Ирисы Негева

* * *

Мальчишка на пассажирском сиденье заерзал и начал капризничать. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как смешно он хмурит веснушчатый лоб.

– Когда мы уже приедем?

Худощавый мужчина в поношенном сюртуке покачал головой и сказал:

– Потерпи, сынок. Ничего не поделаешь. Пробки.

– Но почему именно сейчас? Когда мы едем в зоопарк? Ни часом раньше или позже!? Ведь так мы никуда не успеем.

– Успеем. Если небесам будет угодно.

До светофора оставалось еще несколько километров, но в голосе отца звучало столько уверенности, что я невольно прикусил губу, чтобы не возразить. В полосе для такси укладывали новый асфальт, и нам пришлось ехать в общем потоке, который едва двигался.

Мальчишка подпер кулаком щеку.

– Но почему бы Богу не захотеть, чтобы пробок не было вообще?

– Видимо потому, что тебе лучше приехать попозже.

– Но ведь все остальные уже там!

– Остальные – это не ты.

Мальчишка поправил сползающую на затылок кипу.

– Лучше бы я поехал с мамой…

По лицу мужчины пробежала тень.

– Ладно, – сказал мальчишка. – Извини. Просто почему со мной вечно что-то случается?

– А почему с хорошими людьми случаются плохие вещи?

Мальчишка задумался.

– Не знаю.

– И никто не знает.

– Почему «никто не знает»?

– Потому что, если бы мы знали причину – нас бы все устраивало. А Он, видимо, ждет от нас другого.

– Чего?

– Чтобы мы не переставали задавать вопросы.

* * *

Они вышли у зоопарка. Я смотрел им вслед, и пытался вспомнить, какие истории рассказывал мой отец.

Их было не так уж и много. Он ушел, когда мне исполнилось семь. С тех пор я виделся с ним всего несколько раз. Один из них – когда мама продавала квартиру. Тогда ему пришлось приехать, подписать какие-то документы. Мы встретились возле нашего подъезда, и он спросил:

– Уезжаешь?

– Угу.

– Что-то получше Израиля придумать не мог?

– Получше? – переспросил я.

Он как-то странно посмотрел на меня и больше ничего не сказал. На этом наша короткая встреча закончилась.

* * *

– На этот раз все кончено, – девушка держала телефон у уха и смотрела в окно. На ее запястье поблескивала золотая цепочка. – Говорю тебе. Это был последний раз.

Она подсела возле зоопарка. Сказала, что ей нужно как можно быстрее попасть на автобусную станцию.

На вид ей было лет двадцать пять. Она выглядела немного подавленной и отстраненной. Ни на что вокруг не обращала внимания. Говорила сбивчиво и невпопад.

Взглянув на нее, я поймал себя на мысли, что она кого-то мне напоминает. Только кого – хоть убей, не помню.

На светофоре я снова посмотрел на нее в зеркало заднего вида и вдруг осознал, что мне сложно отвести взгляд.

Длинные волосы медово-пшеничного цвета. Светлая кожа с теплым подтоном. И выразительные глаза цвета зеленой дымки.

Мы точно где-то виделись. Только где? Когда? Не помню.

Черт возьми, что у меня с руками? Почему ладони такие мокрые? И по спине будто пробежал холодок?

– Мы ничего не обсуждали, – сказала она в трубку. – Я просто оставила ключи и ушла.

Зажегся зеленый. Сзади начали сигналить.

Я тронулся с места и попытался собраться.

Нужно просто делать свою работу. Крутить баранку. Ни о чем не думать. У меня есть дом. Полина…

Но ни на какую автобусную станцию ехать мне не хотелось. Хотелось остановиться и сказать, что…

Да, в общем-то, и неважно, что именно. Главное – говорить. С ней.

– Вещи заберу на следующей неделе. Пока поживу у подруги, – сообщила кому-то девушка. – Хотя бы не буду опаздывать на репетиции.

Во мне гудел целый рой невысказанных слов. В другой ситуации, они, наверное, могли бы что-то значить. Но в данный момент я довез ее до места, так ничего и не сказав.

Девушка вышла из машины.

Я помог ей достать ей чемодан.

– Спасибо, – мягко произнесла она.

Я увидел свое отражение в ее глазах.

– Не за что.

Пока она искала в портмоне наличные, я мельком увидел имя на ее кредитке. Нескольких секунд хватило, чтобы я прочитал его. А прочитав, едва не выронил чемодан из рук.

* * *

Это ведь она! Девушка из радиопередачи!

«Old town rain».

* * *

Строка поиска:

Моран

Результат выдачи:

Женское имя. Состоит из букв Мем, Вав, Рейш, Нун.

1. «Моран» – означает «калина».

Какая еще калина в Израиле? Хотя, может где-нибудь, да и растет.

2. Второе значение – «учительница». От «морэ» – учить.

Ну и чему-то это должно меня научить? Чему-нибудь же, наверное, должно?!

* * *

– Матвей?

Голос в трубке был мне незнаком.

Я приготовился сбросить вызов, ожидая услышать предложение о новом тарифе связи или современном пылесосе, но не успел.

– Это следователь Алан Горелик. Тебе удобно говорить?

– Следователь?!

– Управление полиции по Северному округу.

– Что-то случилось?

– Не знаю. Но хочу разобраться.

Я промолчал. Начало разговора мне уже не нравилось.

– Откуда у тебя мой номер?

– Мне дал его сержант Шираби.

Ах вот оно что. Эта фамилию я помнил. Полицейский с площади.

Мой собеседник дал мне несколько секунд на осмысление этой информации. Затем спросил:

– Мы могли бы встретиться?

– Зачем?

– Дело, как ты уже, наверное, понял, касается инцидента возле кафе «Санабрия». Знаешь, где мы находимся?

– Да.

– Отлично.

– Но я вроде все рассказал сержанту.

– Много времени это не займет. Обещаю.

– А вариант «отказаться» у меня есть?

– Рассматривай это скорее, как просьбу. Оказание помощи следствию.

– Ладно, буду у вас через час, – я взглянул на часы. – Устроит?

– Прекрасно. Как подъедешь, скажи, что ко мне.

Бред какой-то, подумал я и отключился.

* * *

В моем представлении кабинет следователя всегда ассоциировался с гнетущей атмосферой каких-нибудь карательных организаций, где суровый, как закон военного времени, начальник, одним своим взглядом выбивает из человека чистосердечное признание. На деле же, кабинет, в котором я оказался, скорее напоминал офис проектировщика или специалиста городских служб. В половину стены – подробная карта города и окрестностей. По углам железные стеллажи с выдвижными ящиками. На каждом – аккуратное окошко с подписанной этикеткой. Несколько современных мониторов. Массивный, широкий стол. Залитое солнечным светом окно, в которое врывается уличный шум.

Увидев меня, следователь привстал с кресла.

– Спасибо, что нашел время.

– Не за что.

Мы пожали руки, и он снова сел.

– Итак, я здесь.

Алан кивнул. Затем положил ладони на стол и с улыбкой уставился на меня.

– Надеюсь, это поможет нам разобраться в том, что произошло.

– Я бы с удовольствием посидел бы тут час-другой. Но у меня сдельная оплата. Сколько заработал, столько получил. Пока мы тут болтаем, время идет.

– Насчет этого не волнуйся. Все издержки мы оплатим. Сегодняшнюю смену, ты считай, покрыл.

Удивительная щедрость, подумал я. Что же их заставило так раскошелиться?

– Кофе? – предложил следователь.

– Можно.

Я ожидал, что он нажмет кнопку громкой связи, попросит кого-нибудь принести кофе, а сам примется плести паутину якобы непринужденной беседы. Но вместо этого следователь вышел сам, оставив меня в кабинете совершенного одного.

Тут ведь наверняка есть какие-то секретные документы, подумал я. Как он может доверять незнакомому человеку? Или ему интересно, как я поведу себя, оставшись один? А, может, ему просто все равно, и он отправился за кофе безо всякой задней мысли?

Через пару секунд Алан вернулся.

– Забыл спросить, сколько сахара? – как ни в чем ни бывало, спросил он.

Сколько сахара? Серьезно?!

– Спасибо. Я без.

Следователь снова ушел. А я несколько секунд отрешенно пялился в карту города. Маленькие кварталы, большие. Какие-то квадратики, нарисованные от руки кружочки.

На столе зазвонил телефон. Его громкий звонок отозвался внутри меня тревожным предчувствием. Телефон звонил и звонил. Прежде чем он смолк, я насчитал шестнадцать длинных трелей.

– Не знаю, что ты предпочитаешь, – сказал следователь с порога, – поэтому взял двойной эспрессо.

– Спасибо.

Алан придвинул мне бумажный стаканчик, потом подошел к окну. Он выглядел немного усталым, но производил впечатление уверенного в себе человека. Если бы я не знал, где мы находимся, то подумал, что он хочет продать мне страховку на машину.

– Кофе, конечно, так себе, – он отпил из своего стаканчика, – но за неимением лучшего…

Я промолчал.

– В «Санабрии», наверняка, готовят лучше?

Ну, похоже, началось.

– Не пойму к чему этот вопрос.

Следователь постучал пальцами по подоконнику, и, глядя куда-то мимо меня, спросил:

– Кстати, знаешь, откуда это название – «Санабрия»?

Его манера игнорировать мои вопросы начала меня раздражать. Но я все же ответил:

– Что-то испанское?

– Точно. Область на западе Испании.

– Спасибо за урок географии.

– Видимо, владельцы кафе родом оттуда.

Я попробовал кофе. Он оказался вполне сносным.

– Давай напрямую. О чем ты хочешь узнать? О моих связях с Аль-Каидой?! Или кто там устроил эту резню возле кафе?

– Пока никто не взял на себя ответственность. Видимо, это был одиночка, – Алан перестал стучать по подоконнику. Взглянул на свои пальцы, будто хотел удостовериться, что ногти аккуратно подстрижены, а затем добавил: – Но меня интересует не террорист.

– А кто же?

– Тот парень, музыкант.

– Хм…

– Что можешь сказать о нем?

– Парень, как парень. Видно, талантливый. Но такие редко пробиваются. Так и остаются уличными музыкантами.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что талантливые люди полны сомнений, а идиоты полны уверенности.

– Интересное мнение.

– Это Буковский. Немного искажённая цитата. Но, по сути, верная.

– Ясно. Есть ещё что-то, что ты хотел бы добавить?

– Да больше, наверное, ничего. Видимо, не робкого десятка этот гитарист, раз пошел против ножа.

Следователь перевел взгляд на меня.

– Иными словами, ты с ним не знаком и никогда раньше не встречался?

– Нет, конечно.

Произнеся эту фразу, я почувствовал легкую неуверенность.

Так ли уж это очевидно? Откуда у меня чувство, будто я где-то видел этого парня? И почему даже мелодия, которую он играл, показалось мне знакомой?

Вслух я, разумеется, ничего не сказал. Но мой собеседник, кажется, уловил перемену в моем лице.

– И ты готов подтвердить это документально?

– Если кто-нибудь потрудится объяснить, что происходит.

Минуту мы молча пили кофе.

В какой-то момент мне стало наплевать, что будет дальше. Если смену мне действительно оплатят, то пусть следователь молчит, сколько влезет. Хоть до самого вечера.

Я зевнул и потер глаза.

Алан допил кофе, смял стаканчик и швырнул его в урну.

– В совпадения веришь? – спросил он, вновь усевшись за кресло.

Вопрос слегка сбил меня с толку.

– Не очень.

– Вот и я тоже. И раз уж мы с тобой оба в них не верим, придется объяснить одну простую вещь.

– Какую?

– Видишь ли, специфика нашей работы такова, что мы обязаны установить и внести в протокол личности всех участников происшествия. И не только участников, но и свидетелей. Так уж все устроено. Мы обязаны расписать все по минутам. Восстановить, так сказать, цепь событий. И как раз с этим у нас возникла проблема.

Я выдержал его испытующий взгляд, не отводя глаз.

– Проблема, прямо скажем, несколько необычная, – Алан почесал мочку уха. – С момента происшествия прошло уже несколько дней… Но на этого музыканта мы не нашли ничего. У него нет ни удостоверения личности, ни водительских прав, ни медицинской страховки, ни банковской карточки. Можно было бы предположить, что он нелегал, но до того, как впасть в кому, парень говорил на прекрасном иврите.

– В кому?

– Да. Слишком большая потеря крови. Задеты жизненно важные органы.

Я глубоко вздохнул.

– И никто не пришел его проведать, не поинтересовался как он?

Следователь мотнул головой.

– Ни одна живая душа. Ни друзья, ни родственники. Никто, кто мог бы пролить свет на то, откуда этот парень взялся и кто он такой.

– Кстати, хотел спросить…

– Валяй.

– У него линзы или действительно разные глаза?

– Разные. Гетерохромия.

– Надо же…

– Довольное редкое явление. Встречается менее чем у одного процента населения Земли. Причем у мужчин еще реже, чем у женщин. Но даже наличие столь яркой приметы нам не помогло. Мы разослали его приметы организаторам фестивалей, продюсерам и музыкальным критикам, – Алан вновь посмотрел на свои ногти. – Никто его не вспомнил.

Я вздохнул. И молча ожидал продолжения.

– Знаешь, я вел много дел… – продолжил следователь. – Приходилось сталкиваться со всяким. Наркоманы, психи… Но этот парень не похож ни на тех, ни на других.

– Я тоже так думаю.

– Почему?

– Он защитил людей от террориста. Для этого нужна решительность. И какая-то внутренняя цельность.

Алан кивнул.

– Согласен. И это подводит нас очень важному и неразрешенному пока вопросу.

– Какому же?

Следователь накрыл одной ладонью другую и, не отводя взгляда от моего лица, сказал:

– Почему перед тем, как отключиться, из всех родственников и близких, этот парень назвал нам твое имя?

Глава 3

Выйдя из участка, я открыл на телефоне поисковик.

Гетерохромия: различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза или разная окраска различных участков радужной оболочки одного глаза. Является результатом относительного избытка или недостатка меланина.

Меланина?

Я перешел по ссылке, выяснил, что это такое, и вернулся к статье.

В 90 % случаев эта патология вызвана наследственностью, однако встречаются случаи, при которых формирование гетерохромии вызвано различными заболеваниями и механическими повреждениями.

Прокрутив страницу вниз, я достал из пачки сигарету, зажал ее губами, но прикурить забыл.

Название «гетерохромия» происходит – от слияния греческих слов ἕτερος – «иной», «различный», χρῶμα – цвет.

Существуют разнообразные мифы, связанные с появлением такого дефекта. В древности люди сторонились, или напротив, преклонялись перед обладателями гетерохромии, считая их посланниками высших сил.

Прекрасно, подумал я. Просто замечательно.

* * *

Дом встретил меня настороженной тишиной. В квартире было так тихо, что я слышал, как тикают стрелки часов. Обычно Полина всегда приходила первой. Но сегодня я ее опередил.

Закрыв за собой дверь, я прошел на кухню. Выпил залпом стакан воды. Налил второй.

На столе стоял все тот же букет ирисов. Хрупкие и нежные цветы. Их насыщенный фиолетовый цвет притягивал взгляд. Я с удивлением обнаружил, что если смотреть на них достаточно долго, то мысли перестают скакать с темы на тему. Даже дыхание становится ровнее.

С того дня, когда Полина купила их, ни один цветок не завял. Только листья чуть тронула желтизна.

Я выплеснул воду и налил в тот же стакан виски. Добавил пару кубиков льда. Рановато для меня, но за руль я сегодня уже не сяду. Чек от управления полиции – в бумажнике. Так что насчет денег можно не беспокоиться.

Я сделал небольшой глоток. Солодовый, слегка дымный привкус обволок горло.

Итак…

Что сказал следователь? И еще важнее: что он не сказал?

Об этом я могу только догадываться.

Главный вопрос: зачем музыканту понадобилось указывать мое имя? И откуда оно вообще ему известно?

Уравнение с несколькими неизвестными. Только это не школа. И списать тут не у кого.

Все это похоже на чей-то дурацкий розыгрыш. Вот только чей? И кому он понадобился?

В стакане, потрескивая, плавился лед.

Интересно, что бы об этой истории сказала Полина?

Наверняка, я что-то упускаю.

Почему я не рассказал ей, что был в кафе, когда произошел теракт? Не хотел, чтобы она волновалась? Или дело в чем-то другом? Как бы там ни было, теперь это уравнение придется решать самому.

* * *

В то лето, когда мы познакомились с Полиной, к Земле приблизилась комета. Она подлетела так близко, что ее стало видно невооруженным глазом. Особенно в предутренние часы, когда на горизонте появлялись первые проблески рассвета. С виду – яркая звезда. А за ней – длинный шлейф синего цвета.

Величественно и холодно. Так она выглядела.

Настоящая находка для любителей снимать ночное небо.

Шумиха вокруг кометы продолжалась несколько месяцев.

Заголовки газет пестрили предсказаниями. Уфологи строили теории о корабле пришельцев. Люди верили, что жизнь вот-вот изменится. Непонятно как, но что-то обязательно произойдет. А шарлатаны всех мастей выставляли себя «экспертами по космосу» и несли такое, что уже не казалось смешным даже сторонникам идей о «скором контакте».

Тем не менее, этих людей все равно звали на телевидение.

Чего не сделаешь ради рейтинга?

На волне истерии по комете, члены какой-то секты на юге США совершили массовое самоубийство. Заперлись в сенном сарае, забили досками щели и включили газ. Вместе с детьми и домашними питомцами.

Новость мгновенно облетела мировые информагентства. И люди стали паниковать еще больше.

Когда я думаю о тех сектантах, меня пробирает дрожь. Странно, что на это тему еще не сняли ни одного фильма.

У секты тут же появились подражатели. И все это переросло в некое модное течение, которое постепенно приобретало все больше и больше приверженцев.

В записке, которую оставил лидер секты говорилось:

Мы отправляемся в наш путь к звездам. Скоро они упадут на землю. И тогда все вокруг станет космической пылью. Вернется в свое исходное состояние. К тому, с чего все начиналось. В том числе и вы, читающие эти строки. Но у вас еще есть шанс уйти осознанно. В кругу близких и друзей.

Смерти не избежать. Но какой ей быть, вы вправе решать самостоятельно.

Я часто думаю – и почему какой-нибудь пьяный фермер не пристрелил этого парня до того, как он возомнил себя проводником высших сил? Наверное, это один из тех вопросов, на которые никогда не найдешь ответа.

В центре Израиля в тот год стояла необычайная жара. Мозги плавились от зноя. Меня к тому времени уже выгнали с общаги (цена за пьяную езду на мотоцикле и случайно помятую машину ректора).

Я снимал полуподвальную конуру на окраине Тель-Авива. В городе, как назло, расцвел какой-то кустарник, от которого у меня началась чудовищная аллергия. Слово «чудовищная» даже чересчур мягкое. Оно не передает всей той гаммы страданий, которую я испытывал.

У меня присутствовали все симптомы болезни, описанные в медицинской литературе. И, наверное, даже те, которые еще только предстоит открыть.

А еще эта жара, безумные новости про комету, и вдобавок – барахлящий кондиционер.

Врач выписал мне антигистаминные таблетки, но помогали они слабо. Вернее сказать, не помогали вовсе.

Утро было настоящей пыткой. И в обед я чувствовал себя не лучше. Не понимаю, как я вообще умудрялся ходить на работу. Наверное, только из страха, что нечем будет платить за квартиру.

К вечеру мне становилось немного легче. И во время этой короткой передышки, я мечтал уехать куда-нибудь на север Гренландии, где не растет ничего, кроме мха. Даже всерьез изучал сайты турагентств – узнавал цены на билеты.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы ни Полина. Через каких-то знакомых она раздобыла мне таблетки, которые неожиданно сработали. И почти моментально сняли все симптомы. Это было настоящим чудом.

В благодарность, я купил ей золотой кулон в виде кошки.

– Почему в виде кошки? – спросила она.

– Потому что ты как кошка.

– Что, гуляю сама по себе?

– Нет. Помогаешь, когда врачи не справляются.

Мы послушали несколько альбомов Боба Дилана, затем сходили в кино и посмотрели ужастик, в котором монстры перевоплотились в преподавателей и захватили провинциальный колледж. Сюжет – так себе, но в целом фильм нам понравился.

Я, наконец, начал чувствовать вкус еды и был этому ужасно рад. Помню, попкорн в тот вечер показался мне невероятно вкусным. Хотя, конечно, ничего особенного в нем не было.

По дороге из кинотеатра мы купили вина, и зашли на заброшенный стадион. Его давно должны были снести, но что-то пошло не так. И пока чиновники решали, как поступить, бывшая спортивная арена превратилась в городской арт-объект.

Уличные художники покрыли стены яркими граффити. Но никто не знал названий этих работ. И это добавляло царившей здесь атмосфере еще больше притягательности.

Часть сидений успели демонтировать. Часть так и осталась на месте. Будто рабочие внезапно вспомнили о чем-то более важном, и побросали все, как есть.

Некогда зеленое футбольное поле заросло жухлыми сорняками. Там и здесь виднелись черные проплешины от костров.

– Ну и местечко, – сказала Полина. – Одна бы я сюда ни за что не сунулась.

– Тут не опаснее, чем в городе.

– И часто ты сюда ходишь?

– Бывает.

– Чтобы побыть одному?

– Одному можно побыть и дома.

– Тогда зачем?

Я открыл вино и разлил его по бумажным стаканчикам.

– Здесь понимаешь, как быстро все теряет смысл.

– Ясно, – Полина взяла стаканчик, который я ей протянул. – Стало быть, это твой сад для медитации?

– Вроде того. Кто-то ведь старался, строил все это. Проектировал. Вкладывал силы, время, душу. Люди проводили здесь время. Ходили на футбольные матчи поболеть за любимую команду. А теперь все это никому не нужно.

– Поэтому ты и приходишь сюда? Пообщаться с призраками прошлого?

– Можно и так сказать.

Мы чокнулись. Я снова отметил, что чувствую вкус вина. Бархатистый и мягкий, с легкими нотками граната.

– Интересно, что будут обсуждать люди, когда эта комета пролетит мимо Земли? – спросила Полина, разглядывая яркое пятно на ночном небосводе.

– То же самое, что обсуждали до этого, – ответил я. – Ничего, не изменится.

– Так уж и ничего?

– Ну, только мы немного постареем.

Стадион молчал. Его пустота действовала на меня успокаивающее.

Жаль, нет такой должности – присматривать за заброшенными строениями, пока их не снесут.

– За несколько месяцев сияние кометы усилилось в четыре тысячи раз, – сказал я.

Это была фраза из какой-то передачи. Видимо, эти цифры так меня поразили, что надолго запали в память.

– В четыре тысячи?

– Ага, в новостях сказали. А под утро она становится еще ярче.

Полина поправила кофту.

– А она впервые подлетает к Земле так близко? Или люди видели ее и раньше?

– Не знаю. Может и видели.

– Вот бы узнать, о чем они тогда думали?

– Наверное, приносили жертвы богам.

– Или загадывали желания.

– А может, и то и другое.

– Тогда я тоже загадаю желание, – сказала Полина. – Только не проси меня рассказывать.

– Не буду.

– Лучше загадай сам.

– Хорошо.

– Но мне не говори.

– Ладно.

Мы помолчали.

Я сделал несколько глотков вина и сказал:

– Говорят, эта комета отделилась от другой, еще более крупной в первые дни существования Солнечной системы.

– И с тех пор так и летает?

– Да. По какой-то своей орбите.

– И когда-нибудь снова подлетит к Земле?

– Возможно. Через сотни или тысячи лет.

– Жаль нас с тобой тогда уже не будет.

– Думаю, не стоит особенно переживать об этом.

– Почему?

Я допил содержимое своего стаканчика и потянулся за сигаретами.

– Слышала о таком явлении – квантовая запутанность?

– Нет.

– Если вкратце, то речь о том, что взаимное влияние частиц друг на друга не зависит от расстояния между ними.

Полина вопросительно посмотрела на меня, явно ожидая продолжения.

– Ну, скажем, если две системы взаимодействуют друг с другом в течение определенного периода времени, а затем отделяются, то они уже существуют как некая уникальная система.

– А если по-простому?

Я прикурил, прищурился от попавшего в глаз дыма.

– Если уж совсем по-простому, то две частицы, которые в какой-то момент были связаны, связаны навсегда.

– Навсегда?

– Да. То, что происходит с одной частицей, продолжает влиять на другую, даже на расстоянии сотен световых лет.

– С ума сойти.

Я стряхнул пепел и долил себе еще вина.

– Связь между этими частицами мгновенная. Даже если они находятся на противоположных концах Вселенной.

Полина задумалась, взяла у меня из рук сигарету и затянулась.

– И сколько же времени они должны взаимодействовать, чтобы такая связь образовалась?

– Хороший вопрос. Об этом авторы теории не рассказывают.

* * *

Я прождал Полину несколько часов. Ее мобильный молчал. Механический голос автоответчика сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети.

Обычно Полина заканчивала работу к обеду. И после этого сразу возвращалась домой.

Под вечер пришла смс-ка:

«Извини. Не слышала, как ты звонил. Что-то срочное?».

За окном тихо сгущались сумерки. Вдоль дороги зажглись фонари.

«Просто хотел узнать, как дела?».

«День как день. Только немного устала».

Виски в бутылке осталось на самом дне. Я допил то, что осталось, и отправил Полине смайлик. Грустную рожицу, изображающую сочувствие.

* * *

Незаметно подступила усталость. Дыхание замедлилось, веки потяжелели, и меня затянуло в сон.

Сказать по правде, это был самый странный сон за последнее время. Если оценивать по десятибалльной шкале – десять из десяти.

Я запомнил его в мельчайших деталях. Хотя обычно забывал, что мне снилось, как только просыпался.

Место, в котором я оказался, больше всего походило на зону вылета заброшенного аэропорта. Интерьер в стиле советской научной фантастики – много стекла и хрома, но на всем печать запустения. Словно люди по какой-то причине спешно покинули не только этот аэропорт, но и сам город, в котором он находится.

Впрочем, может, никакого города и не было. И этот аэропорт специально построили в голой степи. Для каких-то военных целей. А после распада СССР забыли. Как и о многих других объектах, которые когда-то считались стратегическими.

Я огляделся по сторонам. Сквозь сводчатый купол лился тусклый свет. Что за время года – непонятно. То ли поздняя осень, то ли ранняя весна.

В воздухе стоял запах пыли и машинного масла. От этого у меня зачесалось в носу. Я чихнул и подумал, а бывает ли так? Чтобы человек чихал во сне?

Шел дождь. Ровный шум бьющих по крыше капель напомнил мне детство. Когда во время грозы я с друзьями прятался на школьном дворе под навесом из шифера.

В тишине аэропорта мои шаги и скрип ботинок казались чем-то кощунственным. Будто я без спроса ввалился в чей-то дом и перебудил всех хозяев.

Я подошел к окнам, чтобы посмотреть, что происходит снаружи.

На внешней стороне подоконника лежал слой жухлых, полуистлевших листьев.

За окном открывался унылый пейзаж. Низкое серое небо, набухшие грозовые тучи. Плотная стена дождя скрывает горизонт. Судя по пузырям на лужах, ливень зарядил надолго.

Посреди заросшего бурьяном поля пролегает взлетная полоса. Асфальт на ней потрескался. А кое-где, сквозь трещины пробились ростки молодых деревьев.

Вокруг – ни души. Почему-то я не сразу обратил на это внимание. И только сейчас ощутил такое пронзительное чувство безысходности, как, наверное, бывает, у ребенка, потерявшегося в незнакомом городе.

На подъездах к взлетной полосе стояли несколько тронутых ржавчиной самолетов. Ни логотипа, ни названия компании. Из опознавательных знаков – только набор цифр по бокам корпуса. Но эти цифры ни о чем мне не говорили.

– Опоздал на рейс?

От неожиданности я вздрогнул. Но, обернувшись, никого не увидел. Через пару секунд до меня дошло, что этот вопрос прозвучал только в моей голове.

Я снова перевел взгляд на взлетную полосу.

Посреди нее стоял музыкант с площади. Он находился метрах в тридцати от меня, и был одет так же, как и в тот вечер, когда произошло нападение у кафе. Все та же футболка «antisocial» и потёртые джинсы.

– Похоже на то, – ответил я вслух. – Опоздал.

Музыкант кивнул.

Слетевшие с его губ слова превратились в языки пламени. Зеленого и синего цвета. В бликах этих огней я услышал вопрос:

– И что думаешь делать?

– Нужно как-то выбираться отсюда.

Он развел руками.

– Как видишь, все рейсы отменены.

– Но должен же быть какой-то выход?

– Из мест, наподобие этого выбраться не так-то просто.

От этого ответа у меня по коже пробежали мурашки.

– Но теоретически ведь это возможно?

– Зависит от тебя.

– И что же делать?

– Думаю, ты и сам знаешь, – он помолчал. – Знаешь ведь?

Я пожал плечами. Ничего я не знал.

Как же это работает?

Как языки пламени, которые он выдыхает, превращаются в слова у меня в голове?

– Послушай, полиция устроила мне настоящий допрос, – сказал я. – Зачем ты назвал им мое имя? Откуда ты вообще его знаешь?

– У самого нет идей?

Я слегка опешил.

Что за дурацкий вопрос? Какие тут могут идеи?

Музыкант улыбнулся.

И в ту же секунду я почувствовал, что потерял опору под ногами. Пол зашатался и превратился в зыбкую топь, в которую я медленно погружался все глубже и глубже. Я попытался вырваться, но лишь сильнее увяз.

Когда я снова взглянул на взлетную полосу, она уже была пуста.

* * *

– Все в порядке? – Полина стояла в дверном проеме и с беспокойством смотрела на меня.

Видимо, я проспал довольно долго. Она уже успела переодеться в домашнее и заняться ужином. С кухни доносился ароматный запах тушеных овощей.

Я приподнялся на локте и потер глаза.

– Странный сон. Не помню, когда последний раз снилась такая чушь.

– Расскажешь? – она обернулась. – Только пойдем на кухню, а то у меня рагу на огне.

За окном уже совсем стемнело. По ощущениям, было где-то в районе девяти.

Полина слушала современный электронный джаз. Фоновая музыка. У меня она всегда ассоциировалась с дождливым вечером где-нибудь в Токио. Почему в Токио – не знаю. Я там никогда не был.

На плите стояла большая тяжелая кастрюля. Из-под крышки поднимался ароматный пар.

– Что отмечаем? – Полина кивком указала на пустую бутылку виски, которую я непредусмотрительно оставил на столе.

Я посмотрел на календарь на стене.

– Двадцать пятое октября.

– Какая-то особая дата?

– Да. День, который никогда не повторится.

– Ясно, – она покачала головой и подошла к плите.

– Где ты была?

– Ездила по делам. А ты что так рано?

– Незапланированный выходной.

Она помешала рагу.

– Голодный?

– Наверное.

– Еще пару минут и будет готово.

Я выбросил пустую бутылку в ведро и сел за стол.

– Расскажешь, что за дела? – спросил я.

Полина повернулась ко мне.

– Ездила к врачу.

– К врачу?

– Да.

– Зачем?

Она замолчала. Это молчание длилось довольно долго. И по нему я понял, что это был за врач.

– Снова?

– Да.

– Но он же сказал, что все в порядке?!

– Если так, то почему у нас до сих пор ничего не получается?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Может время еще не пришло.

Полина выключила плиту.

– Сколько лет мы вместе?

– Слушай, не начинай.

– Почему нет?

– Потому что мы оба понимаем, чем это закончится. С нами все нормально. И ты это знаешь.

– А ты не думал, что после того случая, Бог просто не хочет, чтобы у нас были дети?

– Бог? С каких это пор ты вдруг вспомнила о нем?

– С тех, что ни один врач не может мне объяснить, что не так, – Полина прикусила губу. – А что, если то был наш единственный шанс?