Глава 14
Вика застыла на пороге маленькой комнаты, в которой вопреки ожиданиям был порядок. Не идеальный, а такой живой и уютный. Большое продавленно-мягкое кресло в углу с небрежно наброшенным пледом, поверх которого аккуратно лежал новенький ноутбук, рядом столик с электрическим чайником, пачкой кофе и одиноким бокалом. Книжный шкаф, вперемешку заставленный книгами, журналами, дисками и прочей дребеденью. У шкафа обычная картонная коробка с вертикально натыканными рулонами ватмана, чистыми и со следами художеств. На высоких окнах – светлые практичные жалюзи, под окнами – громадный стол с большим компьютером и навороченными колонками, более подошедшими бы какой-нибудь звукозаписывающей студии, с крутящегося кресла перед ним свисали наушники. На тахте громоздились сваленные в кучу одеяла и подушки, рядом, на стуле, аккуратно висела одежда. Мужская берлога, но нигде не пылинки. Но что поразило Вику больше всего, это рисунки…. Веером рассыпанные по столу, парочка прислонена к монитору, несколько упало на пол.
И на всех рисунках она видела очень уж знакомое лицо и фигуру. Свои собственные. Поворот головы, разворот плеч, изгиб руки… Вот она поправляет волосы, вот она хмурится, вот она улыбается.
Такое чувство, что все эти несколько дней, которые стажер провел у них в офисе, он только тем и занимался, что рисовал ее, хотя это точно было не так. Он работал не покладая рук и для проекта сделал больше, чем иные штатные сотрудники.
И когда же успевал еще и это? Ответ, простой и очевидный, пришел сразу и сам собой. Она представила, как он приходит домой, делает себе кофе (обязательно кофе! он и в офисе пил его литрами!), берет бумагу, карандаш и рисует как одержимый. При мысли о Яне, склонившемся над ее портретом, внутри сладко заныло что-то.
Вика осторожно прошла к столу, задумчиво потрогала рисунки, стараясь не сдвигать их с места. И где же сам художник?
– Ян… – негромко позвала она, а потом повысила голос: – Ян, ты дома?
Да конечно же, нет. Иначе давно б уже нарисовался на пороге, моргая своими глазищами в недоумении, чего это вдруг начальницу принесло. Наверняка тусит где-то в компании или вообще завис с какой-нибудь длинноногой девицей, позабыв и про телефон, и про работу, и про внезапно обретенного папочку. Кстати, пусть бы этот папочка сам бегал и разыскивал блудное чадо. Она-то, Вика, какого черта на это подписалась? Она – начальник, а не нянька! Сердито развернувшись, Вика шагнула к выходу и остолбенела.
Из вороха подушек и одеял на тахте безжизненно свисала рука… И от вида этой руки Вике моментально стало не по себе. Ни одной хорошей мысли в голове не осталось. Он хоть… жив?
– Ян… – одними губами прошептала Вика. – С тобой все в порядке?
Дурацкий вопрос. Идиотский. Совсем как в американских боевиках: «С вами все в порядке, сэр? – О да, господин полицейский, только пуля в голове немного мешает».
Но он же не мог умереть? Нет? С его глазищами и ямочками, его взглядами и пучком неизвестно где добытых подснежников? Да и с чего бы ему вообще умирать, молодому здоровому парню, ни в чем таком не замешанному? Он же совсем недавно приехал в их город, вряд ли его… Черт!!
Вика метнулась к тахте и потрогала руку. Теплая. Да что там теплая – горячая, слишком горячая. Мгновенное облегчение тут же сменилось страхом. Вика откинула одно одеяло, потом второе, потом плед, и там, в середине душного кокона, обнаружился и весь хозяин комнаты. Ян.
Лихорадочный румянец, спекшие растрескавшиеся губы, прилипшие ко лбу волосы, мутный взгляд, на секунду мелькнувший из-под дрогнувших ресниц, – сейчас он совсем не напоминал модельного красавчика с особой ленивой улыбкой, от которой холодело в спине. Вообще не напоминал никого… живого. Скорее был похож на сломанную куклу, небрежно заброшенную в угол и прикрытую ворохом тряпок. Вика машинально положила руку на лоб и тут же охнула, в ужасе отдернув. Да у него чудовищный жар!
– Ян! – она растерянно потрясла его за плечо. Плечо тоже было горячее и сухое, словно внутри мальчишки на полную мощь работал радиатор. – Ян!!!
Бесполезно. Голова Яна беспомощно мотнулась из стороны в сторону, но в себя он так и не пришел.
Твою ж мать…
Что делать?!
Нормальные люди, даже больные, не бывают такими горячими!
Может, он вообще уже при смерти?
Поискать таблетки или что там дают от температуры? Вика в панике заметалась по комнате. Черт знает, где они тут, эти таблетки или шипучие смеси, которые бесконечно рекламируют где попало. И есть ли они у него вообще? Да и что она будет делать с теми таблетками, даже если их найдет? Детей у нее не было, и, как ухаживать за заболевшим ребенком, она понятия не имела. Как-то не приходилось… Муж болел самостоятельно и не устраивал по этому поводу вселенской трагедии. Откровенно говоря, она не помнила, чтобы он когда-нибудь серьезно болел, иначе бы у нее был хоть какой-то опыт.
– Стоп! – громко сказала Вика, чтобы хоть как-то разбавить эту жуткую тишину, а заодно самой немного успокоиться. Не хватало еще ей тут начать бегать кругами. Действовать надо, действовать. – Врач! В первую очередь надо вызывать врача.
Скорую она отмела сразу. Пока они задают бесконечные вопросы: фамилию, имя, отчество, год рождения, какой там свинкой или корью болел в детстве, что сейчас где болит, какая температура и что вообще случилось (она все равно не знает, что случилось!), а потом еще хрен знает сколько времени добираются… Нет, она столько не выдержит. Врач ей нужен был здесь, сейчас и срочно! Немедленно!
Вика знала такого врача. По счастливому стечению обстоятельств такой врач – как раз ее школьная подруга. От всей души надеясь, что та не легла спать, не сидит сейчас на каком-нибудь своем дежурстве и не умотала – ужас, только не это! – на свою дачу, Вика решительно потыкала в кнопки, набирая знакомый номер.
– Кира, пожалуйста! – торопливо выпалила Вика, едва дождавшись неспешного «Ал-лё-у-у». – Это очень срочно, у меня тут молодой человек, и у него высокая температура? Что? Да не знаю я, какая температура, горячий! – закричала она. Вика всегда гордилась своей невозмутимостью и железобетонной выдержкой при любых обстоятельствах. Сейчас эта выдержка ей изменила, но она и не думала переживать по этому поводу. Были поводы для переживания и посерьезней. – Нет, я не знаю, как давно! Не у кого мне спрашивать, он без сознания! И я не знаю, где у него лекарства, я ничего не знаю!
Уже через две минуты, немного успокоенная, она положила трубку, как мантру повторяя про себя полученные инструкции.
Итак, нужно открыть форточку, стащить одеяла, потому что под ними больной перегревается еще больше. Это несложно.
Смотреть, чтоб прямо на больного не дуло. Ага, жалюзи. Это тоже несложно.
Следить, чтоб он лежал на всем и во всем чистом и сухом. Да на нем, как на батарее, все моментально сохнет. Это тоже несложно.
И, пока Кира не явится с набором жаропонижающих и еще какой-то полезной ерундой, нужно влажной теплой губкой или полотенцем обтирать тело больного, чтобы немного сбить температуру.
Тело.
Больного.
Обтирать…
И с этим возникали некоторые сложности. Чтобы обтереть то самое тело, надо его сначала раздеть. Раздевать бесчувственных людей Вика не умела. Да и вообще… А вдруг в процессе раздевания Ян придет в себя, и как она все это объяснит?!
Стоп, что еще за чушь!
Он не Ян, не красавчик и не мальчишка. Он именно больной, а она… просто сиделка, нянька, медсестра, гори оно все огнем! Совершенно бесполая. Да.
Вика стала стаскивать с Яна футболку, сначала осторожно и аккуратно. Но потом поняла, что так дело не пойдет и скорее Кира доедет сюда сквозь пробки, чем она справится со своей задачей. Так что она стала действовать куда менее деликатно и более эффективно. Футболка оказалась содрана. Вика с сомнением покосилась на сбитую в комок простыню, все складки которой красными полосами отпечатались на мальчишеской коже, и решительно полезла в шкаф, откуда через некоторое время победно выдернула свежую. За неимением времени и опыта Вика просто кое-как подсунула ее Яну… э-э-э… больному под спину, вытягивая старую и перекатывая его как неваляшку. В себя он так и не пришел.
Едва приоткрывал глаза, бормотал что-то, в чем невнятно слышалось «Вика», и снова уплывал куда-то… Сначала она вздрагивала от каждого слова, но потом поняла, что вряд ли он ее узнаёт – скорее бредит.
Итак, больного высушили, теперь нужно его намочить. Очень логично. Вика почти освоилась в шкафу и без труда отыскала там полотенце, мягкое, махровое. Метнулась на кухню, намочила его теплой водой и побежала обратно, подставив ладошку лодочкой под падающие капли. Надо было взять хоть какую-то кастрюлю, чтобы не бегать каждый раз. Хотя кто знает, есть ли кастрюля в этом доме? Может, тут привыкли питаться растворимыми макаронами из химически-ярких пачек.
Значит, обтирать теплой водой…
Вика склонилась над распростертым на тахте телом и на мгновенье зависла. Никогда в жизни, ни одного раза она не протирала теплой водой чужих голых – ну, почти голых, если не считать того уголка простыни, наброшенного туда, где протирать Кира не говорила, – мужчин, чтоб сбить им температуру (и вообще ни для чего не протирала). А потому понятия не имела, как это нужно делать, чтобы оно не выглядело так эро… хм… неприлично. Нет, она, конечно, не юная стыдливая мисс, а замужняя дама, и даже почти разведенная, но тут… «А тут больной мальчишка, – ехидно напомнил ей внутренний голос. – А ты просто сиделка. Так что вперед!»
Вика присела на край тахты, слегка подвинув Яна, решительно протянула руку и со странным удовольствием запустила пальцы в его спутанные густые волосы, аккуратно зачесав их к затылку. Потом перехватила полотенце и провела им по высокому чистому лбу, щекам, слегка колючим от отросшей щетины, запекшимся приоткрытым губам, упрямому подбородку… Спустилась ниже, на шею… Обходя ключицы, скользнула по плечам, предплечьям, покружила мокрой тканью по твердому животу, осторожно подхватывая и вытирая пальцами стекающие по гладкой коже боков капли – ну не ждать же, пока они упадут и замочат поменянную с таким трудом простыню! Перевернула полотенце прохладной стороной, тщательно прошлась по рукам – сначала одной, потом второй… У стажера Яна оказались удивительно красивые сильные пальцы. И кожа была горячая и… приятно гладкая, и под этой кожей чувствовались совсем не гламурные крепкие мышцы. И весь он сам – с длинными спортивными ногами, совершенным телом, без дурацкой одежды – был совсем не гламурный, а крепкий и сильный.
Внезапно он шевельнулся, и Вика отшатнулась, напряженно стиснув в руках полотенце. Щеки вспыхнули, словно ее только что застукали за чем-то постыдным.
Очнулся? Пришел в себя? Но он едва приоткрыл глаза, пробормотал что-то и снова отключился.
Ясно. Бредит.
Вика вскочила и решительно отправилась кухню. Пожалуй, пора было охладить нагревшееся полотенце, а заодно и голову. Голову лучше вообще под холодную воду засунуть, чтобы вымыть оттуда всю ерунду, что там поселилась!
«Твою ж мать! – фыркнула Вика про себя, сердито выкручивая полотенце. – Ну где же Кира?!» Вот приедет сейчас, всадит пару уколов чего надо куда надо, и мальчишка придет в себя. И она, Вика, будет совершенно свободна. Ей давно уж пора домой. Там кошка некормленная. И вообще…
Еще раз намочив отжатое в сердцах почти досуха полотенце, Вика вернулась в комнату и вновь принялась за обтирание.
Это был самый долгий час в ее жизни…
А потом на пороге появилась Кира с большой квадратной сумкой – в некоем роде тревожным чемоданчиком, который держала всегда под рукой. На всякий случай.
Комната сразу наполнилась медицинскими запахами. Вике осталось лишь наблюдать, как ловко управляется Кира: измеряет температуру, ставит уколы, считает пульс. Через какое-то время больной задышал ровнее, лоб покрылся испариной, лихорадочный румянец стал не таким пугающе-ярким.
Кира снова измерила температуру.
– Тридцать восемь и восемь, скоро еще понизится, – объявила она. – Жить, конечно, будет, но, пока кризис, нужно за ним следить. Продолжаешь обтирать, измеряешь температуру, если перемахнет за тридцать девять и пять, не щепетильничаешь, зовешь скорую. Хотя… укол сама сделаешь?
Вика сглотнула, невольно вильнув взглядом туда, куда предполагалось колоть.
– Ясно, – подавилась смешком Кира. – Значит, зовешь скорую. Оставляю тебе термометр, еще вот таблетки и инструкция, как их принимать. Когда очухается, постарайся заставить его выпить.
Вика послушно сгрузила полученное на плоскую вытянутую тумбочку в изголовье тахты.
– Выпьет как миленький, – поклялась она, провожая Киру к выходу.
Закрыв дверь, она подтащила единственный стул к тахте, водрузила на него кастрюлю с водой, отысканную-таки на кухне, поставила на тумбочку несколько бокалов с водой, потеснив таблетки, и приготовилась к бессонной ночи.
Итак, обтирание.
Она намочила и слегка отжала полотенце, положила его на лоб, отводя в сторону непокорные влажные пряди. И тут ее запястье перехватила горячая рука, заставив вздрогнуть от неожиданности.
– Вика, – еле слышно прошептали пересохшие губы, – Вика…
Она застыла, не в силах понять: то ли он все еще бредит, то ли пришел в себя.
– Ты как? – тихо спросила она.
Он не ответил, подтянул ее руку к себе ближе и коснулся прохладной кожи запястья горячими сухими губами.
От жара этих губ и нежности, мелькнувшей в затуманенных температурой глазах, по телу прокатилась теплая волна и что-то щемяще сжалось внутри. Вика осторожно высвободила руку и, слегка приподняв и придерживая Яна за затылок, схватила с тумбочки бокал с водой.
– Теплое питье просто необходимо при температуре, чтобы не было обезвоживания, – поучительно бормотала она Кирины слова, стараясь его напоить.
Он жадно осушил кружку в несколько глотков и блаженно зажмурился.
– Еще? – спросила Вика.
Ответа не было. Ян спал. Теперь уже точно просто спал, ровно и размеренно дыша. Влажные пряди прилипли к мокрому от испарины лбу, виски потемнели от пота, а совершенное тело вольготно распласталось по тахте, не оставив ни сантиметра свободного места.
А вот Вике поспать не удалось. За ночь температура еще несколько раз принималась ползти к угрожающей отметке, за которой следовал либо укол, либо вызов скорой. Ни того, ни другого Вике совсем не хотелось, поэтому она без конца измеряла температуру, пыталась вкрутить больному таблетку, иногда успешно, иногда нет, и тогда приходилось снова обтирать.
Лишь под утро термометр благосклонно застрял на тридцати восьми и больше не дергался.
Вика обессиленно села на пол, прислонилась спиной к тахте и задремала.
Проснулась оттого, что кто-то мягко перебирал ее волосы, и от этих касаний по коже бегали сладкие мурашки. Вика повернула голову и наткнулась на взгляд голубых глаз, в глубине которых плясали веселые черти. Что ж, кажется, кризис миновал и больной чувствовал себя значительно лучше. Во всяком случае, в его глазах снова плясали веселые черти.
– Вы были тут всю ночь?