С мечтой не прощаются

– Мы разомкнули порочный круг потребления и накопления. Обратились к исследованию и созиданию. И жить стало захватывающе интересно! Мы стали искать решение огромнейшей задачи: понять, кто мы и зачем мы. Почему в нашем исчезающе крохотном мозгу вмещается Метагалактика. Для чего это? Есть ли тут чей-то замысел?

– А с чего начали?

– С возвращения того, что люди потеряли за десятилетия кап… накопизма. С возвращения нравственных ориентиров, с подъёма морали. Согласитесь, когда обычный человек не может накормить себя и своих детей, ему не до морали. Особенно когда он видит на каждом шагу спесивых богачей, неумно себя ведущих. Мы устранили бьющее в глаза неравенство. Первым делом – накормили голодных, вылечили больных.

– А зачем вам очень много радости? Не перестанете ли вы её ценить в отсутствие горя? И разве дьявол не мстит вам за радость?

– Отсутствие горя невозможно! Мы смертны, мы вынуждены расставаться навсегда с любимыми. Мы часто не можем понять друг друга. Мы испытываем творческие неудачи. Мы проходим через несчастную любовь… Но, раз уж без горя никак, пусть оно сидит в этих естественных резервациях. От того, что у нас много радости, мы просто перестаём её замечать, она превращается в естественный фон жизни, в обычную норму. Когда в стране… или на планете хорошо всем, когда мир полон радости, он приближается к совершенству. А если множество близких к совершенству миров объединятся, они способны сделать невероятный рывок… куда? Это пока что загадка, волнующая загадка.

– Но мир основан на связи противоположных вещей: чёрное – белое, мужчина – женщина, добро – зло… Мир держится на равновесии.

– Неразрывное единство противоположностей – тормозящая теория. Равновесие – это сдерживающий фактор, от него происходит застой. Мы рискнули отказаться от равновесия. И пойти, разумеется, не в тёмную сторону, а в светлую.

– И так во всём мире?

– Нет ещё. Только в нашей стране. Остальные по инерции продолжают держаться за старое. Как у вас говорят – за накопизм.

– Вот уж это понимаю. Зачем сильным мира сего… также и вашего… что-то менять? Им и так хорошо.

Сочинитель встал и открыл незаметную дверку в стене.

– Я подарю вам мои книги. Будет время, прочитаете. Узнаете о нашей жизни.

Книги оказались примерно того же размера, что и бумажные земные. Но открывались не по-земному, а снизу вверх, как блокнот. На чёрно-белых обложках были изображены иолантийцы с яростно перекошенными лицами, пуляющие из огнестрелов; хищники с разверстыми зубастыми пастями; поверженный воин, на горле которого смыкались страшные челюсти без туловища и даже без ясно выраженной головы… На другой обложке человек пятнадцать, измождённых и оборванных, кажется, ещё и больных, плыли по неприветливому морю, среди холодных волн, в какой-то странноватой лодке… И, вроде бы, лётчик за штурвалом самолёта, вспыхнувшего от удара молнии.

Хозяин продолжал выкладывать книги на стол, что-то откапывал в шкафу. Наконец, он издал возглас:

– О!

И выложил книгу без страшной картинки на обложке.

– Вот, возьмите тоже. Это грамматика нашего языка.

– Гелон, вам разве не нужна?

– У меня есть ещё. Я же её и писал.

…Они вышли на улицу, когда Альзан склонялся к крышам домов. Оранжевое светило на здешнем небе выглядело раза в три крупнее, чем Солнце над Землёй. И если Солнце можно называть золотым, то Альзан горел пронзительным блеском чистой меди.

Инна то и дело прочищала горло.

– Кхм-кхм! Горек хлеб переводчика… А кстати, здешний хлеб ну ужасно вкусный!

– Да уж! – отозвался Ярослав. – Заметил я, как ты на него налегаешь. И у правителя, и тут.

Физик, небрежно кинув «О вы, гости…», резко повернулся и зашагал прочь.

– Чего же он? – проворчал Артур. – Не проводил, дорогу не показал…

– Плевать, – успокоил Ярослав. – Я запомнил, как ехали.

– Папа у нас штурман… – приласкалась Инна.

Ярослав уверенно вёл дочь и друга по захламлённым улицам, среди безликих домов.

– «Жизнь мстит за радость»! – воскликнула Инна. – Как можно жить с таким видением?!

– А под конец, – напомнил Ярослав, – он сказал о каких-то островитянах. «Они на своём острове жили радостно. И чёрт их наказал. И вы в вашей радостной стране остерегайтесь!»

За разговором они незаметно вышли на проспект, к знакомому продуктовому магазинчику. А потом – и к площади, посреди которой нездешним архитектурным шедевром красовался «Иван Ефремов».

…Физик быстро шагал дворами и переулками, спрямляя путь к Ядерному Центру. Устаревшее название. Особенно теперь, когда он с помощниками проник до основ мироздания. Теперь надо обдумать, как рациональнее провести подготовку к эксперименту. Который, кстати, может обернуться фейерверком – но и это, в случае чего, не беда. Всего лишь хорошая физика^[6]. И не помогут ли тут звёздные пришельцы?

Он дёрнул углом рта, вспомнив, как логический кубик, игрушка племянницы, от удара об пол развалился именно по той линии, по которой он намечал. Девчонка разревелась – ну и что? На то они и дети, чтобы реветь. Что там её слёзы рядом с возможной гибелью миллионов таких, как она, вместе с родителями. А катастрофы не миновать, если хоть немного сдвинутся мировые физические константы… У него нервно поджалась мошонка: смертельный риск, смертельный… Но кто не рискует, тот не пьёт жгучего дурмана. Известный накопист Мальтан обещал двести пятьдесят миллионов кредиток. И есть за что – в случае успеха правитель Танхут будет клевать крохи с мальтановской ладони. Но если риск не оправдается – тогда… Тогда фейерверк.

Умертвленцы бы порадовались. Но они были Вовшу глубоко безразличны. Дух захватывало от другого: от всемогущества, от безмерности власти.

И двести пятьдесят миллиончиков – да! Это вам не хвост собачий.

Глава пятая
Слепая красавица

Корабль с лёгким разгоном шёл вверх сквозь ясное, постепенно темнеющее небо. Опытные пилоты держали ровный киль. Инна в боковом кресле использовала телескоп штурмана не по назначению: рассматривала планету. Прозрачная атмосфера позволяла видеть всё, как на хорошей карте. Столичный мегаполис с чёткими линиями отходящих дорог казался этаким странноватым пауком. Одни ноги вытянуты, другие – кривые, изломанные. Тело паука пересекали две синие извилистые ниточки рек, они сливались почему-то на южной окраине. Непонятно: город же всегда возникает у слияния рек, и в дальнейшем это место и есть центр города. А здесь…

– Как вам этот физик? – заговорил Ярослав.

– Учёный, – пожал плечами Артур. – Я встречал таких. Не от мира сего.

– Мужик явно нуждается в диагнозе, – повернулась от экрана Инна. – Как, папа? Ты же бывший медик.

– Шизофрения! – поставил диагноз штурман. – С манией величия.

– Взрывчатая смесь, – усмехнулся командир. – Инна, переключай на верхние датчики. «Стрежевой» почти над нами.

На экране телескопа возникла ярко освещённая оранжевым солнцем половина большого корабля. Другая пряталась в непроглядной тени, заслоняя звёзды. Вскоре корабль стал виден и простым глазои сквозь купол.

– Подходим! – предупредил Артур. – Инна, трёхкратное!

– Поняла, пристегнулась.

– Может, в капсулу пойдёшь?

– Да ничего, я тут…

Они уравняли скорости; рядом плыл «Стрежевой», раскрыв захваты порта.

– Причаливаем…

Катер коснулся плоским днищем швартовочных захватов, и искусственная гравитация двух кораблей взаимно уравновесилась. Наступила невесомость. Они выполнили сцепку и контроль герметичности. Проплыли из кресел в тамбур, сделали аккуратный кувырок и вышли в трюм звездолёта нормально – головой «вверх», ногами по вектору притяжения. Артур прикоснулся к сенсору связи.

– Саша, мы на борту.

– Понял, на борту, – откликнулся из центрального поста Саша Зарубин.

В кают-компании Инна первым делом подошла к бортинженеру.

– Анфэ! Вот ты кто, Вася.

– А кто это? В самом деле, они это слово кричали.

Инна чуть сдвинула брови, ища точное соответствие.

– Еретик!

* * *

На планету стали летать и другие экипажи. Когда «Иван Ефремов» был дома, Рустам отпускал все три своих катера. О доброжелательных пришельцах со звёзд уже знала вся Атмис. Принимали их хотя и без восторга, но спокойно. Переводчики Инна и Станислав летали чаще пилотов – потому что пилотов было больше.

Наконец, астронавты собрались в кают-компании. Пришёл командир Рустам – высокий, с мужественным, грубовато-красивым лицом. Пришли Зарубины. Саша был заметный парень, но рядом со своей дивной Алёной терялся в её сверкании. Правда, это его не заботило. Странным образом русская северянка Алёна казалась Ярославу ожившей античной статуей, одетой в комбинезон астронавта… Пришёл корабельный врач Манфред Бэр – громадный, флегматичный блондин, уроженец Штутгарта. Пришли бортинженеры, планетологи, биологи… Все разместились на диванчиках по стенам.

– Цивилизация странноватая, – начал Рустам. – Более того, страшноватая. Ксенопсихологи, наверное, в восторге?

– Это умирающее общество! – заявила Инна. – Их надо спасать.

– Они и детей рожать, кажется, перестали, – подтвердила Алёна. – На улицах – ни одной колясочки!

– И все смурные, – добавил Стас Максименко. – Народ спокойный, незлобивый, но какой-то… потухший.

При слове «незлобивый» Вася Маторин машинально потрогал уже зажившую скулу.

– Нет детей – нет радости, – продолжала Алёна. – И нет будущего.

– Они отказались от всего яркого и красивого, – сказал Ярослав. – Серые дома, серая одежда. Живописи нет, одна графика. Оттого и серое настроение. Не до детей.

– А музыка? – воскликнула Инна. – Сплошь ударные. И однотонные дудки. И пение – на одной ноте! Мелодий нет, одни ритмы. И, я заметила, музыканты все напрочь безнравственны.

– Их и на Земле много было таких, – добавил Ярослав. – Чем примитивнее музыка, тем более распущены нравы. – Самое дно – так называемый рэп.

– Странно, что музыка вообще есть, – пожал плечами Артур. – Пусть и в таком дохлом виде.

– Но есть же трава, деревья, цветы! – возразила второй штурман, перебрасывая соломенную косу на грудь. – Как же они их переносят?

– Привыкли они, Алёнушка, – ответил Рустам. – Терпят. Они говорят, что природа еретична, потому что неразумна.

– А мы однажды показали им на «воздушном экране» московский Кремль, вид с Большого Каменного, – рассказал Стас. – Сами глянули, подрегулировали изображение. Оборачиваемся – одни спины! Вся площадь! Кто отвернулся, кто пал ниц.

– Я же говорила, поосторожнее с этим, – укорила Инна.

– А то раз, раз! – и фингал, – поддержал Вася, опять трогая скулу.

– Я как-то спросила, – вспомнила Алёна. – «Парфюмерия у вас есть? Искусственно созданные приятные запахи?» Мне ответили, что москательщикам это запрещено. Ничто не должно заглушать натуральных запахов. А чтобы оставаться в рамках приличия – достаточно омовений…

Инна ухватилась за очевидную ассоциацию:

– Правильно её назвали! Настоящая Иоланта. Если кто помнит, у Чайковского есть такая опера. Героиня – прекрасная принцесса, но слепая.

– Да, – кивнул Артур. – Сама планета – красавица.

– И красота такая, лирическая, – поддержал Ярослав.

– Здешнее человечество, – продолжала Инна, – по каким-то, пока неясным, причинам отказалось от радости. Не представляю, как это можно сделать добровольно.

– От мечты отказались! – дополнил Ярослав. – А что такое человек без мечты? Это парусник без бушприта. А целое человечество без мечты?

– Корабль дураков! – дала определение Инна. – Но наиболее умные аборигены всё понимают. В Хинсете – это столица – есть один писатель. Ещё я встречусь с его сыном – художником. Кстати, у художника есть маленькая дочка.

– А власть имущие? – спросила Алёна. – Что они думают?

– Ничего они не думают. Правитель рукой махнул. Тут есть влиятельное общественное течение – умертвленцы. Они стоят за скорейшее вымирание.

– Это-то им зачем?

– Зачем – вопрос тонкий. У нас на Земле тоже всякая дурь водится.

– На первый взгляд всегда дурь, – проговорил Рустам. – А чуть копнёшь – оказывается, это кому-то выгодно…

– Мы одни никого не спасём, – сделал вывод Ярослав. – Надо найти в здешнем обществе, на кого опереться.

– Надо искать сильных политиков, – сказал Артур.

– С политикой осторожнее, – возразил Рустам. – И с вмешательством во внутренние дела. Против нас начнут бороться. Умертвленцы, накописты, администрация, полиция, армия…

– Армии нет. Государство на планете одно, воевать не с кем. Разведки-контрразведки нет. Только полиция, явная и тайная. Да спецназ от уличных беспорядков.

– А этого мало, что ли… Да у накопистов есть свои частные формирования. Для промышленного, коммерческого шпионажа. Для конкурентных разборок. Ещё и бандитов могут нанимать.

– Администрация… – вмешался Стас. – Это манстэ?

– Да, правильно, – отозвалась Инна. – Чиновники. Однако я чётко ощущаю в этом слове второй, изначальный смысл: «пакостники», «мелкие негодяи».

– О-о-о! – рассмеялся Ярослав. – Ты помнишь конец нашего двадцатого века? И начало двадцать первого? Манстэ были ещё те!

– Во всяком случае, – гнула своё Алёна, – надо стронуть с места демографию.

– Элементарно, Ватсон, – согласилась Инна. – Только впрямую ничего не получится. Надо, ребята, осторожно, незаметно выстраивать домино… И в то же время – не слишком-то тянуть с этим.

– Слепота к красоте, – заявил Артур, – отсутствие радости погубят кого угодно! Это духовная гиподинамия! Я не приемлю всякие либеральные идейки насчёт невмешательства. Тонущих положено спасать. И надо посоветоваться с Землёй.

– Связь же не наладили.

– Я слетаю. Заодно и разработчиков привезу, пусть делают.

– Только не думайте, – предупредила Инна, – что мы их уже хорошо знаем! Общаемся с творческой интеллигенцией, с учёными. А надо и с простым народом, с рабочими, с врачами, с чиновниками. Спортсмены, полицейские, мелкие предприниматели… Подружиться и пожить в семьях. И приглашать их к нам на «Стрежевой».

– Это бы здорово, – одобрил Рустам. – Только вывозить подданных за пределы королевства… Не надо терять хороших отношений с Танхутом.

– Договоримся! – заверил Артур. – Инна его уболтает.

– Я бы попросила!.. «Уболтает», тоже мне. А вообще хорошо, если бы он отпустил кого-то с нами на Землю.

– На «Стрежевом» двенадцать свободных кают, – подсчитал Рустам.

Вася Маторин усомнился:

– А найдётся ли столько желающих?

– Можно и меньше! – сказала Инна. – Только не будем тянуть со всеми этими делами. Страшновато мне, ребята. Такое чувство, что рванёт тут быстрее, чем мы думаем. Физик Вовш Хатран… У него опасная психика и, кажется, слишком большие возможности.

– Точно, – хмуро кивнул Ярослав. – Обезьян с гранатой…

Глава шестая
Зверь лесной

Афлюн записывал очередной альбом. Работа подходила к концу. Он выглянул в окно, и вовремя: на пустырь садился чужерабль. Круглый, белый, накрытый прозрачным куполом, сквозь который виднелись пилоты в креслах, внутренняя обстановка и крупные чёрные буквы чужого алфавита. Вот из-под брюха вывернулись, подобно лепесткам опрокинутого цветка, плоские посадочные лапы. Летающий купол встал на них и замер. В параболическом проёме между опорами показались трое небесных богов. Впрочем, Афлюну начинало казаться, что богиня у них только одна, Инна, а мужчины – её служители.

Он хорошо помнил первый день, когда неожиданно позвонили из канцелярии правителя и велели мчаться во дворец. Только что сел корабль небесных пришельцев. Украсить встречу небольшим концертом правитель доверил именно ему, Афлюну Хатрану. Добрый знак. Хорошо, что вся группа была в сборе – они делали пробную запись. Сразу вскочили в две машины и примчались.

Рядом с правителем Танхутом сидели трое круглолицых пришельцев в одеждах непривычного вида. Самый маленький был явно женщиной. Галантному Афлюну стало приятно… Он запел. Богиня переглянулась с одним из спутников, обменялась парой слов – и лицо её вдруг исказилось гримасой запредельной муки. У неё вырвалось что-то вроде прерывистого рыдания. И музыкант преисполнился гордости: его искусство проняло даже небесных богов!

После концерта он вспомнил, где ещё видел такие гримасы. На картинках, изображающих жителей острова Еретиков ещё в дикости, до завоевания.

Случайная встреча в городе помогла познакомиться ближе. Он помнил, как приветствовал пришельцев: «О вы, небесные боги!». И как Инна ответила: «Мы разве боги?» – удивительным, еретически звонким голосом… И теперь небожители частенько приходили во Дворец Изящных Искусств на западной окраине столицы. Здесь находилась звукозаписывающая студия, стационарные ритмогромы, а также лицедейные и художные мастерские.

Афлюн долго не мог определить для себя – прекрасна богиня или уродлива. И это не давало покоя.

На её лице часто появлялась гримаса страдания. Почти всё огорчало её. Многое даже заставляло рыдать. Но в какой-то момент Афлюн, к своему ужасу, начал подозревать, что это не рыдание, а нечто противоположное: так называемый смех. Как у маленьких детей.

* * *

В искусстве, как в зеркале, отражается душа любого мира. Поэтому Инна, вместе с Артуром и Ярославом, или в составе другой группы, часто бывала во Дворце Искусств. Беседовала с музыкантами, артистами и художниками, слушала и смотрела их работы. Когда подходило время, спускалась в столовую, где продолжала, по выражению отца, налегать на вкусный иолантийский хлеб. Другие исследователи со «Стрежевого» встречались с учёными, бывали у Вовша и его коллег. Физики обещали свести землян со здешними биологами. Намечались визиты к планетологам, историкам, социологам.

Что удивительно – ни одного иолантийца пока что не удавалось залучить в гости на звездолёт. Полное отсутствие любопытства? Или затаённый страх? Перед чем, интересно?

На Иоланте не знали мелодий. Вся музыка заключалась в ритмах. Но уж в них местные музыканты достигли виртуозности. Талант, вложенный в ритмы, всё равно захватывал дух. Хотя и не покидало ощущение ущербности, какой-то увечности здешнего музыкального искусства.

Инна замечала, что Афлюн, кажется, влюблён в неё. Ей, как всякой женщине, было лестно – но и смешно.

– Вы прекрасны, – как-то сказал он.

Инна чуть улыбнулась. «Он же видит меня в чёрно-белой гамме! Как на фотографиях из моего детства. Моё детство… Даже не верится: было ли оно?»

– Афлюн! У вас остались записи старинных песнопений?

– Не знаю… Они запрещены.

– Почему же?

– Вредны для здоровья.

– Неправда! Вот, послушайте.

Она прокрутила вокализ Рахманинова. Потом поставила Дунаевского – увертюру к кинофильму «Дети капитана Гранта». И тут Афлюн – молодой здоровый парень… посерел лицом и свалился на пол. Инна испуганно вскрикнула. Отключила звук. Музыкант открыл глаза. Треугольное лицо перекосилось:

– Вас, Инна, подкупили еретики!

– Глупость! Чем можно подкупить богиню?

– Тем, чего вам здесь надо! За чем вы спустились с неба!

– Любопытно, за чем, по-вашему?

– Мы вымираем. Вы заберёте планету себе. Поселитесь здесь. Видно, не очень хорошо вам на ваших небесах… А еретиков вы оставите. Вам понадобится прислуга из местных.

– Какую чепуху городите! Фантазия у вас бредовая.

– Не знаю, не знаю… – буркнул музыкант, поднимаясь.

– Афлюн, вы хоть знаете, что такое счастье?

– Конечно. Отсутствие неудач и несчастий. Деньги…

Инна состроила недовольную гримаску. Иолантийское счастье – всего лишь отсутствие несчастья, не более того. Ноль. Отсутствие минуса. О плюсе даже речи нет.

– Афлюн, я не о таком счастье, а о настоящем. Когда душа поёт!

– Непонятно выражаетесь. Как может петь душа? Поёт горло. Верьте профессионалу.

Он щёлкнул выключателем. Зазвучал очередной ритм-шедевр. Афлюн протянул руку к шее Инны.

– Это что у вас?

И запустил ноготь под чуть отставший краешек радиомаяка. Инна отодвинулась.

– Родинка. Не трогайте, Афлюн!

– Инна, – произнёс музыкант каким-то незнакомым голосом. – Понюхайте отсюда.

И открыл флакончик с широким горлом. В нём плавало что-то вроде ватки. Инна взяла пузырёк, вдохнула… У неё закружилась голова. Афлюн подхватил флакончик, затем пошатнувшуюся богмню.

– Что?.. – пискнула она и обвисла на сильной руке музыканта.

* * *

Афлюну и раньше приходилось одурманивать девушек.

Держа богиню за локти, он свёл – точнее, снёс её с высокого крыльца и запихнул в дальний угол машины. Тут он, наконец, отклеил нашлёпку с её шеи (понял – не родинка это!), хотел выбросить… но сунул в карман. Для маскировки укрыл пленницу с головой чёрным плащом. Сел за руль, разбудил чёрта и, горяча его педалью, выехал на Западное шоссе.

Трахнуть богиню – это супер. Пожалуй, непросто будет извлечь её из этого сплошного неразъёмного одеяния, застёгнутого на незнакомую «молниеносную» застёжку. Ну, можно разрезать.

В четырёх сотнях перебежек от города, в лесу у него была дача – коттедж, одиноко стоящий посреди большой, заросшей высокими травами поляны. Братья, друзья, подруги – все оценили и место, и сам дом. От опушки леса к поляне вела тропа – около полутора перебежек. Машина не проходила, надо было идти пешком. Разрубать трассу и строить дорогу не хотелось. Пропала бы вся романтика. «Смотри, Зверь слопает!» – шутили друзья. Скорее – от зависти. «Этот Зверь – народная легенда, – отвечал он. – Меньше читайте на ночь моего отца».

Слуг Афлюн не держал, любил всё делать сам. И сейчас он представлял себе, как останется посреди леса, в тёплой тишине уютного дома, наедине с полубеспамятной Инной… И на десятки, сотни перебежек вокруг – никого, никого. Полная свобода.

В ровной песенке чёрта ему послышались перебои. Вот они усилились – и внезапно песенка оборвалась. Он встряхнулся, задёргал рычажки – систему передач, как назло, застопорило. Музыкант даже не успел отрулить, застрял на проезжей полосе. Выругался, включил аварийный пульсар и вышел.

Он плохо знал автомобиль. Машина была хорошая, дорогая, внимания требовала немного… Его объезжали и справа, и слева. Наконец, тормознула длинная пятиколёска. Высунулся водитель:

– Что стоишь, движению мешаешь?

– Чёрт помер.

– Ну-ка, дай глянуть.

Он поднял треугольный капот, что-то покрутил, куда-то сунул палец, понюхал.

– Да у тебя сосево кончилось! Что, недавно ездишь?

– Шесть лет. Но чтобы забыть заправиться – это впервые.

– Так и быть, поделюсь. До ближайшей заправки хватит.

Он перелил немного из своего бака в машину музыканта, стребовал двадцать кредиток и уехал.

Забыть заправиться! И проморгать индикатор уровня сосева! Нервы, нервы. Опасное затеял. Её же будут искать! Возможно, уже ищут. Но откуда они узнают, где его дача?

Узнают. Через братьев. Так что же, назад поворачивать?

Постепенно он успокаивался. Вспомнил, что Вовш со сподвижниками ушёл в бункер, у них долгий эксперимент, а Кимон за городом, на натуре. А Инну он успеет вернуть, в том же беспамятном виде. Скажет – ей стало плохо, вызвал врачей, врачи увозили неизвестно куда… Можно даже показать флакон – сама якобы из любопытства нюхнула…

На заправке впереди него стояла чёрная машина. Коротко стриженые парни, вышедшие из неё, были Афлюну знакомы. Они профессионально занимались не очень почтенными делами. Один приоткрыл багажник, и на Афлюна пахнуло трупом. Он поморщился. Это не укрылось от парней. Они подошли.

– Что, учуял?

– Н-н-нет…

– Не ври. Стой где стоишь.

Они сели в свою машину и стали совещаться. Форточки были открыты. Афлюн чутким ухом музыканта всё расслышал.

– Настучит в полицию.

– И что сейчас делать?

– Мочить.

– Зачем нам ещё одна мокруха?

– Заложит.

– Не заложит. Я его знаю. Это Афлюн Хатран, ритмовик.

– И что?

– Отпустим. Только пусть поклянётся родительскими яйцами.

Они вышли.

– Ну, давай, клянись, что не выдашь.

– Клянусь яйцами моего отца… – уныло затянул Афлюн.

Произнеся обязательство, он поднял голову. Опасные парни, больше не глядя на него, хлопнули дверцами и умчались.

Приключение за приключением… Не к добру.

* * *

Артур и Ярослав в этот день работали у художников. Художники и музыканты располагались в разных крыльях Дворца и ходили в разные подъезды, хотя внутри всё здание объединял общий коридор. Дворец Ярославу нравился. Он подозревал, что здешние накописты давно отобрали бы его себе под офисы – но здание принадлежало семье правителя.

Нетрудно было понять, что музыканты живут лучше художников. Возле их крыльца стояло раза в три больше автомашин.

Инна пошла к музыкантам. Встретиться вечером договорились у корабля.

На современной Иоланте не существовало живописи. Старинные цветные картины чудом спаслись от уничтожения, но были свалены – заштабелированы – в запасниках. Брат Афлюна художник Кимон и его друзья всеми правдами и неправдами добыли ключи от подвалов Дворца… Ярослава восхитили пейзажи Иоланты – планета и без того была, как говорил Артур, красавица, а художники это ещё подчеркнули. Артура больше привлекали изображения людей.

– Какая экспрессия, Слава! – говорил он, глядя на портрет какого-нибудь военачальника или владетельной дамы. – Смотри, сколько силы во взгляде! Честное слово, больше уважать начинаю…

– Действительно, – соглашался штурман. – У нынешних-то с экспрессией – не Бог весть.

– Человечество собралось умирать…

На улице стояла сухая жара. Эпсилон Индейца, по-местному – Альзан, добросовестно разогревал свою вторую планету. Атмис получала много тепла.

Отовсюду доносилось тихое потрескивание – в сухой траве от жары лопались коробочки, высыпая семена. Артур и Ярослав не спеша подошли к кораблю. Опустились в траву, прислонились к посадочной опоре. Артур тут же отодвинулся.

– Горячая! Накалилась.

– Пошли в тень.

Штурман опять прислонился к опоре. Пилот повалился в траву, забросил руки за голову.

– Хорошо…

В чистом бирюзовом небе плыли две хищные птицы.

– Парой идут, как истребители, – отметил Ярослав. И тут же хватанул траву рядом с собой:

– Ага, попался…

– Ну-ка, что за зверь?

– Вроде жука.

– Франт, франт… И шесть ног, как у наших.

Насекомое со страшной силой выдиралось из пальцев.

– Хитин, – сказал Ярослав. – Или нечто похожее.

– Изотоп хитина.

– Изомер.

– Ладно, Слава, отпусти. Куснёт, выведет из строя. Как будем без третьего штурмана?

Ярослав разжал пальцы.

– Эх, банки нет.

– Ничего, биологи ещё наловят… Что-то Инна не идёт.

Они повернулись к Дворцу.

– Подождём… Увлеклась. У них тамтамы ещё те. Услышишь – и запляшешь.

– Не очень-то они пляшут… – проворчал Артур и встал. Прошёлся туда-сюда. – Сходить, что ли, посмотреть?

– Погоди, – сказал Ярослав. Ему передалась тревога командира. Он вынул пеленгатор. Красная точка горела совсем не в той стороне круга, с которой стоял Дворец.

Артур склонился над прибором.

– Ну-ка, расстояние…

– Ого! Сто семьдесят четыре километра… Вот, сто семьдесят пять!

– Слава, её увозят!

Ярослав вскочил. Вслед за Артуром вбежал в тамбур.

С пулемётным хлопаньем инжекторов десантный катер вознёсся в небо и, быстро уменьшаясь, растаял над юго-западным горизонтом.

Ярослав смотрел в экранчик пеленгатора.

– Левее доворачивай, Артур!

– Расстояние?

– Сорок километров.

– Там лес появляется.

– Леса ещё не хватало…

День шёл к концу. Звезда Альзан опускалась, светила справа. Красная точка пеленгатора обошла центр круга, сместилась назад.

– Пролетели!

– Даю вираж.

Артур убрал скорость. Внизу у опушки леса приткнулся автомобиль.

– А машинка знакомая… – проговорил Ярослав.

В восьми сотнях метров от опушки была обширная, неправильной формы поляна. В центре стоял двухэтажный коттедж. Между краем леса и поляной местами виднелась тропа. Большую часть её скрывали кроны деревьев. Пеленгатор показывал, что объект медленно движется по тропе.

– Всё понятно, – сказал Артур. – Садимся за домом.

* * *

Афлюн свернул с шоссе. Знакомый просёлок вывел к опушке леса. Это была его земля. Два года назад он купил участок, включающий большую поляну, и выстроил коттедж. С тех пор этот дом повидал много весёлых встреч и шумных оргий…

Он откинул чёрный плащ. Бледная Инна полулежала, привалившись в угол. Афлюн вытащил её наружу.

– Идти можешь?.. Не можешь, одурела.

Взял её на руки и понёс. Он был достаточно силён и на этих полутора перебежках ни разу не остановился отдохнуть. В кронах шумел ветер. К этому шуму ненадолго примешалось какое-то знакомое частое хлопанье. Показалось, – решил он.

Нет, мало просто переспать с Инной. На ней надо жениться! Жена – небесная богиня, такие понты ничем не перешибёшь! Пусть все лопнут от зависти.

Из столицы придётся уехать, чтобы не нашли. Планета большая. Боги рано или поздно улетят… На свою звезду, как говорит Вовш, или куда там ещё.

Деревья расступились. Солнце тонуло за лесом. На экваторе сумерки наступают быстро. А справа и слева, шурша высокой травой, к нему подходили… те, кого он меньше всего ожидал тут увидеть.

У него подкосились ноги, и он, прямо с богиней на руках, сел на тропу.

– Спасибо, что принёс! – с ужасным акцентом съязвил штурман. – Так и держи.

…Ярослав, подходя, уже видел: вроде бы ничего страшного с Инной не произошло. Присел, тронул запястье.

– Так… Пульс хороший. Дышит нормально. Губки розовые…

Он достал биотестер, расстегнул на дочери одежду и, глядя в дисплей, дотронулся датчиком там и тут. Приподнял веки.

– Ну, что? – спросил Артур, нагибаясь и забирая Инну.

– Порядок. Просто одурманена.

Афлюн поднялся на ноги. Пилот, с Инной на руках, повернулся к нему – и врезал мощного пинка! Похититель вякнул, отлетел в сторону и покатился.

– Гол, – константировал Ярослав.

– Ладно, Слава. Не убивать же совсем. Допроси его.

Ярослав кивнул. Присел к музыканту, впился взглядом в глаза. Афлюн не выдержал.

– Я её не тронул, не тронул!

– Чем ты её охмурил? Дай сюда!

Афлюн дрожащей рукой протянул флакон с ваткой.

– Зачем ты её украл?

Взгляд штурмана был, как клинок меча. Соврать – невозможно.

– Жениться… – пролепетал музыкант.

– Что ж не женился?

– Не успел…

Ярослав фыркнул. Перевёл Артуру. Пилот нахмурился – но тут же расхохотался.

– Шустрые они, однако! И не скажешь, что вымирающие. Но ведь, насколько помню, в брак вступают по обоюдному согласию. Или у них не так?

Он понёс Инну к катеру. Обернулся.

– Ты, комедиант! Казанова хренов!.. Слава, переведи ему, пусть поднимается в корабль. Подвезём к автомобилю.

Местное солнце между тем зашло, и кругом стремительно темнело.

– Афлюн, – перевёл Ярослав. – Можете перелететь через лес с нами. Говорят, потемну в ваших лесах опасно.

Музыкант уже понял, что бить его больше не будут. И к нему вернулась обычная спесь и надменность.

– Это вы, чужаки, бегите на своерабль. Это вам здесь опасно. А я у себя дома!

Небесные пришельцы улетели. Афлюн не мог решить: ночевать в коттедже или сразу ехать обратно. Не хотелось в одиночестве бродить по большому пустому дому, переживая неудачу.

Или всё же остаться? Но к машине надо сходить. В багажнике осталась сумка с бутылями «Столичного крепкого» и закусками. Напиться – в самый раз… Если бы Инна, вынутая из машины, могла хоть как-то перебирать ногами, сразу бы захватил сумку с собой. А так понадобился «второй рейс».