Барон с улицы Вернон. Призраки Чугуева. Книга вторая

– Дамы, – поднялся Виктор, – было приятно провести с вами время, но знаете, дела.

– Приезжайте почаще, полковник, – ответила супруга Кузьмы Демьяновича, – и Вы, господин штабс-капитан, – посмотрела она на вставшего вслед за Виктором Вайсберга, – я слышала Вы местный?

– Всенепременно, – чуть улыбнулся ей Вайсберг, – будете в Чугуеве, я тоже буду рад встречи с Вами.

– Думаю, к Пасхе мы приедем проведать родных, – ответила дочка Кузьмы Демьяновича.

– В этом случае, буду рад сопровождать Вас, мадмуазель Гречко, – посмотрев на неё, слегка кивнул головой Вайсберг.

– Ну полно, увидитесь, – встал Гречко и позвал офицеров за собой…

– Я так понимаю, – зайдя в библиотеку Гречко присел в своё привычное кресло-качалку и бросил взгляд на Виктора, – разведку Морского генерального штаба мало интересуют вопросы строительства Делового Двора? Присаживайтесь, господа, – указал он на стоящие неподалёку стул и табурет, – если интересуетесь, у меня есть интересные экземпляры в этом собрании.

– Интересует, – взял Виктор с полки одну из книг, а Ваня послушно присел, наблюдая за тем как Виктор перелистывает страницу за страницей.

– Шекспир, в оригинале? – посмотрел Виктор на Гречко, отложив книгу, – восемнадцатый век, бесценный фолиант! Знаете, мне с детства нравился шестьдесят шестой сонет! Помнится, ещё мальчонкой, в школе на уроке я зачитал его с выражением, вслух. За что был нещадно бит одноклассниками.

– Хе! – усмехнулся Гречко, – «Зову я смерть! Я досмерти устал от гордости, идущей в приживалки…», – произнёс он выразительно, глядя в сторону, – кому же понравится правда в глаза! – и перевёл взгляд на Виктора, – а Вы учились не в гимназии? Я думал, что барон должен бы был как минимум окончить именно гимназию, если не лицей?

– Мне было девять лет, – ответил Виктор присев на стул, – а в десять со мной уже занимался лучший гувернёр штата Нью-Джерси.

– Вы жили в Североамериканских Соединённых Штатах? – удивился Гречко.

– Можно сказать, что я там вырос, – кивнул Виктор, – а родом из Могилёва, – он улыбнулся и вздохнул, – если Вы не против, мы можем перейти к делу?

– Конечно, господа, – сказал Гречко, – так чем интересна моя личность Адмиралтейству?

– Вам знаком некто Георгий Полежаев, инженер, изобретатель и немного странный человек? – спросил Виктор.

– Сразу прямо? – улыбнулся Гречко, – значит вам известно больше чем Вы говорите, полковник! Ну что ж, тогда скрывать, как я понимаю, нечего?

Виктор молча покрутил головой глядя на Гречко.

– Мне он знаком, – продолжил Гречко, – и я думаю, Вы прекрасно, и даже лучше меня знаете, что никакой он не странный, и даже не немного. Он гениальный и достойный сын Отечества нашего. Я думаю, что Вы вполне разделяете моё мнение касательно него. Вас интересуют его разработки?

– Интересуют, – кивнул Виктор.

Гречко подумал.

– Вы верите в то, что вокруг не только нашей планеты, но и вокруг каждого предмета и существа, существует магнитное поле?

– Вращающееся магнитное поле, которое может служить так же средством передачи информации, – ответил Виктор, – а так же, данные магнитные поля, при определённых условиях, могут вызывать эффект «кротовых нор», туннелей пространства-времени. А при определённых температурных условиях, существует возможность так называемой «заморозки информации хронополя и измерения».

Гречко удивлённо посмотрел на Виктора.

– Последнее, – сказал Виктор, – изобретение инженера Полежаева.

– О том, что вращающееся магнитное поле вовсе не теория, знает только один человек на Земле, – проговорил тихо Гречко, – это Никола Тесла.

– Нет, – покрутил головой Виктор, – знают двое. Ещё есть инженер Гудвин. Хотя, знаете так же Вы, Полежаев и как видите, мы с господином Вайсбергом.

– Хорошо, – пришёл в себя Гречко, – значит Морской генеральный штаб заинтересовался работой Георгия Полежаева?

– Я бы сказал, – поправил его Виктор, – разведка имеет интерес, чтобы изобретение это служило России, но…

– Чтобы о нём знал только определённый круг лиц, включая Государя Императора? – спросил Гречко прервав его.

– Именно, – кивнул Виктор, – и нам очень хотелось бы знать, делился ли Георгий Полежаев своими планами с Вами.

– Был он у меня две недели назад и планами делился, – встал Гречко, подошёл полкам с книгами, взял с неё две толстые тетради и протянул их Виктору, – вот то что он оставил мне на сохранение. И сразу предупреждаю, что это копии его записей.

Он присел обратно в кресло.

– А оригиналы? – посмотрел на него Виктор.

– Полежаев говорил, что отправил их мадам Кюри, – ответил Гречко.

– Марии Кюри? – посмотрел на него Виктор бегло листая тетради.

– Не знаю зачем, но Полежаев очень спешно покинул Чугуев, – ответил Гречко.

– А куда мог отправиться Полежаев, господин подполковник? – спросил у него Вайсберг.

– Он не говорил, – подумал Гречко, – сказал только, что у него есть информация о прибытии людей от некоего Олендорфа.

– Олендорфа? – удивился Виктор, – но как такое возможно?

– Вы знаете кто это? – посмотрел на Виктора Вайсберг.

– В том-то и дело, что знаю, – ответил ему Виктор.

– Я понимаю так, что это ваши коллеги из Германии? – глянул на них Гречко, – дело идёт к войне, если я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – вздохнул Виктор, – нам пора, с Вашего позволения.

– Ну, не смею задерживать господ разведчиков, – ударил себя ладонями по коленям Гречко и встал.

– Будете в Купянке просто так, не обязательно по службе, всегда будем рады Вам, господа, – сказал он, – а найдёте инженера Полежаева, то кланяйтесь от меня. Знаете, таких людей беречь надо как зеницу ока, а не вынуждать их прятаться от белого света. А ведь мог бы быть гордостью России…

– Вы меня удивляете своими познаниями, господин полковник, – сказал Вайсберг, когда уже вышли на улицу и сани тронулись в обратный путь, – неужели этому всему учат наших разведчиков?

– Этому учат в Сорбонне, – ответил Виктор.

– Вы окончили Сорбонну? – спросил Вайсберг.

– Мой родной отец был физиком, – посмотрел на него Виктор, – а я очень хотел быть похожим на отца.

– Думаю у Вас получилось! – усмехнулся Вайсберг.

– Сын обязан превзойти своего родителя, – так же усмехнувшись в ответ, сказал Виктор и посмотрел на Вайсберга, – иначе зачем отцу нужен сын..?

Глава 10

Земский врач, Фридрих Францевич Файст, был из тех людей, которые непонятно каким образом вообще оказывались в очень глухой провинции. Всегда аккуратный, даже чопорный, всегда в строгом костюме, поверх которого сейчас было накинуто серое пальто с чёрным меховым воротником, в шляпе-котелке и всегда с тросточкой, он сильно выделялся из общей толпы жителей Чугуева. Поверх его жилета сразу бросалась в глаза золотая цепочка дорогих часов. «Хронометр», – как их называл Фридрих Францевич, произнося это слово с едва-ли заметным грубым немецким акцентом.

Высокий, худой, с гордым взглядом и пышными усами, лихо закрученными и седыми, когда-то чёрными, глядя на всё вокруг сквозь пенсне, он всегда важно шёл путь от своего небогатого но чистенького домика на Харьковской улице, в новую Земскую Больницу.

Подойдя к ней, Фридрих Францевич остановился, окинул взглядом фасад дома, окна, словно он искал двери, и словно найдя эти двери, направился к ним.

Двери были окрашены в зелёный цвет. Фридрих Францевич взялся за ручку, потянул её на себя, потом снова закрыл, снова приоткрыл и так несколько раз, слушая скрип дверных петель. Немного постояв, он вошёл…

Фридрих Францевич был родом из Курляндии, хотя детство и юность, да и зрелые годы провёл в Баварии. Он уже не помнил как оказался в Чугуеве, но прекрасно помнил, что собирался все свои силы и возможности подарить жителям этого города, так сказать – облагодетельствовать сирых да убогих своим врачеванием. Но едва прибыв сюда, он очень скоро понял, что облагодетельствовать всех не сможет. Не потому что люди не хотели. Он был единственный врач на весь уезд, который вообще что-то мог делать из того, что хотел бы делать сам, а не из того что ему дозволяли.

Метель на улице намела много снега. Фридрих Францевич только что снял с печурки горячий чайник, залил кипятком малиновое варенье и уже собирался было отведать сладкого напитка, как вдруг заметил в окно, что к нему направляется очень важный посетитель.

– Ужель Иван Алексеевич? – удивился Фридрих Францевич, поправив пенсне, – но напиток всё-таки решил выпить.

– Здравствуйте, Фридрих Францевич, – открылась дверь кабинета и к Фридриху Францевичу вошёл невысокий господин в тёплом тулупе, высокой шапке и валенках. Его лицо украшали такие же пышные усы как и у Фридриха Францевича, но смотрящие вниз, как было принято у местных малороссиян, и пышная седая борода.

– Проходите, Иван Алексеевич, – не вставая с места, продолжал пить свой отвар Фридрих Францевич, – не желаете ли отведать кипятку с малиной? – спросил Фридрих Францевич, оборачиваясь к посетителю.

Иван Алексеевич снял шапку, тулуп, повесил вещи на вешалку стоящую у дверей и пройдя к столу, сел напротив Фридриха Францевича, как обычный посетитель перед доктором.

– Заболели? – кивнул чуть улыбнувшись, Фридрих Францевич.

– Не спрашивайте, – вздохнул Иван Алексеевич, – ни здоровья, ни сил, ни… – подумал он, – ни желания быть градоначальником!

– Эх, батеньнка, – усмехнулся Фридрих Францевич, – в ваши годы не градоначальником быть, а внуков няньчить надо.

Иван Алексеевич Лубенцов уже давно правил этим городом. За это время, он уже много раз пожалел о том, что вообще согласился на авантюру предложенную ему когда-то, как почётному гражданину Чугуева. Город на глазах превращался в чужой и какой-то непонятный ему. И Лубенцов много раз хотел отказаться, и отказывался, от своей должности и намеревался уехать, например, в Польшу, где поселиться со своей престарелой супругой на каком-нибудь хуторе и заняться, например, садоводством.

– Как только покойный Лизогубов мог это всё терпеть? – вздохнул Лубенцов, – сердце у меня ночью прихватило. Еле дошёл к Вам, милостивый государь. На гору знаете ли, тяжко подыматься. А экипажем своим не обзавёлся.

– Да по такой погоде и экипаж не поможет, – согласился Файст, – скидывайте рубаху, батеньнка, послушаем Вас…

Лубенцову было стыдно смотреть вокруг. Обшарпанные стены, с которых то и дело сыпалась краска. Кроме того, было слышно как в приёмном покое скрипят половицы, а старый истопник переговаривается о том да о сём с повитухой, денно и нощно дежурящей в клинике. Она же была и нянечкой пятерым больным детишкам, лежащим в палате напротив кабинета Фридриха Францевича.

Щели в окнах были аккуратно заклеены самим Файстом старыми газетами, чтобы не дуло.

Лубенцов слышал, как повитуха вежливо ругала его, заседателей, стараясь подбирать слова, а истопник журил её и приговаривал что-то, заступаясь за градоначальника.

Лубенцов вздохнул, а Файст в этот момент, закончил слушать его сердце.

– Не переживайте Вы так, Иван Алексеевич, – сказал Файст, – Вам надо меньше нервничать. Сердце у Вас нездоровое, поэтому настоятельно рекомендую пить капли валерианы. И тёплое молоко с мёдом. Но причин для волнения я не вижу.

– А я вижу, – одел рубаху и заправился за ширмой Лубенцов, – и даже слышу!

– Вы про Пелагею Матвеевну? – усмехнулся Файст, – или про Никифора Никаноровича? – он присел на своё место, за стол, – бросьте, милостивый государь, – посмотрел он на Лубенцова, – не думаю что было бы лучше, если бы мы продолжали принимать больных в лазарете по Харьковскому Тракту. У нас детки болящие. А там солдатики, а они разные бывают. И чахоточные, и чесоточные, и даже сифилисом хворают.

– Чем я могу помочь? – присел напротив и кивнул Файсту Лубенцов.

Файст посмотрел на Лубенцова.

– В нашей аптеке совершенно нет обезболивающих, – тихо проговорил он, – не могли бы Вы ходатайствовать от городской думы, чтобы военные пожертвовали горожанам хоть что-то? Вы же сами понимаете, что переломы, ушибы и больные зубы в мороз, это распространённое явление. А по весне так эпидемия часто случается.

– Понимаю, – кивнул Лубенцов, – я поговорю с Фиалковским.

– Только чтобы, – Файст приложил палец к губам.

– Понимаю, – кивнул Лубенцов.

Когда Лубенцов ушёл, Файст долго провожал его, глядя в окно. Встав, он собирался было позвать истопника, но в дверь снова постучали.

– Да? – спросил Файст, остановившись посреди кабинета.

– Можно? – в кабинет вошёл военный.

– Господин полковник? – удивился Файст.

Виктор закрыл за собой двери.

– Вот, решил наведаться, – сказал он, – да вижу, градоначальник у Вас. Решил не мешать.

– Проходите, присаживайтесь, – вернулся на место Файст, – на что жалуетесь? – улыбнулся он Виктору.

Виктор пододвинул стул и не снимая шинели присел рядом.

– На всё, – улыбнулся он, – намедни вернулись из Купянки и привёз Вам поклон от Кузьмы Демьяновича.

– О, как приятно! – обрадовался Файст, – и как там устроился господин Гречко?

– Врачует, возвращаться до Пасхи не намерен, но шлёт Вам поклон, – ответил Виктор.

Он подумал.

– В дороге начало ноги крутить, будто застудил, – сказал он, – что скажете?

Файст вздохнул.

– В сапогах, поди, ездили? Извозчиком? – посмотрел он на Виктора, качая головой.

– В сапогах, извозчиком, – кивнул Виктор в ответ.

– Вот как всегда, господин полковник! – поправил пенсне Файст, – если не хотите ходить с костылём, то прошу Вас соблюдать устав внутренней службы! Вашему чину не дозволено ездить на телегах, да ещё зимой! Для чего покойный градоначальник Лизогубов, поставил железнодорожную станцию в нашем городе?

Файст встал, подошёл к шкафу, взял с полки небольшой бутыль и вернувшись на место поставил на стол перед Виктором.

– Прошу Вас, господин полковник, – сказал он.

– Что это? – кивнул на бутыль Виктор.

– Настойка, на мяте и самогоне, – ответил Файст, – можем начать лечиться прямо тут путём принятия внутрь по тридцать грамм, пока не опустошим бутылёк. А можете забрать с собой, и недельку-другую растирать ноги, – он посмотрел на Виктора, – эффект будет тот же, уверяю Вас. Обмерзали ноги раньше?

– Было дело, – кивнул Виктор.

– Давно? – спросил Файст.

– В детстве, мне лет девять было, – ответил Виктор.

– Как обморозили? – кивнул ему Файст, – на морозе, в проруби?

– В воде, – посмотрел на него Виктор.

– И сколько пробыли в воде? – спросил Файст.

– Трудно сказать, – вздохнул Виктор, – около получаса.

– Зимой? – удивился Файст.

– Почти зимой, – ответил Виктор, – а разве это имеет значение?

– Имеет, – кивнул Файст, – дети в таком возрасте не могут прожить в ледяной воде и нескольких минут. Это чудо, что Вы обморозили только ноги.

– А… – подумал Виктор, – эта смерть, в ледяной воде, она…

– Вы хотите спросить о том, что человек переживает в такие минуты? – усмехнулся Файст.

– Да, – кивнул, опустив глаза Виктор.

– Не один, поди, тонули? Кто-то не смог спастись? – спросил Файст.

– Не смог, – вздохнул Виткор.

– И этот кто-то, был очень близок Вам, – вздохнул Файст.

Он посмотрел на стол, потом в окно, потом снова глянул на Виктора.

– Больно только в самом начале, – тихо ответил он Виктору, – потом становится всё безразлично, даже тепло. И человек начинает переживать галлюцинации. Такие, как будто бы он живёт свою жизнь, часто другую, иную, совсем не похожую на ту что была у него. Или даже, ему кажется что жизнь продолжается и никакой ледяной воды нет. И боли от холода не было и нет. Будто бы он дома, в тёплой постели. Или пьёт чай со своей семьёй. Или с кем-то мило беседует, например, о своих больных ногах, что-то вспоминая.

Виктор помолчал, глянул на Файста.

– Так может это я… умираю?

– Да ну бросьте, Виктор Иосифович, – улыбнулся Файст, – так долго никто не умирает. Только наш город! Но Вы ведь не за этим пришли, господин полковник?

– Да уж, не только за этим, – согласился Виктор и посмотрел на Файста, – скажите мне, любезный, как оказалось, что земская клиника, да ещё и детская, находится в этой… – он подумал.

– Лачуге? – усмехнулся Файст.

– Именно, в хибаре на базаре, – кивнул Виктор.

– А как? – печально улыбнулся Файст, посмотрев в сторону, – покойный Иван Лизогубов, предыдущий градоначальник, выделил нам под строительство новой больницы местечко в центре города, у городской думы, напротив полицейского участка. Мы тогда находились в военном лазарете. Уважаемый Кузьма Демьянович сжалился над больными детишками да приказал разместить нас в нескольких палатах, в своём госпитале. Ну, а сам добился в городской думе, чтобы город выкупил для нас землю возле Думской площади. Даже деньги вложил в это предприятие, сколько мог.

– А почему Вы тут, на Базарной, а не на Думской? – спросил Виктор.

– Ну бросьте, – рассмеялся Файст, – опекать строительство взялось наше дворянство, в лице купчихи Минаевой. И едва Лубенцов представился, а Кузьма Демьянович убыл в своё имение в Купянку, как оказалось, что землица принадлежит не городу, а Минаевой. И уже подарена, на законных основаниях, купчишке Зайцеву.

– И там сейчас красуется особняк купца Зайцева, – кивнул Виктор.

– Именно, стоимостью одна тысяча шестьсот рублей золотом, – улыбнулся Файст посмотрев на Виктора, – ровно те деньги, которые Кузьма Демьянович выделил из личных средств, на строительство детской земской клиники.

– А суд? – спросил Виктор.

– Наш-то суд? – усмехнулся Файст, – он примет то решение, которое нужно Минаевой. Это Чугуев, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Виктор, – а что Калашников?

– О, господин полковник, – покачал головой Виктор, – он спрашивал о том же что и Вы, даже ставил задачу своим филёрам и исправникам, чтобы те нашли хоть какую-то бумагу подписанную покойным Лизогубовым, что та земля наша. Ну хоть не бумагу, а двух человек готовых свидетельствовать в суде в нашу пользу. Но, люди запуганы, документы вдруг сгорели, а одного Гречко было ой как мало для свидетельствования в суде…

– Когда? – не понял Виктор, – когда они успели сгореть?

– Вот вы слышали о том, что в городском архиве вдруг случился пожар? – посмотрел сквозь пенсне на Виктора Файст.

– Впервые слышу, – покрутил головой Викор.

– А он был, и госпожа Минаева его лично тушили, – кивнул Файст, – и спасли всё. Всё кроме документов, которые им невыгодны…

Глава 11

Солнце как раз взошло над заснеженными лугами, когда на опушке леса появился взвод солдат и два офицера. Среди солдат был один человек в штатском, в длинном пальто и меховой шапке, седой старик, как-то не вписывавшийся в общую толпу.

Солдаты постояли, посмотрели вокруг и зашли в лес.

– Всем собраться! – негромко крикнул полковник с чисто выбритым лицом.

Взвод построился. Человек в штатском и второй офицер, с погонами капитана, встали рядом с полковником.

– До Чугуева менее пяти вёрст, господа, – начал полковник, поправив портупею, – сейчас всем разбиться на небольшие группы и местом встречи назначаю съезжий двор около местного лазарета. Вы все местные. И все должны помнить, что в этом году его недавно начали называть «Кошкин Дом». И кто такая Маруся Кошка тоже все помнят.

В строю раздались редкие смешки.

– Отставит смеяться! – приказал полковник, – у вас у всех, в карманах предписания «явиться в гарнизон по назначению». Если встретите военные патрули, или разъезды, не вздумайте вступать в перепалки. И, упаси вас Боже, в перестрелки! Вы все сейчас служите здесь. Некоторые просто живут здесь. Точнее, не вы, а другие вы, из этого времени. Поэтому, солдатам держаться своих унтер-офицеров и чётко выполнять приказы! Я следую вместе с оберфюрером… – Штейфон помолчал, – в настоящий момент – капитаном Ленбергом и профессором Подольским. Встречаемся после захода солнца в «Кошкином Доме». У вас пятнадцать минут чтобы оправиться и покурить. По готовности, группы могут выдвигаться без предупреждения остальных. Хайль Гитлер! Разойдись!

– Хайль! – вскинули руки солдаты.

Профессор вздрогнул от выкрика.

– Не отходите от меня, профессор, – посмотрел на него Штейфон и дружески хлопнул старика по плечу…

Ближе к полудню, гусарский разъезд заметил бредущих вдоль берега реки Уды трёх военных с карабинами наперевес и погнал к ним коней.

– Стой! – окликнул унтер-офицер солдат и те остановились.

– Далеко путь держите, служивые? – оставил он коня.

Гусары окружили солдат, сдерживая коней.

– В гарнизон. У нас предписание из Харькова, явиться местному военному начальству, – протянул ефрейтор бумагу унтеру.

Унтер наклонился, взял бумагу, развернул её и бегло прочтя вернул ефрейтору.

– Удачи, – усмехнулся унтер, – за мной, гусары, – приказал он всадникам и те погнали коней дальше.

Солдаты, немного постояв, закурили и пошли следом.

– Господин унтер-офицер, – нагнал унтера один из гусар и тихо шепнул ему, – карабины-то немецкие? Сами понимаете, у нас секрет на секрете. Может следует доставить в штаб и там пусть разбираются?

– Вот чего тебе не сидится в седле? – выругался унтер и развернул коня обратно к солдатам.

– А ну-ка стой, хлопцы, – снова окружили гусары солдат и унтер вытащил саблю, – а чего это у вас оружие не уставное? Карабины сдать и следовать за нами, – приказал он солдатам.

– Господин унтер офицер, – растерялся ефрейтор, – да какие выдали, такие и носим! У нас даже бумаги на них имеются!

– А ну покаж эти бумаги? – кивнул недоверчиво унтер.

Ефрейтор полез в шинель за документами. В этот миг, воспользовавшись замешательством, один из солдат вскинул карабин.

– Господи, спас таки свою душу грешную! – выдохнул солдат и раздался выстрел.

Гусар, бывший ближе к унтеру, упал с коня, а солдат, вспыхнув ярким светом растворился в воздухе.

Кони испугались вспышки и понесли. Поднялся шум и крики.

– Это черти! Гони в полк, хлопцы! – закричал унтер-офицер и гусары помчали прочь, и без того несущихся галопом, перепугавшихся вспышки, коней…

– Кто стрелял! – закричал ефрейтор, но увидел, что рядом стоит лишь один из его бойцов, в недоумении глядя на то что осталось от второго. Там где стоял стрелявший, лежали только вещи и оружие.

– Куда он делся? – спросил ефрейтор.

– Он выстрелил и просто исчез, – ответил солдат.

– Я уже ничему не удивляюсь, – тихо сказал ефрейтор – забери оружие, а шмотки забросаем снегом. И пошли к Марусе на хату. Замерзаю уже! Только больше никого не убивать без приказа! Видишь, что с этим? – кивнул он на валявшиеся под ногами вещи.

– А с этим что делать? – указал солдат на убитого гусара.

Ефрейтор подошёл к убитому, перевернул его на спину и отступил.

– Погляди-ка сюда, – подозвал он солдата.

Солдат подошёл и замер.

– Он себя самого застрелил, – сказал ефрейтор.

– Зачем? – спросил солдат.

– Душу он свою спас, перед Господом, – ответил и перекрестился ефрейтор, – не хотел он душегубам служить, понимаешь?

– Может это? – кивнул в сторону солдат, – Россия большая! До переворота ещё далеко! Успеем где-то затеряться в Сибири?

– Надо понять где этот чёртов радиомаяк, а потом успевать, – проворчал в ответ ефрейтор…

Едва не снеся на своём пути зазевавшихся караульных, с криком – «Сторонись!», – разъезд влетел в ворота полковой части.

– Ваше высокоблагородие! – закричал ещё со двора унтер-офицер, едва соскочил с коня.

Он оставил коня перед входом, со всех ног бросившись в штаб.

Гусары остались на входе.

– Ваше высокоблагородие! – влетел унтер-офицер к командиру полка, – черти! Истинные черти!

Командир полка, полковник Максимовский, удивлённо глянул на унтер-офицера.

– Что с тобой, унтер? – кивнул он унтер-офицеру.

– Черти на Удах, солдатами переодетые! С ружьями! Стреляли по нам, вот святой истинный, ваше высокоблагородие! Нелюдь это! – перекрестился унтер, – полк подымать надо! Боевую тревогу трубить! Уйдут же демоны!

– Я тебе что, протоиерей, что ты тут мне о демонах расскзываешь? – ответил Максимовский.

– Убит наш гусар, Иван Ливенцов, чертями убит, – не унимался унтер, – ну хоть с разъездом поговорите, коли мне не верите!

Максимовский присел за стол и посмотрев в сторону, снова глянул на унтера.

– А вот с этого и надо было начинать, а не с чертей, – сказал Максимовский, – где убитый? – кивнул он унтер-офицеру.

– Там, на месте остался, – ответил унтер, – и конь его там же… забёг куда-то с перепугу.

– И оружие, – кивнул Максимовский.

– Так точно, ваше высокоблагородие, – ответил унтер, – не имели возможности забрать. Они огонь по нам открыли…

– Кто? Кто они? – пристально посмотрел Максимовский на унтер-офицера.

– Ведомо кто, черти переодетые солдатами, – стоял на своём унтер.

Макскимовский отвернулся и не-то прорычал, не-то проворчал в сторону, после чего глянул на унтера.

– Черти не стреляют, господин унтер-офицер, – сказал он, – чертям ружья ни к чему.

– Ну так это, – немного успокоил унтера взгляд Максимовского, – трое их было. Один прошептал что-то про душу в Бога и в Мать, и выстрелил в нашего Ливенцова. А сам тут же вспыхнул так ярко, как огонь, и пропал! Совсем пропал! Будто и не было его…

Максимовский помолчал глядя на унтера.

– К Марусе Кошке заглядывали перед разъездом? – проговорил мрачно он.

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – козырнул унтер, – даже стопки не нюхали, святой истинный!

Максимовский передёрнул лицом, глянул в сторону и вздохнул. Потом, немного помолчал.

– Давай сюда остальных, – приказал он унтеру.

– Есть, ваше высокоблагородие, – снова козырнул унтер и бросился во двор за гусарами.

– Этого мне ещё не хватало, – встал Максимовский и подошёл к окну.

В штаб направлялись четверо гусар…

Молча выслушав их рапорта, Максимовский понял, что произошло действительно нечто такое, что серьёзно напугало гусар. Он бросил на них взгляд и выдавил из себя вопрос, больше похожий на ворчание.

– Ну и почему вы там бросили Ливенцова? – прорычал он.

– Они стрелять начали, ваше высокоблагородие! – ответил унтер.

– И сиять, синим пламенем! – наперебой начали перечислять гусары, – как ангела с неба спустились! Будто светопредставление! Аж ослепли мы! Да и кони перепугались!

– Да, кони, – кивнул унтер, – они и без нас дёрнули, что едва сдержали мы их. Понесло коней, ваше высокоблагородие!

– Чего кони перепугались? – кивнул Максимовский.

– Сияния, ваше высокоблагородие, – ответил унтер.

– А убийца, говоришь, в воздухе растворился? – с ухмылкой посмотрел Максимовский на унтера, но глянув на гусар, молча присел и помолчал.

– Ну… все сразу вы сойти с ума не могли, – подумал Максимовский и снова бросил взгляд на унтер-офицера, – берёшь двоих и отправляешься обратно на то место, где вы этих чертей в солдатских мундирах видели.

– Но… ваше высокоблагородие, там эскадрон нужон! – возразил унтер, – эти черти так нас всех перестреляют и снова исчезнут, и лови их как ветер в поле!

Максимовский строго глянул на него

– Прекратить пререкаться, – выдавил он из себя, – целым эскадроном я жертвовать не буду, пока всё не увижу сам. А тело охранять и ничего там не трогать до прибытия офицеров и священника. Вопросы есть?

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – козырнул унтер, – разрешите сразу батюшку взять?

– Не трогать без дела батюшку. Выполнять приказ, – проворчал Максимовский и указал на одного из гусар.

– Это ты обратил внимание на то, что у них немецкие карабины?

– Так точно, ваше высокоблагородие! – ответил гусар.

– Вот теперь ты хватаешь коня и галопом мчишь в комендатуру, – приказал Максимовский гусару, – там сейчас полковник из Петербурга. Тащишь его правдами и неправдами туда, где всё это случилось. Он расследует какую-то похожую чертовщину в городе. Так и доложишь ему, что у нас в полку ещё один пропал. Немецкий шпион. Засиял и растворился. Только при этом ещё и убил одного из твоих товарищей…

Виктор только что проснулся и готовился к завтраку, когда вошёл дежурный офицер

– Господин полковник, – кивнул ему, заглянув в двери, офицер, – там гусар Вас спрашивает.

– Ну так давай сюда этого гусара? – ответил Виктор.

– Сию минуту, – закрыл дверь офицер.

Виктор выглянул в окно.

Прямо перед окном, топтался привязанный к столбу гусарский конь, громко фыркая и мотая головой.

Виктор усмехнулся коню и посмотрел на двери, за которыми раздался топот сапог.

Вошёл гусар.

– Разрешите, ваше высокоблагородие! – встал смирно гусар.

– Да разрешил уже, – отойдя от окна, налил себе чай Виктор, – чай будете, господин гусар?

– Недосуг, ваше высокоблагородие, – ответил гусар, – чрезвычайное происшествие у нас в полку и господин полковник Максимовский приказал немедленно вызвать Вас. А перед этим, доложить всё как было Вам, ваше высокоблагородие.

Виктор вздохнул, глянув на гусара.

– Давайте так договоримся, – присел он на стул, – если Вы будете через каждые два слова напоминать мне, что я «высокоблагородие», то рассказывать Вы будете до вечера. Расскажите мне без реверансов, – он глянул на гусара, – и присядьте, расслабьтесь и всё-таки выпейте чаю.

Гусар благодарно кивнул и присел напротив Виктора.

– Ну? – посмотрел на него Виктор, подав гусару чашку горячего чая, – угощайтесь и рассказывайте, что за происшествие у вас в полку?

– Спасибо, – улыбнулся гусар взяв чай, – были мы сегодня в разъездах. Достался нам маршрут вдоль Уд, как на Старую Покровку следовать. Прошли мы вдоль железной дороги и вышли на луг, к реке, напротив той деревни. Видим, бредут трое солдат и ефрейтор. Вроде наши. Ну и как положено, направили коней к ним, остановили, документы проверили и вроде полный порядок. К нам на Чугуев брели солдатики.

– Зачем брели и почему пешком? – спросил Виктор.

– Ну, а кто же их знает, чего им взбрело в голову шаблится? – пожал плечами гусар, – мало ли, может к кому из них домой заходили, проведать там родню свою, погреться да переночевать. Бывает такое. И тут, даже если дезертиры, то ответ всегда готов у них. Какой смысл спрашивать, коли знаешь чего скажут? В общем, потому мы и не спросили. Только когда уже отъехали, обратил я внимание господина унтер-офицера, начальника разъезда, что карабины у них немецкие.

– Немецкие? – переспросил Виктор.

– Да, немецкие, – кивнул гусар глянув на Виктора, – с виду вроде манлихеры, только не такие какие-то, не видел я таких раньше.

– Увлекаетесь оружием? – спросил Виктор.

– Есть немного, – ответил гусар.

– Ну то есть, немецкий карабин от русского отличить можете? – уточнил Виктор.

– Ещё бы! – усмехнулся гусар, – да и к чему пехоте кавалерийские карабины? Хотя бы этот вопрос! Но унтер наш, внимания на это не обратил. И когда я сказал ему о немецких карабинах, приказал он заворачивать коней и снова помчали к солдатам.

– А те что? – кивнул Виктор.

– А что те? – ответил гусар, – те даже не перепугались. Слово за слово, вдруг один вскидывает свой карабин и стреляет в нашего гусара.

– Гм, – нахмурился Виктор, – в общем, непонятными солдатами убит гусар?

– Если бы только это! – усмехнулся гусар, – убийца вспыхнул таким светом ярким, что даже кони понесли с перепугу! Еле сдержали их!