Сирийский капкан

– Зачем вставать?! Мы все равно погибнем! Нет никаких машин! Ведь их уже не будет?! – с отчаянием спросила пожилая женщина в черном платке, стиснув в ладони руку Сержа и с надеждой ожидая от него ответа.

– Успокойтесь все, пожалуйста! Даже если машин не будет, ваши мужья и сыновья обязательно отобьют атаку! Главное – нужно верить! А теперь делайте что вам говорят, – уверенно произнес Серж.

– Машины! – раздался со стороны дверей звучный голос Бертрана, немолодого врача-бельгийца, добровольно приехавшего в Сирию еще год назад. Сегодня он уже мало походил на того веселого, улыбчивого шутника, который выходил из самолета авиакомпании «Сириан Эйр» в международном аэропорту Дамаска. Повидав немало горя на сирийской земле, он уже редко улыбался и шутил.

Двери церкви резко распахнулись, и на пороге появился капитан Али со своим отрядом.

– Грузовики здесь! На погрузку у нас всего пять минут! Слышите?! Не больше! Через пять минут самолеты нанесут удар с воздуха!

Люди, все и сразу, бросились к выходу. Но работники Красного Креста, несколько солдат и настоятель церкви отец Ованес начали наводить порядок, чтобы не создалась давка. У двух приехавших грузовиков ополченцы принялись помогать женщинам побыстрее забираться в кузов, а затем стали передавать им детей и скудные пожитки.

По мере приближения боевиков звуки выстрелов были слышны все громче. А защитников из отряда самообороны с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Но люди стояли до последнего. Ведь за ними были их дети, жены, матери. Они прекрасно понимали, что тех ждет, попади они в руки к боевикам.

Недалеко от церкви, на захваченных боевиками улицах, постоянно слышались выстрелы, крики, вопли, мольба. Головорезы врывались в дома и, не раздумывая, нажимали на спусковой крючок, убивая всех, кто не смог уйти. Впрочем, это была «обдуманная» жестокость. Жуткая слава об их зверствах быстро разнесется далеко на юг и восток от этого крайнего пограничного городка и сыграет роль пугала, которое очистит многочисленные села и города быстрее любой артиллерии.

Но если ты остался и не сбежал из своего дома, то получить пулю и быстро умереть – это был еще «желанный» вариант смерти для местного жителя. Боевики измывались и мучили людей, не считаясь ни с возрастом, ни с полом своей жертвы.

– Что с этими делать, Махмуд? Двойняшки тут! Но им уже одиннадцать лет? – спросил у бывалого вояки новичок Аскер.

– Одиннадцать, говоришь?! Абдулла сказал, только до десяти! Этих в расход! Давай!

Аскер уже поднял автомат, но Махмуд вдруг передумал.

– Подожди! Вроде крепкие, здоровые ребятки! Этих и к врачам можно! Вяжи их и вези на базу!

За большим коричневым домом с отделанным мрамором фасадом, спрятавшись за выступ входа, молодая журналистка своей полупрофессиональной камерой пыталась запечатлеть весь тот кошмар, что творился вокруг. Это была Беата Климчик из Польши. В каске и бронежилете с надписью «PRESS», она неожиданно оказалась в самой гуще событий.

– Уходи! Уходи отсюда! Убьют! – натыкаясь на нее, то и дело кричали по-арабски отступающие солдаты, которым она просто мешала.

Боевики были уже совсем близко, когда к Беате подскочил сержант Сахим и схватил за руку.

– Беги, дура! Убьют тебя! Беги к церкви!

Он довольно грубо подтолкнул журналистку в нужную сторону. Увидев, что та побежала в указанном направлении, сержант улыбнулся и тут же получил вражескую пулю в живот.

Один из грузовиков у церкви был уже полностью утрамбован людьми. Серж постучал по борту, и водитель надавил на педаль газа. Перегруженная машина тяжело тронулась с места. Не проехав и двадцати метров, она тут же попала под град пуль. Это из одной из боковых улиц выбежали несколько боевиков и открыли огонь на поражение. В кузове среди людей началась паника.

– Доченька, моя доченька! – закричала женщина в черном платке, та, что совсем недавно разговаривала в церкви с Сержем. Зарыдав, она склонилась над телом своей погибшей дочери. Рядом, истекая кровью, смертельно раненная молодая женщина прижимала к себе уже бездыханное тельце трехлетнего малыша. Еще несколько человек были ранены, но капитан не разрешил водителю останавливаться, показывая рукой на небо. Бойцы из отряда самообороны, прикрывавшие грузовики с людьми, сумели вовремя уничтожить стрелявших, потеряв при этом еще одного своего товарища. Капитан Али посмотрел на часы и побежал к Сержу.

– У нас всего пара минут. Заканчивайте!

– Почти всех погрузили! – прокричал Серж, помогая последним женщинам с детьми забраться в машину. Он подтолкнул сестру, прижимавшую к себе маленького плачущего мальчика, мать которого была убита еще вчера, в сторону кабины.

– Быстрее! Садись!

– А ты?! Я без тебя никуда не поеду! – воскликнула Валери, но Серж ее успокоил.

– Я буду в кузове. Быстрее!

Он помог ей залезть в кабину водителя и захлопнул следом дверь.

– Давайте руку, – обратился Серж к отцу Ованесу.

– Я никуда не поеду, останусь с ребятами, – кивнул он в сторону ополченцев.

Перехватив взгляд Сержа на появившийся на его плече автомат и оценив удивленное выражение парня, он усмехнулся.

– Время разбрасывать камни и время собирать! – святой отец положил руку на приклад. – Сейчас настало его время! А молиться будем потом! Прощай, француз!

Священник перекрестил пассажиров, повернулся к ним спиной, передернул затвор и быстрым шагом двинулся в сторону улицы, где шел бой. Серж секунду смотрел вслед несгибаемому священнику, уверенно шагавшему навстречу смерти.

– Прости, Абдулла, но они увозят людей из церкви на двух грузовиках! – сказал подбежавший к мрачному ливийцу один из боевиков.

Абдулла схватил того за грудки и стал трясти как тряпичную куклу.

– Я вас всех, всех положу в этом Кесабе! Уроды! Я сказал, что ни один человек не должен покинуть этот город без моей воли! Сделайте так, чтобы они все стали вашими рабами! Или вы сами станете трупами! Передай всем! Всем! Перекройте выезд на юг! Не дайте им уйти! Иначе нам не заплатят! Мужчин, за исключением иностранцев и офицеров, уничтожать на месте. Женщин до тридцати пяти и детей до десяти оставлять на продажу, остальных – в расход, – прорычал он свирепо.

Абдулла отшвырнул боевика и так злобно на него зыркнул, что тот вскочил и со всех ног помчался выполнять страшный приказ.

– Вы все за ним! И не дай вам Аллах разочаровать меня! – приказал он группе боевиков, находившихся с ним на холме. Рядом с собой он оставил только радиста и одного солдата.

Боевики, зная крутой нрав командира, не раздумывая, побежали в сторону своих автомобилей. Абдулла приготовился еще раз посмотреть в бинокль. Взгляд его случайно наткнулся на отрезанные головы двух местных жителей, положивших немало его бойцов, прежде чем их схватили и казнили по его приказу.

– Хамди! Убери эти головы отсюда, воняют.

Беата больше не геройствовала, а просто пыталась убежать и спастись от этого кошмара. Рядом с ней то и дело гибли бойцы и солдаты. Ей стало казаться, что, кроме красного цвета, цвета крови, она ничего больше не видит вокруг. Беата забежала за угол и тут же наткнулась на лежащего посреди улицы мужчину, у которого все внутренности были вывернуты наружу. Она закричала, и ее стошнило. Девушка побежала вперед, не совсем осознавая, куда именно она движется. Журналистка бежала до тех пор, пока не уперлась в двух бородатых боевиков, державших наготове автоматы и готовых пристрелить каждого, кто встанет у них на пути. Девушка судорожно сглотнула, сразу подняла руки и стала кричать.

– Don’t shoot! Press, I’m press!^[3]

Беата одной рукой энергично показывала на надпись у себя на груди, пытаясь немного успокоить боевиков. Они начали приглядываться к привлекательной белокожей девушке. Красивые миндалевидные глаза, маленький изящный носик, пухлые губки. Один из них, упитанный коротышка, улыбнулся, обнажив кривые гнилые зубы, и на арабском обратился к своему тщедушному долговязому товарищу:

– Смотри, какая красавица, у нее белые волосы, – ткнул он пальцем в сторону выбившейся пряди светло-пепельных волос Беаты. – И голубые глаза, а какая кожа! Белая, белая! Никогда такую даже не трогал! Конечно, она слишком худая, но зато какая хорошая! Я всегда мечтал попробовать белокожую!

– Совсем с ума сошел, Керим! Головы хочешь лишиться?! Ты слышал приказ?! Ее к Абдулле надо отвести! Не то плохо будет, если командир узнает, – испуганно произнес боевик, пожирая глазами красавицу. Он никогда даже близко не видел таких женщин.

– Да ладно тебе, никто не узнает. Ведь никого нет рядом. Потом отведем, а сейчас сами поиграем! Соглашайся! – обходя свою добычу вокруг, предложил более смелый Керим. – Посмотри, какая у нее задница!

Его друг посмотрел по сторонам и, не увидев своих подельников, осмелел.

– Ладно, давай, но только быстро! Когда еще успеем такое испытать! Если только в раю! Нас убить могут в любую минуту.

Журналистка немного знала арабский и быстро поняла, что у них на уме. Беата стала медленно отходить, хотя и знала, что бежать опасно – эти выстрелят не задумываясь.

Боевики отбросили автоматы за спину и, сделав рывок, схватили Беату за руки, грубо потащили ее в сторону приоткрытой двери какого-то дома. От ужаса журналистка стала кричать, отбиваться, пинать боевиков, но это только еще больше распалило насильников. Керим, получивший от нее царапину, стал срывать с девушки одежду. Чтобы не терять времени, парни решили не заходить внутрь дома, а повалили ее прямо у стены. Керим, наконец, сумел стащить с нее жилет, а его подельник расстегнул ей брюки. Беата с удвоенной силой стала изворачиваться и умудрилась больно укусить Керима. Не ожидавший этого боевик закричал от боли и наотмашь, с силой, ударил ее по лицу. Девушка отлетела в сторону. В этот момент лежащий в двадцати метрах от них тяжелораненый сержант Сахим, собрав остатки сил, сумел дать последнюю очередь из автомата и убить обоих боевиков. Еще не поверившая в свое спасение Беата кое-как поднялась, убрала с лица длинные спутанные волосы и, увидев, что негодяи мертвы, шатаясь, подбежала к сержанту.

– Опять ты?! – улыбнулся он. – Беги! Спасайся! – успел прошептать смертельно раненный и закрыл глаза.

Девушка все еще не пришла в себя от пережитого. Она смахнула слезы с глаз и, подхватив лежащую на земле камеру, попыталась кое-как прикрыться разорванными остатками рубашки, а потом бросилась бежать…

Вторая машина уже готова была отъехать, когда стал слышен рев приближающегося штурмовика.

– Быстрее! Быстрее! Самолеты уже близко! Отъезжай! – стал кричать капитан водителю грузовика и сам запрыгнул на подножку, чтобы отстреливаться по дороге. Валери в зеркало увидела, как Серж и еще один солдат, погрузив беженцев, последними были готовы запрыгнуть в кузов. Но в эту минуту к ним подбежала запыхавшаяся женщина в разорванной одежде.

– Помогите мне! Помогите! Я польская журналистка!

– Быстрее лезьте в кузов! – немного раздраженно бросил Серж и помог ей подняться в машину.

Грузовик медленно тронулся с места, и тут вдруг французу показалось, что метрах в семидесяти от церкви, в полуразрушенном доме, он увидел двух детей. Они пытались выбраться из-под завала. Серж даже решил, что ему это привиделось.

– Ты видел? Там дети? – с сомнением спросил он у солдата.

– Да! Куда ты?! Вернись! Ты все равно не успеешь им помочь! – крикнул он Сержу, уже спрыгнувшему с машины.

Француз побежал в сторону дома, где увидел детей. Солдат понимал, что они в любом случае не успеют вернуться. Но видя, что чужеземец сломя голову кинулся спасать его соотечественников и не собирался останавливаться, выругался и последовал за ним.

Грузовик с людьми уже набирал скорость.

– Куда?! Назад! Назад! – стал кричать Сержу капитан.

Но ни Серж, ни солдат его уже не слышали. Они подбежали к полуразрушенному дому и увидели двух детей, девочку и мальчика, примерно пяти и семи лет, с ног до головы покрытых пылью. Мальчик поддерживал сестру – они пытались вскарабкаться по камням наружу. Увидев незнакомцев, дети крепко прижались друг к другу и испуганно посмотрели на подбежавших мужчин. Совсем недалеко от них лежал труп молодой женщины. По-видимому, это была их мать, а может, просто кто-то из близких. Серж подбежал и, подтянув девочку, взял ее на руки, а поспевший за ним солдат схватил мальчика, но уйти они уже не успели.

– Десятый, десятый! Прием! Десятый, к атаке готов? – раздался голос в наушнике у Исама.

– Первый, это десятый! Прием! На позиции! К атаке готов! – обреченно отрапортовал он.

– Во имя Аллаха, атакуйте!

Исам, стиснув зубы, помедлил секунду и нажал на кнопку пуска ракет.

Все вокруг сразу превратилось в ад. Все близлежащие от церкви улицы с находившимися на них боевиками и не успевшими уйти солдатами были взорваны. Церковь и дома на соседних улицах были полностью уничтожены. От дыма и пыли поначалу ничего не было видно. Казалось, погибло все! В последний момент каким-то чудом уцелевший грузовик на максимальной скорости выскочил из черного облака дыма. Валери увидела, как ее брат ворвался в соседний дом перед самой воздушной атакой. У нее началась истерика, и девушка попыталась открыть дверь.

– Сиди, дура! Куда! Там уже некого спасать. И ты погибнешь! – удерживая ее за руку, выкрикнул по-арабски водитель. И тут прямо перед ними разорвался снаряд.

Париж

Ксавье Верне очень любил раннее утро. Он всегда выходил из дома в половине седьмого и не спеша шел в сторону особняка своего патрона. На почти безлюдных улицах родного города уже начиналась жизнь. То и дело его обоняние приятно щекотали запахи свежеиспеченных булочек, круассанов, заваренного кофе. На углу старинной улицы Вольтер месье Жавер вот уже на протяжении многих десятилетий жарил необыкновенно вкусные каштаны. Наверное, он был последним «этническим» французом, который занимался этим делом на парижских улицах. Ксавье специально каждый день делал крюк, чтобы купить пакетик этого чудесного лакомства. Затем он, не торопясь, выпивал чашечку ароматного кофе у мсье Густава. Привычке этой было уже много лет. А самое главное, Ксавье было комфортно на улицах именно в это время, когда не видно ни многочисленных туристов, ни еще более многочисленных и разношерстных парижан. Ему нравилось смотреть на редких прохожих, идущих по чистым улицам в маленькие кафе, чтобы выпить чашечку кофе перед работой. Весь этот ежедневный ритуал позволял Верне сохранять спокойствие и веру в незыблемость его внутреннего мира.

Ксавье уже подходил к старинному роскошному трехэтажному особняку в стиле Людовика XVIII, в самом центре Парижа, принадлежащему известному меценату Олегу фон Праслофф, когда у него вдруг зазвонил телефон.

«Странно! Кто это в такую рань?» – подумал он и ответил на звонок с незнакомого номера.

– Слушаю. Да, это я. Да. Да… Но как?!.. Это достоверные сведения? Что можно предпринять? Ясно. Конечно, я все передам, – закончил разговор заметно побледневший Ксавье.

Праслоффа душила боль. Нет, это была не та физическая боль, которая не давала ему покоя ни днем ни ночью вот уже несколько лет. Нет, ту он научился терпеть и укрощать. Эта была страшная, изощренная боль, которая выворачивала наизнанку его душу, разрывала сердце, впивалась в мозг. Он просто не знал, что делать, как уйти от этой всепоглощающей боли. А главное, он совершенно не представлял, что можно сделать для их поиска, как их вернуть?! Внуки – это было все, что у него осталось после нелепой, трагической смерти любимого сына и невестки. И теперь они пропали! Никто и ничего о них не знает. Никто не может ему помочь.

В дверь тихонько постучали, и в спальню вошел его помощник и доверенное лицо – Ксавье. Старик приоткрыл глаза и с надеждой посмотрел на своего больше чем просто помощника. Среднего роста худощавый брюнет лет пятидесяти или чуть больше, в добротном сером костюме нерешительно подошел к массивной резной кровати, поправил очки в дорогой золотой оправе.

– Доброе утро, мсье! Хотя добрым его можно назвать условно. У меня… не самые лучшие новости. Только что подтвердили, что миссия Красного Креста в Кесабе уничтожена. Следы всех сотрудников потеряны. Город в руках боевиков. Боюсь, что Серж и Валери…

– Сколько? – неожиданно крепким голосом спросил старик.

– Простите? – не понял помощник.

– Сколько прошло времени?

– Сегодня третий день, господин Праслофф.

Старик попытался встать, несмотря на то, что это движение причиняло ему сильную боль. Ксавье подошел ближе и хотел помочь подняться, но тот категорически отказался и со второй попытки сумел встать сам.

– Вызвать врача? Вам плохо?

Неожиданно старик выпрямился, взял из рук Ксавье трость и, опираясь на нее, твердым голосом приказал:

– К черту врача! Ксавье, пусть срочно подготовят к поездке машину, и подайте мне костюм. Затем соедините меня с министром внутренних дел. Немедленно!

Праслофф уже стоял у большого старинного венецианского зеркала, поправляя галстук, когда помощник передал ему трубку.

– Доброе утро, мсье Праслофф! – раздался в трубке звонкий голос министра.

– Не знаю, доброе ли оно, Николя. Возможно, вы уже знаете, что три дня назад в Сирии пропали мои внук и внучка!

– Да, конечно, мсье, мы в курсе и очень сочувствуем вам. И мы, как вы знаете, неоднократно их предупреждали, что ехать в этот регион не сле…

– Они поехали не в туристическую поездку, а выполнять свой гражданский долг, так как считали это нужным! – властно перебил министра старик.

Министр на том конце телефонного провода замер от неожиданности. Кажется, даже задержал дыхание.

– И сейчас вопрос в том, смогу ли я выполнить свой родительский долг перед ними, – чуть смягчив тон, продолжил Праслофф. – Николя, это единственные родные мне люди. Вы ведь знаете это! После смерти сына у меня никого не осталось! Помогите мне найти их! Задействуйте все возможные связи.

После небольшой паузы министр осторожно продолжил разговор.

– Я, конечно, понимаю ваше горе, но… Поймите, это непростой вопрос! На сегодняшний день территория, на которой ведутся боевые действия, никем не контролируется, боевики не идут ни с кем на контакт. Нам не с кем договариваться! Они просто массово убивают местных жителей и показательно проводят казни иностранных заложников.

От этих слов старику стало трудно дышать, и он слегка ослабил узел галстука.

– И так как никто не предложил продать ваших внуков за деньги, прошу прощения, то надо… готовиться к худшему, – сочувственно продолжил министр. – Но есть и хорошая новость – до сих пор никто не предложил выкупить их тела! А значит, есть шанс, что они живы. Пусть и небольшой, но все-таки шанс.

– Продать тела?! Умеете вы обнадежить, министр, – грустно усмехнулся Праслофф.

– Мне жаль, но, к сожалению, такова сегодняшняя действительность, и мы ничем не сможем вам помочь, – констатировал факт министр.

– Если вы и ваше ведомство так бессильны, может, на территории Французской Республики есть кто-то другой, кто обладает большими возможностями и полномочиями, чем вы? И сможет помочь мне в этом деликатном вопросе? В конце концов, я почетный гражданин этой страны. Или мне нужно позвонить президенту лично? – с негодованием набросился на собеседника Праслофф.

Министр, не раздумывая, ответил.

– Не думаю, что разговор с президентом что-то изменит или он сообщит вам нечто новое. Я действительно ничего не могу вам предложить. И даже не знаю, какой совет дать в этой ситуации. На сегодняшний день шансов нет никаких. Надо просто ждать!

В полной тишине Праслофф, не прощаясь, отдал трубку Ксавье.

Старик пытался найти какой-нибудь выход из ситуации. В раздумьях он подошел к старинному комоду и взял рамку с фотографией внуков. Высокий, спортивного телосложения голубоглазый шатен с обаятельной улыбкой обнимает красивую девушку со светлыми волосами и глазами цвета бирюзы. Они были очень дружны с самого детства, но после гибели родителей стали просто неразлучны. Олег слегка улыбнулся, когда вдруг вспомнил, как Валери, еще только научившаяся ходить, всюду следовала за братом, не давая ему даже уединиться с друзьями и подружками. Брат начинал возмущаться, но, видя ее сияющие, полные любви и доверия глаза, смягчался и ласково трепал по щечке. Серж называл ее – моя Липучка. Ни родители, ни он сам, ни влюбленные в нее мальчики, даже те, кому она отвечала взаимностью, не могли вызвать у нее в глазах такое искреннее сияние. Вспомнил, как тяжело она переживала, когда Серж поступил в университет и решил пожить, как все студенты, на съемной квартире с однокурсниками. Они оба блестяще окончили медицинский факультет. Серж стал отличным полостным хирургом, а сестра решила связать себя с офтальмологией. В университете у нее появилось много друзей, но самой близкой подругой стала Фатима, студентка из Иордании. Способная к языкам, Валери решила выучить арабский язык и вскоре стала говорить на нем легко и непринужденно.

Следует отметить, что именно Серж по своему желанию пошел в медицину. Валери решила стать врачом просто потому, что эту стезю выбрал брат. Он был для нее безоговорочным авторитетом буквально во всем. И это стало причиной того, почему она, не колеблясь ни минуты, последовала за ним в опасную поездку в чужую страну, хотя Серж долго отговаривал ее от этого шага. Валери была искренне возмущена, когда брата не поддержала его девушка Сюзанна.

– Я знаю арабский, а ты нет. Тебе не справиться одному, – убеждала она Сержа.

– Соедини меня с Бариньи, – очнувшись от воспоминаний, сказал Праслофф помощнику. Поставив фотографию на место, он с трудом сел в кресло.

Через час с небольшим, одетый в отлично сшитый темно-синий костюм-тройку, старик сидел в кабинете начальника спецслужб. Праслофф тяжело опирался на свою трость, старался, невзирая на боль, выглядеть достойно.

– Я все понимаю, мсье Праслофф, но, к моему великому сожалению, сейчас мы ничего не можем сделать! При всем желании! – выслушав его, сказал хозяин кабинета.

– Не можете?! Вы не можете послать туда войска?! Или не хотите? Я помню, когда в шестьдесят шестом в Алжире вы…

Одетый в штатское немолодой офицер с волевым лицом и цепким взглядом резко перебил Праслоффа.

– Это было в далеком шестьдесят шестом! И нет нужды об этом вспоминать сейчас, мсье Праслофф! Я знаю все о ваших заслугах перед Францией, но… у наших возможностей есть границы. Одним словом, на данный момент послать туда войска Французская Республика не может. Это дорого и неразумно. Рисковать жизнями десятков наших солдат и офицеров из-за двух, простите, самонадеянных юнцов, отправившихся в эту чертову Сирию, несмотря на все наши предостережения…

Хозяин кабинета предпочел не договаривать фразу до конца.

Несколько секунд старик пристально смотрел в глаза офицера, но тот уверенно, не моргнув, выдержал этот взгляд. Вдруг внутри у Праслоффа как будто лопнула какая-то струна. И все сразу сломалось! Он как-то прямо на глазах еще больше постарел. Олег Валентинович резко обмяк, и голова его бессильно опустилась на грудь.

Начальник спецслужб Бариньи подбежал к стоявшему в углу кабинета кулеру с водой и наполнил стакан.

Праслофф, с трудом удерживая его непослушными пальцами, сделал несколько глотков.

– Вам плохо?! Я сейчас же вызову врача! – бросился к телефону офицер.

– Нет, не надо врача! Мне уже лучше.

Старик немного помедлил, как бы подбирая нужные слова, затем обратился к своему собеседнику:

– Поймите меня правильно, полковник… Я должен что-то сделать… и я сделаю. Чего бы мне это ни стоило, как в моральном, так и в материальном отношении, – Праслофф на секунду замолчал, подбирая правильные слова. – Тогда, семьдесят лет назад, в Сопротивлении, мой отец отдавал не легко дающиеся ему приказы, ибо довольно часто отправлял людей на смерть. Эти парни шли освобождать пленных, штурмовали концлагеря и пересыльные пункты, пускали под откос составы… Все эти люди никогда не давали присягу и шли умирать, не зная даже ради кого. Ради Франции, наверное! Тогда отец раздавал их семьям деньги, и когда они шли в бой, то знали, что, если даже с ними что-нибудь случится, их семьи не умрут от голода. – Праслофф сделал паузу.

Олег Валентинович протянул стаканчик с водой обратно Бариньи. Полковник, взяв его, вытянулся и посмотрел прямо в глаза старику, поняв, куда он клонит.

– Может, сегодня деньги тоже могут что-то решить? – с надеждой спросил Праслофф.

Полковник ничего не ответил. Он подошел к окну, достал из кармана пачку сигарет, достал из нее одну и сунул в рот. Немного постояв, офицер вернул сигарету на место и быстро вернулся к посетителю. Бариньи наклонился, и глаза его были на уровне лица старика.

– Поверьте, все мы сочувствуем вашему горю, правда. Но мы даже не знаем, живы ваши внуки или нет! К тому же правительство никак не может принять от вас эти деньги. Это обязательно станет известно прессе! И как тогда прикажете объяснить другим гражданам, у которых нет возможности заплатить, что их родных спасать не будут?! Поймите, мы действительно ничего не можем для вас сделать.

С поразительной для больного человека прытью Праслофф вскочил и отбросил тяжелый стул. Видно было, что эта нагрузка отняла у него много сил. Он с трудом, опираясь на трость, прошел к выходу. У самой двери старик обернулся.

– Что ж, тогда, если Франция не может мне предложить свою помощь, то я сам найду способ их спасти! Не важно, как и где, но я найду людей, которые захотят и смогут мне помочь. Можете в этом не сомневаться.

Он уже выходил из кабинета, когда в спину ему донеслись слова полковника:

– Не стоит предпринимать опрометчивых шагов, мсье Праслофф. Это может быть чревато осложнением дипломатических и союзнических отношений с нашими…

Праслофф, не дослушав, резко захлопнул дверь и, насколько позволяло его состояние, быстро прошел мимо ошарашенного адъютанта в сторону лифта, где его ждал Ксавье.

За долгое время работы на старика он прекрасно изучил его. И сейчас сразу понял, что Олег Валентинович в ярости.

Ксавье и Праслофф были знакомы уже более тридцати лет. Его сын Александр тогда учился в университете. Рядом с ним на первой лекции по экономике присел красивый юноша, с благородными чертами лица. Они познакомились, потом подружились. Дружба продолжалась и после того, как оба довольно рано обзавелись семьями. И женами их стали две близкие подруги. И дружба эта длилась до самого конца. До того страшного дня, когда единственный сын Праслоффа вместе со своей супругой погиб в автомобильной катастрофе на лыжном курорте.

Именно Александр Праслофф привез в первый раз молодого Ксавье на зимние каникулы к ним в дом. Олег Валентинович, несмотря на то, что Ксавье не принадлежал к их избранному кругу, сразу принял его как родного. Когда друзья окончили учебу, он предложил ему хорошую работу на фирме. Так вскоре Ксавье стал его правой рукой. Ну, а после гибели Александра и Катрин Ксавье и вовсе стал для Олега незаменим. Он часто помогал ему в принятии решений относительно детей Александра. Ведь им было на момент смерти родителей четырнадцать и десять лет. При этом, несмотря на то, что Ксавье искренне любил и уважал всю семью Праслофф, где его принимали за родного, он никогда за все эти годы не нарушил субординацию и не переступил им самим начертанную границу в их отношениях.

Праслофф смотрел из окна своего представительского лимузина на весенний город. Париж! Он безумно любил этот город. Давно, именно здесь, в семье сына русского эмигранта князя Праслова-Залесского, родился единственный сын и внук. Он рос, окруженный с самого момента рождения любовью и заботой. Так было принято в их семье. Со временем вторая половина сложной для восприятия французским ухом русской фамилии исчезла. А оставшаяся стала звучать как Праслофф с благородной приставкой «фон» – сказались старые брауншвейгские корни семьи. Но русский дух, язык и традиции не ушли из семьи Праслофф. Между собой они всегда разговаривали на русском. Даже супруга Олега, и та могла сносно изъясняться на языке Пушкина и Тургенева. На деньги и бесценные фамильные драгоценности, вывезенные своевременно из царской России, дед основал строительную фирму, которая понемногу выросла до целой империи. Отец Олега достойно продолжил семейное дело и приумножил доставшийся ему капитал. Во время войны он был одним из руководителей Французского Сопротивления и многое сделал для победы над фашизмом. Именно здесь Олег встретил свою будущую супругу Лилиан, с которой счастливо прожил в браке более сорока лет. Она очень не любила врачей и старалась к ним не обращаться. Когда у нее выявили рак надпочечников, то было уже слишком поздно что-либо предпринять…

В родном Париже родился и их единственный сын Александр. Вернее, у них родилась еще и девочка. Но вскоре после появления на свет у нее диагностировали тяжелый врожденный порок сердца. Через шесть месяцев она умерла.

Александр с первых минут своей жизни стал центром их вселенной. Они его безумно любили, баловали. Мать была с ним постоянно, она старалась как можно реже оставлять ребенка с нянями. Отец выкраивал из своего очень плотного графика работы время для любимого ребенка. Мальчик не знал ни в чем отказа. Но, несмотря на это, вырос скромным, застенчивым, трудолюбивым, честным человеком.

Сегодня Олег Праслофф был одним из богатейших и влиятельных людей Франции. У него было все, что он желал! Почти все… Он мог все! Почти все… Он не мог единственного, что было ему действительно необходимо. Он ничего не мог сделать, чтобы найти и вернуть своих внуков. Своих единственных родных людей.

– Что вам ответили, мсье? – раздался в тишине голос помощника. – Они предпримут какие-то шаги?

– Франция ничем не может нам помочь, Ксавье, – усмехнулся старик. – Изменились времена, изменились люди.

– И что, они совсем ничего не будут делать?! – изумленно воскликнул собеседник.

– Почему?! Кому-то напишут… О чем-то попросят… – с сарказмом ответил Праслофф.

Ксавье видел, как тяжело его патрону произносить эти слова.

– Нет, так моих внуков не спасти! Надо что-то придумать, но я пока не вижу никакого решения. Просто не знаю… не знаю, что мне делать, что предпринять! – обратился он к Ксавье.

Подождав пару минут, помощник неуверенно заговорил:

– Месье, мне кажется… правда, это только предположение, у нас есть один шанс найти их.

Увидев, что старик смотрит на него с надеждой, Ксавье продолжил:

– Но он не здесь, мсье Праслофф! Это только мое предположение, тем не менее, учитывая сложившуюся обстановку, нам надо попробовать. Россия – ваша историческая родина. Вы немало сделали для страны своих предков. Не говоря уже о вашем вкладе в возвращение предметов искусства в Россию. Когда мы в прошлый раз были там, я понял, что россияне все помнят и ценят ваши дела. Мне кажется, именно Москва может протянуть вам руку помощи! Может, сейчас надо вспомнить о России? Эта страна, я думаю, не откажет вам.