Глава 10
Он не помнил, когда последний раз о ком-то так заботился. И заботился ли вообще?
Они вернулись в дом ближе к вечеру, Ульяна выглядела на порядок лучше, теперь она хотя бы была похожа на живого человека. С ее лица пропала эта смертельная белизна, и щеки слегка озарились румянцем. Как только у нее хватило ума свалить из дома, выпрыгнув в бассейн? Ненормальная.
В гостиной горит свет, Улька сидит на диване с чашкой чая, по шею завернувшись в плед. Она с интересом наблюдает за Степой, он ходит по дому, разговаривает по телефону на сугубо рабочем языке, отдает какие-то распоряжения, иногда заглядывает в раскрытый на баре ноутбук. Когда его глаза сталкиваются с Ульяниными, она понимает, что точно не сможет избежать выволочки, которую он ей устроит. В том, что он это сделает, сомневаться даже не стоит.
Никольская делает очередной глоток теплой жидкости, вздрагивая от хлопка, с которым Степа закрывает компьютер и направляется к ней.
– Я очень больна, и меня ни в коем случае нельзя ругать, – подавляет свою улыбку поджатыми губами.
– Я тихо, – мужчина садится рядом и, забрав из ее рук кружку, ставит ту на пол. Его ладони обхватывают девичью талию, тянут Ульяну на себя, усаживая на колени. – Очень и очень тихо, – разворачивает ее кокон из пледа, прикасаясь пальцами к ключице.
Ульяна подается вперед, льнет к нему всем телом, упирается носиком в мощную шею, чувствуя между ними испепеляющий жар.
– Я не могла не пойти, – касается его щеки, – не могла. Прости меня, – находит мужские губы, едва дотрагиваясь до них своими, – ты меня простишь? – улыбается ему в лицо, заползая своими прохладными ладошками под его футболку.
Громов ухмыляется, проходит потоком прикосновений по ее спине, опускаясь ниже, сжимая ягодицы. Еще пару минут назад он был готов оторвать ей голову за очередные проделки, за фокусы со своим здоровьем, а сейчас смотрит в эти синие глаза и не может подобрать слов, чтобы устроить ей головомойку. У него складывается стойкое впечатление, что она знает его лучше, нежели он сам.
Ульяна гладит его плечи, устанавливает прочный визуальный контакт. Ее чувственные губы озаряет улыбка, делая ее лицо еще милее.
– Прости меня, Степочка, я больше так не буду, – она продолжает шептать, гладить его руки, крепкие мускулы которых перекатываются под ее ладонями от напряжения.
– В следующий раз я пристегну тебя к батарее.
– Договорились. Впредь я буду очень и очень послушной. Спасибо тебе.
– Как твоя голова? – он аккуратно трогает ее волосы.
– Нормально, почти не болит, все-таки у меня был сотряс.
– Легкий. Не делай так больше.
– Хорошо, я тебе обещаю, – невольно ерзает на его коленях, чувствуя каменную эрекцию, смотрит вниз. Ей это нравится, но в то же время пугает. Она ощущает себя странно, потому что вновь ему врет. Она так долго его провоцировала, и теперь он ждет от нее чего-то большего.
Ульяна упирается лбом в Степино плечо, набирает в легкие побольше воздуха. Ей нужно внести ясность. Сейчас.
– Ты знаешь, я хотела тебе сказать, еще вчера… в общем, ты будешь первым, – шепчет довольно быстро, крепче обнимая мужскую шею.
– Я в курсе.
Его спокойный голос возвращает ей уверенность, но вместе с тем подкидывает любопытства.
– Откуда?
– Догадался.
– Я что-то делаю не так? – она отстраняется, бросая серьезный взгляд к его лицу.
– Все так. Иди сюда. Вчера ты хотела обниматься.
– Я и сейчас хочу, – она тянет к нему ладошки, утопая в крепких объятиях. Пропитывается нежностью и ароматом мужского парфюма. От Громова приятно пахнет.
Степан притягивает ее ближе, находит губы, целует. Пожирает ее пухлый рот, растворяется в ней. Она такая податливая, хрупкая, словно была создана только для него. Иногда он уверен, что боится ее. Почему-то рядом с ней ему не хочется быть отстраненным. Хочется просто быть, знать, что она думает, чего хочет. Она по капле вытягивает из него чувства, словно заколдовывает. Ее мягкость и непосредственность подкупают, рушат все созданные до этого границы.
Поцелуй становится глубже, Улькины пальцы проворно задирают на нем футболку, требуют ее снять. Вслед за футболкой на пол летит ее серенькая майка. Небольшая упругая грудь вздымается, а с губ срываются тихие стоны от прикосновений.
Девичьи ресницы подрагивают, пальцы сильнее впиваются в плечи.
– Я хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, – разводит ноги шире, немного привстав.
– Для тебя это будет не очень приятно.
– Знаю. И я подготовилась, чуть-чуть, – вытаскивает презерватив из своих шорт. – У меня растяжка, и я справлюсь.
В ней полно азарта, интереса и страха. Она разрывает фольгу, чувствуя, как дрожат пальцы. Понимает, что Степа это замечает, краснеет, тянется к ширинке, но он обхватывает ее запястья, отводит чуть в сторону. Спускает брюки, лишая ее возможности грохнуться в обморок от волнения и неуверенности. Стягивает с ее стройных ножек розовые шорты, белые трусики, не переставая целовать. Он покрывает мелкими поцелуями ее шею, провоцируя тело пускать все новые и новые порции мурашек.
Ульяна раскатывает презерватив по толстому вздыбленному члену, упираясь коленями в диван. Привстает, ахая от чувства наполненности. Его пальцы погружаются в нее, обводят скользкий клитор, потирают его до ноющих, несдерживаемых ощущений. Ульяна извивается в его руках, чувствует приближающийся взрыв. Прижимается ближе, глотает собственные всхлипы. Ее трясет, теперь уже от удовольствия, от разрывающего тело наслаждения. Она сочится желанием и бешеным нетерпением. Второе играет с ней злую шутку. Никольская не поддается, сопротивляется Степиному желанию уложить ее на спину. И опередив его, резко опускается, вбирая в себя мужскую плоть до основания.
Громов замирает, кажется, даже не дышит. Только крепче сжимает ее талию под своими ладонями.
Ульяна открывает глаза, по щеке скатывается одинокая слезинка. Она не ожидала, что это будет так. Предполагала дискомфорт, но не настолько. Плюс отчего-то верила в байки о том, что от шпагатов она давно уже перестала быть девочкой.
– Ты как? – Громов стирает слезу с ее щеки поглаживающим движением большого пальца.
– Оказалось больнее, чем я думала, – вздыхает, чувствуя непривычную наполненность внизу, но боится пошевелиться, кажется, стоит только шелохнуться, и боль вернется.
Громов немного расслабляется, гладит ее плечи, грудь, живот, пытаясь успокоить, поддержать. Смотрит в ее синие глаза, сглатывая сухой ком, вставший в горле. Он вообще сегодня не планировал близость. Все вышло внезапно, но кажется, с Ульяной не может быть по-другому. Его не пугал тот факт, что она девственница, нет. Просто сейчас ее инициатива сыграла против нее самой.
Когда Степан начал жить со Светкой, у них была подобная проблема. Талашина длительное время чувствовала дискомфорт, покупала смазки и что только не делала, позже ситуация выровнялась. Мимолетные интрижки всегда проходили по канону, и никто никогда не жаловался. Не сказать, что это было не принято, но что-то ему подсказывало, что там все было так еще и до него.
Пока он размышляет, Никольская успевает приподняться. Закусить нижнюю губу и очень медленно освободиться. Получается все так же обжигающе больно.
– Прости, – шепчет, – наверное, сегодня я не очень готова…
Степа закутывает ее в плед, целует в раскрасневшиеся губы, отдавая умному дому команду выключить свет. Остаток вечера проходит в романтическом единении. Громов не выпускает Ульку из рук, постоянно прикасаясь к ее коже, наслаждаясь девичьим обществом.
На проекторе воспроизводится очередной фильм, но вряд ли кто-то из них сможет внятно ответить, о чем был предыдущий.
***
Следующие три дня, Никольская провела в кровати, жесткий постельный режим и…практически полное отсутствие Громова, который возвращался домой лишь поспать. Его с головой завалили работой.
За эти дни, Улька смогла прийти в себя. Ее больше не беспокоила голова, не тошнило, а саднящая боль между ног, полностью исчезла.
Утром субботы Ульяна открыла глаза наверху, в спальне. Приподнялась на локти, обвела комнату сонным взглядом. На тумбочке у кровати заметила пару лежащих таблеток и стоящий рядом стакан воды. Быстренько проглотила лекарства и спустилась вниз. Лениво шагая по лестницам, не стесняясь своей наготы и чувствуя запах ароматного кофе.
– Тина, включи музыку для медитации.
Гостиная наполнилась успокаивающей мелодией, а Ульянины босые ступни коснулись паркета. Девушка провернулась вокруг своей оси, устремляясь к кухонному островку. Кофемашина уже закончила свою работу, а входная дверь в дом распахнулась.
– Степочка, – девушка улыбнулась приближающемуся к ней мужчине.
Громов приподнял ее над полом, усаживая на столешницу. Поцеловал.
– Хорошо выглядишь, – обвел взглядом ее голую грудь, несильно сжимая полушарие в ладони.
Ульяна довольно улыбнулась, почти мурлыкнула.
– Ты бегаешь по утрам? – поддела пальцем край его мокрой майки на плече и вытащила из Степиных ушей уже давно выключенные блютусные наушники.
– Конечно нет, – Громов усмехнулся, делая глоток кофе из кружки, которую Ульяна приготовила для себя.
– Это мой кофе, – склонила голову вбок, прищуриваясь от слепящего солнца, лучи которого попадали в окно.
– Уже мой. Я в душ, завтракай, и поедем в ближайший супермаркет.
– Зачем? – провела ладошками по слегка влажным и липким мужским плечам.
– У нас будут гости.
– Ты познакомишь меня со своими друзьями?
– Да. Собирайся, я быстро, – Степа сделал еще глоток кофе, поцеловал Ульяну в нос и направился в душ.
Никольская допила остатки кофейной роскоши, кинула чашку в мойку и задорно взбежала вверх по лестнице. В сумке, с которой она оказалась у Степки в гостях, почти ничего не было. Только одежда для тренировки. Порывшись в своих скудных закромах, Ульяна довольно нагло забралась в Громовскую гардеробную.
– Костюмы, костюмы, рубашки, пиджаки, джинсы, футболки, – приговаривала, шныряя по вешалкам и полкам. Не разгуляешься, конечно.
После нескольких минут поисков Ульяна прихватила Степину футболку, спустилась в кухню за ножницами и откромсала от найденной вещи довольно большой кусок материала снизу, потому что в своем нормальном состоянии футболка доходила ей почти до колен..
Напялив чудо хендмейда, натянула на стройные ножки свои джинсы, заправляя в них футболку. Волнистые волосы распущенной волной легли на плечи, но она быстро собрала их в довольно неаккуратный пучок, перетянув резинкой в виде пружинки.
– Громов! – заорала на весь дом, высунув нос в коридор. – Я готова.
– Не кричи, я здесь.
Степан вышел из душевой комнаты на втором этаже. К его бедрам плотно прилегало белое полотенце. Улька засмотрелась на мускулистую спину, теряя нить происходящего. В какой-то момент поняла, что стоит здесь с открытым ртом и пялится на Степку.
Когда Степа оделся и вернулся к Ульяне, она уже валялась на диване в гостиной, закинув обутые в кроссовки ноги на спинку. Услышав шаги, встрепенулась.
– Тебя так долго ждать, – потянулась и даже зевнула, с насмешкой заглядывая в Степины глаза.
– Поехали уже.
Они вышли из дома, сели в машину. Никольская пристегнулась и кинула телефон в подстаканник. Степа проделал ту же манипуляцию, выезжая задним ходом из гаража.
– Ты как себя чувствуешь? Как голова?
– Нормально я себя чувствую, ничего со мной не будет, – Улька буднично передернула плечами, отмахиваясь от назойливых вопросов.
Громов чуть сильнее сжал руль. Ему не нравилось, как она относится к своему здоровью, он все еще помнил ее белесое лицо и синие губы. Ее вчерашняя выходка больше чем слегка выбила его из колеи. Честно говоря, он откровенно не понимал, что еще можно ожидать от Ульяны, она была слишком импульсивна и отчасти даже неуправляема. Ему не хотелось на нее давить, как-то ограничивать, но и оставлять ее выходки без должного внимания он тоже не мог. Такие вещи не должны входить в привычку. Вранье никогда не оборачивается ничем хорошим, уж он-то знает. Поэтому начинать отношения с Никольской со вранья и недоверия ему хотелось меньше всего на свете.
– Что нам нужно купить? – Уля вылезла из машины первой, осмотрелась на довольно просторной парковке у супермаркета, дожидаясь Степу.
– Мясо, овощи, угли, виски.
– Джентельменский набор прям.
– Почти.
– А кто твои друзья? – поинтересовалась Уля уже между высоких стеллажей с продуктами. – Вы давно дружите?
– Лет двадцать, может чуть меньше.
– Боже, Степочка, какой ты старый, – рассмеялась Никольская, укладывая в тележку помидоры. – Они тоже врачи?
– Нет. Соль возьми еще.
– Хорошо. Значит, не врачи, интересно, – прижала пальцы к губам. – Ну и?
– Что?
– Кто они? – Улька горела нетерпением и хотела знать все. Честно говоря, для нее стало неожиданностью то, что Степа решит ее познакомить с друзьями. Получается, он ее не стеснялся, от мыслей об этом в груди сразу поселилось что-то слишком теплое и светлое.
– Люди. Приедут, сама спросишь.
– Честно говоря, мне немного боязно.
– Не забивай голову ерундой, никто тебя не съест.
– А вдруг я им не понравлюсь?
– И?
– Ну не знаю… они скажут, что я тебе не пара, ты подумаешь, что они правы…
Громов закатил глаза и толкнул тележку с продуктами вперед.
– К тому же я буду одна девочка.
– За это не переживай, женская компания у тебя будет.
– Кто-то приедет с женой?
– Скорее, она притащит какого-нибудь бодигарда.
– У тебя есть друг-женщина?
– Прозвучало как претензия.
– Ни в коем случае, – Улька поджала губы. – Она красивая?
– Нормальная. Ты решила поревновать?
– Нет. Я просто интересуюсь, так, чтобы разговор поддержать. Ага.
– Я думаю, вы найдете общий язык. Она такая же… своеобразная.
– Это ты так завуалированно меня ненормальной назвал?
Степан рассмеялся, притискивая Ульку к себе. Девушка собиралась взбрыкнуть, но мгновенно переменила настрой. Обняла в ответ, касаясь губами шершавой мужской щеки.
Глава 11
Все было в новинку, так, как никогда раньше.
Скажи ему кто пару месяцев назад, что все может так быстро перемениться, он бы не поверил. Ульяна горела своими чувствами, своей искренностью, она вызывала в нем дикие приступы обожания. Иногда Громов и сам не понимал, как раньше мог жить без этих эмоций? Глупо жил, наверное, неправильно. Все чаще посещали мысли о том, что он зря тогда уехал. Ведь мог что-то предпринять, как-то выкрутить сложившуюся три года назад ситуацию, но он храбро сбежал. Спрятался, а когда вернулся, все, что было «до», настигло его с тройной силой.
– Черт! – Ульяна спустилась в гостиную, крепко сжимая в руках телефон.
– Что там?
– Мама.
– Так ответь.
– И что я ей скажу? Она мне весь мозг вынесет. Ладно, – глубоко вдохнула, – привет, мама. У меня все отлично, мы с Лизой…
Дальше Громов не слышал, Улька вышла на улицу, около получаса ходила из стороны в сторону вдоль панорамных окон, жестикулировала. Когда вернулась, уселась на барный стул, закидывая ногу на ногу.
– Мужчины, которые умеют готовить, очаровательны, – заглянула Степке в глаза с искрящейся нежностью.
Громов отодвигает глубокую железную плошку, в которой мариновал мясо для шашлыка, подальше. Моет руки и, вытерев их полотенцем, поворачивается к Ульяне. Аккуратно касается ее волос, ему не дает покоя ее голова. Она не сильно ударилась, снимки почти идеальные, но он почему-то все никак не может найти себе места.
– Может, тебе помочь? Я могу что-нибудь порезать?
– Главное – не кого-нибудь.
– Шутник, – Улька устраивает свои ладошки на мужских плечах.
– Хотя у меня будет к тебе дело, – многозначительно смотрит ей за спину.
– Какое?
– Разбери свое гнездо на диване.
Улька закусывает губу, прослеживая Степин взгляд. Да, с бардаком на диване и вправду стоит разобраться. Кажется, она стащила сюда все, что только можно: подушки, плед, одеяло, какие-то свои вещи, полотенце…
– Борщанула, да?
– Да.
– Ты любишь порядок? У тебя тут все так идеально, книжечка к книжечке, тарелочка к тарелочке…
– Я люблю, когда все лежит на своих местах.
– Я поняла, но тут же бывает домработница? – сморщила нос.
– Два раза в неделю, хотя, – Громов вновь посмотрел на диван, – теперь стоит увеличить число ее посещений.
– Ну-у-у, – Никольская соскользнула на пол, – я сейчас все приберу, вот вс….
В своем потоке энтузиазма Ульяна случайно задевает локтем стоящую на столешнице чашку, и та с грохотом летит на пол, разлетается на осколки.
– Я … – опускается, упираясь коленями в кафель, начиная собирать кусочки, режется и прижимает к губам палец, который тут же начинает щипать.
– Ульяна!
Степан присаживается рядом, тянет ее на себя, обволакивая коконом своих объятий.
– Я не специально, – вздыхает, – да, Громов, я одна сплошная проблема, – словно оправдывается, чувствуя какую-то непонятную вину. Скорее, она ощущает это по привычке, Степа же ничего не сказал, а ей все кажется, что сейчас в доме произойдет скандал. У них в семье так было всегда, мама вечно на них срывалась, неважно, какой была провинность, специально ли, случайно, криков и обвинений было не избежать. С годами Ульяна научилась давать отпор, прятать эмоции и выслушивать все претензии с каменным лицом, а сегодня что-то вот накрыло.
– Ты реветь надумала, Ульян?
– Нет, – отрицательно мотает головой, зажмуривается, – ты мне был так нужен, – она льнет к нему, обнимает, упирается носом в грудь, – очень-очень нужен. Я очень боюсь все испортить, – всхлипывает, наконец-то осмеливаясь посмотреть ему в глаза.
Степа заботливо утирает слезинку на ее щеке.
– Что за глупости? Почему ты должна что-то испортить?
Он задает ей этот вопрос с серьезным лицом, внутри же насмехается над собой, потому что кто здесь и может все испортить, так это он сам.
– Не знаю…
Ульяна целует его первая. Они так и сидят на полу рядом с разбитой чашкой, обнимаются, напитываются эмоциями друг друга. Говорят без слов.
– Это вы так гостей встречаете? – громкий женский голос раздается так не вовремя.
Улька вздрагивает, устремляет взгляд к двери, нервно разглаживая ладонями свою футболку.
– Натаха, мы на семь договаривались.
– Ты мне что, не рад? У меня съемка отменилась, и я решила приехать пораньше. О, как у вас тут миленько, – Свобода насмешливо посмотрела на диван и стянула с ног кроссовки. – Вы бы хоть встали для приличия, я так-то гостья.
Громов откровенно заржал, поднимаясь на ноги и утягивая Ульяну за собой. Никольская, выбитая из колеи, пока не определилась с тактикой поведения. Плюс испытывала небольшой шок. Она ожидала увидеть кого угодно, но точно не Свободу. Таткина звездность, эксцентричность и скандализм всегда шли впереди нее. Кажется, в стране не осталось уже никого, кто бы не знал эту шоубизную особу. Но предположить, что она и есть подруга Громова, было где-то за гранью.
– Наташа, – темноволосая девушка протянула Ульяне руку, оказавшись совсем близко.
– Ульяна, – Никольская улыбнулась, отвечая на рукопожатие, – приятно познакомиться.
– И мне. Кстати, братец мой будет? – обратилась к Громову.
– Само собой.
– Блин, ладно, придется сделать упор на винишко. Ты пьешь? – спросила уже у Ульяны.
– Немного.
– Сойдет. Эти же ухрюкаются.
– Слушай ее больше, – Степан собрал осколки кружки и выкинул в ведро.
– Ну наливай тогда, Гро-о-омов, – Тата подпрыгнула и уселась на край столешницы.
Ульяна наблюдала за всем этим, как за каким-то представлением. Потом вспомнила про диван и на какое-то время занялась уборкой, когда вернулась, то на столе рядом с бокалом вина стоял и стакан, наполненный виски.
– Наша пропажа пришла, – Наташа закинула ногу на ногу, делая глоток розовой жидкости, – блин, как я по всему этому скучала, три месяца в туре, тошнит уже. А ты, – ткнула в Громова пальцем, – даже в Ледовый ко мне не пришел, как и братец мой. И кто вы после этого?
– Я тебе сразу говорил…
– Говорил-говорил, скучные вы. Так, симпатюлька моя, ты чего там стоишь? Иди сюда, будем пить за знакомство.
Ульяна рассмеялась и присела на барный стул, который стоял напротив Свободы.
– Ты не пьешь, – между делом шепнул Громов.
– Почему?
– Сотрясение.
– Даже чуть-чуть?
Степа отрицательно помотал головой, а Свобода вскрикнула, обхватывая пальцами Улькину щиколотку.
– Боже, какие у тебя ноги, ты чем-то занимаешься? Я все хочу красивый рельеф, а на деле…
– Я балерина.
– Правда? И все вот эти штуки можешь? – Тата в порыве изобразила что-то непонятное, крепко стиснув в руке бокал.
– Ну что-то подобное.
Громов, стоящий позади Ульки, положил руку на ее живот, как бы предлагая опереться на него спиной.
– Покажешь? Всегда хотела стать балериной.
– И как тогда тебя занесло на эстраду?– спрашивает Ульяна.
– Печальная долюшка.
Через приоткрытое окно на улице послышался шум авто. Степа коснулся губами Улькиной макушки и вышел во двор. Татка сразу заметила машину брата, но не стала акцентировать на этом свое внимание.
– Так, давай еще раз за знакомство, и ты мне покажешь парочку пируэтов.
– Давай.
***
Громов закрыл за собой дверь, достал из кармана сигареты и двинулся в сторону Азарина. Серега вылез из машины, обошел ее кругом, открыл багажник, забирая оттуда несколько бутылок коллекционного коньяка.
– Гром, – улыбнулся, протягивая руку, – здорово.
– Здорово. Ты со своим?
– Я всегда со своим. Это чтобы среди ночи за добавкой не ехать. Я планирую отдохнуть.
– Да у тебя шикарные планы.
– А то. Кстати, сестричка уже здесь?
– Вы точно родственники! Она первым делом тоже о тебе спрашивает.
– Да с ней же невозможно нормально разговаривать. Истеричка. Весь мозг мне вынесла уже со своим лейблом, какого я вообще во все это вписался?!
– Терпения тебе, Серый. Ладно, пошли за мясом и шампурами.
– Давай сначала за встречу?
– Давай.
Мужчины вернулись в дом, на первом этаже которого творилось что-то непонятное.
Свобода стояла на одной ноге, вторую отвела назад. Никольская упиралась ладонью в Таткину талию.
– Ну гнись уже, давай. Руки в локтях согни, и назад, сильнее откидывайся, ногу подводи к пальцам. Наташа, ты деревянная, – Улька рассмеялась и неосознанно лишила Свободу поддержки, убрав руки.
Татка повалилась назад, прямо в объятия брата.
– Мать, тебе носки пора вязать, а не вот это вот все.
– И я тебя люблю, Сереженька.
Наташка высвободилась из захвата брата, выпрямила спину и шагнула к столу, на котором стояла бутылка вина.
Громов познакомил Ульяну с Азариным, чуть позже с подъехавшим Токманом, при появлении которого Свобода очень сильно изменилась в лице, в поведении, кстати, тоже. Голос стал каким-то надрывным, а шутки более острыми.
– Степ, – Улька обхватила мужской корпус руками, прижимаясь щекой к спине, – с Наташей все нормально? Она как-то странно себе ведет.
– Это она на Ваньку так реагирует.
– У них любовь?
– Ну, что-то вроде того. Не замерзла?
Громов слегка повернулся, приглашая Ульяну в объятия, и накинул на девичьи плечи свою куртку. На улице заметно стемнело и похолодало.
– Спасибо, – Ульяна потянулась на носочки и чмокнула мужчину в губы, – у тебя классные друзья.
Никольская лениво присела в пластиковое белое кресло, крепче заворачиваясь в огромную Степкину куртку, от нее пахло его туалетной водой, и ей казалось, словно он все еще держит ее в своих руках.
Ульяна и сама не поняла, как уснула. Открыла глаза лишь в доме, когда Степа нес ее в комнату. Он положил ее на кровать, аккуратно снимая куртку, которая напоминала кокон для бабочки.
– Я сама, – зевнула, упираясь ладонями в кровать, оторвала их от мягкого одеяла, стаскивая с плеч куртку. После сняла майку и расстегнула джинсы.
Громов дернул вниз за штанины и кинул плотный материал на пол.
– Спасибо, – Ульяна забралась под одеяло, все еще находясь в какой-то полудреме, – ты иди к ним, я все равно спать хочу, – лениво улыбнулась, засовывая руки под подушку.
Степа ей что-то еще говорил, прикасался, но ее так разморило, что она вновь отключилась, не слыша, как мужчина вышел из комнаты.
***
– Все, симпатюличка не выдержала, рухнула спать? – Наташа шагала навстречу Степану, который уже успел спуститься во двор.
– Рухнула. Завязывала бы ты уже бухать.
– Ой, не лечи. Хорошая девочка, – Татка уселась на скамейку, и Степан сделал то же самое, – у тебя прям глаза горят, давно я такого не видела, Громов. Ты влюбился?! Поздравляю.
– Азарина, твоя проницательность просто неповторима, – мягко рассмеялся.
– Шутки шутками, но я за тебя рада. Правда рада, вы крутые, – мельком взглянула на Ивана, который о чем-то спорил с Серегой, – у братца тоже походу кто-то появился, он сегодня целый вечер от телефона не отлипает.
– Он всегда в нем. Бизнес.
– Нет, это другое. Посмотри, вот ему опять что-то пришло, видишь, дерганый какой, улыбается, готов в любую минуту сорваться отсюда. Так что я на сто процентов уверена, у него кто-то есть.
– Может, тебе в «Битве экстрасенсов» поучаствовать?
Свобода расхохоталась и часто закивала.
– Да, там я еще не была. Ладно, Степ, прав ты, хорош бухать. Пойду спать.
– Давай-давай.