Переплетение времен

– Сыны Вия и Чернобога идут на Киев-град и их необходимо остановить.

История и археология вставали на дыбы. По понятным причинам я в последнии годы пристально интересовался историей Киевской Руси, но ни про каких сынов Вия и слыхом не слыхивал.

– Кто правит в Киеве? – спросил я только чтобы уточнить хронологию.

– Никто не правит! – закричала Веда – Хельги уходит с войском не то на Ладогу, не то на Цесарь-град, а хазары воюют с печенегами на востоке. Некому оборонять град.

"Хельги" вероятно означало "Олега", не исключено, что Вещего. Если верить Александру Сергеевичу, то этот Хельги весьма недоброжелательно относился к хазарам. А ведь я в те (или почти те) времена считался хазарином, так стоило ли ему помогать? Но в той державе через пару десятков лет должен был родиться Неждан из рода Бравлинов, а от него уже зависело появление моей любимой. Так что я был на стороне Олега, несмотря на его хазарофобию. Пришлось лихорадочно вспоминать почерпнутое мною из Сети. "Сколько историков, столько и версий одних и тех-же событий" – вспомнились мне где-то читанные строчки. Но все источники более или менее сходились на том, что олегово войско дошло до Константинополя где-то между 904-м и 911-м годами, а потом вернулось в Киев с богатой добычей. Что касается Ладоги и Новгорода, то он ходил туда как в свою вотчину чуть ли не каждый год, что в конце IX-го века, что в начале века Х-го. Было это лет за сто до моего посещения древней киевщины и тогда еще не родились не только Анна-Ингимюнда-Ладислава, но даже и ее отец Неждан. "Твой щит на вратах Цареграда" – убедительно писал Пушкин. А что в это время происходило в Киеве? Об этом и летописи и поэт умалчивали. Но нетрудно было заметить, что древние тексты пристрастны. Они очень подробно и с выделением слюны повествуют о победах и весьма скупо – о поражениях. Причем эта тенденция всеобъемлюща и, за редкими исключениями, не зависит ни от времени написания, ни от национальности или вероисповедания пишущего. И уж о чем рукописи вовсе никогда не упоминают, так это о том, что делалось в стране, из которой ушли ее армии в поисках славы, унося с собой годичные запасы продовольствия. А там, скорее всего, царил голод и зверствовали банды, осмелевшие в отсутствие сильной руки. Что, если в такую страну ворвется жаждущая крови и добычи армия? Тогда вовсе не исключено, что груженому ромейским золотом олеговому войску уже некуда будет вернуться.

– Что это за сыны такие? – имена славянских богов Эйтан так и не рискнул произнести, наверное не надеясь на свое произношение.

– Их наняли угрины! Это жрецы их бога войны, Хадура!

Опять эти венгры! Да что же они все не кончаются! Постойте, я же помню этих жрецов и их зверье!

– Веда, а шаркани у них есть?

– Змеи? Ты знаешь? Да, они как раз и ведут этих чудовищ!

Я почувствовал как испугано вздрогнула прижавшаяся ко мне Аня. Снова мадьяры, снова со Змеями и снова через Заворичи.

– Кто обороняет заставу в Заворичах? – спросил я.

– Заворичи? – Веда удивленно подняла брови – Не знаю такого места.

– Где ты сейчас? – вмешалась Аня – Где твое Зеркало?

И действительно, где? Одну из четырех координат мы знаем, это самое начало Х-го века, а может и конец века IX-го или около того. Но где то место, через которое это войско пойдет на Киев?

– Я живу на хуторе у Трубежского брода. Пониже того места где безымянная речка впадает в Трубеж.

– Это же Заворичи! – вскричала Аня.

Я тоже это понял. Значит при Вещем Олеге заставы еще не было. Но меня интересовало другое.

– Зачем угрины идут на Киев?

– Я не знаю. Знаю лишь, что их пропустили булгары, а за это они обещали ударить на Киев-град.

И снова те же самые булгары! Как хорошо, что Владимир с ними разобрался. Но это случится лишь через сто лет, а до тех пор они успеют по крайней мере дважды нагадить Киеву. Значит, правильнее было бы сказать не "разобрался", а "разберется". Да, я основательно запутался в грамматике, явно не приспособленной для путешествий во времени, после которых семантика и синтаксис разъезжаются в разные стороны.

– Как ты…?

Я искал подходящее слово, но так и не сумел его найти и вопрошающе посмотрел на Аню.

– Как ты взывала? – спросила та – Кого ты хотела увидеть?

– Я не… – но Веде не дали договорить.

– Это мы – заявил Рои – Сканировали по стохастическим координатом и отработали вторичное эхо на пике.

Его объяснение было, как и всегда, совершенно заумным, но сегодня оно, к счастью, звучало относительно понятно. Они просто-напросто баловались со своей аппаратурой и случайно наткнулись на Веду.

– Почему тебя так волнует это войско? – спросил Эйтан – Еще один народ идет с востока на запад, ну и пусть себе идет. Для нас все это уже давно свершилось, твои угрины прошли в свою Паннонию и создали там страну. Почему ты хочешь им помешать?

Эйтан, в очередной раз, меня удивил. До сих пор мне казалось, что он не имеет ни малейшего представления об истории, как многие в нашей и не только нашей стране.

– Я чувствую, что здесь что-то не так, неправильно! – голос Веды снова сорвался на крик – Угрины пусть себе идут, но их Змеи не должны пройти. Они неправильные, они не принадлежат этому миру! Если падет Киев-град, то падет и наш мир. Ваш мир падет тоже и не будет боле того, в котором вы собираетесь жить. Поэтому и мы и вы должны защитить себя. Мы сбережем наше будущее, а вы – свое прошлое.

– Подожди, Веда – проворчал Эйтан – Нам надо все это обсудить.

– Обсуждайте быстрее – вскричала она – Их войско в две Луны пути отсюда.

Теперь мы сидим в кабинете Эйтана: он сам, Рои, мы с Анютой и программист Виктор, с которым я познакомился во время наших прошлых визитов в лабораторию. На столе в пластиковых стаканах остывает кофе, принесенный секретаршей, на который никто не обращает внимания.

– Ну, что скажете? – Эйтан смотрит на Рои, также, впрочем, как и мы все – Это имеет какой-то смысл?

– Имеет и еще какой! Я уже битый месяц доказываю то-же самое, а меня ни один придурок не слушает!

Слушать Рои не так-то просто. Если в начале разговора он еще обращает внимание на собеседника, то вскоре напрочь забывает о нем и начинает петь как глухарь на току, не обращая ни малейшего внимания ни на что и ни на кого вокруг. Поэтому нормальному человеку, даже получившему инженерное образование, понять его объяснения не представляется возможным. Одному лишь Эйтану, да и то с большим трудом, удается заставить Рои говорить более или менее человеческим языком. Тогда сквозь дебри заумных терминов начинают проглядывать мысли, всегда оригинальные и почти всегда безумные. Вот и сейчас толстяк утверждает, что реальность которая еще недавно казалось такой объективной и данной нам в ощущениях, есть вовсе не данность, а не более чем возможность такой данности. Оказывается, нам лишь кажется, что мы сидим в обшарпанном здании на окраине Явне. А вот Рои утверждает, что мы находимся на пересечении бесконечного количества темпоральных волн, сотканном мириадами событий прошлого. Эти-то волны и образовали нечто, кажущееся нам сейчас тесным кабинетом со стаканами холодного кофе на столе. На самом же деле это нечто совсем иное, интерференция возможностей или ей подобная заумь. Мы, это оказывается вовсе не мы, а порождение веков истории, их продукт. Тронь какую-нибудь тонкую нить в этих веках и мы перестанем быть самими собой.

Он еще бормочет что-то про гауссиану и доверительные вероятности, а мне становится страшно. Нежели и моя Анюта, это вовсе не прекрасная, единственная во всей вселенной женщина, а лишь вероятность ее? Не отчаянное мое счастье, а всего лишь возможность этого счастья, мимолетная и эфемерная? Я не верю и осторожно, чтобы никто не заметил, прижимаю к себе эту безумную, единственную в мире вероятность. Ее ладошка теснее стискивает мою – Ане тоже страшно.

Рои продолжает свой трындеж, изредка прерываемый Эйтаном в попытках опустить его терминологию до уровня нашего интеллекта, и мы узнаем, что не все так плохо. Наше подобие реальности, оказывается, довольно устойчиво и мелкие изменения прошлого благополучно затихают с годами, не оставляя заметных следов. Вот и слава Всевышнему, а то я уже начал опасаться за последствия своих шалостей в Х-м веке. Рои тут-же ехидно припоминает мне "киевское письмо" и имя моей первой учительницы иврита, запечатленное в веках. Я мог бы добавить кое-что еще к этому перечню, например изобретение медицинских банок или рецепты напалма и самогонки. Но, как тут-же пояснил Рои, все это мелочи, не способные изменить реальность в силу какой-то таинственной "отрицательной обратной связи". То есть в далеком прошлом мне вовсе не возбранялось давить не только бабочек но и даже зверушек покрупнее, вроде Змеев. А вот событие посерьезней, типа захвата Киева мадьярами, могло бы изменить нашу реальность самым кардинальным образом и оставить того же Рои со щупальцами вместо рук.

– Но как же мадьяры? – не замедлил спросить въедливый Эйтан – Может быть они тоже часть исторического процесса?

Я не помнил, чтобы протовенгры захватывали Киев на рубеже IX и X веков или когда-либо еще. Но может быть они его и не захватят.

– Змеи! – вскрикнула с экрана Веда, до сих пор терпеливо слушавшая наш бред – Все дело в них. Они не должны быть здесь. Они чужие!

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю! Я чувствую! Их не должно быть нашем мире!

Рои уже давно не было рядом, а за шкафами раздавались звуки терзаемой клавиатуры.

– Куда же их деть? – спросила Аня дрожащим голосом.

– Заберите их! – теперь Веда уже кричала – Возьмите их к себе и уничтожьте. Вы сильные, вы справитесь, я знаю! А иначе мы здесь погибнем и тогда погибнете и вы.

Я представил себе несколько крупнокалиберных пулеметов, скорострельных гранатометов и огнеметов, выставленных против несчастных варанов… Да, мы конечно справимся. Но как забрать эту заразу к нам? Наверное, я сказал последнюю фразу вслух, потому что мне ответил вернувшийся Рои:

– Ребята тут кое-что замерили, а я посчитал. Получается, что при определенной силе воздействия…

Вслед за этим пошли такие терминологические дебри, что я перестал его понимать. Эйтан, судя по всему, понял не больше меня и, схватив массивного толстяка за грудки, потащил за шкафы. Там они пытались говорить шепотом, периодически срываясь на крик и снова переходя на шепот. Мне были слышны лишь обрывки фраз:

– Кумулятивные воздействия необратимы…

– На кой хрен…

– Только Л-маяк…

– Бабушке своей расскажи…

– Пропускная способность канала не…

Наконец они вернулись и Эйтан огласил вердикт. Оказывается, пробить канал между нами и средневековой киевщиной вполне возможно, но, разумеется, при определенных условиях. Во первых, наша сторона канала должна быть в том-же месте, в Заворичах, что в Украине. Конечно, два года назад меня зашвырнули в прошлое прямо из этой лаборатории и я успешно попал на киевское левобережье. Но одно дело отправить туда одного влюбленного и совсем иной коленкор, когда оттуда потребуется вытащить десяток монстров. К счастью, Рои удалось увеличить точность до пары метров. Во вторых, нам потребуется энергия. Я уже давно знал, что имеется в виду и вопросительно посмотрел на Аню, которая тщательно прятала глаза. Я прекрасно помнил ту темпоральную бурю, которую она вызвала, вышвыривая меня из Х-го века и не сомневался в ее энергоемкости или как там это у Рои называется. А если у меня и были бы какие-либо сомнения, то их бы сразу развеяли ее изумрудные глаза, лучившиеся этой самой Л-энергией.

– Вы же так и так туда собирались! – категорически заявил Эйтан.

С этим трудно было поспорить. А как же аппаратура, все эти громоздкие шкафы, загадочные индикаторы, генераторы непонятно чего?

– Я все сделаю отсюда – заявил Рои – Мне понадобится геолокация, и тут я надеюсь на тебя, командир. Возьми с собой маячок.

Оказывается, Эйтан едет с нами и от этого почему-то становилось спокойнее.

– И вот еще что, Арье… – Эйтан отвел глаза.

Мне уже приходилось видеть его таким два года назад, когда он отправлял меня из этой лаборатории искать свою любовь, и я сразу понял о чем пойдет речь. Аня тоже поняла.

– Нет! – вскрикнула она – Он не пойдет.

– Хорошо – согласился Эйтан – Вернемся к этому разговору в Украине.

Веда на огромном экране продолжала молча глядеть на нас своими светлыми глазами и был в них и страх и надежда.

На грани прошлого

Электричка “Киев-Нежин” высадила нас на станции “Заворичи”. Аня сама спрыгнула на высокую платформу и показала мне язык – вот, мол, не такие уж мы и средневековые, что нам какой-то поезд. За ней степенно сошел Эйтан с большой сумкой на ремне, крутя во все стороны головой, как будто рассчитывая сектора обстрела. Как это знакомо! После срочной службы мне еще долго пришлось отвыкать от подобной привычки. Через пешеходный мостик над железнодорожными путями мы шли в гордом одиночестве: местные попрыгали на рельсы, посмеиваясь над неопытными приезжими. У входа в здание станции с двумя полукруглыми псевдо-византийскими порталами, пылилась одинокая "шкода" с шашечками на двери.

– Куда? – уныло спросил водитель.

– В центр села, пожалуйста, а там видно будет – сказал я.

– Садитесь – настроение водителя не улучшилось.

Мы двинулись на север по узкой асфальтовой дороге с широчайшими, заросшими травой обочинами. Слева тянулись бледно-зеленые по весеннему времени тополя, а справа вознеслись заборы, открывающие свету крытые железом, а кое-где и черепицей, крыши. Похоже, что жили здесь зажиточно или, по крайней мере, достойно. О благосостоянии села можно было бы судить и по асфальту: хоть и не самого лучшего качества, он все же не мучал нас ни выбоинами, ни трещинами. Вскоре заборы сменили тополя и по левую руку. Наше такси свернуло раз, свернуло другой и начало колесить по таким же широким улицам с узкой полосой асфальта и я начал было подозревать, что нас возят кругами, но вовремя вспомнил, что мы уже обговорили цену. Справа от дороги промелькнула дощатая церковь, выкрашенная в аккуратный голубой цвет.

– Храм Святого Георгия Победоносца – пояснил таксист.

Вроде бы этот святой тоже был змееборцем, как и я. А что если храм стоит на том самом месте, где я сражался со Змеем? Символично, однако!

– Победоносец мой! – шепнула мне в ухо Анюта.

Я не удивился, ведь мы с ней уже давно синхронно думаем об одном и том-же. Улица пересекла полосу спокойной воды, не то длинный пруд, не то речушку с очень медленным течением. Неужели Трубеж, подумал я? Как-то не похоже вроде.

– Речка Гниздная – пояснил водитель, как будто прочитав мои мысли – Она впадает в Трубеж там – он махнул рукой куда-то направо.

Я вопросительно посмотрел на Аню.

– Нет – огорченно сказала она – Не узнаю. Наверное, мы не туда свернули.

– Может вам лучше рассказать что вы ищете? – спросил водитель, съехав на обочину.

Он явно заинтересовался, вся его демонстративная депрессия куда-то исчезла и стало заметно, что он совсем молод. Наверное, неразделенная любовь, подумал я, или то, что он по молодости принимает за любовь. Со мной такое было много лет назад и прошло бесследно, а что такое любовь я узнал много позже. Аня беспомощно посмотрела на меня. Действительно, объяснить предмет наших поисков было нелегко…

Тогда, тысячу лет назад, разбив свое Зеркало, Анюта поначалу оказалась в хорошо знакомом мне "нигде". Это совсем не страшно, но и ничего хорошего в этом нет. Главное, и я почувствовал это подкоркой, не задерживаться там, а для этого надо знать, куда хочешь попасть и очень хотеть туда попасть. Ни с тем, ни с другим у нее проблем не было, поэтому туман "Случайного Соединения" быстро рассеялся и очень скоро Анюта обнаружила себя на берегу незнакомой реки. Река эта была странной, совершенно прямой, с аккуратными, как будто проведенными по линейке, берегами. На самом деле это был хорошо знакомый ей Трубеж, но давно уже канализированный и разобранный на мелиоративные каналы. Река текла по ровной местности и ничто вокруг не напоминало холм, на котором стоял детинец. Любая другая на ее месте запаниковала бы, начала бы падать ниц и молиться всем богам, как и полагалось в ее время. Но это была моя Аня и ничего такого делать она не стала, а решила осмотреться и прислушаться. Из моих рассказов она знала про высокие дома и машины, которые считала чудовищами. Эти страшилища, говорил я ей, питаются "кровью земли", которую перегоняют на огромных печках, подобно тому, как мы с ней перегоняли бражку для зажигательных бомб. И я, ее муж, если не врал, конечно, умел погонять этих чудовищ и они его слушались. Поэтому ей было немного страшно и очень интересно. С правой стороны, куда убегала река, раздался перестук, перешедший в низкий гул: это, невидимая за редколесьем, пробежала электричка. Шум поезда затих и Аня решила туда не ходить: было и боязно и неразумно догонять неизвестное чудовище. С другой стороны, на отдалении от реки, тоже копошились какие-то невидимые чудища, но, судя по всему, более мелкие. Прислушавшись, она разобрала голоса и теперь стало ясно, куда идти. Туда она и направилась. Перелесок закончился, ее босые ноги зашлепали по влажной почве и начался луг. Теперь скошенная трава больно колола подошвы ног, но она только улыбалась: здесь был покос, значит были и люди. Вот вдалеке показались дома, а луг сменился огородами. Аня была голодна и попыталась выкопать и съесть корнеплод, но незнакомая ей картошка оказалась несъедобной. Зато ближе к дому нашлась грядка с хорошо знакомой ей морковью и дерево со странно вытянутыми огромными яблоками. До сих пор ей довелось пробовать только лесные яблоки, маленькие и кислые, поэтому груши привели ее в восторг. И тут ее окликнули…

– Ее зовут Надежда, Надя – сказала Аня – Ей лет сорок-пятьдесят.

– Да у нас таких по десятку на каждую улицу – усмехнулся таксист.

– Она очень добрая – растерянно добавила Анюта и обрадовано вскрикнула – А, вспомнила. Ее маму зовут баба Катя. А муж у нее – Богдан.

– Оп-она! Бинго! – вскричал таксист – То ж Ковальчуки!

И он резко развернул машину, так что несчастная "шкода" со скрипом просела на левых рессорах. "То ж Ковальчуки!" повторял он как мантру, с удивлением крутя головой и выжимая газ так, что за нами долго не оседало облако пыли – в районе давно не было дождей. Через минуту "шкода" взвизгнула тормозами у ярко-зеленого забора, за которым виднелись скаты крыши, покрытые железом и выкрашенные в вишневый цвет. К забору притулился старенький "фиат".

– Это здесь! – радостно взвизгнула Анюта – Машина дяди Богдана.

Мы вошли в незапертую калитку, прошли мимо колодца с подведенным резиновым шлангом водопровода и поднялись на крыльцо. Где-то на задах визгливо залаяла собачонка.

– Тетя Надя! – крикнул сопровождающий нас таксист – К вам гости с Израилю!

Дверь распахнулась, пропуская женщину средних лет. Одета сия дама была так, что у Анюты двухгодичной давности это должно было бы вызвать неумолимое желание перекреститься и завопить: "Чур меня!". На ней, под легкой курткой с логотипом "Адидас" была натянута веселенькая майка с огромным штрих-кодом и надписью наискосок: "Зроблено в Украiнi". Причем и штрих-код и надпись были сильно перекошены вторичными половыми признаками. Дополняли это великолепие синие треники до щиколоток и домашние тапочки. Заспанные глаза хозяйки начали широко открываться и сразу стало заметно, что это это добрый и веселый человек.

– Ганнуся! – обрадованно воскликнула женщина – Ти повернулася? А це твій чоловік?

– Тетя Надя, милая! – закричала Аня, бросившись ей на шею – Да, это мой муж.

– Арье – представился я.

– А ти тепер добре говориш по москальські, треба б тебе і нашої мови навчити. Богдан, йди сюди! Дивись, хто до нас приїхав!

Так и продолжался наш разговор на двух языках, причем мы прекрасно понимали друг друга.

– Вон там я ее увидела, среди морковных грядок – тетя Надя махнула рукой – Стоит она там босая, в каком-то невообразимом балахоне, грязная от морковной ботвы и грушевого сока и совершенно спокойная. Ну, думаю я, наверное какая-то придурковатая. Посмотрела я ей в глаза и…

Она так и не объяснила, что увидела в аниных глазах, но я и так догадался, ведь я смотрю в них каждый день. Там много что можно увидеть. Вначале Надежда попыталась объясниться с ней по-украински, потом по-русски, но удалось ей понять только слова "Лёв", "Иерусалим" и "Земля Израиля", причем последнее Аня произносила как "Земь". Самое интересное, что сама Анюта ее понимала, хотя и с пятого на десятое, наверное привыкла к моему произношению. Надежда и ее муж Богдан накормили Аню и хотели было отправить к участковому, но тот как раз был в отпуске. Тогда Богдан, который все равно ехал в Киев к детям, взялся довести ее до города. Там, на Подоле, он и сдал ее с рук на руки доблестному майору Шумейко.

– Я вот чего не пойму – тетя Надя осторожно посмотрела на меня – У вас там на израильщине, что и водопровода нет? Видел бы ты свою Ганнусю, когда я ей умыться предложила. Смотрит она, как вода течет из крана, и весело так смеется. А довольная то, довольная!

Я растерянно посмотрел на Эйтана, которому переводила Аня.

– Соври что-нибудь – потребовал он на иврите.

А тетя Надя продолжала гнуть свое:

– А как она в машину садилась, это ж видеть надо. У вас там что, все больше на верблюдах?

Пока я судорожно придумывал правдоподобную отмазку, вмешалась Аня:

– Ой, тетя Надя! – воскликнула она – Вы и не поверите. А ведь это был такой эксперимент по изучению социальных навыков. Меня вырастили в джунглях центральной Африки и я до семнадцати лет не знала о цивилизации.

– Пока не познакомилась со мной! – гордо добавил я.

– Ах ты господи, страсти-то какие – всплеснула руками Надежда – Разве ж так можно над ребенком изгаляться?

Интересно, подумал я, где та Африка и где Заворичи? Наверное, тете Наде пришла в голову та же мысль.

– Но как же? – начала было она.

– А вот это уже совсем другой эксперимент – строго пояснил я – Но о нем нам запрещено упоминать.

– Понимаю… – неуверенно пробормотала она.

Про свою первую поездку в машине из Заворичей в Киев Аня мне уже рассказывала. Я видел ее в гостинице "Украина" и представляю, какое это было забавное зрелище. Тетя Надя отдала ей свои старые туфли, которые оказались ей велики, и, в сочетании с длинной холщовой рубахой, это, несомненно, производило сильное впечатление. В таком виде она и садилась в "фиат" Богдана Ковальчука, закрыв от испуга глаза. Интересно, что когда через три дня за нами к подъезду израильского посольства пришло такси, она уже гордо садилась на заднее сиденье в распахнутую мной дверь так, как будто делала это каждый день с младенческих лет. Возможно этому способствовали новенькие туфли, которые я купил ей на Крещатике и шитое там же на заказ длинное широкое платье.

Через пару минут мы уже сидели за столом на заднем дворе и Эйтан вынимал из своей бездонной сумки упаковки израильских фиников и халвы, которые завершила бутылка арака. По весеннему времени на огороде еще ничего не было и Надежда принесла огромную банку маринованных помидоров. Богдан, высокий и стройный пожилой мужчина, много старше тети Нади, разлил арак по рюмкам и провозгласил неожиданный тост:

– За то, чтобы не было войны!

При этом он смотрел на бабу Катю. Эйтан согласно кивнул, выслушав перевод и мы выпили молча. По внешнему виду бабы Кати трудно было понять приходится ли она матерью Надежде или Богдану. Было ей непонятно сколько лет, но запросто могло быть и за сто.

– Что смотришь, сынок? – сказала она – Наверное гадаешь, с какого я года?

Она улыбнулась и морщинки побежали в разные стороны. Пожалуй, именно так будет улыбаться Анюта, когда ей будет под сто лет. У меня будет хорошая старость, подумал я. Если доживешь, ехидно вставил внутренний голос.

– В 41-м, когда немцы пришли, мне было в аккурат десять лет – продолжала баба Катя – Вот сам и считай. Мой долгий-то век мне не просто так достался. Наверное, то Господь сподобил за те муки, что я перенесла в детстве. А ты, дочка, где родилась-то?

Она пристально смотрела на Аню и та, наверное не решившись соврать, ответила честно:

– В Киеве, бабушка, на Подоле…

Перед поездкой в Заворичи, мы с Аней прогулялись по Киеву. У Эйтана были какие-то дела в посольстве и он, к нашему великому облегчению, предоставил нас самим себе. Весеннее солнце согревало, но не пекло и великий город встретил нас робкой первой зеленью и чистыми после дождя улицами. Для нас Киев начался с парка Владимирский горки. Аня крутила головой и все безуспешно пыталась узнать знакомые места, пока мы не вышли на смотровую площадку.

– Ага! – обрадованно закричала она – Славутич-то почти не изменился!

Вряд ли в Х-м веке через Днепр были перекинуты мосты, а берега забраны набережными. И все же я верил Анюте: наверное неизменным осталась мощь реки и правильность ее изгиба. За нашими спинами обнаружился памятник Владимиру, заставивший нас расхохотаться. Каменный князь был совсем не похож на того правителя, с которым я имел содержательную беседу у пристани на Подоле. И еще меньше он напоминал феодала, стремившегося получить "право первой ночи" с моей будущей женой.

Потом были волшебные улицы Киева, Святая София, площадь Независимости и Крещатик. У Золотых Ворот Аня покачала головой:

– Не помню такого, наверное, позже построено. В мое время киевский детинец был невелик и почти целиком деревянный, кроме, разве что, княжеских хором. А Софийские ворота только начали строить.

Но от Софийских ворот трудами монголо-татар ничего не осталось кроме символической метки на асфальте Владимирской улицы. После этого мы спустились по Андреевскому спуску на Подол. Но и там мы ничего не узнавали. Через десять веков здесь опять ходили трамваи, а на месте перевоза через Днепр, где я расстался с Авраамом и Магутой, раскинулся огромный речной порт. Современные высотки и доходные дома позапрошлого века скрывали кривую улицу, "стегну", на которой стоял дом сотника Неждана. А немного повыше заросшие зеленью особняки встали на месте хазарской слободы и "малой хаты" Авраама…

– На Подоле? – удивленно протянул таксист.

Он оказался каким-то родственником хозяев и на этом основании присутствовал за столом. На самом деле его занимали странные люди из экзотической страны, в особенности Эйтан, с которым он мог общаться по-английски. Звали таксиста Алексей и он действительно чем-то отдаленно напоминал мне Олешко, сына Радонега, княжьего разведчика и лучника.

– На Подоле? – повторил он – Как же вы в Африке оказались?

Напрочь завравшись, Аня беспомощно смотрела на меня. Надо было срочно менять тему разговора.

– Да брось ты эту Африку – сказал я Алексею – Бывал я в той Африке и поверь мне, ничего интересно там не нашел.

Это была не совсем ложь, потому что однажды, еще мальчишкой, я побывал в Каире.

– А вот скажите лучше, где тут в ваших местах в старые времена стоял детинец?

– Это ты, наверное, про Городище – предположил Богдан.

– Городище?

– Так у нас называют археологические раскопки – пояснил Алексей – Могу сводить. Это здесь неподалеку.

Раскопки действительно оказались недалеко. Мы даже не вышли на улицу, а направились огородами и через поле. Наверное, мы шли тем же маршрутом, каким двигалась Аня два года назад, только в противоположную сторону. И теперь на ней были резиновые сапожки, что по весенней прохладе было не лишним. Но весна стояла поздняя, снега уже сошли и мы весело шлепали по влажной земле, раздвигая сапогами еще не слишком высокую траву. Начался перелесок и вдалеке показался просвет.

– Трубеж – пояснил Алексей.

Перепрыгнув через пару дренажных канав, мы вышли на берег реки. Да, Трубеж был явно не тот, что тысячу лет назад. Зажатая искусственными берегами, река скукожилась и присмирела. Зато и брода на ней, расчищенной и канализованной, тоже не было. Нет, я не узнавал здесь ничего. Часть заросшего травой берега была огорожена невысокой насыпью, укрепленной мешками с цементом и прикрытой рубероидным навесом на металлических опорах. Наверное, это и было Городище, археологический раскоп. Навстречу нам поднялся довольно молодой мужчина в брезентовом плаще с капюшоном.

– Привет, Лёшка – поздоровался он – Кого привел? Опять туристы из Киева?

– Подымай выше, Сергей Леонидович – гордо заявил Алексей – Это наши друзья с Израилю. Они приехали к Ковальчукам. Ну тем, что около храма живут. Знаешь?

– Кто же Ковальчуков не знает?

Хозяин раскопа оказался археологом, единственным из партии, раскапывающей Городище.

– Все остальные пишут диссертации по университетам, один я, как дурак, ковыряюсь в глине – смеясь, рассказывал он – И все зря, ничего тут нет. Наверное, неправильное место. Надо бы сменить дислокацию и поискать там, где посуше, потеплее и лучше кормят. Вот баба Катя, к примеру, истинная древность и борщ у нее наваристый.

– Так-таки ничего? – прищурилась Анюта.

– Меньше, чем ничего – махнул рукой Сергей – Вот недавно раскопал я могильный камень. Лучше бы и не раскапывал.

– А что так? – с замиранием сердца поинтересовался я.

– А-а… Сами посмотрите!

Анюта рванулась вперед, вырвав свою теплую лапку из судорожно сжатой ею моей ладони. Эйтан последовал было за ней, посмотрел на меня и остановился, Алексей в растерянности тоже смотрел на меня. Лишь археолог ничего не заметил, он тщательно мыл руки у бака с водой, пока мы трое следили за моей женой. Та остановилась на краю раскопа и, тихо вскрикнув, вдруг упала на колени и начала бить земные поклоны.

– Что это она? – взволновался Алексей – Может надо помочь?

Он двинулся было вперед, но я остановил его, вытянув руку.

– Не надо!

Я догадывался, что она увидела в раскопе. Наверное, за десять столетий почва успела просесть и то, что раньше находилось на вершине холма, оказалось на плоском берегу. Прошла минута или две. Пора! Я кивнул своим спутникам и мы осторожно подошли к раскопу, где маленькая фигурка уже сидела на мешке с цементом, знакомым жестом подперев подбородок сложенными ладошками. Я обнял ее за плечи и почувствовал, как ее тело дрожит мелкой дрожью. Тогда я сжал ее сильнее, так сильно, что она тихонько взвизгнула и это было правильно, потому что дрожь прекратилась. Она больше не смотрела на обелиск, теперь она смотрела на меня.

– Новодел! – усмехнулся подошедший археолог – Вы только взгляните на даты.

Мне не нужно было смотреть на даты, ведь я сам выбивал эту надпись. Кузнец Глеб ковал мне неуклюжие, плохо закаленные зубила и я ломал их одно за другим о прочный гранит. Местного летоисчисления я не знал, да и никто в детинце его не знал. Рана в ноге болела, перед глазами плыли красные круги и я, не задумываясь, выбил на граните грубо вычисленные мной даты его жизни согласно современному мне летоисчислению.