Неидеальный Джон против неидеального мира

Возвращение Майкла

Энн не вставала с кровати. Не было аппетита и сил. Взрыв последних событий оставил после себя кратер апатии. Она даже не брала в руки телефон, не отвечая ни на какие сообщения, хотя Салли отправила ей их немало. Мисс Росс занимал белый потолок, на нем ей рисовались разные картины из прошлого. Все они были не самые светлые. Белый потолок отражал темные истории.

Редкие крики отца, его угрюмое, молчаливое лицо, и работа, бесконечная работа с документами. Энн его совсем не видела, он пропадал у себя в кабинете. Юридическая практика вынуждала мистера Росса держать в фокусе дела́ своих клиентов. Тогда девочка не понимала, что папа старается для семьи, ей были не важны документы отца, ей был важен сам отец, но он думал иначе. Для него работа с бумагами – проявление любви к дочери. И сейчас она это поняла, ей это объяснил белый потолок.

Во входную дверь вонзился ключ. Девушка тут же вернулась мыслями в квартиру. Ей показалось, что за это время пролетела вся ее жизнь. И даже не одна, а много маленьких жизней. Из небольших кусочков пазла собралась картина целиком, и Энн поняла, что без этих эпизодов она бы никогда не стала той, кто она сейчас.

На пороге стоял Майкл. Его плечи и вязаная шапка были в снегу. Он молчал. Энн смотрела на него растерянным взглядом и ждала, что скажет мистер Браун. С приходом парня атмосфера поменялась. Появилась какая-то легкость, словно у нее день рождения и Майкл принес долгожданный подарок. Энн расслышала тиканье часов, а после и гул машин за окном. Звуки и запахи стали возвращаться, будто до этого она находилась в вакуумном саркофаге.

– Извини меня, – произнес парень, склонив голову. – Это все из-за меня. Это я во всем виноват.

Девушка не сразу смогла разобраться в своих чувствах. С одной стороны, ей показалось, что она маленькая девочка и ее завели в загон к пони, а с другой – она не понимала, что ей с ними делать.

– Я вел себя как мудак! – добавил Майкл. – Я думал лишь о себе и своих желаниях. Мне было важно, чтобы ты любила меня и делала все, что я только захочу. Я на сто процентов был уверен, что ты всегда будешь такой, но я ошибался. Я забыл о твоих желаниях и поплатился за это. Извини меня.

Какая-то странная смесь эмоций вспыхнула в груди Энн. Противоположности встретились, и она оказалась зажатой между льдом и пламенем, между пустотой и людской давкой, между живым и тем, что больше не способно шевелиться. Ее пронзил коллапс. Мысли остановились, как останавливается огромный грузовик, ударяясь в бетонную стену.

– Мне стыдно за то, что я сделал. И в знак моей любви к тебе прими это кольцо как символ того, что я понял – ты достойна большего.

Майкл разулся, подбежал к ней на цыпочках, как танцор балета, и открыл красную шкатулку. На Энн смотрели золотое кольцо и провинившиеся глаза ее парня. Она прикрыла лицо руками, но не для того, чтобы скрыть слезы, – мисс Росс решила скрыть свое лицо, на котором могло прочитаться ее безразличие.

24 июня 1998 года

Мама заставляет меня убирать. Она хочет, чтобы в нашей комнате был постоянный порядок. Но мусорю не я, а Рик. Я ей говорю об этом, но она не верит. Ей вообще все равно. Она легко разрешает брату гулять, а мне можно лишь сидеть дома или в сарае у дяди Лукаса, что еще хуже. Она говорит, что Рик взрослый и ему можно дружить с пацанами со двора, а мне нет. Мама постоянно ругает меня, если дома что-то лежит не на месте, а Рику и слова не говорит. Всегда достается мне. Это нечестно.

29 июня 1998 года

Рик пришел поздно, а мама не придала этому значения. Он вечно шляется с Майклом до самой ночи, а мне даже и на секунду нельзя на улицу выйти. Мама говорит, что я еще маленький, хотя я младше брата всего на полтора года. Она считает, что Рик вырос быстрей меня, а я отстаю в развитии, поэтому она меня водит по врачам и хочет вылечить от какой-то болезни. Я чувствую себя хорошо, но она мне не верит. Даже врач сказал, что я здоров, но она и его заставила все перепроверить.

4 августа 1998 года

Мама потребовала, чтобы мне прописали таблетки. Она сказала доктору, что я непослушный и всегда чем-то недовольный. Она думает, что это ненормально. Непонятно почему. Я же всегда убираюсь и не ухожу дальше дома или сарая соседа. Надо мной даже смеялись друзья Рика. А когда он сказал, что я все еще мочусь в постель, его друг Майкл смеялся громче всех. Они меня очень разозлили, и я захотел их поколотить. Но вместо этого прибежал домой и залез под кровать. Там я пролежал два часа, пока не пришла мама. Я ей пожаловался на брата, но она не стала с ним разбираться и даже не подумала заступиться за меня. Зато она сильно поругалась, что я ничего не сделал по дому. Мне стало еще больней. Мама считает, что я все придумываю, но я не знаю, как объяснить, чтобы она поверила мне. Разбросанный мусор нельзя выдумать, он или есть, или нет, а вот плохие разговоры про меня невозможно принести в кармане домой и показать их маме. И это нечестно.

28 августа 1998 года

Что я наделал? Что же я наделал? Мне страшно! Я поступил плохо! Они меня разозлили, и я не выдержал. Когда мама придет домой, она меня отругает. Будет кричать и говорить, что я плохой сын и думаю только о себе. Будет глотать успокоительное столовыми ложками, смотреть на меня со злобой и вновь и вновь хвататься за сердце.

А если Рик умер? Тогда мне достанется еще больше. Мне страшно. Только я знаю, где они сейчас. Мне нужно их спасти. Когда они упали в колодец, я струсил и убежал, но мне нужно вернуться. Я должен спасти их, иначе мама будет орать, что мое место в приюте и что она откажется от меня. Она уже угрожала этим, когда я не слушался ее. А если я убил своего брата, она точно отдаст меня в детский дом.

29 августа 1998 года

Когда я помог им выбраться из колодца, Рик набросился на меня, как дикарь. А Майкл стал бить ногами так, что на мне не осталось живого места. Я выглядел хуже, чем Рик с Майклом. Они пролетели всего три метра и слегка поцарапались, а меня избили так сильно, что я сам больше походил на того, кого столкнули в колодец.

4 сентября 1998 года

Теперь Рик убирается дома. Мама разрешила мне спать у нее. Она очень заботливая. Я никогда не получал столько внимания. После того как соседи увидели нас вместе с братом и его другом, они начали выяснять, что произошло. И было видно, что я пострадал больше, чем Рик с Майклом. Взрослые предположили, что это я упал в колодец. Я даже не врал толком, а лишь согласился с их догадками. Они жалели меня и даже приносили домой пироги. Я почувствовал себя важным. Мне так понравилось быть окруженным любовью. Вместо криков мамы я почувствовал заботу. Она разрешила мне ничего не делать и лежать в кровати. Вот только Майклу очень досталось. Про брата я ничего не сказал, не хотел, чтобы мама расстраивалась, а Майкла сдал. Я рассказал, что это он меня толкнул. И что это он виноват в моих побоях. Мне поверили, у меня получилось отомстить за то, что он говорил плохо про меня и постоянно смеялся.

24 марта 1999 года

Вчера я проснулся от стонов. Они напугали меня. Рик спал, а меня тревожили чьи-то крики за стеной. Я долго не решался пойти посмотреть, кто их издает. Казалось, что крики были не взаправду. Они были какими-то ненастоящими. Я не слышал раньше ничего подобного, какой-то стон издалека, типа эхо в лесу. Набравшись смелости, я решил встать и посмотреть, что там происходит.

Когда я оказался на ногах, они сами понесли меня вперед. Тишина была зловещей. Страшной. И только крики и мычание разрушали ее. Мне думалось, что я не у себя дома, а в пещере. Я приоткрыл дверь в спальню мамы и увидел, как на ней лежит кто-то и кусает ее, как вампир. Она, обхватив его ногами, лежала на спине и даже не сопротивлялась. Стоны издавала мама. Я оцепенел и не мог сдвинуться с места. Я смотрел, как волосатое тело крупного мужчины било маму резкими движениями. Он мычал, а мама глубоко дышала. Они не видели меня. Я молча смотрел на них и пытался понять, что происходит. Мне казалось, что они во что-то играют, во что-то плохое, раз мне захотелось кричать, но я сдержался. Постояв несколько минут, я закрыл дверь и, не думая о том, что только что увидел, вернулся в кровать. Накрывшись одеялом с головой, я зажмурил глаза.

Утром на кухне с мамой сидел отец Паоло, священник. Я его видел раньше в церкви, но на нашей кухне – никогда. Он попытался поговорить со мной и с братом, но я не ответил ни на один его вопрос, лишь молча смотрел на его волосатые ноги. А вот Рик болтал с радостью, потому что священник подарил ему бейсбольную кепку Oakland Athletics.

5 мая 1999 года

Паоло живет с нами уже месяц. Постоянно чему-то учит и разговаривает так, словно он наш отец. Он не ходит в церковь, а сидит у нас дома, даже когда мама на работе, и пьет. Кажется, он пьет все, что больно кусает рот. Когда он выпьет, то становится грубым и то и дело ругает маму. Он говорит про нее гадости, что она спит со всеми подряд, обзывает шлюхой. А дядю Лукаса почему-то называет моим отцом.

2 июня 1999 года

Мама разбила нос Паоло. Он забрызгал всю ванную кровью, а потом она сгребла все его вещи и выкинула за дверь, сказав, чтобы катился куда подальше. Паоло смотрел на нее так жалобно, как смотрят щенята. Он и на меня поглядел так же. Мне стало его жалко, и я захотел, чтобы он остался. Даже почему-то заплакал. Но мама все равно била его, а он, скрючившись, стоял в коридоре и вытирал сопли с кровью. Я захотел вступиться за него, как Том Сойер за Гекльберри Финна.

21 августа 1999 года

Паоло сегодня приходил к нам и играл со мной и Риком. Он принес сладости и игрушки. Мне нравится Паоло, а маме, кажется, нет. Она на него кричит и говорит, что он бездельник и алкаш. Хотя он нравится не только мне, но и Рику. Притом что брату мало кто нравится, кроме Майкла. Сегодня с Паоло Рик радостно тараторил, как пулемет, а я просто их слушал. Со мной ни Рик, ни отец Паоло, ни тем более мама так не разговаривают. Они всегда или общаются друг с другом, или молчат, делая вид, что меня не существует. Конечно, мама раздает мне указы по дому, а так, чтобы просто поговорить, – никогда. Я чувствую себя одиноко. Мне кажется, что все вокруг играют в драчки, как Брюс Ли, радуются жизни и едят Hershey's, и только я никому не нужен.

24 марта 2002 года

Сегодня я встретил Паоло. Он сидел у церкви, где раньше принимал прихожан. Люди не обращали на него никакого внимания, а я обратил и подошел к нему. Он сказал, что я сильно вымахал и у меня огрубел голос. О волосках под моим носом он промолчал. А когда вспомнил про мою маму, завелся. Песня была старой – моя мама шлюха и сломала ему жизнь. Он сидел на земле, как калека без ног, но ноги у него были. Он сказал, что чувствует себя ужасно. «Страшный грех совершил я, когда пустил Оану в сердце свое» – такие были его слова. И еще: «Клин клином вышибают, и, чтобы выбить дурь из себя, на дно нужно мне опуститься и, оттолкнувшись, вынырнуть к Богу, Отцу нашему небесному».

Исповедь отца Паоло. Часть 3

Вчерашний звонок Джона что-то пробудил внутри Паоло, поэтому сегодня он стоял у дверей церкви. Бывший священник давно не появлялся здесь. Встреча с храмом Господним была такой же волнительной, как встреча со старой любовью. В конце 2002 года, из-за страстных и неконтролируемых чувств к Оане, Паоло уехал из Уэстфилда. Недалеко. В городок по соседству – Элизабет. Там он обрел покой, пошел работать на стройку, завел товарищей и еще сильней увлекся бейсбольной командой Oakland Athletics. Он собрал почти все карточки с игроками разных годов и раздобыл редкую бейсболку с автографом Джастина Дукшерера. С выпивкой он так и не завязал. Возможно, алкоголь помогал ему залечивать раны или затуманивать его мечты о приключениях.

Пыльные витражные окна возвышались над сутулым мужчиной. Он запрокинул голову. Длинный шпиль церкви уходил прямо в небо, как и его мысли о Боге. Он давно не говорил с Ним, давно не думал о Нем, держа крепкую обиду, как сын на отца.

– Вы вернулись? – мужчина не успел войти внутрь, как раздался голос молодого священника. На Паоло смотрел парень лет двадцати пяти.

– Твое лицо мне кажется знакомым, – ответил мужчина.

– Меня зовут Тони, Тони Джонс. А вы – отец Паоло?

– Тони… Ты же был хорошим другом Майкла?

– А теперь я хороший друг Господа.

– Давно я здесь не был, – сказал мужчина, крутя головой.

– Отец Паоло, многое изменилось, но тут все осталось прежним.

Бывший священник уже забыл о таком обращении к себе. Ему стало стыдно за свой внешний вид. Старые потертые джинсы и растянутый свитер расстраивали не так сильно, как опухшее лицо и большие мешки под глазами.

– Сынок, скажи, сюда все еще приходит миссис Рид?

– Каждую среду в обед, – ответил Тони. – Она верна Богу, как никто другой.

Последняя фраза, как шпага, кольнула мужчину, и ему стало не по себе. Он захотел выпить, но, сдержавшись, попросил исповедоваться. Молодой священник указал на исповедальню, и Паоло шаркающим шагом пошел к ней.

– Бог поступил несправедливо со мной, – начал Паоло. – Я больше тридцати лет служил Ему верой. Мое тело, моя душа принадлежали Ему. У меня ничего не было своего. Только Бог и любовь. Но Он решил проверить меня. Господь послал ко мне дьявола в платье и приказал влюбиться. Ему захотелось узнать, кто для меня важней: Он или сладостный соблазн, дарующий удовольствие. Бог придумал это испытание, и я не устоял. Я провалил этот экзамен. Об меня вытерли ноги, превратили в животное, и все это Он и Промысел Его. Я любил Его всем сердцем, а теперь ненавижу всей душой. – Мужчина заплакал.

– Ты прав, сын мой, – раздался молодой голос напротив. – Это все Промысел Божий, Его план ради исцеления души твоей. Все испытания – подарок небесный, развернув который ты получаешь освобождение души и любовь безграничную.

– Ты говоришь так же, как и я когда-то. Твои слова – набор звуков. Ты ничего не знаешь о жизни и испытаниях. Ты сидишь в своем дворце и ни черта не знаешь про жизнь. Выйди за пределы своего замка и поживи с мое, тогда увидишь, что Бог – это ребенок, держащий лупу над муравейником.

– Гнев говорит в тебе, потерял ты Бога внутри себя. Обида томится сильная, жжет грудь твою, вызывая страдания от неприятия Господа и Промысла Его благословенного.

– Я был слеп, я говорил так же! Возвышенные слова, красивые фразы. Бог то, Бог се! – Паоло выпрямился и стиснул зубы. – Ничего ты не знаешь о жизни. Ты не понимаешь, как женщина ростом с енота способна загнобить своих сыновей. Вменив им в вину, что те с самого детства сидят на таблетках и ищут радость в иллюзиях, создавая вокруг себя порядок. А они просто боятся столкнуться с реальностью, в которой родная мать хуже Сатаны. Ты не знаешь, как обыкновенная дырка между ног может сделать сильного мужчину рабом, бесхребетной амебой. Ты не понимаешь этого, потому что ты – сосунок в белой мантии! Зря я сюда приперся! Кроме злобы, у меня ничего нет.

– Гнев твой от лукавого. Искупи свои грехи – помолись и ступай с чистым сердцем в мир Божий, с любовью в душе. И будет тебе рай на земле!

– Тони, чертов ты говнюк, иди на хер. Ты не понимаешь меня! Меня никто не понимает! Когда ты в следующий раз увидишь Оану, скажи, что она свела с ума не только своих детей, но и меня. Что ее исповеди – полная чушь и ей уже ничего не поможет. Она – дьявол, и дьяволом помрет.

Паоло выскочил из исповедальни и быстрым шагом направился к выходу.

– Бог все еще внутри тебя, сын мой, помни это! – крикнул ему вслед молодой священник. – Просто обратись к Нему. Там, за твоей ненавистью, и живет Бог.