Право жить

Глава 6

Зима того года пролетела как никогда быстро. За те четыре месяца, что я провёл в своём новом статусе, коллектив меня, так за своего и не принял. Виной тому, возможно, было особое внимание тренера к сей новоявленной персоне. Ведь как ни крути, а половину всего отпущенного на тренировочной процесс времени он целенаправленно отдавал именно мне. Хотя парням, возможно, не понравился мой независимый характер. Впрочем, Сашке на всё это было глубоко плевать, главное, что чувствовал я себя в зале достаточно уверенно и комфортно.

Сказать правду, на том ограниченном стенами пространстве, ежедневно присутствовал один человек, душа которого была открыта для каждого. Он с кем угодно легко находил общий язык и тему для беседы. Ему симпатизировали все: как школьные учителя, так и уличная, прожжённая жизнью братва. Кстати, фамилия у него была более чем знаменитая, Разин. Был он старше меня всего на год, но уже успел прожить в боксе четыре полных сезона и по праву считался одним из самых успешных спортсменов нашего города. Особенно от Борьки были без ума девчонки. Однако симпатяга и весельчак парень, никому из них не отдавал предпочтения, и в то же время никому не позволял усомниться в их реальных шансах на его сердце. Если честно, я не могу припомнить ни одного случая, когда бы здороваясь при встрече, Боб дружески мне не улыбался.

И надо было такому случиться, чтобы в самый разгар весны, на моем первом в жизни соревновании, жребий свёл в поединке именно нас.

Накануне боя, вопреки логике, я не испытывал каких-либо сильных эмоций. Во мне, скажу честно, не было даже намёка на волнение, а тем более страха.

В то памятное, обещающее хороший день утро я никуда не спеша брёл по залитым ярким весенним солнцем улицам, с радостью отмечая стремительное пробуждение уставшей от зимы природы. Когда до Дворца спорта оставалось пройти менее трети пути, мой слух вдруг резанул лихой хулиганский свист, возникший из-за спины. Я бы, наверняка, на него не отреагировал, если бы точно не знал, чьё именно это творение. Терпеливо дождавшись, когда две знакомые мне с детства фигуры подойдут поближе, вполне законно интересуюсь, отчего у тех сегодня такие счастливые рожи и куда закадычные друзья Генка и Витёк держат путь.

Получив от приятелей встречный вопрос, объясняю им коротко, что к чему и как. За что тут же получаю законную порцию обвинений и упрёков по поводу своей беспонтовой, по их мнению, партизанщине.

Вполне искренне покаявшись и заверив друзей, что впредь такое не повторится, я повёл неразлучную и, наверняка, самую преданную мне пару болельщиков в зал.

Всю дорогу друзья юморили и смеялись, чем заметно подняли моё не совсем весёлое настроение. Наверно, им по жизни суждено было быть больше клоунами, чем обычными слесарями. Ведь где бы ни появлялся долговязый и невероятно худой Витек и низкорослый, резкий, как пружина Генка, там всегда был смех, шутки да всевозможные приколы. Вот и сейчас, добив на ходу початую бутылку портвейна, друзья просто блистали своим черным юмором. Типа:

– Если тебя вырубят, то не просто падай на пол ринга, а исполни этот процесс красиво, чтобы, как в кино, как в Голливуде, всё смотрелось достойно.

Ознакомившись с вывешенными списками пар предстоящих боев, я не очень расстроился. Проиграть чемпиону было не стыдно, а физическая боль от ударов меня и вовсе не волновала.

В тот самый момент, когда градус поединков достиг своей пиковой отметки, я, оставив неунывающую группу поддержки, не спеша отправился в раздевалку. О том, чтобы провести полноценную разминку в переполненном людьми помещении, не могло идти и речи. По этой самой причине, быстро натянув на себя спортивную форму, лёгкой трусцой направляюсь по длинному коридору на улицу. И уже у самого выхода, чуть замедлив бег, непроизвольно поворачиваю голову на звук чьих-то хлёстких ударов. Присмотревшись сразу узнаю Бориса, который в небольшой комнатушке, под агрессивное напутствия тренера, активно избивал хорошо знакомые мне боксёрские лапы. Не было сомнений, что на их месте подразумевалась именно моя голова, но и этот момент жизни начинающего боксёра смутил мало. Неторопливо выбежав на воздух, я вдохновенно взялся разогревать все основные мышцы тела.

Тяжёлая волна предстартового волнения накатила только тогда, когда из динамика прозвучала моя фамилия. На ходу сбросив с себя спортивный костюм, живо ныряю между канатов, и занимаю место в синем углу боксёрского ринга. Не имея опыта проведения боев, я мог уповать лишь на прицельное и достаточно жёсткое попадание кулака в цель. Но это, как показал дальнейший ход событий, было делом очень даже непростым. Разин, прекрасно чувствовавший себя в поединке, легко уходя от редких выпадов противника, раз-за разом втыкая в мою голову свои злые, одетые в новые перчатки кулаки. Скажу честно, за первую треть боя я нахватал их столько, что многим людям было слабо поднять такое, даже за всю их долгую жизнь.

Второй раунд мало чем отличался от предыдущего, за исключением самой его концовки, когда Борька собрался длинной серией отработанных крюков добить своего невероятно живучего соперника. Именно тогда я нанёс свой первый точный удар. Вернее сказать, это был даже не удар, а так, резкая отмашка, но главное – пришлась она точно по месту. Рвавшийся вперёд соперник, будто зацепившись ногами за невидимую проволоку, разом рухнул на четыре точки, на что зал дружно ахнул, а кое-кто даже подскочил с места. Однако юный чемпион задерживаться в таком неприглядном положении точно не собирался.

Судья даже не успел отреагировать на случившееся, а парень уже вновь стоял на ногах Жажда реабилитации, казалось, удвоила его силы, и я только чудом сумел продержаться до такого желанного гонга. Стараясь не обращать внимания на подступающую к горлу тошноту и жуткую головную боль, тяжело опускаюсь на выставленный из-за канатов табурет, и тут, словно откуда-то издалека до меня донёсся голос моего секунданта, который сочувственно пытался до меня достучаться.

– Прекращай выцеливать его челюсть, чудила. Держи Борьку на расстоянии прямыми. И запомни: не будешь бить ты, будут бить тебя.

Последняя фраза уже далеко не молодого боксёра почему-то отчётливо вошла в мой измочаленный и гудящий мозг. И едва только закрутилась очередная боксёрская карусель, я сразу стал огрызаться встречными ударами. Пусть они были не очень точными, и часто не по месту, но прицел соперника был явно сбит, и его единоличное господство на ринге стало заметно падать.

Однако и этого небольшого послабления мне хватило, чтобы переосмыслить все происходящее и сделать верный шаг. Главное что я для себя подметил, была одна Борькина особенность, защищаясь от ударов, он почти всегда плотно прижимал левую перчатку к своему лицу. И именно этим было решено воспользоваться. Собрав всю волю и силу в единый кулак, удачно поймав соперника на движении, жёстко втыкаю правую, в эту прижатую к виску перчатку. На что голова Разина, получившая мощное ускорение, резко откинулась назад, и почти сразу, ровно в момент её возвращения обратно, она снова нарвалась на второй, но уже более выверенный мной удар, запущенный в обход левой руки противника.

Несмотря на затуманенное сознание, я все же хорошо запомнил, как подломились Борькины ноги, и его сильное тело гулко рухнуло на настил ринга. Затем перед моими глазами все поплыло. В памяти остались лишь редкие обрывки всего того, что происходило дальше. Помню, как лежал на скамейке в раздевалке, как выла сирена скорой помощи, затем короткие отрезки пути домой в окружении своих друзей. А потом был долгий и невероятно глубокий сон.

Когда я открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь. Правда, озарение пришло довольно быстро. Белые стены большого помещения, в купе с казёнными железными кроватями, на которых в разных позах разместились перебинтованные и загипсованные мужики, более чем наглядно говорили о моём месте нахождении.

Откинувшись на подушку, я постарался было восстановить в памяти события дня, приведшие меня на больничную койку. И вот тут, дверь в палату открылась и в мою сторону целенаправленно двинулась довольно крупная медсестра с термометром в руке.

– Выспался, боец, – улыбаясь, и одновременно грубовато поинтересовалась она, протягивая мне ртутный градусник.

И вот тут, сам не знаю почему, я спросил у неё, какое сегодня число. На что вся палата разом громко заржала, а медичка, смастерив грозную физиономию, зачем-то пообещала отправить меня в вечный нокаут, если я хоть раз, об этом ещё её спрошу. И только когда агрессивная дама удалилась, мужики объяснили причину своего смеха:

– Ты, паря, когда вчера вечером здесь объявился, всё время про числа у сестрицы спрашивал, причём каждый раз, когда она в палату заходила.

Ощутив себя полным придурком, я повернулся лицом к стене и уже был готов снова уснуть, когда хромой сосед по палате, нависнув над моей койкой, бесцеремонно стукнул по ней своим деревянным костылём. Убедившись, что я не сплю, он чуток согнулся и тихо прошептал.

– Слышь, боксёр, а твой противник до сих пор в реанимации отдыхает.

Не совсем понимая смысла его слов, а тем более весь трагизм произошедшего, я приподнялся на койке и переспросил:

– Какая реанимация? Чего ты мелешь?

– А такая, – ехидно кинул на ходу трёхногий, неуклюже оглядываясь через плечо. – Руками меньше махать надо, здоровее будете.

Чувствуя, как в голове вновь поднимается какая-то жуткая муть, тяжело встаю с кровати и, слегка покачиваясь, бреду к умывальнику. Горсть холодной воды, направленная в лицо, малость просветлила мои мозги и даже дала короткое облегчение. Правда, то, что я увидел в зеркале секундами позже, повергло меня в очередной шок. Чья-то опухшая, темно-лиловая физиономия пялилась на меня оттуда сквозь узкие щёлки конкретно отёкших глаз.

– Ложись, парень, в койку, и давай поменьше шастай, – крикнул мне мужик с перевязанной головой. – Постельный режим у нас с тобой, брат, и это как минимум на две недели.

Прекрасно понимая, что других вариантов просто быть не может, возвращаю тело в горизонтальное положение и, закрыв глаза, почти сразу впадаю в сладкую дрёму, что длилась вплоть до самого врачебного обхода.

Угрюмого вида пожилой доктор, очень смахивающий на сказочного Айболита, минут пять тестировал меня на рефлексы, после чего, удовлетворённо крякнув и напомнив про обязательный постельный режим, перешёл было к следующему пациенту. И вот тут дверь в палату резко распахнулась, и стройная медичка с марлевой повязкой на лице бросилась бегом к врачу и что-то тихо зашептала ему на ухо. Последний, не дослушав её, мигом сбрасывая с себя груз прожитых лет, быстро поднялся со стула и, коротко выругавшись, поспешил к выходу. Вслед за ними к дверям ломанулся и хромой сосед по палате, вероятно, очень большой любитель всего жареного и острого.

Вернулся он минут через пятнадцать и, ничего никому не сказав, гулко стуча костылями, проскакал к своему лежбищу. Казалось бы, все обычно, но брошенный им в мою сторону беглый взгляд был более чем странный. Вслед за ним из дверного проёма выпорхнула медсестра и с ходу мне что-то вколола, после чего я проспал до самого вечера. И только на следующий день до меня дошло страшное известие, ввергшее меня в жуткую и достаточно долгую депрессию.

О том, что Борька умер, так и не придя в сознание, мне шёпотом поведал всё тот же неугомонный калека. Его, как и всех других, предупреждали о возможных нежелательных последствиях этого сообщения, но это было, как говорится, выше его сил.

Глава 7

Минуло полных два месяца, как меня выписали из больницы. Но моё душевное состояние оставляло желать лучшего. Постоянно давящий груз вины за смерть человека сделал из меня какое-то безвольное существо. Я мог сутками лежать на диване, уставившись в одну точку, совершенно не обращая внимания, ни на кого и ни на что. Родственники и знакомые всячески пытались вывести меня из этой жуткой душевной депрессии, но все их попытки были безрезультатны. Словно сговорившись, они твердили одно и то же: что типа, это бокс и что на его месте мог легко оказаться я сам. Кто-то из них даже раздобыл бумагу, в которой было написано, что у Борьки накануне боя уже была травма головы, и выходить на ринг ему было просто нельзя. Мой же лечащий врач, лишь разводил руками и в который раз твердил родителям: их сыну может помочь только сильная эмоциональная встряска, и пока те гадали, как её мне организовать, жизнь сама внесла свои, достаточно хорошо просветляющие мозги коррективы.

Все произошло поздним летним вечером, когда пожилая приятельница моей матери, просидев у нас в гостях едва ли не до полуночи, вдруг опомнилась и стала умолять меня проводить её домой. Даму вдруг осенило, что шататься ночью одной по городу вовсе небезопасно.

С трудом оторвав от дивана расслабленное, уже готовое ко сну тело, лениво пихаю ноги в кроссовки и тяжело волоку их по безлюдному городу вслед за невероятно болтливой тёткой.

Равнодушно пропуская мимо ушей её пустой, никому не интересный трёп, с облегчением доставляю даму до места проживания и оставляя за спиной слова благодарности, круто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

Успел я пройти максимум метров сто, когда впереди по курсу нарисовалась компанию парней, которая нагло и явно намеренно перекрыла мне дорогу. Окинув равнодушным взглядом их серьёзные лица, вяло отмечаю, что парочку пацанов я знаю точно. Крайний и самый возрастной из них не раз забегал к нам в боксёрский зал, чисто поработать со снарядами. Второго, что выдвинулся чуть вперёд, мне как-то издали показывал друг Генка, отлично знавший всю пацанскую шпану нашего района.

– Запомни этого перца, – наставлял он тогда, – погоняло его Крыса. Но не дай Бог ляпнуть так при нём, сразу на перо поставит, ахнуть не успеешь. Любит он, гад, это дело, два срока за ножи поимел, и всё не уймётся: чуть что не так, сразу в бочину целит.

Именно тот самый Крыса, как самый авторитетный из компании, зло ощерившись и беря на себя груз лидера, решительно и почти вплотную выдвинулся ко мне.

– Куда путь держишь, боксёр? – развязно поинтересовался он, дыхнув мне в лицо перегарным смрадом. Получив ответ, парень с натурально крысиной, украшенной редкими рыжими усиками рожей противно усмехнулся и, оглянувшись на свою заметно напрягшуюся кодлу, зло прошипел:

– Слыхали, пацаны, он домой рулит. Спровадил нашего кореша на два метра под землю и знай себе, гуляет, от жизни тащится.

Чувствуя за собой конкретную вину и ещё не совсем понимая смысла этого откровенного наезда, я начал было вяло оправдываться штампованными фразами: мол, так вышло, в спорте всякое бывает. Но меня не слышали. Продолжая дышать в лицо какой-то тухлятиной, Крыса вновь угрожающе зашипел:

– Пасть свою закрой и слушай сюда. За дружбана нашего ты нам отступных отвалишь, а после живи себе дальше. Ну, а если нет, прямиком к Борюсику отправим, даже не сомневайся. А там можете снова бить морды друг другу, у вас это не хило получается.

Доходчиво обозначив цель своего наезда, центровой, похоже очень довольный своей мерзкой шуткой, невероятно противно хохотнул.

– Почему платить вам, а не родственникам? – всё тем же равнодушным тоном поинтересовался я.

Крыса, просто звериным чутьём уловив, что его жертва дала слабину, решил тут же, не откладывая дожать её физически. С короткого замаха он резко ударил головой в лицо своему «тормознутому» собеседнику, при этом, ни сколько не догоняя, что совершает сейчас роковую ошибку.

Боль разбежавшаяся по телу от удара сделала то, что не получалось у всех, кто пытался вывести меня из состояния затянувшейся депрессии. Мутная пелена, почти два месяца стоявшая у меня перед глазами, вдруг, будто взорвалась и разлетелась мелкими осколками по сторонам. В один момент всё окружающее пространство стало невероятно ярким и контрастным.

Получив короткий ответ в зубы, Крыса, подбросив ноги вверх, рухнул костлявой спиной на асфальт, а сопровождающая его троица, тут же, как по команде бросилась на меня.

Парни оказались достаточно крепкими и довольно сносно умели драться. Но это им не помогло. Меня сегодня буквально несло. Никогда в жизни я не чувствовал в своём теле такой лёгкости и силы. Без труда уходя от шести летящих в лицо злых кулаков, Сашка не менее зло отвечал им тем же, и, делал это, просто с каким-то дьявольским удовольствием.

И только когда вся компания улеглась на тротуаре в крайне непристойных позах, я дал себе команду остановиться. Именно тогда, на пике победной эйфории, мной непростительно была потеряна элементарная бдительность, которая едва не стоила мне смертельной дыры в спине. А спас мою жизнь знакомый всем дворовым пацанам металлический щелчок выкидного ножа.

Мгновенно бросив тело в сторону, благополучно отделываюсь лишь неглубоким порезом плеча. В следующую секунду глаза мои встретились с хищным и по настоящему, беспощадным прищуром Крысиных глаз. Обладатель последних, невероятно быстро отойдя от удара, без сомнения был заточен сейчас чисто на убийство.

Похоже, я всё же не относился к той категории людей, которая теряется при одном виде направленного в лицо лезвия ножа. Самодельная выкидуха, словно красная тряпка для быка, реально удвоила мою ярость и скорость восприятия всего происходящего. После очередного длинного выпада противника ловко цепляю пальцами левой руки рукав Крысиной куртки, и с силой продёргивая парня себя, одновременно вбиваю открытую ладонь правой в его узкую переносицу носа.

– Вот такие дела, Крысёныш, за все в этой жизни когда-то приходится платить, – вполголоса кидаю я лежащему без признаков жизни телу и, зажав рукой кровоточащую рану на плече, спешу покинуть место драки, потому как встречать тёплый летний день за металлической тюремной решёткой, никак не входило в мои дальнейшие жизненные планы. Но и домой я уже не торопился. Меня, словно просидевшего годы в подвале человека, по-настоящему пьянил и окрылял ставший вдруг необыкновенно чистым, прозрачным и буквально перенасыщенным ароматами лета воздух. Ночь была светла и совершенно безлюдна, и это ещё больше усиливало ощущение силы и свободы. Казалось, будто само время сегодня приостановило свой вечный ход и одарило меня некой компенсацией за два, вырванных из жизни месяца. Последнее, кстати, я особенно почувствовал, когда вернулся домой и едва сумел успокоить родителей, что были очень встревожены долгой отлучкой их сына.

Чудом скрыв от родичей ножевую рану, как, впрочем, и порезанную рубашку с большим бурым пятном крови, сразу залезаю под душ, где получаю невероятное удовольствие от сей обычной водной процедуры.

Утро следующего дня началось с настойчивого жужжания дверного звонка, что сильно напоминало назойливую деревенскую муху.

На ходу потягиваясь и как всегда пренебрегая глазком, толкаю дверь от себя, и в ту же секунду в образовавшуюся щель вихрем ворвался Генка.

– Ты чего, все ещё дрыхнешь? Счастливчик! А меня с самого утра краснопёрые из-под одеяла выдернули и прямиком к следаку. Колись, говорят, в драке ночной участвовал, а может, слышал, что? Я ему в ответ: знать ничего не знаю, всю ночь дома спал, не верите, у мамки спросите, она подтвердит. А ментяра в ответ хитро так говорит: «Проверим, а пока у нас посидишь». Вот так целых четыре часа в обезьяннике я и проторчал, – довольно нервно выдал всё накипевшее в душе Геша, при этом, не переставая пялиться на моё заклеенное пластырем плечо.

– А чего там у тебя? – не удержался он, кивая головой на порез.

– Да так, ерунда, бандитская пуля, – отмахнулся я. – Расскажи лучше, чего тебе ещё интересного в ментовке напели.

– А ещё, – растягивая слова, продолжил Генка, внимательно вглядываясь в мои сбитые костяшки кулаков:

– Менты циканули, что Крысу с его корешами, кто-то ночью пресанул жёстко. Его самого на глушняк, а пацаны вроде как ничего, оклемались. Их сейчас в ментовке на причастность колют. Так что делай, Саня, выводы. Я бы на твоём месте на пару месяцев свалил куда-нибудь в дремучую деревню да затаился там до прояснения обстановки. Думаю, что за Крысёнка напрягаться сильно не будут, но лучше подстраховаться. Если по уму, а не по закону, тебе конкретно награда должна ломиться, кто знает, кого и сколько этот урод успел бы ещё продырявить пикой своей.

На все сто согласившись с другом, я тем же вечером отчалил в Питер, а уже оттуда прямиком к родственникам, на самую северную окраину Вологодской области.