Прогулки с Андреем Толубеевым. Записки театрального дилетанта

В семидесятые годы Товстоногов продолжал свои театральные поиски, связанные с большой литературой. Он берется за роман-эпопею «Тихий Дон» – произведение сложное, о котором яростно спорили и по сей день продолжают спорить критики и литературоведы. Он поручил роль главное героя Олегу Борисову, и не пожалел об этом. Григорий Мелехов в исполнении Борисова занял все пространство сцены, оттеснив на задний план всех – таких же талантливых и самобытных актеров, как и сам. И хотя режиссер всегда стремился к полифоничности, в «Тихом Доне» этот принцип был нарушен. Слишком ярок и убедителен оказался Борисов, как, впрочем, и в шолоховском романе…

По-новому прочитана и осмыслена революционная тематика спектаклей: «Гибель эскадры» А. Корнейчука, «Оптимистическая трагедия» В. Вишневского, поставленные неоднократно и в разное время, а также «Перечитывая заново» М. Шатрова, где пристально, без ложного пафоса рассматривается простой человек, оказавшийся перед лицом Истории.

Характерное замедленное развитие «спектаклей-романов» Товстоногова «Варвары» и «Мещане»; «Поднятая целина» по М. А. Шолохову исподволь подводило актеров и зрителей к бурным, «взрывным», кульминационным моментам.

Но не была чужда БДТ и веселая, озорная комедия. Праздничная, легкокрылая «Ханума» А. Цагарели, поставленная с особым лиризмом, изяществом и блестящими актерскими работами Л. Макаровой, В. Стржельчика, Н. Трофимова уже почти сорок лет не сходит со сцены театра. Опыт особого «вахтанговского» прочтения с его открытой игрой в театре был успешно освоен режиссером в «Волках и овцах» А. Островского. Острым трагикомическим гротеском прозвучала опера-фарс А. Колкера «Смерть Тарелкина» по А. В. Сухово-Кобылину, раскрывших большие возможности актеров БДТ в области открытой театральности (актерские работы Е. Лебедева, В. Ковель, С. Крючковой). Комедийное мастерство артистов оттачивалось как на материале современной пьесы, так и в инсценировке «Пиквикского клуба» по Ч. Диккенсу.

В труппе, кроме уже упомянутых артистов, плодотворно работали Э. Попова, М. Призван-Соколова, О. Волкова, Л. Малеванная, Ю. Демич, А. Толубеев, С. Крючкова. В 1983 г. труппа БДТ пополнилась еще одним уникальным мастером сцены – А. Фрейндлих, сыгравшей и продолжающей играть самые разноплановые роли – от трех женщин, противоположных по складу в комедии «Этот пылкий влюбленный» до трагедийных образов леди Макбет и Насти.

Все это я узнал потом, когда мне посчастливилось попасть за кулисы театра, где готовится праздник. Именно праздник.

По своей натуре я консерватор. Спектакли мне нравятся классические. Очень трудно воспринимаю пьесы современных авторов, большой противник антрепризного театра. Когда-то на эту тему мы разговорились с Кириллом Юрьевичем Лавровым. Был удивлен близостью наших позиций. Вот его слова: «Перед русским театром стоит очень серьезная задача сохранить репертуарный стиль. Недавно посмотрел по телевизору «Адъютант его превосходительства». Конечно, там играют мои любимые друзья – Стржельчик, Юра Соломин. Но кроме того, обратил внимание, как тщательно сделана эта картина! Много лет назад сделана, но как это хорошо! Как это контрастирует с торопливостью и легкомысленностью большинства наших сериалов! Эта опасность подстерегает и театр. Если мы потеряем серьезный психологический театр, с определенными традициями, с определенными направлениями, мы потеряем театральную Россию. Если обратимся к развлекательности и зарабатыванию денег, мы превратимся в рядовую театральную среду, каких полно в мире. Коллеги из других стран, всегда завидовали нашей театральной школе. Я бывал за границей много раз и знаю, как они стремятся разгадать тайну русского театрального искусства».

А тайны русского театрального искусства – это спектакли БДТ. При этом, в современном БДТ продолжают идти многие спектакли Г. Товстоногова, которые не просто сохранены, а живут полнокровной жизнью. Какое это великое счастье! Смотря их, я всегда ощущаю, как режиссер любит актера и уважает автора. Все это передается зрителю, и достигается неповторимый эффект.

И еще, что я вынес из «закулисья». С чем согласился, а где остался при своем мнении.

Кто-то твердит: БДТ – театр старомодный. Так сегодня, к сожалению, принято вот таким странным образом «приговаривать» старые театры. Но мода – все-таки не то слово, которым разумно оперировать в культурном обиходе и оценивать все в театральном искусстве. Мода ветрена и капризна, мода предполагает желание быть как все. Сегодняшний БДТ – славный театр, переживающий не лучший период в своей истории. Но чтобы подняться в гору, надо спуститься вниз. Мне посчастливилось почти пятнадцать лет жить одной жизнью с ним. И день за днем я видел эту нелегкую работу. Видел это через актеров, а также через художественного руководителя Кирилла Юрьевича Лаврова.

Да, театр жесток, в нем нет равенства. В труппе есть патриции и плебс – люди для исполнения простых функций. И не всегда справедливо это деление. Есть драмы жизни, есть и трагедии. Но труппа БДТ, как единство, как могучий организм, способна решать любую задачу. Есть конкуренция, есть и то, что называют закулисными интригами, но все равно, когда произносится БДТ… Я твердо верю, что пройдут годы, все мы и новые зрители, которые сегодня еще в пеленках, будут произносить с нежностью и любовью эти три буквы… БДТ. Да, понимаю, что трудно в каждой работе выступить актеру, что называется, на верхнем пределе. Но об этом пусть судят критики. Для меня все, что делается в Большом Драматическом театре – прекрасно.

Я пишу без оглядки на кого-то, не скрою, в театральном деле – дилетант. Но в моих словах дань любви. Любви к театру.

Театр – удивительный мир. Люди во все времена строили храмы для молитв самыми красивыми. Здания храмов по своей красоте соревновались только с храмами искусств. В каких бы городах я ни был: в родной России или за границей, театр – центр притяжения сердец. И всегда здания театров поражали меня грандиозной архитектурой.

Отношение церкви и театра всегда были сложными. Были ссоры между ними, были гонения на театральное искусство, но возрождение театрального искусства началось именно в лоне христианской церкви – с литургической драмы, религиозного представления, входившего в состав пасхальной или рождественской службы. Литургические драмы отличались строго формализованным, ритуально-символическим характером актерского исполнения. Однако с течением времени усиливалось мирское звучание литургической драмы – в нее проникали народные интонации, бытовые черты, комические мотивы. Изгнанная из церкви на паперть, литургическая драма трансформировалась в полулитургическую, далее – в мистерию и иные виды религиозного театра – миракль и моралите. В них господствовал аллегорический, иллюстративный, нравоучительный и бездейственный стиль актерского исполнения. Собственно, главный акцент делался не на актере, а на разнообразные сценические эффекты; вознесение на небеса, низвержение в ад, долженствующих создавать у зрителей благоговейное впечатление чуда. Однако усиление общественной роли театра привело к некоторым послаблениям и в отношении к странствующим, площадным актерам. Балаганные, фарсовые, импровизационные приемы актерского исполнения вышли на новый виток бурного развития в искусстве средневековых гистрионов, вагантов, шпильманов, менестрелей и др.

К этому же времени относится зарождение и становление итальянской комедии масок, оказавшей огромное влияние на развитие не только театра, но и всей культуры в целом – от литературной комедии до общей эстетики Серебряного века. В актерском искусстве комедии дель арте был доведен до совершенства импровизационный принцип исполнения, основанный на жестких сюжетных схемах, а также на принципе ансамбля, неразрывной связи и точного взаимодействия с партнером. Именно принципы актерского ансамбля сохраняют свою актуальность и для современного театра и актерской техники.

Общение с театральными работниками не проходит бесследно. Прав Кирилл Юрьевич Лавров: «Профессия накладывает отпечаток на окружающее». Я многое узнал, благодарю за это всех, с кем свела меня жизнь.

Мне дорог театр. Дорог за то, что дал возможность увидеть вблизи, что такое творчество и что такое талант. Он дал поверить, что существуют моменты высокого человеческого единения. В театре, где многое – выдумка, именно эти моменты есть драгоценная и главная реальность.

Театр дал мне друзей… Они известные актеры, собирают полные залы, но разве это самое главное в театре? Я знаю, что из театра они вынесли нечто большее, чем просто умение быть «хорошим человеком». Ну как сегодня представить БДТ без Геннадия Петровича Богачева? Он настоящий мужик, с которым не страшно идти куда бы то ни было: веселый и щедрый, добрейшей души человек. Юмор его искрометный, игра удивительна.

Игра Валерия Дягтеря увлекает, она помогает зрителю заглянуть в себя и постараться понять другого. На сцене его не спутаешь ни с кем другим: особый голос, с обыкновенными чертами лицо. Для меня он романтик, притягивающий зрительское внимание, заставляя нас думать.

Изиля Захаровича Заблудовского знают все. Он пришел в театр, когда ему не было семнадцати и служит здесь шестьдесят пять лет. Он не играл главных ролей, их на всех не хватает. Он навеки с БДТ, его живая история.

Сергея Лосева, увидев один только раз, перепутать с кем-то невозможно. Веселый, с большим чувством юмора, оно может отказать ему лишь в одном случае, если кто-то будет покушаться на его роль лучшего шахматиста Большого драматического театра. На юбилеях треста он желанный гость. Он много и с удовольствием на наших вечерах исполняет сатиры на человеческие нравы, и это доставляет истинное удовольствие.

Совсем недавно Валерию Михайловичу Ивченко исполнилось семьдесят. Я всегда испытываю к нему чувство ученика. При разговоре с ним я подтягиваюсь, внимательно слушаю, зная свой характер, сколько есть мочи стараюсь не перебивать. Его голос, хрипловатый и чуть дрожащий, заставляет собеседника сразу обратить на себя внимание и замолчать. За каждой его ролью стоит интеллект, мастерство, умение анализировать и выразительно доносить суть персонажа до сознания зрителей. Это характеристика Георгия Александровича Товстоногова, а она дорого стоит.

Такие же добрые слова приготовлены для Василия Реутова, Нины Усатовой, Людмилы Макаровой, Марии Лавровой, Леонида Неведомского, Михаила Морозова, Елены Поповой, Георгия Штиля…

Какая радость видеть их, какое счастье жить вместе с ними.

Жизнь театра похожа на течение большой реки. Эта река то подчиняется рельефу местности и в соответствии с ним течет ровно и тихо, а то вдруг удивляет внезапным разливом вод и их строптиво-бурным характером.

В каком-то смысле театр тоже явление природы, то, чем мы дышим и питаемся. Только создается он не сам по себе, а усилием человека-творца. Человек-творец создает на подмостках некое подобие зеркала, чтобы внимательнее рассмотреть самого себя и окружающий нас огромный беспокойный мир. Только тому, кто его любит, театр по-настоящему открывает себя.

Я люблю театр. Мне посчастливилось видеть зал, когда он остается после спектакля пустой и тихий. Как актер, он снял яркие одежды и приходит в себя от только что пережитого волнения.

Тусклый свет освещает сцену, и кулисы угадываются в полутьме. Тишина…

Я видел утро в театре. Утром он оживает. Суета, люди, не находящие себе места, бесконечные повторы фраз и движений, бессвязные слова, крик режиссера… Хаос! Непосвященному человеку не понять, что это и есть та самая магия театра, что так рождается чудо. Чудо режиссера, актера, гримера, костюмера – всех, кто хоть как-то замешан в этом празднике рождения спектакля.

Я люблю в театре его будничный, ежедневный, нервный труд. Сколько сил физических и, главное, душевных затрачено для того, чтобы в сердцах зрителей что-то тронулось с места. «Зачем?» – спросите вы. А как иначе? Независимо от возраста в каждом из нас живет та, непонятная никому, детская вера в чудеса. И чтобы не погрязнуть в обыденности, не разучиться мечтать, мы идем в театр. Мы – это зрители, которые хотят увидеть там что-то, помимо того, что видят каждый день. Благодаря этому мы можем вести разговор со своим «Я», которое не обманет, не предаст, а раскроет перед нами двери в новый мир, полный чудес и волшебства. Какой взрослый не мечтает, пускай и на два часа, вновь стать ребенком?

Задаю вопрос знакомому актеру: «Волнуешься?» – «Что ты, конечно, нет». Естественно, он лукавит, так как актер и на сотом спектакле волнуется, ведь ожидание и волнение – два первых и главных чувства. Я, например, всегда с нетерпением жду каждого похода в театр – что смогу открыть нового? Волнение? Обязательно! Это как бы встречные воздушные волны – одна идет со сцены в зал, другая из зала устремляется к сцене. В этом потоке смешивается чья-то надежда и чья-то радость… Общим становится чье-то горе…

Я люблю театр за эту его способность – исподволь работать над человеческим сознанием, над моим сознанием. Не давать ему погружаться в лень, тормошить и беспокоить слишком спокойных.

Сейчас время, когда нас окружает большое количество любителей голубого экрана и виртуального пространства, когда мы сдержаннее в выражении наших чувств, но это ни в коем случае не означает, что театр умирает. Нет! Сколько бы не пророчили гибель театру, он всегда будет жить, жить для своих зрителей, которые, как бы это банально не звучало, приходят в театр не только отдохнуть, но и чтобы постичь себя. Не зря еще А. Герцен говорил что «театр – высшая инстанция для решения жизненных вопросов».

Игра – свойство театра. Где правда, где вымысел, где сцена, где жизнь, где любовь, а где ненависть – кто знает? Не знает даже он сам – человек играющий. Мы все проигрываем свои жизненные сюжеты, делая это в меру отпущенного нам сверху артистизма. Актеры же – люди особенные, им дано прожить сотни сюжетов, построив свои отношения с партнерами на сцене и в жизни. Сколько физических и душевных сил актер и режиссер затрачивают на то, чтобы взволновать зрителя, заставить его думать, сопереживать. Я иду в театр увидеть сказку, ее так не хватает в обычной жизни.

Есть один день в году, когда во всем театре праздничная атмосфера. Нет, нет, это не день театра. Просто в первые дни первого месяца осени собирается вся труппа. Порой это совпадает с началом театрального сезона, порой – нет. Мне это напоминает первое сентября в школе. Лето, такое длинное и такое короткое, пролетело. Многие не виделись друг с другом не только летние месяцы, но и весь прошлый сезон, это все-таки театр. Кто-то работал в антрепризе, снимался в кино, или… увы, болел. Много смеха, разговоров. Я вновь среди своих. Кругом много знакомых лиц, есть молодые, стоят отдельно, чуть напряжены: как встретят их, что ждет? Жизнь стремительна, поколение звезд стареет. Так всегда было и будет. У молодых свои идеи. Пройдет десяток лет, и появятся новые звезды. Но какая будет у кого судьба, кто сможет достигнуть уровня артиста театра Товстоногова, который сумел собрать уникальную, блистательную труппу, – покажет время.

Я среди родных людей. БДТ – театральный дом, и все живущие в нем – члены одной семьи, в которой вот уже многие годы молодые с ходу подхватывают и делают все, как старшие. Есть традиция в театре, которая мне очень нравится: никто не репетирует в обуви, в которой пришел с улицы. Давно заведенный порядок. Сколько я не пытался узнать, кто первый его установил – не смог. Таких традиций много в театре. Мы говорили о них, уединившись с Темуром Нодаровичем Чхеидзе – художественным руководителем. Он известный режиссер еще со времен Советского Союза, народный артист России и Грузии, лауреат Ленинской премии. Получил ее за актерскую работу в фильме «Твой сын, земля». Живет на два дома. Летом уезжает домой в Тбилиси, где у него семья, дети и внуки. В Питере работа. В БДТ он уже почти двадцать лет. В 1990 году он поставил «Коварство и любовь» Ф. Шиллера – спектакль, задуманный еще Товстоноговым и ставший первой премьерой БДТ после ухода Мастера.

Мы в кабинете, где я много раз бывал, когда был жив Лавров. В обстановке ничего не изменилось: уютно, светло, скромно, по-домашнему тепло. Я всегда поражался этой скромности: ни приемных, ни роскошных кресел и диванов. Когда-то я хотел изменить это, начав строить административный корпус театра, где была запланирована огромная приемная, кабинет с окнами на Фонтанку. Но все площади были пожертвованы в пользу театральной студии. Мы говорили, конечно, о театре.

– Нас очень поддерживают зрители, которые не теряют к нам интерес и по-прежнему ходят в БДТ, – говорил мне Темур Нодарович. – Мы активизировали нашу гастрольную деятельность по России, а также еще до нового года побываем в Риге и Таллинне. Мы ставим главный акцент на классику, но ищем и современные пьесы – без них не обойтись. Сегодня мы больше внимания обращаем на Малую камерную сцену. Дело в том, что, возможно, уже в следующем сезоне в театре начнется реконструкция, которая, как обещают, продлится полтора года, а я думаю, что дольше. И замены Большой сцены БДТ, к сожалению, в Санкт-Петербурге нет. Поэтому придется сконцентрироваться на камерных постановках. Мне очень жаль времени, которое будет потеряно в связи с ремонтом. Сегодня, когда я смотрю в зал, он на две трети заполнен молодыми лицами, им интересны наши спектакли. Я убежден, что каждый наш спектакль, он про всех нас. Каждый из нас любил, любит, будет любить. Каждый что-то терял очень дорогое в жизни. Жизнь всех нас постоянно и по разным поводам ставит перед тем или иным выбором. Классика потому и классика, что занимается вечными проблемами. Ведь проблемы «Дон Карлоса» – должен ли человек служить государству или развивать и отстаивать собственную свободную личность – это ведь наши с Вами проблемы.

Мы вспомнили, как в этом же кабинете разговаривали с Лавровым, как был мудр Кирилл Юрьевич, честен и порядочен.

В окно ударил порыв ветра, распахнув створку рамы. На улице выпал первый снег, и снежинки залетели к нам. Мы оба с удивлением смотрели на это чудо.

Белый пух, ударяясь о невидимую стену, исчезал, оставляя после себя капельки воды. Вот так и наша жизнь. 90 лет театру. Для истории 90 лет – это немного, а для людей это вся жизнь… Сколько поколений уже прошло за 90 лет, сколько вкусов сменилось. А успех или неуспех театра существует до тех пор, пока остаются живые свидетели его спектаклей.

Мы с Темуром Нодаровичем вспоминали великих звезд театра, с которыми совсем недавно спорили, смеялись, восхищались и удивлялись их игре. Евгений Лебедев, Владислав Стржельчик, Кирилл Лавров, Андрей Толубеев – они ушли. Только в памяти людей сохранятся улыбки Евгения Алексеевича и дружеские слова на одной из встреч в театре после премьеры. Когда я прочел стихи, он вдруг вскинул голову:

– Ничего, ничего, слушай, Михаил, с работы выгонят, пока я в художественном совете, приходи, возьмем на работу.

И, прижав меня к себе, расцеловал.

С Владиславом Игнатьевичем мы почти месяц работали вместе – будучи делегатами последнего съезда коммунистов Советского Союза. Я до сих пор храню его автограф в делегатской книжке.

С Кириллом Юрьевичем нас связывала двенадцатилетняя дружба, о ней я рассказывал в книжке «Времени тонкая нить. Кирилл Лавров».

А с Андреем Толубеевым мы были приятелями.

Глава вторая
Толубеев, сын Толубеева

Андрея Толубеева окружали люди, в основном, театральные. А я строитель. Но наша профессия такова, что всем до нас есть дело. И нам – до всех. Благодаря этой особенности мы с Андреем и познакомились. К тому же скоро выяснилось, что взгляды на близкие нам проблемы, в общем, одни, хотя и с разного боку.

Мы строили для БДТ студийный корпус, жилой дом, ремонтировали внутренние помещения театра. Конечно, я общался, в основном, с Кириллом Лавровым, как главным распорядителем стройки, но постепенно в этом кругу уже был весь театр, включая вспомогательные службы. На какое-то время мы стали, можно сказать, одним предприятием, на котором все друг друга знают. Поэтому, когда мы с Андреем оказались на заседании то ли Общественного совета города, то ли актива, без лишних слов пожали руки, сразу перешли на «ты», как давние знакомые.

Я его, как все в театре, звал Андрей, Андрюша, он меня Константиныч.

Разница в возрасте у нас год с небольшим – он постарше. Церемонных обращений, подметил я, он не любит, я тоже. Это помогло общению.

Я давно знал, что актер он высочайшего класса. На сцене Андрей был человеком, способным сыграть любой образ. Зал при его появлении замирал в ожидании чудодейства. И он не обманывал ожиданий – завораживал игрой. Я уверен, да только ли я – он способен брать в плен любой зал. В нем словно умножилась, обогатившись мастерством, мощная природная актерская энергетика, переданная ему отцом, непревзойденным мастером сцены и киноэкрана, народным артистом СССР, Юрием Владимировичем Толубеева.

Мне посчастливилось видеть Толубеева-старшего в «Сказках старого Арбата» А. Арбузова, в «Оптимистической трагедии» В. Вишневского, в роли Санчо Панса в «Дон Кихоте». Мог ли я тогда предположить, что через три десятка лет увижу на сцене его сына, и тоже в «Оптимистической трагедии», и тоже поставленной Товстоноговым, только в другой роли – Алексея. Андрей сыграл ее точно, глубоко и пронзительно.

Театральный критик Михаил Швыдкой писал в журнале «Театр»: «Когда театральный мастер заново обращается к произведению, уже поставленному им самим однажды и снискавшему успех, это невольно порождает толки и вопросы разного уровня и достоинства. От простейшего: «Делать, что ли, больше нечего?», до значительно более сложного: «Сможет ли он вновь сказать нечто важное – не просто отличное от предшествующего, но органически связанное с глубинными течениями нынешнего исторического времени?»

В новой постановке «Оптимистической» напряженный диалог каждого с историей, трагическая попытка найти «свою правду» в мире, где правда единственна, становится, как кажется, важнее непосредственных фабульных споров и столкновений. Оттого-то столь значимой становится в спектакле судьба Алексея, каким сыграл его А. Толубеев, – его гамлетизм отзывается в поступках однополчан, в типе их отношений с миром. Определяя свое место на корабле, а затем в полку, он пытается решать сущностные вопросы бытия, стремится истинно распорядиться своей свободой, найти ее осмысленное осуществление. В этом Алексее ощутимы уроки работы театра над прозой М. Шолохова – матрос первой статьи должен был решать для себя те же вопросы, что и Григорий Мелехов, искать пути самоосуществления, совершать выбор в пользу революционного разлома страны с такой же трагической страстностью, как и шолоховский герой О. Борисова. В каждой фразе Алексея-Толубеева будет пробиваться непременное вопрошение мира, истовое стремление постичь правду во всей ее многосложности и жестокой наготе. «Правды ищу», – признается он Рябому, и поиск этой мировой правды, ради которой не страшно и жизнь отдать, станет для артиста существом роли.

В жизни среднего роста, на подмостках А. Толубеев кажется высоким и гибким. Пластика этого Алексея залихватски отточена, каждым своим движением он словно пародирует царский морской устав, но так, что понимаешь: радости, освобождения эта игра ему не приносит. Он в постоянном напряжении, весь настороже, напряжение и настороженность тяготят его, готовы разрешиться либо в подвиге, либо в бессмысленном и кровавом бунте против всего на свете – в равной степени…»

Когда мы уже были хорошо знакомы, я спросил его об отце. Он долго молчал. Я уже пожалел, что спросил, однако, внимательно посмотрев на меня, чуть запинаясь, он сказал:

– Знаешь, я не люблю этот вопрос, порой его задают из любопытства, но тебе отвечу. Отец для меня – Вершина. Хотя у него была другая семья, они развелись с мамой, когда мне было четыре года, я всегда был рядом с ним. Сколько себя помню – мы вместе. Никогда никого не предавший, не изменивший своим убеждениям, он практически каждый вечер выходил на сцену и, что бы ни играл, никогда не заигрывался, не прогибался под предполагаемые обстоятельства. Сейчас я могу сказать, что он играл как-то слишком просто, не театрально, слишком по-человечески. Самое главное, он не был актером одной краски, одного амплуа. Ему удавались и отрицательные герои, и положительные, и злодеи, и простаки.

Уникальный случай: за отрицательную роль Вожака в «Оптимистической трагедии» он был удостоен высочайшей награды в стране – Ленинской премии! При этом не состоял в партии. Таких случаев в советском театре я не припомню. Только талант мог заставить руководство страны сделать это.

Всю жизнь он в Ленинграде, кроме маленького временного отрезка, когда трое друзей: Толубеев, Симонов, Меркурьев, позднее ленинградская плеяда звезд театра и кино, один за другим покинули город на Неве. И уехали в Самару! Они жаждали эксперимента, поиска, того, чего, им так не хватало на ленинградской сцене. Застрельщиком этой идеи был Николай Симонов, родившийся на самарской земле и здесь же впервые вышедший на сцену. Как я завидую им! Их энергии и желанию все попробовать, все испытать. Даже тогда уехать в Самару было непростым делом. Правда, выбраться из Самары в Москву или Ленинград было еще труднее.

В отличие от Симонова и Меркурьева отец не совмещал актерскую профессию с режиссурой. Всего лишь три года работали на сцене Самарского краевого драматического театра закадычные друзья. Но какие годы! Начало тридцатых! Они сразу взялись за новую, современную драматургию Прута, Погодина, не забывали и о классике – Островский, Горький, Чехов. На сцене Самарского театра Юрий Толубеев сыграл четыре роли. И если две из них были эпизодическими: машинист в «Князе Мстиславе Удалом», садовник Глеб в «Правда – хорошо, а счастье – лучше», то заглавная роль в спектакле «Егор Булычов и другие» стала настоящим триумфом, событием в творческой жизни театра. И для него самого она была не проходной. Она явилась утверждением его подходов к игре, веры в себя. Для молодого актера это был триумф, большое событие, отголоски которого докатились и до города на Неве. Отец всегда считал, что именно эта роль сделала его настоящим артистом, именно тогда он выработал свой творческий подчерк, свои подходы к игре, обрел веру в свои силы.

Сейчас, находясь уже в достаточно зрелом возрасте, я многое понял, на многое гляжу совсем другими глазами. И, оглядываясь назад и видя своего молодого отца, хочу признать: человек так устроен, что если он не позволяет делать себе, что хочется, то он теряет энергичность и четкость своих действий, и, конечно, уверенность в себе. При этом неуверенность опирается, прежде всего, на страх – страх высунуться, сделать или сказать то, за что осудят, осмеют, презреют, что навлечет гнев или отвержение других людей, или создаст репутацию, которая будет неприятна.

А уверенность опирается на смелость быть собой, на знание целей и способах их достижения, своих сильных и слабых сторон, изменить неэффективные способы действия на эффективные, и, конечно – способность приложить к делу свои достоинства, с тем, чтобы они приносили свои дивиденды. Уверенность существует тогда, когда вы точно знаете, на что вам опереться. Насколько честно и точно вы видите реальную ситуацию, в которой находитесь и способны распознать, что именно вправду делает ваш партнер. Насколько полно и не двусмысленно вы умеете дать другому понять то, что вам нужно, с тем, чтобы это получить? Умеете ли вы быть гибким в отношениях, поддерживая то, что вам подходит, и отвергая то, что не подходит, при этом не разрушая отношений и не оказываясь в подчиненной позиции? Насколько вы способны планировать свои жизненные задачи и последовательно их реализовывать? Насколько гибким вы можете быть в решении задач, отвергая неудачные решения и находя новые, более подходящие? Насколько вы стабильны в своих решениях и действиях? Насколько вы конкретны в действиях и договоренностях? Какова ваша картина мира, знаете ли вы закономерности отношений и решения жизненных задач? Умеете ли вы конфронтировать, не унижая другого и не разрывая отношений? Насколько вы сами чувствуете свою собственную ответственность за события вашей жизни и конкретные действия? Приходится признать, что многим важным вещам нас не учат ни в школе, ни в институте, ни на работе. Как, например, построить счастливые отношения в семье, как быть привлекательным в глазах других и как обрести уверенность в себе – всему этому приходится учиться путем проб и ошибок. Хорошо, если рядом есть умудренный жизнью человек, который может поделиться своим жизненным опытом. А что делать в ситуации, когда такого человека нет, или его опыт оказывается бесполезным? Кто помог? Кто был рядом с молодыми актерами? Кто наставлял их на жизненный путь? Не знаю, может, эти замечательные способности и исключительные природные данные зовется талантом? Талант – это труд, изнуряющий, нередко мучительный труд. Не тот труд, когда знаешь, чего достиг сегодня и что осталось на завтра; не тот, когда трудятся руки и мозги, и чем лучше они трудятся, тем на душе спокойнее. А тот, когда беспокоится, бодрствует и трудится именно душа. То есть и все то в ней, в чем мы и не могли отдать себе отчета. Быть талантливым – надо еще решиться, не испугаться собственного непознанного, собственной стихии, которая вполне может оказаться и не по силам…

– Андрей, ты что, сомневаешься в талантливости отца и его друзей?

– О чем ты. В этом я не сомневаюсь, но, к большому сожалению, на сегодня весь самарский период жизни моего отца – это лишь несколько архивных фотографий. Понимаю, что театр – это не кино, спектакль – это миг, всплеск, феерия. Ушли из жизни великие актеры, режиссеры, остались только легенды. Ни записи кинопленки, ни критических статей. Да и сегодня при наличии всевозможной техники трудно найти способ, чтобы память не стирала работу выдающихся актеров.

Уверен, Самара был их путь становления в актерскую профессию. Они были удивительно работоспособны. То, что было дано им природой только аванс, задаток, который нужно было развивать. Разумеется, развивается талант так, как развивается личность: не в результате приятных или вколоченных кем-то правил, и не как плод тупого тренажа, а в ходе личного заинтересованного опыта, в который включаются и усилия постичь общие правила, которые неплохие советчики, полезные и тогда, когда совету не следуешь.