Старый Петербург

Глава IV

Продолжение описания Летнего сада. – Празднества в нем. – Обношение водкой. – Печальные последствия одного народного гулянья. – Роговая музыка. – Обитатели Летнего дворца. – Императрицын сад. – Дворец на Фонтанке и другой запасный. – Дворцы на Царицыном лугу и у Полицейского моста. – Домашняя жизнь Елисаветы. – Сказочницы-старухи. – Боязнь покойников. – Основание Екатерингофа. – Подзорный остров и бывший там дворец. – Смерть фельдмаршала Апраксина в нем. – Прядильный дом. – Екатерингофский дворец и его редкости. – Зверинец. – Кладбища. – Присоединение Екатерингофа к городу. – Новые работы. – Вокзал, ферма, мосты и пр. – Каждогодное гулянье в нем. – Дача театральной дирекции. – Шпалерный мануфактурный двор. – Екатерингоф в настоящее время.

План Летнего сада представляет площадь в 27 000 кв. сажен, или 11 ¹/₄ десятин; в саду главных аллей 4 и перекрестных 10; во всем Летнем саду до 15 000 деревьев, в числе которых десятая часть, как, например, на главной аллее, у дворца и напротив Царицына луга, сохранились от времен Петра I. Всех статуй и групп в саду считается 92 штуки, работы следующих скульпторов: Paulo, Irelli, Bonazzo, Bianchi, Baratta и других, имена которых, впрочем, не включены в число знаменитых скульпторов; очень небольшое число из них недурны, как, например, изображение Веры и Закона, работы Корнадини, затем Бахус и Меркурий, большая же часть отличается изломанностью и фигурностью поз. Некоторые из них уже наглядно грызет всеразрушающий зуб времени, и мраморная ринопластика уже подделала статуям новые носы. Коллекция этих статуй относится ко времени Екатерины II и составляет трофей Суворова, покорителя Варшавы. При Петре I на нынешней набережной, на спуске к Неве, стояла на высоком пьедестале превосходная мраморная статуя Венеры, купленная императором у папы за 3000 скуди. Петр так дорожил ею, что во время гуляний и праздников всегда ставил к ней часового. На площадке, подле пруда, в 1833 году поставлена урна, или ваза-плакательница, из эльдальского порфира, подарок шведского короля. На месте галерей, о которых мы уже раньше говорили, в 1778 году начала строиться превосходная железная решетка на гранитном фундаменте. Окончена она была в 1784 году. Решетка утверждена между колонн серого гранита, в 2 сажени вышины и в 3 фута в диаметре каждая; они стоят на гранитных же кубах в 6 футов, и над капителью каждой поставлены вазы двух различных рисунков, которые, как и концы копий, розасы решетки и орнаменты ворот, вызолочены через огонь. Некогда англичане приезжали в Петербург только посмотреть эту решетку. В Летнем саду в старину ежегодно бывало гулянье в День Святого Духа; в этот день в саду стекалось неимоверное количество публики; сюда являлось купечество для смотрин невест. Тут выказывались красота и богатство, весь год прятавшиеся дома. Петербургские старожилы еще помнят роскошные русские женские наряды, бриллианты, бурмицкие зерна^{52}, помнят и свах, шмыгавших за деревьями…

Летний дворец в царствование императора Александра I служил многим нашим сановникам в летнее время жилищем: в нем жили военный министр князь Горчаков в 1815 году, в следующем году – бывший министр юстиции князь Лобанов-Ростовский, в 1822 году – военный генерал-губернатор граф Милорадович и после него министр финансов граф Канкрин.

В прошедшем столетии все общественные развлечения давались на Царицыном лугу и в Летнем саду. В дни таких празднеств на одном из бастионов Петропавловской крепости выставляли флаг и производились пушечные выстрелы, по которым все и должны были спешить на гулянье. (Царицын луг при Петре назывался Потешным полем. В 1818 году его уже начали называть не Царицыным лугом, а Марсовым полем.)

При императоре Петре в Летнем саду обносили посетителей вином, и даже дамы не были изъяты от угощения водкой. Церемониал угощения совершался в следующей форме: в сад являлись гвардейские солдаты с носилками, на которых был поставлен большой ушат с простым вином. Обходя гостей, они подносили каждому большой ковш за здоровье полковника, т. е. царя. Отказывавшиеся были насильно принуждаемы к питью майорами, которые нарочно для этой цели ходили за ушатом. Сад во время подношения запирался, и никто не смел без позволения царя выйти из него. Такие празднества обыкновенно кончались всегда фейерверком, или «огненною потехою».

Летний сад и позднее был местом различных гуляний. Уильям Кокс, посетивший Петербург в 1778 году, описывает одно своеобразное пиршество, которое давал откупщик^[20], наживший в четыре года огромное состояние (вероятно, он намекал здесь на Лонгинова). Сдавая откуп, он счел нужным в виде благодарности устроить праздник народу, обогатившему его; праздник, по обыкновению, дан был в Летнем саду, о чем заранее по всему городу были разосланы афиши; вот что гласила эта любопытная афиша: «В честь высочайшего дня тезоименитства ее императорского величества представляется от усердия благодарности, от здешнего гражданина, народный пир и увеселение в разных забавах с музыкою на Царицыном лугу и в Летнем саду сего ноября 25-го дня, пополудни во 2-м часу, где представлены будут столы с яствами, угощение вином, пивом, медом и проч., которое будет происходить для порядка по данным сигналам ракетами:

1-е к чарке вина,

2-е к столам,

3-е к ренским винам, пиву, полпиву и прочего.

Потом угощены будут пуншем, разными народными фруктами и закусками; представлены будут разные забавы для увеселения, горы, качели, места, где на коньках кататься, места для плясок: все ж сие будет происходить по порядку от определенных хозяином для подчивания особливых людей, кои должны довольствоваться всем, напоминая только тишину и благопристойность; “ссоры ж и забиячества” от приставленных военных людей допущены быть не могут; ибо оное торжество происходит от усердия к народу и от благодарности к правительству; следовательно, и желается только то, чтоб были довольны и веселы, чего ради со стороны хозяина просьбою напоминается хранить тихость и благочиние; в заключение же всего представлена будет великолепная иллюминация».

Гости собрались около двух часов, как говорит Кокс; огромный полукруглый стол был завален всякого рода яствами, сложенными самым разнообразным способом: высокие пирамиды из ломтей хлеба с икрой, вяленой осетриной, карпов и другой рыбы, украшались раками, луковицами, огурцами. В различных местах сада стояли рядами бочки и бочонки с водкой, пивом и квасом. В числе других диковин был огромный картонный кит, начиненный сушеной рыбой и другими съестными припасами и покрытый скатертью, серебряной и золотой парчой. Кроме того, были устроены различные игры и увеселения: ледяные горы, карусели и т. п.; два шеста, около 20 футов высоты, виднелись своими флагами, и на верхушке была положена монета, в виде приза. Праздник вышел очень оживленным, в нем было участвующих до 40 000 душ обоего пола. Праздник этот, впрочем, ознаменовался довольно печальными последствиями. Многие из валявшихся на земле пьяных замерзли; немало людей погибло в драке; другие, возвращаясь по домам позднею порою, были ограблены и убиты в уединенных кварталах города. Число таких жертв, по наведенным справкам, доходило до 400 человек.

По поводу этого праздника написана императрицею Екатериною II записка к генерал-полицеймейстеру С.-Петербурга Д. В. Волкову. Государыня упоминает в ней о 370 лицах, погибших от пьянства.

Печальную репутацию приобрел в мае 1830 года и пруд в Летнем саду: в нем утонула влюбленная безнадежно молодая девица.

В Екатерининское время в Летний сад привлекала толпы гуляющих роговая музыка придворных егерей; хор придворной роговой музыки отличался великолепною обмундировкою: сперва одежда музыкантов была зеленого цвета, отделанная золотым позументом; потом зеленые камзолы были заменены красными, а небольшие шапочки с изображением золотого сокола – трехугольными черными шляпами с плюмажами из белых перьев. В торжественных случаях егеря-музыканты являлись в штиблетах и с напудренными волосами. Частные хоры роговой музыки одеты были также на манер придворных егерей.

При исполнении пьес музыкантами требовалось самое напряженное внимание: музыкант не мог спустить глаз с бывших перед ним нот, отсчитывая мысленно паузу, после которой ему следовало брать приходившуюся на его инструмент ноту. Для каждого музыканта обозначалась в нотах только та, которую он должен брать на своем инструменте. Роговая музыка была так громка, что звуки ее в безветренную погоду были слышны в окружности на 7 верст. В бальных залах роговая музыка ставилась подле обыкновенного оркестра, и притом так, чтобы ее не было видно; она аккомпанировала оркестру, разыгрывавшему полонезы, менуэты, контредансы. Производимый ею эффект, по свидетельству современников, был поразителен; инструменты были на вид некрасивы, снаружи обтянуты кожею, но внутри были сделаны очень искусно, покрыты лаком и тщательно отделаны. Звуки, которые они издавали, были очень похожи на гобои, фаготы, кларнеты и охотничьи рожки, только тон их был нежнее, приятнее. По общему впечатлению, производимому этою музыкою, она приближалась к духовому органу. Помимо императорского хора роговой музыки, в России таких хоров у богатых бар было около девяти. Лучшим считался Нарышкинский, основанный в 1754 году капельмейстером Марешом, изобретателем этой музыки. Затем славился хор роговой музыки графа Кир. Григ. Разумовского; впоследствии его купил князь Потемкин. Хор состоял из 36 человек и сопровождал князя во всех его походах и переездах. Когда император австрийский Иосиф II, посетивший Екатерину II в Херсоне, услыхал в первый раз исполнение этого хора, то был изумлен от восторга; он потом рассказывал, что в жизни никогда не испытывал такого сильного впечатления… Управлял хором Потемкина капельмейстер Лау. После Нарышкинского и Потемкинского хора славилась еще роговая музыка Вадковского, хором которого дирижировал русский капельмейстер Сила Дементьевич Карелин. Роговая музыка в России просуществовала только до 1812 года.

На месте нынешнего Инженерного замка был построен Петром для Екатерины небольшой летний дом, комнаты которого были роскошно отделаны и убраны превосходною мебелью и лучшими картинами. Вокруг дома был разведен сад, названный Императрицыным.

В 1740 году на обширном лугу за этим садом, почти вплоть до Итальянской улицы, начали разводить другой сад.

В 1747 году его еще увеличили до нынешнего Михайловского дворца, в глубину всей Михайловской площади, а в ширину до Екатерининского канала. Он был изрезан множеством крестообразных узких аллей и дорожек и представлял совершенно другой характер, нежели Летний сад императора Петра I. Этот обширный сад был украшен фигурно стриженными деревьями, узорчатыми клумбами, а в Итальянской улице имел огромный цветник, по бокам с прудами, с множеством зеленых переходов и с большим лабиринтом позади. Посередине сада тянулся так называемый Глухой канал. Все это место впоследствии было неоднократно изменяемо, расширяемо, урезываемо и постепенно вошло в настоящие границы. Сад, по преданию, разбивал пленный швед, по фамилии Шредер. Дворец, построенный для Екатерины, редко был посещаем государыней и мало-помалу пришел в такую ветхость, что при вступлении своем на престол Анна Иоанновна приказала его разобрать и выстроить новый, гораздо обширнее. Постройка дворца хотя и была окончена при жизни императрицы, но переехать в него удалось только Елисавете Петровне в 1742 году. Она приказала убрать его роскошною мебелью, взятою из конфискованного имущества Миниха. Императрица полюбила дворец и часто живала в нем; там родился 20 сентября 1754 года император Павел I и долго жил во время своего малолетства. В этом дворце происходили праздники и торжества по случаю мира, заключенного Петром III с Пруссиею. В этом же дворце Екатерина II принимала официальные поздравления дипломатического корпуса по вступлении на престол. Сюда же она возвратилась торжественно с войском на третий день по восшествии на престол из Петергофа. Здесь же она получила известие о кончине Петра III.

Дворец вскоре императрица разлюбила, а Павел I в феврале 1797 года приказал сломать его. Дворец был построен графом Растрелли.

Против Летнего дворца, на другой стороне Фонтанки, несколько наискось, стоял довольно обширный деревянный дом с мезонином; он назывался запасным дворцом или двором; сюда из дворцовых волостей привозили отовсюду разные припасы. Излишние припасы продавались за самую дешевую цену жителям города.

Затем, еще в прошедшем столетии, пониже Екатерингофа, на берегу, существовали два летних дворца: Анненгоф и подле него Елисаветгоф. Дворцы эти были деревянные, одноэтажные, с небольшими садиками. Оба дворца были подарены Петром цесаревнам: Анне Петровне и Елисавете Петровне. В конце царствования Екатерины II от них оставался один фундамент.

Императрица Елисавета жила в своем дворце на Царицыном лугу, но больше в другом, у Зеленого моста (теперь Полицейский); она имела обыкновение спать в разных местах, так что заранее нельзя было знать, где она ляжет. Это приписывали тому, что она превращала ночь в день и день в ночь. В 11 часов вечера она отправлялась только в театр, и кто из придворных не являлся за нею туда, с того брали 50 рублей штрафу. По рассказам современников, государыня кушала немало и каждое блюдо запивала глотком сладкого вина. Она в особенности любила токайское вино. В среду и пятницу у государыни вечерний стол был после полуночи, потому что она строго соблюдала постные дни, а покушать любила хорошо, и чтоб избежать постного масла, от которого ее тошнило, она дожидалась первого часа следующего непостного дня, когда ужин был сервирован уже скоромный. У государыни был превосходный фарфоровый сервиз, все блюда которого были с крышками, сделанными наподобие кабаньей головы, кочня капусты, окорока и т. п.

В числе особенных странностей государыни, она терпеть не могла яблоков, и мало того что сама их не ела никогда, она до того не любила яблочного запаху, что узнавала по чутью, кто ел недавно, и сердилась на тех, от которых пахло ими; от яблок ей делалось дурно, и приближенные остерегались, даже накануне того дня, когда им следовало являться ко двору, до яблоков дотрагиваться. Спать государыня ложилась в пять часов утра; утро и часть дня посвящались сну. Засыпая, Елисавета любила слушать рассказы старух и торговок, которых для нее нарочно брали с площадей. Под рассказы и сказки их кто-нибудь чесал Елисавете пятки, и она засыпала. Когда императрица спала, то в это время по соседнему Полицейскому мосту запрещалось ездить экипажам, чтобы стук езды не будил императрицы; иногда не пускали и пешеходов. Императрица была очень суеверна и боялась покойников: она не входила в тот дом, где лежал покойник. Когда граф Апраксин умер в Царском Селе, в казенном здании, то тело его вынесли под шатер. Больного Чеглокова отправили домой, чтобы он не умер во дворце. При ней, в 1755 году, вышел указ, запрещавший носить мимо дворца покойников. Императрица скончалась в самое Рождество 1761 года, на 53-м году жизни, во дворце у Полицейского моста (теперь дом Елисеева). Там же Петр III, в тот же вечер, принимал присягу гвардии, построившейся против окон дворца, и после того ездил по всему городу с факелами.

Екатерингофский дворец заложен Петром весной 1711 года, в память первой победы, одержанной им в виду того места 6 мая 1703 года; здесь Петр, в звании капитана бомбардирской роты, взял два шведских судна и вместе с любимцем своим Меншиковым награжден орденом Св. Андрея Первозванного. Адмирал Головин, первый кавалер этого ордена, сам украсил царя знаками оного. Император назвал дворец Екатерингоф и подарил его супруге своей Екатерине. Дворец, построенный Петром, был деревянный, одноэтажный; вместе с этим дворцом был им сооружен на небольшом островку между Екатерингофом, Гутуевым островом и входом в Неву каменный дворец с башнею, названный Подзорным; там Петр любил жить в уединении и ждать прихода кораблей из Кронштадта. Позднее, при императрице Елисавете, в Подзорном дворце содержался под арестом фельдмаршал Апраксин, где и был над ним совершен кригсрат^[21]. Апраксин сидел под присмотром капрала. Раз императрица Елисавета, едучи в Петербург, заметила на крыльце Апраксина и приказала немедля кончить его дело, и если не окажется ничего нового, то объявить ему тотчас и без доклада ее монаршую милость. Презус^[22], как рассказывает И. В. Лопухин, надоумил асессоров^[23], что когда по допросе он скажет им: «приступим к последним», то это будет значить объявить монаршую милость: «Что ж, господа, приступим к последнему?» Старик от этого слова задрожал, подумав, что станут пытать его, и тут же умер с испуга. Остров, где стоял Подзорный дворец, у шведов назывался Овчий-остров. Островок этот сохранил название Подзорного до настоящего времени, но дворец обращен в адмиралтейские магазины.

В царствование Елисаветы Петровны Екатерингофский дворец был возведен в двухэтажное здание, но боковые стены остались те же самые, как были при Петре, хотя дворец сделали обширнее, нежели прежде, пристроили еще отделение от каминной комнаты с двухэтажною залою. В обоих этажах дворца сделали 21 комнату; в нижнем этаже сохранили убранство комнат в том самом виде, как было при Петре, вверху же покои убрали довольно пышно, во вкусе новейшего уже времени. Вот в каком виде был возобновленный дворец: перед спальней императора стоял шкаф, в котором хранился его синий кафтан с золотым шитьем по борту и рукавам; этот кафтан Петр носил в сражениях. В спальне стояла старая сосновая простая кровать, по преданию сколоченная руками императора. Наволочки, как и одеяло, были шелковые, некогда зеленые, с нашивными золотыми орлами. В спальне висела картина фламандской школы с изображением морского вида; напротив кровати находилось старинное зеркало и стоял поставец с китайскими чашками; перед постелью висела икона Владимирской Богоматери.

В столовой стоял штучный банкетный стол, сделанный из лиственницы, доставленной Петру из Архангельска. За этим столом государь любил беседовать с Апраксиным, Шереметевым, Меншиковым. Каминная комната в нижнем этаже дворца была приемной, в ней он давал аудиенции, принимал рапорты о выходящих кораблях и т. д. Над камином в этой комнате был помещен большой компас, имевший сообщение с флюгером на крыше дворца.

В верхнем этаже, в угловой комнате, было резное, в виде барельефа, изображение Петра в лаврах, потом под чехлом деревянная табакерка его работы, пожалованная им поручику Иосифу Ботому. Тут же лежала другая табакерка, подаренная им жене купца Марье Барсуковой, часы, жалованные вышневолоцкому купцу Сердюкову, подрядчику при постройке Вышневолоцких шлюзов. Часы эти Сердюкову Петр подарил по случаю следующего приключения. На Сердюкова был сделан ложный донос в отсутствие Петра; Сердюков был взят в крепость. При осмотре канала Петр заметил, что работы шли не так, как он приказывал. Он потребовал строителя. Государю донесли, что Сердюков взят под стражу; царь разгневался и тотчас поехал в Петербург, сам пошел в крепость, где содержался Сердюков, расспросил его, за что его арестовали, и, узнав, что он невиновен, поцеловал его и приказал тотчас же отправиться в Вышний Волочёк, на работы канала; при прощании подарил ему на память эти часы^{53}.

Во дворце стояли также большие английские часы с музыкой, работы Торнтона, бой и музыку которых император так любил, что в 1693 году писал из Вологды к боярину Тихону Никитичу Стрешневу: «Пожалуй, отпиши, что мои любезные органы станут играть, и какие танцы». Эти часы здесь сохранялись еще в сороковых годах нынешнего столетия, в футляре с хрустальными столбиками; на маятнике этих часов было миниатюрное изображение Петра Великого в голубом русском полукафтане и в порфире. Петр изображен был в самой цветущей своей молодости, двадцати четырех лет. Играли эти часы 12 пьес, название которых было выписано на стальном круге. Кроме этого миниатюрного изображения императора, в Екатерингофском дворце до сего времени сохраняются три его портрета, списанных с него при жизни.

Наверху в одной из комнат помещалась библиотека, касающаяся только до жизни и дел императора Петра. Всех книг по реестру было 100 томов, в красивых переплетах с золотыми гербами и надписью: «Екатерингофского дворца». До сих пор наверху имеются две комнаты, убранные китайскими вещами; в одной из них, при входе с лестницы, модель китайской галеры и два китайских фонаря; в ближней к ней комнате хранятся китайские лакированные фарфоровые ширмы с живописным изображением церемониального шествия китайского императора со свитою; там же стоят китайские шкафы, комод и бюро и две большие картины на дереве с наклеенными и раскрашенными фигурами из слоновой кости. Картины имеют и оборотную сторону.

Здесь же хранятся несколько еще и других китайских вещей. Все эти вещи привезены при жизни Петра из Пекина нашим полномочным посланником лейб-гвардии капитаном Львом Измайловым, на покупку которых при отъезде из Петербурга Измайлову было выдано 10 000 рублей. Две крайние комнаты с противоположной стороны дворца сохранили также первобытное богатое убранство времен Елисаветы Петровны. Стены этих комнат обиты: крайняя богатым белым бархатом с цветами, а следующая – атласным штофом, изделия С.-Петербургской мануфактуры 1729 года. К сожалению, штоф и бархат, украшавший некогда мебель здешнего дворца, лет двадцать тому назад снят придворным обойщиком Туром и заменен дешевым ситцем и шерстяной материей. В настоящее время дворец оклеен китайскими шелковыми обоями, найденными на чердаке Таврического дворца. В одной из комнат верхнего этажа имеется 12 тканых картин работы русских художников; работы эти относятся ко времени существования мануфактур-коллегии. Из картин заслуживают внимания: «Апостол Иаков», «Купающаяся Вирсавия», вытканная в 1727 году, «Орел, схвативший голубя» – в 1733 году, «Сусанна» – в 1739 году, «Собаки в бойне», вытканные в 1755 году, тканый вензель Петра I. Одна из картин в этой комнате, с изображением цветов и плодов, принадлежит иностранному художнику Бароку. Несомненно, что эти картины имеют ценное значение, как первые наши русские гобеленовые обои.

По лестнице, ведущей в нижний этаж, на стене вместо обоев висит большая на холсте карта Азиатской России. Карта написана, видимо, для шутки: вряд ли найдутся реки в учебниках с такими названиями, как здесь; на карте также и страны света поменялись местами: вверху море Индейское и Песчаное, внизу север и Ледовитое море, Акиан (sic), к западу Камчатка и царство Гилянское на берегу реки Амура, с курьезною надписью: «до сего места Александр Македонский доходил, ружье спрятал, колокол оставил». По преданию, по этой карте Петр экзаменовал ради смеха нетвердо знающих географию. Тут же в одной из комнат сохраняется небольшая картина, писанная масляными красками, с изображением Екатерингофского дворца в первое время. В большой зале, пристроенной уже при Елисавете Петровне, находится фарфоровая люстра из цветов и два фонаря стиля Louis XV, затем виднеется огромная печка из синих разрисованных изразцов. На стенах несколько старинных картин голландской школы и большое бюро превосходной художественной работы, с изображением на первом плане: «Вид Кремля из Замоскворечья между Каменным и Живым мостами, к полудню»; по бокам изображены виды Эрмитажа и павильона в зверинце в Царском Селе.

Большая часть описанных нами вещей и теперь сохраняются в Екатерингофском дворце; их любовно, более тридцати лет, сберегает старик, придворный служитель Шатров, каждый день бережно стирая с них вековую пыль.

Вся местность, где лежит Екатерингоф, не раз терпела от наводнения; так, в числе документов, хранящихся в московском архиве, имеется одна бумага, в которой говорится, что по определению Канцелярии от строений 12 мая 1741 года, состоявшемуся вследствие рапорта спичного и столярного дела мастера Фонболеса, велено было последнему в Екатерингофском дворце произвести починки повреждений, происшедших от больших прибылых вод.

В царствование Елисаветы лес, находящийся между речкою и большою дорогою в Екатерингоф, был обнесен высоким частоколом, и в нем был зверинец для оленей.

Императрица Елисавета не очень часто ездила в Екатерингоф; она, как известно, была характера веселого и не любила картин грустных, а чтобы посетить Екатерингофский дворец, ей надо было проехать два кладбища: Екатерингофское и Вознесенское. Раз, во время такого проезда в Екатерингоф мимо тамошнего кладбища, императрица обратила на него особенное внимание, и оно ей очень не понравилось. Действительно, картина была непривлекательна: дурно зарытые тела издавали запах, могилы представляли одни ямы, крестов не было. Все это произвело на императрицу удручающее впечатление, и она на другой день послала указ генералу П. С. Сумарокову, гласивший следующее: «Имеющему за Калинкиным мостом, едучи к Екатерингофу, кладбище мертвых тел, тако ж и у Вознесенской церкви, насыпать землей выше, чтоб от того духу происходить не могло» и т. д. Кладбище, которое видела императрица Елисавета за Калинкиным мостом, теперь находится во владении г. Гейнца; в начале нынешнего столетия место это называлось «огородом на могилах». Таких огородов на могилах в Петербурге существует, помимо этого, еще два: самый большой из них находится на Выборгской стороне, в ограде Сампсониевской церкви, а другой на Карповке, близ сада графини Лаваль.

Екатерингоф в 1796 году присоединен к городу и причислен к новоучрежденной тогда 4-й Адмиралтейской части. Несмотря на то что по новому положению Екатерингоф лежал в черте города, ему дали привилегию, по которой гуляющим дозволялось курить табак.

В 1800 году император Павел поручил Екатерингоф графу фон дер Палену, бывшему тогда генерал-губернатором Петербурга.

В 1804 году Екатерингоф был передан в ведение графа А. С. Строганова. Этими мерами, однако, Екатерингоф не выходил из запустения; дворец приходил в ветхость; лес был еще обнесен частоколом; в саду, топком по самому местоположению, образовались болота, и осенью и в дождливое лето Екатерингоф был непроходим.

В 1823 году с. – петербургский военный генерал-губернатор граф М. А. Милорадович обратил особенное свое внимание на это место и представил на высочайшее утверждение план нового устройства Екатерингофа и немедленно приступил к работам. С весны до осени 1828 года все было приведено к окончанию под надзором инженер-полковника Сакера и градского главы Жербина. Красивейшие постройки, павильон, беседки и вокзал^[24] были возведены молодым архитектором Монферраном, тогда еще не прославившимся постройкой Исаакиевского собора. В одно лето вырыт канал, по сторонам его сделана насыпь, отделяющая два пруда, близ которых, из уважения к памяти великого строителя, сохранены деревья, при нем насаженные. Через канал переброшен легкий чугунный мостик. При входе на мостик с двух сторон сделаны в виде трех арок фигурные ворота. Против лежащий Гутуевский остров был тоже расчищен, и самые рыбачьи дома на нем возведены в стиле сельских строений окрестностей Рима. На правой руке от трехаркового моста, на выдавшейся песчаной косе, омываемой Невой, было выведено большое готическое деревянное здание на каменном фундаменте, с решетчатыми фигурными окнами, галереями и высоким бельведером. Здание это носило имя Фермы, здесь жил летом граф Милорадович.

Кроме этого здания, по Екатерингофскому парку было рассеяно множество и других построек. В чаще от дороги стояла продолговатая четырехугольная палатка, красиво драпированная, где была кондитерская, и затем еще восьмиугольный павильон с четырьмя портиками; перед каждым из них лежали два чугунных льва, на которых были утверждены столбы павильона. Шпиль был обит белым железом, с боков кровли были изображены прыгающие зверьки. На лугу был устроен детский садик с китайской беседкой, стояли качели, маленькая карусель, гимнастические игры, кегли и т. д. В лесу к Черной речке выстроена русская изба с широкими распашными тесовыми воротами, с пестрою высокою голубятнею, с деревянным кружком на окнах и крыше; на створчатых ставнях были размалеваны яркими красками цветы в горшках; на широком дворе возвышались висячие качели на зеленых столбах, в палатке дымился огромный самовар, продавался янтарный мед, бархатное пиво, московская селянка, ботвинья с лососиной, жиром подернутая, и другие яства. Главным зданием в саду Екатерингофа был вокзал, в мавританском вкусе, с огромной ротондой, к которой примыкали с двух сторон два павильона; купол ротонды был голубой с золотыми полосами, на высоком шпиле веял флаг; перед ротондою, на больших пьедесталах, поставлены были две огромные вазы, наполненные цветами. В самой ротонде помещалась круглая зала для летних балов и концертов; хоры в ней, построенные полукружием, предназначались для музыкантов. В прочих отделениях шли красивые залы и комнаты. Содержателем этого вокзала долгое время был купец Егарев, отец известного петербургского антрепренера В. Н. Егарева.

В сороковых и пятидесятых годах особенно славились в Екатерингофе песенники с табачной фабрики В. Г. Жукова. Здесь они кочевали лагерем во время сенокоса на Екатерингофских лугах, сопровождая работу пением и плясками. Екатерингоф в эти годы служил любимым местом воскресных прогулок жителей Коломны, Семеновского и Измайловского полков, отправлявшихся туда обыкновенно водою. В то время там настроено было много дач, и даже наше тогдашнее театральное начальство в лице известного драматурга князя Шаховского перевозило сюда взрослых талантливых воспитанниц театральной школы. На этой даче, по словам P. М. Зотова^{54}, граф Милорадович проводил свои вечера, любуясь развивающимися дарованиями. Об этой даче было много толков в городе, и толпа волокит осаждала по вечерам заборы дачи, и сквозь решетки происходили разные переговоры, размен писем и все, что можно было, как передает тот же Зотов в своих автобиографических записках.

Перерождение Екатерингофа в 1823 году внушило графу Д. И. Хвостову написать на этот случай торжественную оду. Благодарный устроитель Екатерингофа гражданин Милорадович приказал на вечные времена повесить портрет поэта в зале вокзала, и долгое время посетители Екатерингофской ротонды любовались чертами певца Кубры с оригинальной подписью «Э Катрингофа Бард».

В 1840 году Екатерингофский дворец было повелено ремонтировать. В пятидесятых годах часть редких вещей Петровского времени перешла на хранение в Императорский Эрмитаж.