10 мая
Вот идёт вдоль шоссе неестественно прямо
Человек в незастёгнутой мятой рубашке.
(В это утро так вышло: он весь нараспашку).
Путь неровен, всё время какие-то ямы.
Проводил на вокзале приятеля. Выпил.
Там, за стойкой буфета обрёл одноверца.
Снова выпил и сам не заметил, как выпал
Груз, надёжно хранившийся в камере сердца.
Неумело, старательно, нежно, бескрыло,
Но, как может, он верен жене и Отчизне:
В марте отдал свой голос, как велено было,
А теперь вот готовится жертвовать жизнью.
И не он виноват, что ни ликом, ни чином
Не отмечен, что пасмурен нравом, как осень.
Но жена и страна не считают мужчиной
Тех, кто даже десятки домой не приносит.
…Он бредёт и кричит, что докажет кому-то,
Наступает на клумбы, увлекшись беседой…
И следит с изумленьем за этим маршрутом
К веткам вяза прибившийся шарик: «С Победой!»
Нет ни денег, ни паспорта. Ёжик в тумане,
Не чутьём, так хоть чудом добредший до лета,
Отдал всё. Но трепещет на левом кармане
Полосатая огненно-чёрная лента.
Медвежата дерутся
Медвежата дерутся,
Медведица грозно ревёт.
И пока они бьются,
Слетаются мухи на мёд.
Медвежата поранились –
Кровь полилась в два ручья
По притихшему лесу:
Неважно, которая – чья.
Только мухи довольны:
Над мёдом и кровью кружат
И безжалостно жалят,
И валят на мох медвежат,
Чтобы было о ком
Над обугленным яром реветь,
Чтобы братским клыком
Был повержен последний медведь.
Мальчики
1.
В родильном доме номер три
Рожают втихомолку.
«Терпи, родная. Не ори.
Не трать себя без толку».
Взовьётся голубь: вот и всё! –
Над сонной синью окон,
А утром нянька принесёт –
Три сто, три двести, три пятьсот –
Тугой душистый кокон.
Тот накричался – ротик сжат,
А этот морщит личико.
Все одинаково лежат
В пелёночках больничных.
…На каждом свёртке метка «Р.О.»,
И номерок в придачу.
– «Не плачут мальчики» – старо!
Мне можно – я поплачу…»
И плачут, плачут, плачут. Плачь,
Мальчишеское племя!
Здесь кто не жертва, тот палач –
Такое наше время.
Так лучше плачьте! В мире мрак
И холод превеликий.
Как в крике вас рожали, так
Рождайте душу в крике!
Когда наплачетесь, уснуть
Совсем легко и сладко,
Головкой к матери на грудь
Приладившись украдкой.
И пахнет мёдом луговым
В пушке белесом кожа…
Сон безмятежен даруй им,
Всё ведающий Боже, –
Посапывающим, живым,
На ангелов похожим…
2.
Мамашки в палате:
– Сплошное насилие!
– Жить страшно…
– Слыхали, девчонки, про Сирию?
– Читали.
– Слыхали.
– Несчастный народ…
Не лазь в интернет – молоко пропадёт.
Присели, чуть-чуть помолчали,
Младенцев своих покачали,
И снова:
– Две девочки,
Девять ребят!
– Мальчишки родятся к войне, говорят.
3.
Над Сирией ли,
Над Россией ли…
Лишь ведомо Матери с Сыном, и
Отцу, что всегда незрим,
Зачем нам казаться сильными.
Зачем нас касаться крыльями,
Раз мы уже не летим.
Обманутые обманщики,
Простые русские мальчики,
Как водится, ни при чём.
Росли бы себе, крепчали бы,
Детей на руках качали бы,
Полсвета держа плечом.
И строили бы. И пели бы.
И небу в глаза смотрели бы,
Чтоб в них отразился Бог.
Любили бы то, что дадено,
Простые дела бы ладили,
И каждый бы шёл, как мог.
А мир – золотое крошево.
Не жди ничего хорошего
От кесарей всех времён.
Пока ты качаешь братиков,
Они играют в солдатиков.
Сломаешься – выйди вон!
4.
Много места в небе,
Но и на земле бы им
Пригодиться где бы,
И куда бы деться?
Может, их и не было –
Тех младенцев?
Четырнадцати тысяч?
Шестидесяти четырёх?
Которым из Иродов
высечен
Рубец на шкуре эпох?
Сколько их, убиенных
Неповторимых вселенных,
Двух лет или двадцати
За спинкой каждого трона?
В каждом доме спроси,
Да попробуй – сочти
Материнские стоны.
5
– Божия коровка, улети на небо.
Там твои детки,
кушают конфетки!
– Я увидеть деток
Так давно хотела!
Сорвалась бы с веток –
Да и полетела!
Знать бы, что такое
Там, за синей бездной.
Их у меня двое
На лужку небесном.
– Так лети, коровка!
– Не могу, родная.
На зелёной ветке
Тоже ведь нужна я.
Там на двух листочках,
Далеко от неба,
Ждут сынок и дочка,
Молока и хлеба.
– Счастье, знать, большое!
– Больше и не надо!
Двое там, да двое
Тут, со мною рядом.
Я детей питаю
Песнями да хлебом,
Целый день летаю
Меж землёй и небом.
6.
А если проще говорить, то дело сделано.
Все краски смешаны: ни чёрного, ни белого.
Мы стали серыми – универсальный цвет,
Мы продаём: глаза, улыбку, ногти, волосы,
Любовь и память, вдохновенье, право голоса
И даже то, чему пока названья нет.
А если проще говорить, то мы не пленники:
Мы даже ждём, когда на нас повесят ценники
И мы на час или на два опередим
Того парнишку, не успевшего опомниться,
И ту девчонку, растетёху-дуру-скромницу,
Чей жёсткий диск ещё и чист, и невредим.
Ломать систему – нет огня: сама сломается.
Не «за», не «против» – так в аду, наверно, маются:
«Ты только смирненько, мой миленький, лежи.
Смотри какие-нибудь фильмы, слушай песенки,
Закрой окошки, не ходи гулять на лесенки,
А хочешь, пиццу или суши закажи.
Душа – игрушка, ты продай её задёшево…»
Нас убаюкивают – мы-то и радёшеньки.
Нам отоспаться бы за сто последних лет.
Мы крепко спим, слезою женскою политые,
Тут, под снегами, под крестами и под плитами –
А слёзы высохнут – до нас и дела нет.
7.
Так тяжело вас рожали,
Так вы непросто росли,
Чтобы теперь вот лежали
Средь незнакомой земли?
Сколько прочитано книжек:
– Сильным и смелым расти!
Самых хороших мальчишек
Не удержать взаперти.
Первые ласточки в стае,
Несшие весть о весне,
Пали в Афганистане,
В Боснии или в Чечне.
Зовам далёким не внемля,
Словно отпущенный грех,
Крыльями обняли землю,
Угомонившую всех.
8.
Как лежали они
Двадцать лет назад,
Так теперь недвижно рядышком
Лежат.
Скоро всем лежать
Лицом на восток,
В пальцах скрюченных держать
Номерок.
Только ветер шевельнёт
Прядь волос,
Чтобы мальчикам спокойно
Спалось.
Словно кто-то в лоб идёт
Целовать,
Кто-то песню им поёт,
Но не мать.
…Поцелуй твой не был нежен,
Смертный херувим.
Мирен сон и безмятежен
Даруй им.
***
С человечьих горок
Вечен сей упрёк:
Отчего так горек
Каждый Твой урок?..
Среди Тайных Вечерь,
Плачей и речей
Тают Твои свечи
Прежде всех свечей.
Мир исписан мглистой
Вязью чуждых строк -
Явишь Ты на чистых
Скорбный свой урок.
Чтоб невыносимой
Стала наша боль,
Чтобы мы просили,
Встав перед Тобой:
«Низок наш пригорок,
Но оставь на нём
Ту свечу, которой
Мы сейчас живём».
Швы
Если это не Ты, то кто же
Солнцем трогает в темноте
Золотистый пушок на коже
Просыпающихся детей?
Кто тугие горькие грозди
Рвёт с рябинового куста,
Будто это ржавые гвозди
Покосившегося креста?
Кто зовёт из синего дома
На негромкий вечерний свет?
Кто – оставшийся у парома,
Влажный в утренних травах след?
…Кто, лучом прижигая ранку
Неприкаянной синевы,
Выворачивает наизнанку
Перед тем, как разгладить швы?
Живая нитка
Дождь сшивает на живую нитку
Грядку лука с облачной грядой,
Ветер с веткой, бабочку с улиткой,
Георгин – с Полярною звездой,
Купола обугленные дыры
С горним светом, реющим в раю,
Жору из семнадцатой квартиры
С витязем, пронзающим змею.
Грех и святость, холод и горенье –
Жгучий воздух, каменную твердь,
Жажду мести, радость примиренья,
Встречу и прощанье,
Жизнь и смерть.