История одного города, или Жизнеописания замечательнейших обезьян

Фемистокла я потом лично допрашивал с пристрастием, и тот выдал Прокофия. Однако двух зачинщиков было мало, посему мы принялись допрашивать с пристрастием и Прокофия. Вышли на трёх квартальных, о которых я опрометчиво забыл, после ещё на других и ещё на других. Главенствующей фигурой, однако, всё равно был Фемистокл. Я спрашивал, признаёт ли он меня за градоначальника, но оный лишь отрицательно крякал-брякал по-свойски. Стали пороть, но, трясясь и вопя, смутьян так же стоял на своём. Начали палить, а Фемистокл, выплясывая под пулями, так и противился. Тогда было решено запалить обезьяну, пока не помре.

После того, как Фемистокл приказал долго жить, я в сию же минуту приступил к письму заведующему цирком, и уж не более, чем через месяц, обезьяна прибыла в город. Она оказалась столь же маленькая, сколь и прошлая.

Придя к выводу, что источником поразительной сообразительности Фемистокла являлось его умное имя, новоприбывшего славного животного я назвал Ивашкой. Ивашку, по так точно и не определённой причине, сразу же невзлюбили. То ли от того, что недавно обезьяна зачинила бунт (однако сие преждевременно исключено, так как глуповцы не супротив воли шли, да и вообще до бунтов охотливы), то ли от того, что позабыли совсем об этих братьях наших меньших (что также исключено, так как даже самые беспамятные обыватели и то поговаривали о почившем примате), то ли от того, что нынешнее имя мохнатого жителя им показалось чересчур простым (сей же версии я и держусь, однако считаю, что истинная причина кроется в каком-то ином предмете, который, при всех стараниях, я так и не сумел отыскать).