшь эти деньги на свой счёт. Если мы вернём чек, то возникнут ненужные вопросы. Тебе это надо?

– Но железяка будет требовать свои деньги!

– Не будет. Я заехал к нему на следующий день, извинился, и вернул ему двойную сумму в чеке. Наличными.

– Он же проболтается!

– Ни за что. Он понимает, что налоговая возьмёт его за задницу из-за этих наличных. К тому же, он не только трусливый, но ещё и жадный.

– А оборудование? Они же вскроют коробки и поднимут тревогу!

– До следующей ревизии – не вскроют. Коробки уже на складе где-то в Вайоминге, кому там что надо?

– А установка, Сэм, где установка?

– На зафрахтованном грузовом судне. Через… (Лазар посмотрел на часы) два часа она поплывёт в Испанию. Там, как раз, снимают карантин, на Ибице срочно потребовалась новая световая установка. Надо – будет.

– Как тебе это удалось?

– Ты же знаешь, что в молодости я служил в береговой охране, связи остались, и не только среди сослуживцев!

Лазар хитро улыбнулся и подмигнул.

– В море её перегрузят, и через несколько дней она прибудет в Санкт-Петербург, откуда поедет к месту назначения.

– А судно с грузом? Когда обнаружат, что её нет на борту?

– Судно утонет. Завтра. Трещина. Старость, знаешь ли, усталость металла… Не волнуйся, моряки спасутся, там на каждого по два надувных плота. Плюс тройная оплата. Всё будет как надо.

– Сэм! Но это же стоит сумасшедших денег! С ужасом думаю, сколько я тебе должен.

– Отнюдь, Питер, всё не так дорого. Кстати, о деньгах: я полагаю, что нам надо пересмотреть наш контракт.

Горелик встал, прошёлся по комнате, заложа руки за спину, развернулся к компаньону и сказал:

– Всё-таки, я оказался прав! Ты – истинный американец, и ничего бесплатно не сделаешь. Сколько ты хочешь?

– Половину.

– Половину от доходов или половину от прибыли?

– От прибыли, разумеется! И расходы – пополам.

– Контракт больше не будет пересматриваться?

– Нет.

– Я не буду торговаться. Ты и так всё сделал сам.

Лазар встал и пожал протянутую руку.

– Скажи, Сэм, а если бы я отказался?

– Корабль утонул бы вместе с установкой. Без тебя и твоей головы она на самом деле – металлолом.

– Но ты бы ничего не заработал!

– Раз в жизни можно поставить всё на одну лошадь.

Горелик задумался, Лазар внимательно смотрел на него.

– Когда я должен возместить половину расходов?

– Когда установка начнёт приносить прибыль. Расходов будет ещё много, настанет и твоя очередь тратиться. Но сейчас ты можешь возместить мне расходы на твои билеты первого класса по маршруту Нью-Йорк-Мадрид.

– Почему Мадрид? Мы же летим в…

– Потому, что установка плывёт в Испанию, и ты будешь её там встречать. Ты сможешь изобразить отчаянье от того, что твоё имущество утонуло незастрахованным?

Горелик хмыкнул.

– Дальше ты с горя напьёшься…

– Сэм! Я больше не пью!

– …дальше ты с горя напьёшься, и полетишь в Амстердам, развеяться, тут уж, прости, эконом-классом. Там ты погуляешь пару дней, и отправишься в Хельсинки. Купишь тур в Санкт-Петербург, на матч чемпионата Европы по соккеру, я буду ждать тебя уже там.

– Прямо по-шпионски, как-то.

– Питер! Тебя, как носителя гостайны, ни в Россию, ни в Белоруссию напрямую просто не выпустят. А так – проскочишь.

Горелик вздохнул. Немного помолчав, спросил:

– Как ты думаешь, рекламодатели за эти три года про нас не забыли?

– Помнят, и очень хорошо помнят! У них сейчас жуткий кризис: американские обувщики, шведские одёжники, да много кто ещё, они же под китайскими запретами, им нужна реклама, как воздух, необычная реклама, сногсшибательная! Они аж подпрыгнули, когда я им позвонил и напомнил о нашем стартапе. По дороге в аэропорт я тебе вкратце расскажу. А ты, как бывший банковский работник, подумай, как нам легально получить от них деньги. Остров Мэн?

 

– Я придумаю. Это не Бином Ньютона.

– Ну, что, я заказываю фургон?

– Зачем?

– Как – зачем? А коробки, вещи?

– Это – не вещи, это рухлядь, скарб. Вот чемодан с самым необходимым, и этот, с папиными бумагами. А остальным – пусть подавятся.

Горелик осмотрелся по сторонам, махнул рукой и вышел в дверь.

Уже в машине Питер спросил:

– Сэм, я забыл спросить: ты не боялся, когда подменял коробки?

– Чего я должен был бояться?

– Они же всё увидят на записи с камер!

– Камеры, Пит, сломались ещё в обед.

7.

Как он оказался в Санкт-Петербурге, Питер помнил слабо. Пить Горелик начал ещё в Испании, сразу после выхода из офиса страховой компании. Пил в самолёте по пути в Амстердам, пил в квартале Красных фонарей. В кофе-шопе он загладил кекс с марихуаной отборным голландским нефильтрованным – и всё, провал: кто-то нёс его чемодан; кто-то вёл под ручки на посадку в самолёт; кто-то встречал в Хельсинки, сажал в такси, а затем в туристический автобус; в автобусе какие-то весёлые финны приняли его за русского и накачали пивом; кто-то предъявлял его документы на границе; кто-то (уже в Петербурге) вёз его в микроавтобусе на Московский вокзал и сажал в СВ «Красной Стрелы». Кто все эти люди? В поезде он вырубился окончательно.

Путешественник очнулся на перроне Ленинградского вокзала после того, как его в третий раз спросили на английском:

– Мистер Горелик?

– … Yes.

Спрашивающий перешёл на русский.

– Моя фамилия Иванов. Я сопровожу Вас в гостиницу, а потом – на Белорусский вокзал, до поезда на Минск. Отправление – в 19.53.

Питер вымучил улыбку и произнёс:

– У Вас очень редкая фамилия.

Встречающий улыбнулся в ответ и сказал:

– Я рад, что в столь долгом и бурном пути Вы не растеряли чувство юмора.

– По мне видно, что путь был бурным?

– Да. Вам не мешает освежить себя и костюм. Всё это можно будет сделать в гостинице. Пойдёмте. И наденьте, пожалуйста, маску – сейчас в Москве подцепить коронавирус проще, чем триппер в Амстердаме.

Несмотря на утренний час, город уже увязал в извечной пробке. Автомобиль подолгу стоял на светофорах, разгонялся и снова тормозил; вместо обещанных навигатором одиннадцати минут ехали уже больше получаса. Питер не отлипал от окна: он не был в Москве больше тридцати лет. Старый город умирал, без боя уступая позиции неотвратимо наступающим стекло-бетонным гигантам-уродцам. Впрочем, когда машина свернула на Тверскую, на которой, к удивлению, было свободное движение, Горелик начал узнавать Москву своего прошлого.

Микроавтобус подкатил к оперативно открывшемуся шлагбауму, плавно подъехал ко входу и остановился. Пассажиры вышли из машины по-разному: Иванов бодро выпрыгнул и успел подхватить Питера, чьи ватные ноги, давно не чувствовавшие твёрдой земли, едва не подвели его.

Горелик вновь попытался пошутить:

– Однако, гравитация здесь такая же, как и везде, и совершенно не изменилась, в отличие от города.

Иванов снова легко улыбнулся, не склонный к научным диспутам, взял чемодан гостя и рукой предложил следовать за ним. После кондиционированной прохлады в салоне автомобиля Москва, с её летней бетонной духотой, ударила по больной голове Горелика с силой голландского кексика. Он снова покачнулся. Город его детства – сырой, дождливый и слякотный, вечно пасмурный и тоскливый, весь из серых депрессивных домов, канул в лету. Перемены грандиозные, и Питер не был к ним готов, а к жаре – тем более. Неуверенной трусцой он последовал за Ивановым, перед которым услужливо распахнулись двери.

Родившийся в Москве, хоть и понауехавший, Горелик никогда не был в «Национале». Неожиданное великолепие холла оглушило Питера, мощная роскошь заставляла благоговеть. Среди этого сияния обострённое обоняние, многократно усиленное длительной пьянкой, поверх запахов гостиницы, богатых постояльцев и элитного кофе, распознало знакомый парфюм. Горелик закрутил головой, и в углу увидел небрежно-элегантно развалившегося в кресле Лазара: даже под медицинской маской было видно, что тот улыбается.

– Сэмми!

– Питер!

Горелик со всех ног бросился к другу. Лазар предупреждающим жестом остановил Питера:

– Никаких обнимашек. Только рукопожатие. Соблюдаем ковид-протокол.

Горелик прыгал вокруг компаньона, как маленький ребёнок вокруг новой игрушки.

– Сэм! Сэмми! Дружище! Ты уже здесь! Как ты добрался? Как наши дела? Где установка?

– Все вопросы и ответы – вечером. Тебе надо привести себя в порядок – в таком виде и с таким амбрэ нельзя появляться перед солидными людьми. Поднимемся в твой номер.

– Да, да, конечно. Сейчас, возьму чемодан. Господин Иванов!

Горелик завертел головой. Чемодан ехал на тележке, толкаемой портье, в сторону лифта. Иванов растворился.

– Питер! То-то не так?

– Эээ… Я не рассчитался с господином Ивановым. Сколько я должен?

– Кому?

– Ну, Иванову.

Лазар смотрел в глаза другу и молчал. Горелик понял, что спрашивать о таких мелочах не стóит, сказал: «Ага», и последовал за чемоданом. В лифте Лазар произнёс:

– Бросишь вещи в номере, после чего за тебя возьмутся. Сауна, массаж, здоровый сон. Из тебя надо как следует выбить дурь. К отбытию ты должен быть, словно заново родившийся. Нам предстоит титаническая работа. Вечером за тобой заедут. Встретимся у поезда.

Двери открылись на нужном этаже, Горелик вышел вслед за портье, Лазар остался в лифте.

…Вечером, на перроне Белорусского вокзала, благоухающий и отутюженный, побритый и постриженный, Питер, на самом деле, был совсем другим человеком.

––

– Докладывай.

Полковник Некрасов раскачивался в кресле, задумчиво глядя на дымящуюся в пальцах сигарету. Капитан Зиновьев стоял перед столом с раскрытой папкой в руках. В кабинете они были вдвоём.

– Горелик и Лазар в Москве.

– Хорошо. Как они?

– Лазар – как всегда, а Горелик изрядно потрёпан. Сейчас его приводят в чувство в «Национале». К вечеру будет, как огурчик.

– Вопросы задаёт?

– Кто?

– Ну, не Лазар же! Горелик, конечно! Когда Лазар задавал вопросы?

– Виноват. – Капитан сглотнул слюну. – Задаёт. Общие вопросы задаёт. Деталями не интересуется.

– Ясно. Где установка?

– В Левашово. Идёт погрузка в военный борт.

Некрасов молчал и продолжал следить за дымом.

Зиновьев решился прервать молчание.

– Юрий Николаевич! Есть проблема.

– Говори.

– Судно, вёзшее установку, затонуло не там, где было предусмотрено.

Полковник бросил сигарету в пепельницу и развернулся к подчинённому.

– Почему?

– Команда решила сэкономить. Они прошли Гибралтар, направились в сторону Балеарских островов и плыли до тех пор, пока мазут не закончился. Когда машина встала, открыли кингстоны и подали сигнал бедствия. Посудина затонула очень быстро.

– В чём суть проблемы?

– В том, что судно лежит на глубине семидесяти метров, а часть команды спас корабль «Оупен Армс». Их уже допрашивают в Мальорке, и они путаются в показаниях. Спасатели сообщили о происшествии правительству Испании, те ждут экологическую катастрофу с разливом мазута, а её – нет. Баки пустые. И трюм пустой. К месту затопления отправляют эсминец с военными ныряльщиками.

– Где перегрузили установку?

– В запланированной точке, недалеко от… Азорских островов.

– А где остальная часть команды?

– Дошла на моторных лодках до Испании и разбежалась.

– Кто, кстати, нанимал команду и фрахтовал судно?

– Лазар.

– Наши там засветились?

– Нет.

– В чём проблема? Пусть Лазар и отвечает.

8.

Плавно покачиваясь, поезд неспешно протягивал своё извивающееся тело через выходные стрелки Белорусского вокзала. За окном вечерела вечно куда-то спешащая Москва, проплывали старые и новые дома, забитые машинами дороги и развязки, гаражи, склады, торжища…

Горелик оторвался от окна, обозрел убранство купе спального вагона, посмотрел на сидящего напротив Лазара и сказал:

– Я не подготовился к путешествию на русском поезде.

Лазар удивился:

– Почему ты так решил? Не взял с собой зубную щётку? Не проблема – вот поездной набор, там даже тапочки есть. И они – не белые.

– Я не взял с собой «треники» (это слово он произнёс на русском) – штаны от спортивного костюма, майку и традиционную еду пассажира.

– Ну, питаться мы будем в другом вагоне, а причём тут спортивный костюм? И что за еда пассажира?

– Видишь ли, Сэм, я хорошо помню свои поездки на поездах по Советскому Союзу. Там была матрица: при объявлении посадки на поезд толпа пассажиров и провожающих, обвешанных чемоданами, рюкзаками и баулами, бежала по подземному или надземному переходу на нужную платформу; перед вагоном судорожно искали по карманам и сумкам билеты; кряхтя, влезали в вагон, обстукивая чемоданами все углы и двери; тащили пожитки по коридору до своего купе, опасаясь, что оно уже занято; распихивали скарб наверх и под полки; вспомнив, что поездная одежда в сумке, которую только что успешно похоронили под чемоданами, ворча и незло поругиваясь, доставали её…

Лазар слушал друга, подперев щёку ладонью. Горелик продолжал.

– Тем временем, поезд трогался, как правило, плавно и незаметно – дети начинали радостно кричать, прыгать на полках и лезть на второй ярус, женщины – кудахтать, а мужики – потирать ладони в предвкушении. Знакомились с попутчиками; проводница приносила постельное бельё; пассажиры по очереди выходили из купе, давая возможность соседям переодеться. Вот тут наступает кульминация поездного перевоплощения: женщины – в халатах, мужчины – в трико, майках-алкоголичках или застиранных футболках, все рассаживались вокруг купейного столика, на которой выгружалась ЕДА. Варёная или жареная курица, завёрнутые в фольгу яйца вкрутую, солёные огурцы, отварная картошка, соль в спичечном коробке и непременная бутылка водки.

Лазар рассмеялся.

– Водка была обязательной?

– Конечно! Ехать-то долго, как без неё?

– Таких деликатесов я тебе не обещаю, но и голодными не останемся. – Лазар посмотрел на часы. – Нас скоро пригласят на ужин. Там наверняка будет алкоголь, пить или не пить – тебе решать. Я бы воздержался.

Горелик усмехнулся.

– Ты и так воздерживаешься. А я только что пришёл в себя. Пил, кстати, по твоей милости! Теперь скажи мне, зачем это было надо?

– Так. Начались вопросы. Впрочем, я обещал тебе ответы сегодня вечером. Вечер настал. Задавай!

Горелик посерьёзнел, встал с дивана, сделал два шажка к двери, развернулся и начал:

– Какой-то странный поезд.

– Чем он странен?

– У нашего вагона не было провожающих. И билеты никто не проверял. Последние два вагона – с виду вовсе почтово-багажные.

– Поезд – обычный, только вагоны прицепные. Переходная дверь закрыта, и из основного состава в наши три вагона никто не пройдёт. А билеты… В эти вагоны и не продавали билеты, проводники знают своих пассажиров.

Питер хмыкнул.

– Ладно, устраивает. Не проще было полететь на самолёте?

– Нет. Видишь ли, все перелёты на гражданских самолётах фиксируются в международной системе, и выудить из неё информацию о полётах конкретного человека не составляет особого труда. Зачем кому-то знать, где мы?

– Кстати, а где мы?

– Тебя последний раз видели в Финляндии. А я утонул. Вместе с установкой.

Горелик вытаращился на друга.

– Да-да, дружище, Сэма Лазара смыло за борт, Сэма Лазара больше нет. Потом помянем.

Питер подумал, и несколько натужно произнёс:

– Первый раз в жизни говорю с покойником. Как к тебе теперь обращаться?

– Для тебя не поменялось ничего.

– Однако, это круто даже для сюжета боевика…

Лазар вздохнул.

– Полагаю, сейчас начнутся вопросы посерьёзнее?

– Да. Где на самом деле установка?

– Мне сложно будет выговорить это название, – Сэм достал из кармана аккуратно сложенный листок бумаги, развернул его и попытался прочитать. – Ма… Матч… На, сам читай!

Питер выхватил бумажку из рук Лазара.

– Мачулищи. Где это?!

– Военный аэропорт под Минском.

– А почему мы не полетели с ней?

– Лучше, если создатель и установка едут к месту назначения порознь. Мало ли что… Да, и военные так решили.

Горелик начал ходить взад-вперёд по узкому купе.

– Военные, спецвагоны, твоя гибель… Это же стоит уйму денег!

 

– Деньги тут не играют большой роли.

– А что играет? – Питер остановился, поражённый догадкой. – Тебя завербовали?!

– Ну, зачем так пафосно? – Лазар улыбнулся и усадил друга перед собой. – Просто сошлись интересы нескольких организаций и лиц. Ты же знаешь, что я служил в структурах Госдепа? Неофициальные контакты с иностранцами, о которых начальству знать вовсе необязательно, у нас были всегда – так, на всякий случай. Я уволился, но связи не потерял. И вот, этот случай настал.

– Сэмми! Но почему русские?!

– Тебе не всё ли равно? Не террористы – и то хорошо.

Горелик задумался.

– А что, были ещё варианты?

– Конечно. Арабы предлагали миллиард наличными. И это только за установку и документацию. За тебя – ещё два.

– Долларов?

– Евро.

– Ты им отказал?

– Я друзьями не торгую.

Горелик помолчал.

– А из Европы были предложения?

– Да. Но ты же понимаешь, что установка скоро бы вернулась туда, откуда мы её вывезли? Ни тебе, ни мне это не надо.

– Твоя правда. Я не хочу иметь никаких дел с Америкой – они убили отца.

– Вот. Китайцев я отмёл сразу. Видишь, вариантов было не много. И этот вариант устраивает всех: тебе нужно подтверждение твоей правоты как учёного, мне – деньги, русским – технологии. Помимо мести, ты ещё очень хорошо заработаешь.

– Деньги… Как мы монетизируем работу установки?

Лазар достал из кармана пиджака другую аккуратно сложенную бумажку и протянул другу. Питер развернул её, в глазах запрыгали нули. Он посмотрел на Сэма и спросил:

– Что это?

– Аккредитив в «Faisal Islam Bank». Турецкая Республика Северного Кипра. На твоё имя. Он будет разблокирован, как только установка заработает. Обувщики с эмблемой в виде летящей сопли раскошелились первыми. Мы уже начали зарабатывать, Питер!

– Постой, но мы же едем в Белоруссию!

– Что тебя смущает?

– Там же беспорядки и этот, диктатор, как его…

– Лукашенко?

– Да!

– Беспорядков там нет, это всё страшилки для западного обывателя. А щетинистая картошка давно ничего не решает.

Тут в дверь постучали, Лазар произнёс: «Да-да!», и в открывшуюся дверь вошёл мужчина в джинсах и рубашке поло.

– Здравствуйте! Меня зовут Евгений. Я – ваш куратор по связям с белорусскими властями. Простите, вы громко разговаривали, и я невольно слышал последнюю фразу. Мы называем его «Бульба усатая». Прошу на ужин!