– Может, ты ошибаешься? Может, отношение ко мне у тебя изменится, если мы начнём проводить время вместе? Откуда тебе знать о моих интересах? Ты ведь никогда не воспринимал меня всерьёз.
– Потому и не воспринимал, что между нами не возникло духовной связи, – сказал Мишка, поразившись собственной мысли. – Без такой связи не может быть настоящей любви.
– А ненастоящая любовь может существовать? – задала вопрос Надя. – Меня бы, наверно, и она устроила.
– Как это… ненастоящая? Что ты имеешь в виду?
– Ну, это когда человек создаёт видимость, что любит, – объяснила Надя. – Чтобы избавить от страданий того, кто любит его.
– Ты так и осталась наивной, Надюша, – с укором отозвался Мишка. – Это уже не любовь, а обман человека из жалости. Такая уступка впоследствии может обернуться ещё большими мучениями. Я, чтоб ты знала, не желаю заниматься заманиванием тебя в свои объятия, поскольку в обозримом будущем не вижу тебя рядом с собой в качестве жены.
Надя отстранилась от Мишки, подошла к тополю, провела ладонью по шершавой коре, потом развернулась и прислонилась спиной к стволу, уставилась в невидимую точку. Её затуманенный взгляд долго блуждал где-то в пространстве, потом переместился на Мишкино лицо.
– А ты сам был влюблён? – спросила она. – Тебе известны муки страданий?
Вопрос застал Мишку врасплох. Он задумался, в памяти всплыла Таня Сидорова в восьмом классе, вспомнились переживания и тяжёлые мучения в тот период. Ему шёл пятнадцатый год и болезненное чувство воспринималось уже по-взрослому. Это, без сомнения, можно было назвать первой любовью.
– Да, я был влюблён в одну девочку, – ответил Мишка с уверенностью.
– А она в тебя?
– Не знаю, я не заявлял ей о своём чувстве.
– Почему?
– Почему ты раскрыла свою тайну передо мной лишь сейчас?
– Не могла решиться, – призналась Надя со вздохом. – Боялась.
– Вот и я не мог решиться. Страдал втихомолку. Долго. Потом моя рана зарубцевалась, боль прошла.
Наступило молчание. Мишка подошёл к тополю напротив, опёрся плечом о ствол. Теперь их лица освещались рассеянным светом уличного фонаря, они пристально смотрели друг на друга.
«А почему, собственно, я отталкиваю девицу от себя? – появилась вдруг шальная мысль у Мишки. – Что мне мешает беззаботно и счастливо провести время отпуска с ней? Друзья мои отдалились, стали семейными людьми, я могу встретиться с ними лишь в выходные дни, а тут развлечение под боком. К чёрту все мещанские предрассудки! Гуляй, Мишаня, ты заслужил маленького счастья»!
Он улыбнулся своим безрассудным мыслям и проговорил:
– Ты знаешь, Надюха, я, пожалуй, соглашусь.
– С чем ты согласишься? – на лице девушки проявилось недоумение.
– Соглашусь изобразить ненастоящую любовь. Тебя устроит такое предложение?
Мишка хотел добавить: «изобразить так, как ты изображаешь её перед своим Володей Дубцовым», но вовремя прикусил язык. Ему не хотелось ещё раз вызвать девичьи слёзы, а потом их утирать.
– Устроит, – не веря своим ушам, ответила Надя чуть слышно.
– Тогда замётано. Завтра ко мне придут друзья, я приглашаю тебя на дружескую встречу. Идёт?
– Идёт, – прошептала девушка.
– Вот и чудненько, – развеселился Мишка. – А сейчас нам обоим надо идти баиньки.
Он взял ничего непонимающую Надю под руку и довёл её до дома.
– Всё. Пока. До завтра. Губы для поцелуя не протягиваю, потому что за нами никто не наблюдает, и поцелуй пропадёт впустую. Да и время для этого пока ещё не наступило, – выпалил он скороговоркой придуманные на ходу слова прощания и пошагал в обратном направлении.
– Миша, а когда прийти-то? – спохватившись, крикнула Надя вдогонку. – Ты не назначил мне время!
– Приходи, как надумаешь. Мои друзья прибудут к полудню, – весело сказал Мишка. Он шёл и радостно насвистывал марш «Прощание славянки». Радостное настроение появилось от того, что его утешительная миссия закончилась благополучно. Как говорится, стороны пришли к обоюдному соглашению.
Глава 12
Первым в доме Кацаповых появился Анатолий Хохряков. Мишка увидел его из окна, выскочил во двор, они обнялись.
– Тебя ли я вижу, дружище!? – воскликнул Хохряков, освободившись из объятий. – Возмужал-то как, чертяка! А я, вот, как видишь, понемногу старею.
Анатолий дважды провёл рукой по голове, заостряя внимание на просвечивающей по всей макушке плешине.
– Это, Толя, не старение, а проявление мудрости.
– Ну да, конечно. Как известно, из двух одинаково умных людей, лысый всегда оказывается умнее.
– Вот видишь? – Мишка улыбнулся во весь рот. – К тому же появилась экономическая выгода.
– Отпадает необходимость приобретения расчёсок?
– Верно. А чтобы лысина не бросалась в глаза – заводи новых друзей ростом ниже себя.
– А как быть со старыми?
– А старым, Толя, глубоко наплевать на изменения во внешности. Старые друзья ценят твою душу и сердце.
– Тут я с тобой согласен на сто процентов,
– Кстати, ты обмолвился в письме, что стал отцом, – лицо Мишки сияло. – Так ли это?
– Так точно! – шутливо кривляясь, подтвердил бывший наставник. – Сын у меня, три месяца от роду.
– Поздравляю, Анатолий Петрович! – Мишка крепко пожал ему руку. – Как назвали будущего подводника?
– А ты не догадываешься? – хитро прищурившись, задал вопрос
Хохряков.
– Неужели…
– Да, мой друг, сына я назвал Мишкой. Михаил Анатольевич Хохряков!
– Вот здорово! По этому поводу надо обязательно опрокинуть по рюмашке, – Мишка схватил друга за руку и потащил его в палисадник. Там уже с утра был накрыт стол.
– Бать, иди к нам за компанию, – пригласил Мишка отца.
– Нет, ребятки, не в том я возрасте и здоровье, чтобы понужать эту заразу с утра, – отказался хозяин дома. – Вы уж без меня возрадуйтесь. Вот когда соберётся весь народ, усядется за стол, вот тогда и опрокину с ним чарочку-другую.
– Ладно, дело хозяйское, было бы предложено.
Они остались вдвоём, присели с краю длинного стола, который отец застелил кусками выцветшего кумача. Когда-то эта ярко-красная ткань являлась широкими полотнищами флагов, развешенных на зданиях лесотехнической школы. Со временем флаги выцвели, их сняли с флагштоков, убрали в кладовку, вывесили новые. Потом процесс повторился. Когда скопилась целая стопка вылинявшего кумача, великодушный директор лично вручил списанную ткань в виде поощрения уборщице Василисе Марковне Кацаповой – передовику производства, чей портрет красовался на доске почёта на протяжении последних лет.
Директор был коммунистом до кончиков волос, но трусливым человеком. По всей вероятности, он не мог допустить, чтобы кумачовые полотнища использовались в качестве ветоши или, того хуже, половой тряпки.
– Смело ты поступил, – усмехнулся Анатолий, поведя взглядом по кумачовому столу. – Как ярый антисоветчик.
– Ты о чём? – спросил Мишка с непониманием.
– Водрузил водку на серп с молотом.
И только теперь Мишка разглядел едва проступающее очертание советского символа, краска с которого была старательно удалена чьей-то заботливой рукой.
– Бутылка водки лишь укрепит единство рабочих и крестьян, – съязвил Мишка. – Это батя расстарался.
– Он коммунист?
– Нет. Но он ударник коммунистического труда.
– А тебе не предлагали вступить в самую мудрую и вдохновляющую организацию в мире? – с сарказмом спросил Анатолий.
– Лицом не вышел, – усмехнулся Мишка. – Профиль неподходящий для размещения его рядом с тремя бородатыми корифеями.
– Вот и я не рвусь в ряды честнейших и чистейших, хотя парторг цеха все уши мне уже прожужжал, чтобы я не тянул с подачей заявления, – доложил Хохряков. – Меня ведь сменным мастером поставили через полгода после твоего отъезда, а я всё ещё размышляю.
– Товарищ главстаршина, – обратился Мишка к Хохрякову, придвигая ему наполненную стопку водкой. – Предлагаю отложить вопросы на партийную тематику. У нас сегодня иная повестка дня.
– Виноват, товарищ…
– Главный старшина, – подсказал Мишка.
– …главный старшина, – сделав серьёзную мину на лице, произнёс Хохряков. – Предлагаю выпить за встречу!
– За флотскую дружбу!
Друзья чокнулись и лихо опрокинули по стопке водки.
Бывший наставник стал расспрашивать Мишку о службе. Его интересовало всё: на какой лодке он нёс боевые вахты, в каких водах успел побывать, что изменилось в вооружении и многие другие детали, известные лишь подводнику.
Мишка вкратце рассказал, где был и что делал, упустив из повествования лишь египетскую командировку. Командировка формально считалась секретной, но о пребывании советских вооружённых сил в Египте знали если не все, то многие.
– Что-то маловато у тебя с походами, мореман, – заметил Хохряков, снисходительно улыбнувшись. – За два года всего лишь один дальний поход. Что за лодка такая невезучая?
– Моя лодка как раз нормальная. И поход мой длился почти сто суток. Это многого стоит. Невезучая лодка покоится в Бискайском заливе, – хмуро ответил Мишка на подковырку друга. – На глубине 4680 метров с четырьмя ядерными торпедами на борту.
– Ты о какой лодке сейчас говоришь? Я что-то не слышал о такой гибели.
– Авария произошла недавно. Ты, Толя, не мог узнать о ней. Лодка К-8, проекта 627А затонула в Бискайском заливе, в районе Азорских островов. Это случилось 12 апреля 1970 года, – Мишка посмотрел в лицо бывшего подводника, добавил: – Лодка, на которой мне предстояло служить после окончания школы связи.
– Ни фига себе! – присвистнул Хохряков. – Да ты, похоже, в рубашке родился?
– Наверно, – сказал Мишка после небольшой паузы, почему-то относя на этот счёт налёт израильского истребителя в песках Египта, а не возможную гибель К-8 в более поздний срок, когда он стал бы уже членом её экипажа и мог бы погибнуть. И даже не об аварии, которая произошла на борту уже родной лодки, когда ему пришлось бороться с огнём. Именно спасение при разрыве израильской бомбы он считал своим вторым рождением.
– Наверно просто повезло, – повторил он во второй раз. – Я в этот день последний экзамен сдавал. Двадцатого апреля был уже на севере. Там и узнал про аварию.
– Погиб весь экипаж?
– Нет, большую часть удалось спасти, погибли пятьдесят два человека.
– Давай, помянем? – предложил Хохряков.
– Давай.
Мишка наполнил стопки, они, не чокаясь, молча выпили.
– Вообще-то, как я представляю, мне больше не ходить в моря, – с сожалением сообщил Мишка. – Мою лодку ставят на перегрузку активной зоны и средний ремонт. А это минимум два года.
– Поня-ятно, – протянул бывший подводник. – Может, это и к лучшему. Нептун – коварный хозяин.
Мишка надолго замолчал, размышляя, как сообщить другу о своём знакомстве с Антонасом Матуласом. Ведь если рассказывать о бывшем сослуживце Хохрякова, тогда придётся выложить информацию о своём пребывании в Египте. И умолчать нельзя, поскольку мичман просил передать привет и по возможности заполучить от друга небольшое письмецо с фотографиями.
«Вообще-то, какой тут секрет? – рассудил Мишка. – О моём пребывании в Египте знают все мои сослуживцы, а Хохряков, можно сказать, – один из них, только в запасе. Он друг Матуласа. Неужели же мичман при встрече с ним на рассказал бы о своей поездке в Суэц? Чушь собачья!»
Мысленно Мишка оправдал предстоящий рассказ о событиях в зоне Суэцкого канала, но сделать этого не успел. Со двора донёсся голос отца:
– Миша! Иди встречай гостей!
Не успели они с Хохряковым выйти из-за стола, как через открытую калитку в палисадник просочилась целая группа молодых людей.
Шумную компанию возглавлял Володя Решетилов. Парень был старше Мишки на два года. Кудрявый весельчак был штатным заводилой на всех молодёжных тусовках. В армию его не взяли, отыскав какой-то скрытый дефект в его организме, и он продолжал трудиться на расточном станке в механическом цехе.
За ним сгрудились Володя Дубровский, успевший отслужить два года артиллеристом, Людочка Округина с подружкой Катей Сальковой, Саша Атёсов и…Галка Красикова. Та самая Галка, с которой Мишка провёл последние незабываемые дни перед отправкой на службу. За два с половиной года службы ни он, ни Галка не отправили друг другу ни одного письма.
У Мишки от удивления округлились глаза.
– Принимай гостей, Мишаня! – воскликнул Решетилов, кивнув головой в сторону друзей. – С раннего утра эти беспардонные люди рвались на встречу с тобой, мне с большим трудом удалось урезонить их пыл. Узнаёшь нахалов?
– Вова, ты не прав, это самые дорогие гости, – сказал Мишка, радуясь встрече.
Друзья по очереди обнимались с отпускником, затем присаживались за стол. Галка оказалась последней.
– Не ожидал? – пожимая Мишке обе руки, спросила она шёпотом, наклонившись к самому уху, чтобы не расслышали остальные.
– Не ожидал, по правде говоря. Но очень и очень рад нашей встрече, – ответил Мишка таким же тихим голосом над ухом девушки.
Когда прибывшие друзья и родители расселись за столом, Хохряков вдруг встал и громко спросил:
– Друзья, вы верите в то, что наш коллега Михаил Кацапов служил на флоте?
За столом дружным хором тут же прокричали: – Нет!
– Нужны доказательства, молодой человек, – строгим голосом потребовал бывший наставник. – Народ настаивает. Придётся вам покинуть нашу компанию и явиться к столу в форме со всеми регалиями и знаками различия.
– Ну вы, блин, даёте! – воскликнул Мишка. – А если я не подчинюсь?
– Тогда вынуждены будем обратиться к вышестоящему руководству за поддержкой, – не моргнув глазом, заявил Хохряков. – Верно я говорю, Александр Степанович, Василиса Марковна?
– Иди, Михаил, переоденься, покажись друзьям, каким ты стал, – поглаживая усы, степенно сказал отец.
Мишке ничего не оставалось делать, как подчиниться воле друзей и родителей. Он встал и направился в избу.
На его форменке не было медали Ушакова. Заветная коробочка была спрятана на дне спортивной сумки. Он не хотел привлекать к себе внимание в дороге, не хотел лишних расспросов, от которых пришлось бы уклоняться. Сейчас, после выпитой водки и требования собравшихся переодеться, в его душе неожиданно вспыхнуло ухарство и бесшабашность, захотелось надеть медаль, чтобы чуточку покуражиться.
Мишка достал заветную коробочку, извлёк награду, подержал её несколько секунд на ладони, пристально вглядываясь в рельефное изображение адмирала Ушакова, и только затем прикрепил медаль на левую сторону парадной голландки.
Переодевшись, подошёл к зеркалу. Муаровая лента голубого цвета с подвешенным к ней серебряным кругом удачно гармонировала с белым фоном и синим форменным воротником.
«Красав'ец», – оценил он своё зеркальное отображение с долей ехидства и усмехнулся. Медаль была прикреплена к форменке впервые, Мишка ещё ни разу не появлялся на людях с наградой на груди.
У этой медали была определённая тайна, раскрыть которую ему пока было не дано…
… После возвращения из Египта, его незамедлительно определили в штат экипажа лодки, которая уже через несколько дней отошла от пирса и взяла курс в Атлантику.
Мичман Матулас задержался в Североморске и ждал приказа о новом назначении. Передвижная станция осталась в Суэце до особого распоряжения уже с новым экипажем.
Военный советник, которого вместе с мичманом спас Мишка, тоже остался в Египте. Пути трёх человек, которых на время свела судьба, казалось бы, разошлись навсегда.
При расставании в Североморске мичман, ставший Кацапову дороже брата, твёрдо заверил:
– Вернёшься из похода – обязательно разыщу. Я обещал организовать встречу двух земляков. А что Антонас Матулас однажды пообещал – значит, так тому и быть. Матулас слов на ветер не бросает. Ваша встреча обязательно состоится.
Мишка ушёл в длительный автономный поход. Лодка находилась на боевой службе девяносто пять суток. Помимо выполнения основной задачи проводились исследования влияния увеличения продолжительности подводного плавания до ста суток на здоровье членов экипажа.
За три с лишним месяца острота восприятия египетских событий заметно притупилась, а клятвенное обещание Матуласа о встрече и вообще стало казаться несбыточным. У Мишки было достаточно времени, чтобы проанализировать отношения между военнослужащими и трезво оценить свое место на флоте.
«Это всегда так случается, когда люди расстаются на длительный срок, – размышлял Мишка, находясь на отдыхе после похода. – Клянутся, божатся, а жизнь расставляет всё на свои места. Недаром в народе говорят: хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Далеко ходить не нужно. Многие друзья в день отправки на службу клялись регулярно писать письма. И что? Долго ли продержалась эта клятва? Получил в начале службы по одному-два письма от них и – привет! Ни слова, ни одной буковки потом. Так поступили близкие мне люди. А тут совсем посторонний человек. Какое дело военному советнику до какого-то матроса срочной службы? Не младшего офицера или мичмана, а простого матроса, который ничем не отличается от тех мелькающих лиц рядового состава, снующих по штабу десятками за одни сутки! Ну спас я ему жизнь, так это святая обязанность каждого военнослужащего советских вооружённых сил. Офицер не отвернулся-таки от меня, а поблагодарил, пожал руку, и даже, по словам Матуласа, отправил рапорт по представлению к Красной Звезде. Офицер сдержал своё слово, а как поступят с его рапортом в штабе – он не может знать, тем более повлиять на результат. С мичманом могло произойти всё что угодно. Не того он полёта птица, чтобы позволить себе беспрепятственно появиться на базе подводных лодок в Гремихе. Кто его пустит, даже если есть дружеские связи в штабе? А офицеру-земляку и вовсе нет дела до того, что где-то неподалёку проходит срочную службу парень из родных мест.»
Шло время, о нём никто не вспоминал.
Большая выработка горючего активной зоны не позволяла лодке выходить на боевую службу, её ограничили каботажными выходами в море.
Самый последний выход чуть не обернулся настоящей трагедией. При погружении под воду заклинило горизонтальные рули, и лодка чудом не воткнулась носом в грунт. Едва выровняли дифферент и личный состав пришёл в себя, как на борту случился пожар. Аккурат в том отсеке, где находился Михаил Кацапов. Переборку задраили, началась борьба за живучесть.
Благодаря грамотным действиям и отваге моряков, пожар был потушен, обошлось без жертв.
После возвращения в бухту, был тщательный разбор причин аварии, дана оценка действиям личного состава. Лодке провели восстановительный ремонт. Среди матросов прошёл слух, что особо отличившиеся буду представлены к государственным наградам. Но дальше слухов, вероятно, дело не продвинулось.
Лодка долгое время стояла у пирса, экипаж отдыхал. Командир ждал приказ о переходе на судоремонтный завод. Лодке предстоял средний ремонт.
И вдруг Мишку вызвал к себе замполит.
– Собирайся, Кацапов, поедешь со мной в Североморск, – недовольным голосом произнёс он. – Почему молчал, что у тебя в штабе флота есть мохнатая рука? Почему мне ничего неизвестно о твоём родственнике?
Мишка долго не мог сообразить, о каком родственнике идёт речь, ибо такого не существовало в природе, и хотел было уже признаться в этом. Сказать, что никакой мохнатой руки в штабе флота у него нет, и уж тем более родственника. Однако в самый последний момент ему вдруг пришло в голову, что это, скорее всего, какие-то умышленные проделки мичмана Матуласа. Только один человек способен на такие рискованные авантюры. Только изворотливый латыш мог придумать хитрый способ для достижения поставленной цели. А коли так, нужно прикусить язык и молчать до выяснения обстоятельств.
Мишка неопределённо пожал плечами, изобразив на лице мину человека, который и сам не знает, как такое могло случиться.
Замполит нахмурился и больше с Мишкой ни о чём не говорил до крыльца штаба. У него напрочь испортилось всё настроение. Дослужившись до заместителя командира лодки по политической части он, по сути своей, оставался простым мужиком – прямым, доступным и бесхитростным. Для него был оскорбительным тот факт, что у него за спиной сплели какую-то интригу, молчали до последнего момента, не удосужившись даже намекнуть, в чём её суть. Он вёз с собой главстаршину для свидания с каким-то родственником, как сопровождающий, или точнее, как конвойный. Вёз втёмную, не зная цели встречи. Правда, основная его задача заключалась не в сопровождении Кацапова, а в согласовании мероприятий по случаю предстоящего празднования Дня ВМФ. Доставка старшины просто совпала с его визитом в Политуправление флота. В голове замполита в который уже раз явственно всплыл разговор с представителем штаба. Вежливый голос в трубке спросил:
– Капитан третьего ранга Колющенко?
– Так точно, Колющенко на проводе.
– У нас к вам просьба, товарищ капитан третьего ранга, – прозвучал требовательный голос незнакомого офицера.
– Слушаю.
– У вас в экипаже служит специалист ЗАС Кацапов.
– Служит, – подтвердил Колющенко. – Он нарушил режим связи?
– Он срочно потребовался капитану второго ранга Афанасьеву. Надеюсь, вам знакома эта фамилия?
Замполит непроизвольно вздрогнул: фамилия Афанасьев говорила ему о многом. Её знал теперь каждый офицер. С недавних пор человек с этой фамилией стал главным руководителем управления по особым делам Северного флота.
– Так точно! – ответил Колющенко, прикидывая мысленно, где мог наследить их специалист по засекречиванию канала связи.
– Не пугайтесь, товарищ капитан третьего ранга, – успокоил офицер в трубке, видимо почувствовав дрогнущий голос собеседника. – Кацапов ничего не нарушил и вызывается на встречу с родственником.
«Неужели нельзя было попросить меня по-человечески, чтобы я оформил этому парню увольнительную на пару-тройку дней? – размышлял замполит в дороге. – Кацапов давно не салага, сам бы добрался до Североморска. Почему нужно скрывать о имеющемся родственнике в штабе флота? Что за секрет такой, о котором мне не следует знать?»
Замполит путался в своих догадках и от этого злился ещё больше.
Он косился на Кацапова, но завидев невозмутимое лицо старшины, у него сразу пропадало всякое желание выпытать хоть какую-нибудь информацию.
А дальше всё происходило, как в хорошей театральной постановке. В штабе их встретил оперативный дежурный и после недолгих поисков в журнале сообщил номер кабинета капитана второго ранга Афанасьева – земляка Кацапова, с которым должна была состояться встреча. Взглянув на табличку с фамилией на двери, Мишка утвердился в своих предположениях.
«Повысили в звании», – с одобрением отметил он про себя.
В кабинете он увидел мичмана Матуласа. Тот сидел за столом по правую руку от хозяина кабинета и о чём-то с ним беседовал. Когда в дверях появились замполит с Кацаповым, латышский великан поднялся первым и шагнул навстречу вошедшим.
– Братишка, леший ты мой, как я рад тебя видеть, – радостно воскликнул он, стиснув в объятиях Кацапова, и тихонько прошептал на ухо: – Называй меня Антоном, я твой брат.
Из-за стола поднялся Афанасьев. Пройдя навстречу Колющенко, пожал ему руку, пригласил присесть за стол.
– Братья давно не виделись, а тут такая оказия, – улыбнулся Афанасьев, возвратившись на прежнее место во главе стола. – Мичман на днях вернулся из автономки и узнал, что брат его давно загорает в бухте. Вот я и решил по старой дружбе организовать им встречу.
Замполит сначала таращился на мичмана, пытаясь найти хоть малейшее сходство между ним и Кацаповым, затем перевёл взгляд на самого Афанасьева. Ему почему-то изначально казалось, что он оказался невольным участником какого-то скрытого представления, смысл которого раскроется с минуты на минуту. Словно уловив сомнения Колющенко, Афанасьев продолжил:
– Я и сам прихожусь твоему старшине дальним родственником, как принято говорить в таких случаях – седьмая вода на киселе. Мой род тянется из того района, откуда наш герой призвался. Там прошли все мои детские годы, там и сейчас проживают мои родители. По словам отца, прадеды Кацаповы и Афанасьевы были двоюродными братьями. Это сейчас родство в третьем поколении уже ничего не значит, а в те далёкие времена родственники до седьмого колена знали друг друга в лицо и сызмальства почитали свой род. О плотогонах Кацаповых в те годы знала вся округа. Так-то вот, товарищ замполит.
Чувствовалось, что Афанасьев растроган воспоминаниями о малой родине, но это состояние длилось не больше минуты. Хозяин кабинета быстро перестроился, восторженность и умиление одномоментно сошли с его лица. Взглянув на Колющенко, он сказал:
– А пригласил я вас, товарищ замполит, вовсе не для того, чтобы вы понаблюдали за встречей родственников. Я хотел, чтобы вы, как представитель партийных органов, стали свидетелем знаменательного события в жизни вашего подчинённого.
От последних слов у Колющенко непроизвольно вытянулось лицо. С приоткрытым ртом он уставился на главного особиста.
Афанасьев выдвинул ящик стола, извлёк оттуда красную коробочку, сказал.
– Указом Президиума Верховного Совета СССР главный старшина Кацапов Михаил Александрович за личное мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга в условиях, сопряжённых с риском для жизни награждён медалью Ушакова. Медаль носится на левой стороне груди рядом с медалью «За Отвагу». Руководством флота мне поручено вручить тебе, главный старшина Кацапов, эту дорогую для каждого матроса государственную награду.
Афанасьев вышел из-за стола, шагнул к взволнованному Мишке, который стоял перед ним навытяжку, ещё не осознав до конца всего происходящего. Замполит и Мичман Матулас тоже застыли по стойке «смирно».
– Служу Советскому Союзу! – хрипло произнёс Мишка, чувствуя, как спазм перехватил горло, когда в его руках оказалась красная коробочка с медалью. Ему даже показалось, что коробочка была горячей и жгла ладонь.
Замполит стоял и ничего не понимал. Он прекрасно знал, что фамилия Кацапова не значилась в списке членов экипажа, отличившихся при устранении последней аварии на лодке, который он лично подписывал у командира корабля и отправлял вместе с рапортом в штаб флота.
Рот его приоткрылся, он хотел о чём-то спросить, но его опередил капитан второго ранга.
– Указ носит закрытый характер, потому и вручение происходит не перед личным составом лодки, а за закрытыми дверями. Награда прошла по линии управления по особым делам за подвиг матроса Кацапова при исполнении им интернационального долга в дружественной нам республике Египет.
– Но…
– Это в интересах неразглашения сведений о присутствии морских сил в портах Египта.
– Товарищ капитан второго ранга, по инструкции я обязан буду доложить об этом командиру, – сказал Колющенко.
– Раз обязан – доложи, – перейдя на «ты», снисходительно проговорил Астафьев.
Потом замполит был отпущен, в кабинете они остались втроём. День подходил к концу, Афанасьев неожиданно предложил:
– Как вы смотрите на то, друзья мои, чтобы провести вечер у меня дома?
– Любое предложение командира на флоте рассматривается его подчинёнными как приказ, – с улыбкой во всё лицо проговорил мичман избитую фразу. – Не смею отказаться.
– А ты старшина? – спросил Афанасьев, сверля Мишку пронзительным взглядом. – Готов провести время с земляком в домашней обстановке? С кем же ещё тебе обмыть медаль, как не с близким другом и земляком в придачу?
Мишка растерялся и перевёл взгляд на Матуласа, как бы спрашивая совета. События были совсем неожиданными и развивались так стремительно, что у него голова шла кругом. Он не знал, как воспримет его решение замполит, не отправит ли потом на гауптвахту за такие лихие деяния? Отправляться туда на десять суток ему вовсе не хотелось.
– Прокручиваешь в голове реакцию замполита? – догадался Афанасьев, когда почувствовал внутренние колебания молодого земляка.
– Не то, чтобы…
– А ты, старшина, не думай ни о чём, – уверенно произнёс старший офицер. – Твоему замполиту я передам, чтобы он не терял тебя… дней так двадцать… без дороги. А сегодня переночуете с мичманом у меня.
Так главный старшина Кацапов познакомился со своим земляком – капитаном второго ранга Афанасьевым Виктором Петровичем…
…Мишка вышел во двор и столкнулся нос к носу с Надеждой Аристарховой.
– Ворота были открыты… – споткнувшись на полуслове, растерянным голосом произнесла она, поразившись бравому виду Мишки.
– Так вот ты какая стала, Надежда Аркадьевна Аристархова! – воскликнул Кацапов, поразившись внешнему виду девушки. – Вчера впотьмах толком и не разглядел, насколько ты красива.
Надя действительно выглядела очень привлекательно. Нарядное платье василькового цвета с белым кружевным воротником и такими же обшлагами на коротких рукавах плотно облегало стройную фигуру, придавая ей определённую изящность. Пышные тёмные волосы, которые Мишка держал вчера в своих ладонях, и тугие груди, натянувшие до предела ткань, словно проверяя платье на прочность, придавали девушке обольстительный образ. Лишь незначительные внешние недостатки имелись у этого очаровательного создания: вызывающе вздёрнутый вверх носик, слишком прямые плечи и несколько коротковатая шея, унаследованные от квадратной фигуры отца. Но эти недостатки ничуть не умоляли достоинства Надежды.
От похвалы Надя смутилась, зарделась.
– Ну что же мы стоим? Пошли! Гости уже все собрались, – Мишка схватил девушку за руку, потянул за собой. В этом момент он совсем забыл о Галке Красиковой.
А вот и мы! – ликующим голосом объявил он, появившись перед публикой с девушкой. – Знакомьтесь, друзья. Эту очаровательную девушку зовут Надя. Надя Аристархова. Она моя соседка, живёт через дом от нас.
Мишка обвёл взглядом гостей, посмотрел на родителей. Друзья, ещё минуту назад галдевшие наперебой, разом умолкли, раскрыв рты. Что больше их поразило – понять было невозможно. Или сам он, переодетый в форму с медалью на груди, или же появившееся из ниоткуда васильковая фея, которая залилась пунцовым румянцем и от сильного волнения судорожно сжимала его ладонь. Скорее всего то и другое. Вместе они смотрелись сейчас великолепно.
– С ней мы дружим с пелёнок, – встретившись взглядом с Галкой, оправдательным тоном добавил смущённый Мишка.
Первым пришёл в себя самозваный тамада Решетилов.
– Опаньки! Вот так сюрприз! – воскликнул он. – Всего мог ожидать от лихого друга, но только не этого! Скажи мне кто-нибудь из вас накануне, что я увижу Кацапова с медалью на груди, да в придачу ещё за руку с очаровательной феей – ни за что бы не поверил. Ей богу!
Решетилов вышел из-за стола, силой высвободил подрагивающую руку Нади из ладони Мишки, усадил растерявшуюся девушку на своё место, затем сам втиснулся на лавку рядом с ней и шутливо проговорил:
– Раз она для тебя всего лишь соседка, значит, у меня сегодня есть шанс стать ей близким другом.
Мишка рассмеялся, прошёл к торцу стола и устроился рядом с родителями. Такой вариант его устраивал. Он чувствовал на себе жгучий взгляд Красиковой, от которого ему почему-то было неловко.