Неидеальный Джон против неидеального мира

Исповедь отца Паоло. Часть 2

– Тебе не кажется, что Джон обманывает нас?

– Паоло, не смей говорить такое. – Лицо Оаны Рид стало жестким. – Мой сын многое пережил, и ему сложно разобраться в своих чувствах.

Мужчина сидел за кухонным столом. На нем была мятая одежда. Лицо потеряло былое сияние, и вместо любознательности и тяги ко всему неизвестному оно источало усталость. Его взгляд напоминал взгляд испуганной косули, убегающей от стаи волков. В его сердце больше не было Бога, оно было пустым и темным. Солнце погасло внутри него. Очень быстро Паоло стал похожим на старика. Его сутулость стала более явной. В теле совсем не осталось энергии, словно кто-то за последние полгода выжал его как лимон, оставив лишь гнилую кожуру.

– А может, он все это выдумал?

Миссис Рид бросила мыть посуду и так грозно посмотрела на Паоло.

– Выдумал что? – женщина уперла руки в бока и приняла боевую позу. – То, что он весь покалеченный провел день в колодце? Или что уличная шпана постоянно распускала руки? Паоло, что из этого он выдумал? – Оана нахмурилась. – Рик помог выбраться Джону из колодца, а Лукас прогнал с фермы паршивых хулиганов. И все это было на самом деле.

На кухне воцарилась такая тишина, что при желании можно было услышать журчащую воду в трубах.

– Твой сын придумал все это, и ты это знаешь!

– Закрой свой рот! – крикнула миссис Рид.

Все морщины на ее лице стали такими явными, что в одну секунду она постарела на двадцать лет. Паоло привык к таким выпадам в свой адрес, и вместо того, чтобы ответить женщине твердым словом, он предпочитал сгладить углы своим молчанием.

Он никому ничего не сказал, когда покинул церковь. Он молчал, когда прихожане нашли его в квартире миссис Рид и попытались выяснить, когда отец Паоло вернется на службу. Мужчина предпочитал отмалчиваться и в конфликтах с миссис Рид. Она души не чаяла в своих детях, и некоторое время она относилась так же и к беглому священнику, но спустя четыре месяца совместной жизни сорвалась с цепи. Смотря на Паоло, Оана видела не одного мужчину – она находила в нем весь мужской род. Она мстила им всем, начиная от ее отца и заканчивая ее любовниками. Ее слова были резкими, как плеть.

– Я не хочу ничего слышать про Джона! – Она повернулась обратно к раковине и продолжила мыть посуду. – Если у тебя есть какие-то претензии, можешь собирать свои вещи и проваливать, дверь открыта.

Энн собирается уйти из дома

– И куда ты собралась? – Майкл загородил дверь, не давая Энн покинуть их съемную квартиру.

Девушка стояла с большими сумками. На лице ее читалась злость вперемешку с отчаянием.

Ей хотелось побыть одной, разобраться со своими чувствами. С появлением Джона все стало сложным и непонятным в ее жизни. Он стремился к порядку, а на деле устроил хаос. Энн ничего не понимала, а Майкл не понимал ее, поэтому давил до тех пор, пока та не взорвалась и не стала собирать вещи.

– Извини, я совсем не хотел, чтобы все так случилось, – сдался Майкл. – Все из-за того рыжего недоумка. Джо наговорил мне всякого, вот я и завелся. Наделал лишнего. Извини. Я просто приревновал тебя.

По лицу девушки потекли слезы, они разделили его на три части. Мисс Росс не понимала своих чувств. У нее выбило пробки, как при высоких скачках электрического напряжения.

– Если бы ты знала, сколько я всего пережил из-за этого говнюка. Джон – сын дьявола, не иначе. Он чемпион по брехне. Этот тип профессиональный лгун. И когда Джо сказал мне о том, что ты с ним, я просто озверел. – Майкл сполз на пол. Он оперся спиной на дверь и раскинул ноги по сторонам, словно собираясь заняться растяжкой. – С ним нельзя разговаривать. Его нужно только бить. Джон не человек, а отродье Сатаны. Его место в преисподней, и если не отправить его туда, то он сам устроит ад везде, где окажется.

На Энн смотрели две черные пуговицы, глаза Майкла провалились куда-то вовнутрь, став абсолютно безжизненными. Девушка не сразу разглядела, что ее молодой человек блуждает где-то в чаще своих воспоминаний. Ее свежая рана ныла и требовала помнить о себе, но она никогда не видела Майкла таким слабым, и это шокировало ее, вернув в реальность. Голова отказывалась работать. Энн не могла выстроить логическую цепочку, но что-то подсказывало ей, что нужно просто остаться дома. Просто посидеть рядом с Майклом и просто дождаться, когда мозг запыхтит и выдаст хоть какое-то решение.

– У тебя не было с ним ничего серьезного? – тяжело выговорил мистер Браун.

Энн разрыдалась. Ей стало тяжело на душе. Она почувствовала себя провинившимся ребенком. Энн вспомнила отца, как он отчитывал ее и ставил в угол за любую шалость. Девушка молчала, и в ее молчании читался какой-то секрет. Раскисший парень не сразу понял это. Он ждал ответа и в глубине души боялся услышать его. Майкл уже примерял на себя измену. Он считал, что легко сможет простить, если ему вдруг кто-то задумает изменить. Ему казалось, что он сильный духом, а люди со стальным характером склонны к милосердию.

– Так было что-то или нет? – прохрипел парень, словно уже зная ответ.

– Ты был холоден ко мне последнее время, – Энн смотрела в пол, – я чувствовала, что от меня тебе нужно только тело. Мне не хватает тепла, знаешь, такого простого человеческого тепла.

– Было или нет? – выкрикнул Майкл.

– Я хотела просто немного тепла. Мне нужна была близость. Понимаешь? – Энн хныкала. – Близость… Страсть. И Джон…

– Что Джон? Энн, что этот гребаный Джон? Траханый гондон!

– Я переспала с ним, вот что! – вытирая слезы, Энн подняла голову и посмотрела на Майкла. – Я его не понимала. Он себе на уме… и это заводило. Он говорил мало, почти всегда молчал, и меня это заворожило. Это все как наваждение. Понимаешь? Это колдовство. Его томный взгляд и тяга к мелочам… Я захотела узнать его поближе. Сперва неожиданный поцелуй, а дальше… Все так необычно…

Майкл завыл, как корабельная сирена.

– Если бы ты был теплей ко мне, я бы никогда не стала этого делать. Если бы ты был чуть внимательней. Если бы ты интересовался мной… этого бы не произошло.

Слова Энн служили розжигом в его костре боли. Майкл понял, что такое сгореть заживо. Он почувствовал себя мучеником, который должен был выдержать этот ад.

– Только не он, только не он, – мотая головой, твердил Майкл. – Кто угодно, только не он.

Раздался истерический смех. Майкл уже хотел выбежать из дома и просто идти по темным улицам холодного Нью-Йорка. Теперь ему нужен был свежий воздух, чтобы соединить эти кусочки пазла в общую картину.

– Это же Джон. Джон трахнул мою Энн, – отрешенно бормотал Майкл. – Он просто взял свой член и вставил его туда, где могу быть только я. Это моя Энн. Моя.

Для Энн слова ее парня звучали фоном, словно они не отсюда, будто они случайно смешались с общим гулом слов, как радио во время разговора.

– Это гребаный фильм. Я внутри фильма. Ха-ха! – прокричал Майкл, а потом вдруг заплакал.

Энн тоже поймала себя на мысли, что они внутри какой-то мелодрамы. Что скоро закончится эта картина и они смогут обняться как ни в чем не бывало.

– Но это не фильм, – приподнялся Майкл, его освежила эта идея, он словно собрался с силами и превратился в один большой кулак. – Это все взаправду. Ты спала с Джоном, и это больше никуда не денется. Он был в тебе. И это навсегда.

11 декабря. Утро

Назойливые волоски на моей шее уже не кажутся таким мерзкими. Неубранная постель, немытая посуда, помятая одежда – не так страшны, как раньше. Самое ужасное – больше не пережить вчерашних эмоций. Меня не интересует порядок, мне нужны прикосновения, объятия и секс. Я хочу Энн. Хочу держать ее в своих руках, хочу наслаждаться ее бархатным телом, изящными изгибами и утопать в ее упругости. Она произведение гениального мастера. И если существует Бог, то, создавая ее, Он сделал для нее исключение в сравнении с другими. Мир у Него вышел уродливым, наполненным страданиями и хаосом, а Энн совсем другое дело. Ее тело. Ее взгляд. Ее шелковистые волосы. И хотя она прятала свое превосходство за грязными джинсами и немытой головой, я смог добраться до ее секрета. До ее непревзойденности. Может, и весь мир такой же красивый? Может, и наша Земля лишь кажется неказистой, чтобы каждый человек мог найти ее изящность? Чувства к Энн заставили меня пересмотреть свои взгляды. Они украсили серое небо разноцветной радугой. Теперь окружающая реальность засверкала красками. Я вылез за черные контуры бесцветного альбома. Энн разбудила во мне то, что дремало, то, что я игнорировал и от чего убегал. Любовь. Отец Паоло, мама, дядя Лукас и школьный психолог, совсем не помню его имени, говорили, что любовь все изменит. Любовь все исцелит. Я чувствую это. Я слышу, как стучит мое сердце и как оно рвется к мисс Росс. Оно не терпит расстояния. Хочу, как клещ, прикрепиться к Энн и быть с ней. Но она ушла. Ушла потому, что испугалась. Я это хорошо понимаю. Ей стало страшно от такого шквала эмоций. Она слабая, а я сильный. Я смог стерпеть напор чувств. Он был мощным, как удар молота по груди, но я выдержал и остался на ногах. Теперь у меня жжет в солнечном сплетении, и это нормально. Так и должно быть. Это приятное чувство. Боль как кайф. Я выстоял. Я многое пережил, а Энн нет. Вот она и ушла. И еще ее парень, Майкл, мелкий говнюк, – временное явление. Он только и может, что распустить руки. Я сильней. Я был в колодце. Я видел смерть. Я жал руку дьяволу. А он нет. Энн будет моей. Она никуда от меня не денется. Даже если она струсит и постарается скрыться от меня, у нее не получится: мы работаем в одном кабинете. Поэтому я расслаблен. Я смогу что-нибудь придумать, а Майкл нет. Я буду стараться. Я произведу на нее впечатление, и это впечатление будет лучше, чем борцовские приемы этого урода.

Добрый пендель

Джон не опоздал на работу. Он был точен, как привокзальные часы. Кабинет пустовал, и парень занервничал, ожидая прихода Энн. Мистер Рид был сам не свой. Спокойствие сменилось дерганьем. Он был возбужден и не мог найти себе место. Джон то вскакивал с рабочего кресла, то садился обратно. Он не смог вспомнить, когда последний раз так себя вел. Даже в самое непростое время своего детства, в дни конфликта с Майклом и его дружками, он был собранней, чем сейчас.

Дверь открылась. На пороге стоял Лиам. Вместо Энн на Джона свирепо смотрел высокий мужчина, очень походивший на главаря итальянской мафии.

– Молодой человек, это вы что себе такое позволяете?

Мистер Рид стоял в центре кабинета в помятой водолазке и грязных коричневых штанах. Его волосы были растрепаны, глаза потерянные.

– Вы поймали звездную болезнь, мистер Рид? Демоверсия хорошего мальчика окончена? Эстетичный образ педанта, работа в срок в прошлом? Дальше нужно ввести код активации под названием «добрый пендель»? Я не думал, что с тобой у нас будут проблемы, мистер Рид.

– Я… – заикнулся Джон.

– Ты отравился? Или температурил? Ты это хочешь сказать? Ни я, ни мистер Хилл, ни один из топ-менеджеров MetLife не намерен слушать оправданий. В нашей компании нет такого понятия, как оправдание.

– Но я…

– Мистер Рид, ты лишь небольшой шурупчик в сложном механизме, и если ты выпадаешь из этой конструкции хотя бы на один день, то выпадаешь из нее навсегда.

Джону были неприятны слова Лиама. Он так хотел проявить себя, стать основным игроком, любимчиком боссов. Парню было важно доказать им и себе, что он не пальцем сделан.

– Мистер Рид, – далеко, фоном прозвучали слова начальника, – если ты еще раз появишься на работе грязный, если ты еще раз прогуляешь хотя бы один час, то я поступлю жестче, чем Итан Лонг.

«Итан Лонг, – повторил про себя Джон. – Я не рассказывал про Итана, откуда он его знает?»

– Ты спрашиваешь себя, откуда я знаю про Итана Лонга? – Лиам улыбнулся, будто он Шерлок Холмс, разгадавший сложную загадку. – У компании MetLife длинные руки, большие уши и серьезные связи. Не шути с нами, мистер Рид. – На этих словах мистер Стюарт захлопнул дверь, оставив, как хороший парфюм после себя, шлейф неизгладимого напряжения.

Джон заметил, что каждое появление Лиама заканчивалось какими-то эмоциями, то возвышенными, то подавленными. Видно, помощник финансового директора не зря получает зарплату, раз он способен так влиять на подчиненных. Он выжал Джона, как половую тряпку, и вселил в него сильнейшее чувство вины. Мысли об Энн отодвинулись на второй план, а если точней, то к переживаниям о девушке добавились и переживания от разговора с Лиамом.

Джон не хотел, чтобы его вышвырнули с работы, да и попасть в немилость к Энн он тоже не хотел. Но он уже нахимичил. Его уже отбросило на несколько шагов назад что с репутацией на работе, что в отношениях с мисс Росс.

Вспышки паники напомнили, как в детстве он оказался в колодце. Илистый грунт, в котором мальчишка утопал, стоило пошевелиться. Твердый камень со всех сторон. И ногти, сломанные до крови ногти. Джон пытался карабкаться, цепляясь за маленькие щели. Он пытался выбраться наружу. От дикого отчаяния не ощущая боли и не замечая усталости, он хватался за каждый выступ как за последнюю возможность жить. Джон был неутомим. Только когда в темноте под собой увидел сидящий силуэт, от ужаса он сдался и упал без сил. Его накрыло водой. Густая жижа обняла уставшее и израненное тело. Но парень не торопился выныривать, боясь увидеть того, кто был с ним. Чья-то нога уперлась ему в руку, а потом и в голову. Джона охватил животный страх, и холод пробежал вдоль всего позвоночника. Он и раньше видел зловещие силуэты у себя в комнате, но рядом был Рик, и присутствие старшего брата успокаивало его, а теперь не было никого. Только он наедине с чем-то жутким…

Джон открыл глаза и вернулся в кабинет. Никого. Мистер Рид и его чувства. Сложные, запутанные чувства. Парень очень сильно захотел, чтобы рядом была Энн. Он вдруг обнаружил, что только она способна спасти его от чудовища в холодном колодце.

Джон маялся, ходя кругами по офису. Если бы на нем были Apple Watch, показатели активности побили бы дневную норму любого олимпийского чемпиона. Сердце Джона билось с частотой сердцебиения мелкого грызуна. Мистер Рид ждал Энн. Каждый миг казался бесконечностью. Парень застрял в секундах. Время растянулось, как жевательная резинка, и ничего не могло вырвать Джона из повторяющегося момента. Он хотел упасть и завыть, но каким-то чудом все еще держался на дрожащих ногах. Его руки зудели. Он то и дело доставал телефон и смотрел на время. Мистеру Риду хотелось прикончить пару минут, и он вспомнил про маму.

Он не звонил ей уже больше полугода и не помнил, что мешало ему это сделать. Может, забота о ее чувствах. Может, зацикленность на себе. Может, ревность к Рику. А может, что-то другое.

Парень был очень занят своими чувствами. Каждый день был для него таким же сложным, как для зебры в период охоты львов. Отношения с мамой ушли на второй план. Он даже перестал о ней писать в ежедневных заметках, но сегодня был особый случай. Сегодня Джон дошел до края и больше не мог терпеть. Жизнь превратилась в агонию, и последнее, что он мог сделать, – позвонить маме. Он решил прибегнуть к последнему своему пристанищу – к материнской любви. Джон набрал номер. Раздались долгие, протяжные гудки. Электронные звуки почему-то заставили нервничать. После них должен был прозвучать женский голос – возможно, самый важный голос в его жизни. Голос человека, с кем он давно не разговаривал, и того, кто был готов выслушать его, несмотря на расстояния и любые поступки. По крайней мере, так казалось.

– Джон? – оборвала тоскливые гудки миссис Рид. – Я же тебя просила никогда больше не звонить мне.

Энн остается без работы

Мисс Росс рыдала в кровати. Перед ней стояли сумки. Она не разобрала их после вчерашней попытки уйти от Майкла. Майкл ушел от нее сам. Он не выдержал. Молодой человек сперва долго успокаивал Энн, а после того, как ему все же удалось уложить ее, сам уснуть не смог. Долго ворочаясь, он выкурил целую пачку сигарет, сделав из квартиры кальянную. Когда табак закончился, он, хлопнув дверью, покинул дом.

Утром пришло СМС от мистера Стюарта: «Мисс Росс, вы уволены». Сперва она подумала, что это розыгрыш или какая-то ошибка. Но после того как несколько раз перечитала сообщение, слезы градом полились из глаз, превращая подушку в мокрую губку для мытья посуды. Энн не плакала, она рыдала. Вообще странно, что с появлением Джона в ее жизни она стала часто лить слезы. Раньше такого не было. Может, мистер Рид сам постоянно плакал и заразил ее этим так же, как заражают гриппом?

Девушка окончательно запуталась. Она почувствовала себя шерстяным клубком в когтях озорного котика. Мир Энн погрузился во мрак. Судьба прокатила ее на паровозике под названием «Следующая остановка будет еще хуже». Энн уже стала подозревать, что на нее наслали порчу или еще какую магию. Другого объяснения всей херни, которая с ней случилась за последнее время, не находилось. Или Майкл прав, и Джон сын Сатаны, или ей перешла дорогу не одна черная кошка, а целый помет.

Увольнение-2

– Но мам! – воскликнул Джон.

Миссис Рид положила трубку. Парня затрясло. Мать сделала ему фаталити. Добила его, и Джон упал на пол и завыл. Такой протяжный вой можно услышать в лесу в полнолуние. Коллеги подумали, что сработала пожарная сигнализация, и только после того, как прислушались, поняли, что «сирена» раздается из дизайнерского кабинета.

– Проваливай ко всем чертям! – вбежал мистер Стюарт. – Мы серьезная организация, а не детский сад.

– Вы не понимаете… – прохлюпал Джон.

– Я и не собираюсь ничего понимать. Воешь тут, как школьник, который получил ремня от бати. Нам такого не надо!

Лиам Стюарт скинул со стола на пол все принадлежности Джона и, схватив его за шкирку, вытащил в коридор. Тот ничего не успел понять, как уже стоял в лифте, помятый и заплаканный.

История повторилась, только роман с MetLife длился куда короче, чем с предыдущим местом работы. Джона ждала пустая квартира. Фильм Уэса Андерсона. И возможно, уборка. Он не мог поверить, что с ним произошло такое. Или Энн ведьма, или кто-то сглазил его. Другого объяснения своему состоянию он не находил.

11 декабря. Вечер

Я проплакал весь день. Телефон дрожит в руках, но мне ничего не остается, как сделать запись. Это единственное, что меня еще может успокоить. Мне плохо. Мне так плохо, что хочется умереть, потому что я не знаю, зачем мне оставаться тут. Мир – полигон. Бог испытывает на мне свое оружие.

***

Энн: Бог испытывает на мне свое оружие.

Салли: Ты же знаешь, чувства пройдут и тебе будет легче. Потом ты будешь вспоминать об этом с улыбкой. У тебя же уже такое было.

***

Со мной никогда не происходило ничего подобного раньше. Это пик боли. Если боль усилится еще хоть на йоту, то смерть наступит от шока.

***

Энн: Мне так плохо, что следующее, что может произойти со мной, – смерть от болевого шока.

Салли: Дорогая, это пройдет. Пройдет, ты слышишь меня?

***

Мне кажется, что я всегда чувствовал нечто подобное. Просто я забыл об этом, а сейчас вспомнил. Я уверен, что этот ад со мной теперь навсегда. Я не смогу без Энн и работы, от которой меня прет, прожить и дня. Теперь я узник этих чувств. Без Энн и работы мне будет худо.

***

Энн: Мне кажется, что это навсегда. Майкл не простит меня, и на работу не примут обратно. Я в заднице. И что-то нужно делать. Что-то, но я не знаю что!

Салли: Подруга, я с тобой! Ты слышишь? Я с тобой! Теперь я могила, я буду держать язык за зубами и делать все, чтобы ты никогда больше не попадала в такие жуткие истории.

***

Помимо Энн, от меня отвернулся последний человек, который был мне дорог. Моя мама. И я даже не знаю почему. Она просто не хочет со мной говорить… Почему?! Неужели она так обиделась на меня из-за того, что я ей долго не звонил? А может, дело в чем-то другом?

***

Салли: Я никогда не отвернусь от тебя, потому что ты мне дороже всех. Даже дороже Джо.

Пьяный Паоло

Потемнело. В Нью-Йорке загорелись сотни огней, но Джон не видел их. Его окно выходило на темную подворотню, где, скорее всего, мелкие дельцы толкали дурь. С момента переезда Джон только один раз посмотрел в окно, и ему не понравилось, что он там увидел. Поэтому, чтобы не тревожить себя, он зашторил его плотными занавесками.

Парень сидел на полу и последние три часа рассматривал узкую трещину на паркете. Она была как волосок, но в глазах Джона выглядела бездонной пропастью, разделяющей скалу на две стороны: тихая и спокойная жизнь на одной и бесконечное мучение на другой. Он пытался понять, как перешагнуть через эту пропасть и вновь успокоиться. Теперь он считал, что последние годы жизнь не была такой ужасной. Парень привык к мелким неудобствам и научился быть в тонусе в этом сложном мире. А последние события настолько выбили из колеи, что Джон почувствовал себя поездом, сошедшим с рельсов. Мистер Рид не шевелился, плечи повисли, словно невидимый кукловод отпустил все нити, а перед глазами летала сотня черных точек.

– Паоло… Паоло… – заторможенно взяв телефон, бубнил Джон. – Мне нужно позвонить Паоло. Он же мой отчим, он поможет… Паоло…

Бывший священник был пьян, когда раздался телефонный звонок. Он лежал в настолько маленькой и грязной комнате общежития, что она больше походила на хлев. Паоло не сразу понял, откуда раздается писклявое кряканье.

– Алло. Алло, – протирая глаза и собирая ворох мыслей в одну картину, испуганно произнес Паоло. – Кто это? Алло.

Джон тяжело дышал. Ему сложно было что-то сказать. Слезы потекли по его лицу. Парень не слышал этот голос очень давно, словно произошел сдвиг временных плит и он оказался в прошлом.

– Вилл, я верну тебе долг! Верну! Как встану на ноги! – промямлил Паоло. – Ты же знаешь, у меня сейчас непростое время. Вилл! Вилл, это ты?

Паоло попытался приподняться, но, угодив в собственную блевотину, улегся обратно на твердый матрас.

– Вилл, я верну! – повторял Паоло, борясь со своей слабостью.

– Это Джон! – собравшись, произнес мистер Рид.

Рыжий парень лежал на шерстяном ковре в центре своей квартиры. Разбросав ноги по сторонам, он зажмурил глаза, пытаясь остановить водопад слез.

Пьяный мужчина снова попытался приподняться, но у него ничего не вышло.

– Что за Джон? – проскрипел Паоло.

– Рид, Джон Рид. Вы очень давно сказали мне, что клин клином вышибают. Так вот, это неправда.

Священник стал крутить головой, но слабая шея не смогла справиться с движениями, и голова скатилась набок, словно теннисный мяч на пружине.

– Значит, ты не Вилл?

– Нет. Я Джон Рид.

– Если ты тот самый Джон, сын Оаны Рид, то катись ко всем чертям, мелкий говнюк! – прокряхтел Паоло сорванным голосом, точно он только что вернулся с бейсбольного матча Oakland Athletics, где активно болел за команду.

Мужчина уже собирался нажать кнопку сброса, как Джон его остановил:

– Что с моей матерью? Почему она не хочет разговаривать со мной?

– Сынок, ты меня не услышал? Я тоже не собираюсь с тобой трепаться, – медленно сказал тот железным голосом. – Твоя мать – сучка, а ты сын сучки, и брат твой такой же. Хоть и Господь Бог, Отец наш небесный, поступил с ним неважно.

С третьего раза у Паоло все же получилось приподняться. Он сел, и одна из пружин прохудившегося матраса уперлась ему в ногу. На тумбочке стояли пустые бутылки, забитая окурками пепельница и потертая книга «Приключения Гекльберри Финна». В комнате не было окон, и, чтобы понять, сколько времени, Паоло пришлось отвести телефон от уха и взглянуть на экран. Полдесятого. Он проспал всего два часа. У него в запасе было еще восемь, поэтому мужчина решил использовать это время с пользой, опрокинув стаканчик. До работы должно было выветриться.

– Что случилось с Риком? – простонал парень.

– Джон, ты пьешь таблетки?

Тот ничего не ответил, но вспомнил про упаковку Abilify в шкафу на кухне.

– Ты же долбаный шизофреник. Я сразу это понял и сказал об этом твоей мамаше, но она ничего не хотела слышать, твердя, что шизофреник я, а не ты.

Паоло отпил ядреной настойки из полупустой бутылки, словно это не пятидесятиградусное пойло, а грушевый лимонад.

– Ты выкидывал такие номера, что сам Алистер Кроули, главный пропагандист сатанизма, может показаться пушистым зверьком, – произнес Паоло. – Из-за своей ревности к брату ты заставил всех поверить, что его друг Майкл Браун постоянно бьет тебя. Ты бил себя сам, как в «Бойцовском клубе», чтобы тебе поверили. И моя любимая из твоих выдумок – история с колодцем. Ты толкнул Рика туда, а сам убежал, желая, чтобы он там сгнил.

– Это неправда! – прокричал Джон.

– Ты не учел одной маленькой детали: Майкл был рядом, и, когда ты скрылся, он вытащил Рика, но тебя это не остановило. Ты наплел своей мамке, что сын Браунов бросил тебя в колодец. Ты знал, что Оана души в тебе не чает. Больно ты напоминал ей своего папашу – живодера, которого она не могла забыть. – Паоло отпил смурдяги. – Больная стерва!

– Паоло, из нас двоих ты шизофреник, это тебе нужно пить таблетки, а не мне.

– Сынок, знаешь, почему мать не хочет с тобой разговаривать?

Джон промолчал, сжав зубы.

– Отец Тони – школьный психолог, и это он тебе посоветовал вести дневник. Когда ты уезжал, он был при тебе, такой черный с красной повязкой. Открой старые записи и попробуй понять, что я имел в виду под «клин клином вышибают», – договорил Паоло и бросил трубку.