Парижская архитектура: от ампира до модернизма

Схема перестройки острова Ситэ: прочерчены новые прямые улицы и мосты

Одновременно с этим владельцы, чьи здания были экспроприированы, начали выигрывать судебные процессы, которые давали им право на более крупные платежи. Этот прецедент вдохновил и других парижан, которые начали находить более изобретательные способы увеличить стоимость своей экспроприированной собственности, выдумывая несуществующие магазины и предприятия и облагая налогом упущенную прибыль города. Все это осложняло работу Османа и замедляло темпы строительства.

Писатель и публицист Луи Лазар (1811–1880) указывал^[29], что в результате османовских работ было уничтожено 57 улиц и проездов, снесено 2227 домов, а более 25 000 жителей, почти все рабочие, были вынуждены покинуть центр города и были оттеснены к окраинам. Этот переезд, последовавший за ходом работ в центре Парижа, был вынужденной эмиграцией. Население перемещалось в основном в районы, окружающие старую стену, в пригороды Тампль, Сен-Антуан и Сен-Марсо, а также в более удаленные коммуны Бельвиль, Менильмонтан, Шаронн, Терн, Монруж, Вожирар и Гренель.

Расширение города

10 февраля 1859 года был опубликован декрет о расширении границ Парижа и его объединении с коммунами. Они были заключены между старой стеной генеральных откупщиков, построенной между 1782 и 1787 годами, и укрепленным ограждением, известным как Тьер. Стена была названа в честь президента Совета министров Адольфа Тьера (1797–1877), проголосовавшего в 1840 году за строительство крепостной стены по указу короля Луи-Филиппа, и воздвигнута между 1841 и 1846 годами. Четыре муниципалитета должны были быть полностью поглощены Парижем, а 20 других упразднены на большей или меньшей их территории из 81 муниципалитета, входившего тогда в департамент Сены. Этот новый Париж, площадь которого увеличилась более чем в два раза (с 3288 до 7088 гектаров), планировали разделить на двадцать округов равного размера в соответствии с законом от 16 июня 1859 года и исполнительным указом от 1 ноября следующего года. Было сорок восемь кварталов; теперь их восемьдесят. В конфиденциальном письме министру внутренних дел Осман хвастается «открытием этих больших стратегических артерий от центра до окраин Парижа, которые постепенно оттолкнут рабочих за пределы города и рассеют их». Расширение столицы планировалось по принципу домино, применяемому для поддержания городского порядка. Аннексировать ближний пригород, чтобы продолжить социальный апартеид и заодно вытолкнуть промышленность в пользу роскоши, торговли и буржуа.

По этому поводу, в соответствии с королевским указом от 10 мая 1829 года, в течение двух недель должен был быть проведен общественный опрос среди 1,6 миллиона жителей, затронутых этой операцией аннексии и перераспределения округов. В 1859 году Жорж-Эжен Осман пригласил жителей семнадцати коммун, которые должны были быть модернизированы, и одиннадцати коммун, которых ждало упразднение, официально высказать свои мнения о «режиме и условиях» проекта расширения границ столицы. В период с 13 по 27 февраля некоторые жители пошли к мэру своего района высказать недовольство, как было согласовано, «под руководством и наблюдением уполномоченного по расследованию индивидуальных замечаний и претензий в специальном реестре или для включения в реестр индивидуальных и коллективных заявлений, написанных заранее на свободной бумаге»^[30]. Позже Османа критиковали за маскировку авторитарных решений и указов демократическими выборами и мнимой возможностью жителей голосовать. Жители предместий были не совсем рады присоединению: они не хотели платить более высокие налоги и хотели сохранить свою независимость, но у них не было выбора. Наполеон III был императором и мог расставить границы по своему желанию. В муниципальном совете дебаты были оживленными, но депутат заметил, что это был «брак, неприятный для обеих сторон, но брак по расчету, вызванный очевидной политической необходимостью. Промышленный город, не имея ни единства, ни общей власти, утвердился и разросся, как опасное существо, вокруг политического города, пользуясь школами, больницами, театрами и всеми преимуществами своего соседа, не платя налогов, не неся его бремени», имея под существом присоединенные пригороды.

«Наполеон III передает барону Осману указ об аннексии приграничных городов 16 февраля 1859 года», Адольф Ивон. 1865 год. Музей Карнавале, Париж.

Старые 12 округов Парижа выделены красным, современные 20 округов – серой линией

Из-за разнообразия социально-экономических районов, затронутых столичной аннексией, оппозиция ярче всего проявлялась в торговых или промышленных портовых районах Берси, Ла-Виллет и Монмартр. В результате присоединения они больше всего пострадают от новых налогов, особенно определенные профессии, такие как очистители на заводах, виноторговцы или нотариусы. Решительно определяемое властью, это административное перераспределение охватывало политические, экономические, социальные и вопросы идентичности, поэтому многие жители были категорически против. Политика воспринималась как навязанная и нарушающая привычную городскую среду. Реформа расширения границ столицы подразумевала увеличение влияния на стоимость земли и сырья и на рост налогов для финансирования городской политики префекта. С другой стороны, в планах Наполеона и Османа было желание исключить беднейшее население из новых присоединенных округов, фактически выдавить их за пределы города, чтобы лучше контролировать эти городские окраины, изначально пугавшие власти и буржуазию после июньских восстаний рабочих 1848 года^[31].

До решения об увеличении площади города Париж был разделен на 12 округов с 11 октября 1795 года: девять округов на правом берегу Сены и три на левом берегу. В 1860 году Париж полностью поглощает четыре муниципалитета: Бельвиль, Гренель, Вожирар и Ла-Виллет. Еще семь становятся общими с другими муниципалитетами: Отёй, Батиньоль-Монсо, Берси, Ла-Шапель, Шарон, Монмартр и Пасси. Двенадцать территорий были частично аннексированы: Обервилье, Баньоле, округ Гласьер и Мезон-Бланш, Жавель, Гар, Монруж и Терн, Пантан, Пре-Сен-Жерве, Сен-Манде возле Венсенского леса, Сент-Уан и Ванв. Будут созданы двадцать округов, или аррондисманов, которые существуют и сегодня. В 1861 году население Парижа мгновенно увеличилось с 400 000 до 1 667 841 человек. Старые округа перераспределятся в новых границах, и применяется «спиральная нумерация». Первый округ, в самом сердце города, разумеется, там, где живет император (нынешний Лувр), далее номера идут по спирали, раскручиваются по улитке. Отчего и сейчас иногда столицу называют эскарго – улитка.

Интересный момент связан именно с выбором спиральной нумерации. Изначально, согласно действовавшему в то время разделению, XIII округом должен был стать шикарный буржуазный западный округ на территориях районов Отей и Пасси. Но жители решительно отказались, и дело совсем не в дурных приметах. Во времена, когда в столице было только 12 округов, появилось выражение «поженились в ратуше 13-го округа»^[32], то есть несуществующего. Так говорили про неженатые пары в эпоху, когда осуждались гражданские союзы. Чтобы успокоить богатых и влиятельных жителей запада, не желавших ассимилироваться с этой издевкой, власти города приняли известную нам сегодня «улиточную» систему. Богатеям присвоили «цифру 16», а 13-й номер отдали более бедному, как называли во Франции «популярному», округу, жители которого не протестовали на этот счет. После расширения границ выражение вышло из обихода.

Карта Парижа 1864 года с актуальной нумерацией и расположением округов

Самым пострадавшим от присоединения 1860 года можно считать Монмартр, ставший XVIII округом. Часть вошла в состав города, небольшая территория, расположенная вне укреплений стены Тьера, была присоединена к коммуне Сент-Уан. Сейчас там находится знаменитая и самая крупная барахолка в Париже. В 1860 году Монмартр в основном состоял из виноградников, гипсового карьера, мельниц для помолки гипса, загородных домов, хижин, бараков и лачуг, приютивших семьи, слишком бедные, чтобы позволить себе жить в столице. Монмартр поставлял огромное количество гипса отменного качества и белизны для строительства парижских домов. Как гласила местная пословица, «Монмартра в Париже больше, чем Парижа на Монмартре»^[33].

Мельницы Монмартра, фотография 1845 года

Основным источником богатства муниципалитета были его каменоломни, которые эксплуатировались еще с III века нашей эры, и виноградники с производством вина. В самые зажиточные времена холм украшало 30 гипсовых мельниц. Но в 1860 году власти запретили эксплуатацию карьеров в границах города и приказали укрепить монмартрский холм для проведения новых строительных работ. Виноградники ждала та же участь уничтожения. До наших дней сохранились только две мельницы: Radet 1717 года постройки, у подножия которой в конце XIX века расположился знаменитый ресторан Moulin de la Galette, воспетый импрессионистами, и Blute Fin 1622 года, спрятанная во дворах. Сегодня ее можно разглядеть с авеню Жюно.

От виноградников остался только реконструированный 100 лет назад пятачок на северном склоне, который местные называют Clos Montmartre. В 1929 году художник-иллюстратор и филантроп Франсиск Пульбо, узнав о планируемой обширной жилой застройке на месте старинного сада Аристида Брюана на улице Соль, вместе с друзьями решил спасти историческое место. В 1933 году он вместе с жителями Монмартра восстановил виноградник на единственном свободном участке. Винограду удалось выжить в неприспособленном для него месте, без должного солнца и температуры, став возрожденным символом славного города Монмартр.

В прошлом зажиточный Монмартр после преобразований быстро стал пристанищем для бандитов, убежищем для самых бедных и для тех парижан, кто уже не мог позволить себе цены в центральных районах османовского Парижа. Теперь становится ясно, почему спустя 15–20 лет его так облюбовали бедные, еще не известные никому художники: цены позволяли арендовать ателье для работы. К началу XX века район обнищал и превратился в настоящие трущобы, известные как Le Maquis de Montmartre^[34].

Зрело недовольство местных жителей. Именно на Монмартре в 1871 году возникла Парижская коммуна, фактически завершившая правление Наполеона III. Несколько округов, в том числе Монмартрский, подняли восстание: так 18 марта началась революция, которая длилась до конца мая 1871 года.

После аннексии «фобуров» началась операция по изменению названий улиц и нумерации домов. Ею руководила комиссия во главе с Шарлем Мерруо (1807–1882). Команде предстояла сложная работа по созданию системы, которую смогли бы использовать будущие поколения при развитии города. Комиссия Мерруо приступила к инвентаризации всех наименований, используемых для улиц Парижа в его новых границах, чтобы сохранить определенный список терминов, достаточных для обозначения города: бульвар, двор, авеню, улица, переулок, пригород, набережная, площадь и тупик^[35]. Демонстрируя открытость к опытам других стран, участники комиссии изучили все существовавшие тогда в Европе практики: непрерывную нумерацию всего города от точки отсчета (как в Италии и Польше); деление города на районы, каждый со своей нумерацией (как в Москве или Вене); нумерация по блокам (Карлсруэ); нумерация зданий по улицам в порядке возрастания, начиная с одной стороны и возвращаясь к другой (Берлин). В результате Мерруо исключил все эти методы в пользу сохранения парижской системы, введенной в 1805 году: нумерация по улицам, чередование по четной и нечетной сторонам и взятие за ориентир Сены. Улицы, «параллельные» Сене, имеют номер 1 выше по течению реки, «перпендикулярные» улицы имеют номер 1, ближайший к реке. По мере продвижения по улицам четная сторона должна быть справа.

Старый Монмартр – Мулен де ла Галетт в 1850 году

Особое внимание к сохранению традиционных названий было вызвано прагматическим духом комиссии: консервативные парижане никогда бы не согласились называть основные места, организующие их повседневную жизнь, по-другому. Глобальные изменения усугубили бы недовольство и так уставших от стройки парижан. Команда очень серьезно отнеслась к просьбе почтовых служб не называть улицы другими французскими городами, чтобы предотвратить путаницу в логистике почты. Парижане тогда считали излишним упоминать название столицы в адресе, в отличие от современных жителей. Были и определенные случайности, закрепившиеся в современных названиях. Столкнувшись с масштабностью задачи, члены комиссии признавались, что некоторые улицы называли именами тех, кто первый приходил в голову и имел достаточную известность^[36].

Третий этап модернизации был предложен в 1867 и одобрен в 1869 году, но встретил гораздо большее сопротивление, чем предыдущие этапы. Император всегда был менее популярен в Париже, чем в остальной части страны, и республиканская оппозиция в парламенте сосредоточила свои атаки на Османа. Префект проигнорировал нападения и приступил к третьему этапу, который предусматривал строительство 28 километров новых бульваров с ориентировочной стоимостью 280 миллионов франков.

В последние годы своего мандата Жорж Осман начал развивать районы, созданные на месте муниципалитетов, присоединенных в 1860 году. Под его управлением была создана длинная извилистая дорога, которая обслуживала XIX, XX и XII округа: улица Пуэбла (сейчас она переименована), которая переходила в Pyrénées, а затем в авеню Генерала Мишеля Бизо. Некоторые из осей соединяли парадные бульвары Людовика XIV с теми, что проходили по следам стены откупщиков. Последние участки бульвара Осман и прямая линия улицы Ла Файет, частично завершенные до 1870 года, обеспечивали лучший доступ к районам Шоссе-д’Антен и Фобур-Монмартр из отдаленных районов.

Если посмотреть на карту города, где показана османовская застройка, заметно, что сил, денег и власти у префекта Парижа не хватило на полноценные строительные работы в аннексированных районах. Этим объясняется и аутентичность исторического Монмартра и его восточной части. С одной стороны, сложность рельефа района требовала еще больших денег на строительство, с другой – фактор времени: к концу 1860-х годов недовольство жителей и государственных органов достигло предела.

Карта Парижа, на которой темно-синими отмечены постройки, возведенные с 1840 по 1914 год. Наглядно видно наследие Османа.

Расположение зданий Османа в Париже напрямую коррелировалось с соединением вокзалов и радиальных площадей. Здания строились вдоль осей север – юг и запад – восток и бульваров, ведущих к шести обновленным вокзалам. Самыми «османовскими» стали VIII, IX, X, XIV, XVI, XVII, XVIII аррондисманы.

Эстетика и архитектурный код Парижа

Самой известной и узнаваемой чертой модернизации Парижа являются сами жилые здания, которые выстраивались вдоль парижских бульваров в течение 17 лет стройки. Улицы были спроектированы как однородные архитектурные ансамбли. Жорж Осман рассматривал здания не как самостоятельные сооружения, а как части единого городского ландшафта. Из-за заранее спланированного строительства целого города возникает новый, не похожий ни на что ранее архитектурный стиль. Если раньше течения в архитектуре складывались десятилетиями, благодаря развитию технологий, общества или влиянию религии на народы, то здесь властями фактически искусственно создавалась новая эстетика. Архитекторы старались придумать что-то новое, что бы отличало столицу Франции от других городов. Часто они заимствовали элементы декора из других эпох. Смешение стилей у искусствоведов называется эклектикой. Однако эта эклектика из песчаника, покрытая свинцовыми крышами, позже преобразуется в абсолютно новый стиль – «наполеоновский ампир», или «османовский». Ввиду иерархии в государстве ампиром принято было называть общественные и грандиозные строения, например Оперу Гарнье, а «османовским стилем» – жилые дома, школы и мэрии.

В доосмановском Париже XVIII века дома, как правило, были узкими (часто всего шесть метров в ширину), глубокими (иногда сорок метров) и высокими – около пяти или шести этажей. На первом этаже располагался магазин, хозяин которого жил в квартире этажом выше. Далее уровни занимали семьи, верхний этаж, под крышей, первоначально был местом хранения, но под давлением растущего населения переоборудовался в недорогое жилье. Стены жилых домов покрывали штукатуркой светлых оттенков, окна были небольшими, а потолки – низкими. В начале XIX века высота зданий была строго ограничена 22,41 метра, то есть четырьмя этажами над первым французским. Однако государством не регламентировался стиль строящихся домов. Общепринятые стандарты вытекали скорее из технических возможностей и финансов жителей города, нежели законов сверху. Каждый строил как мог и следуя возможному бюджету, поэтому Париж достался префекту довольно пестрым и разным.

Классическое османовское авеню Av. des Gobelins в XIII округе

В свою очередь, Осман навязал всем строителям очень строгую эстетическую дисциплину, которая тщательно контролировалась набранной им командой архитекторов. Проекты должны были объединяться в блоки. Уходят в прошлое разрозненные особняки и пятиэтажные дома с деревянными перекрытиями, уступая место роскошным многоквартирным постройкам. С таким решением можно поспорить, как и с его одержимостью прямыми и ориентированными на памятники улицами. Но нельзя отрицать, что методичное применение этих правил, в течение десятилетий проводимое администрацией Османа, придало парижскому пространству исключительную согласованность и гармоничность. Для определения направления всей городской модернизации префект создал понятие «régularisation»^[37] и часто ссылался на него. Модернизация Парижа, или «османизация», – это полностью продуманный проект. Все было спланировано, нарисовано, навязано Османом, от городской мусорки до уличной перспективы с заранее выверенным видом на горизонте, от ширины авеню до высоты каждого здания, от чугунного балкона до расположения окон на фасаде.

Строя новые жилые дома, он создает не только новый архитектурный стиль, но и организует глубокие изменения в социальной географии столицы. Власти заменяют старые здания, в которых жили представители рабочего класса, новыми домами с более высокой арендной платой, вытеснив низшие классы в периферийные районы востока, положив начало социально-пространственной сегрегации, которая впоследствии не переставала расти. И среди многочисленных причин последовавшей за коммуной революции многие историки называют народное чувство лишения центральных районов столицы. Османизация Парижа – яркий пример того, как тесно связана архитектура с обществом, политикой и социальными изменениями.

Уличные фасады каждого квартала проектировались как однородный архитектурный ансамбль. Здание больше не являлось автономным и должно было создавать единый городской ландшафт вместе с другими зданиями вдоль новых бульваров и авеню. Тем не менее кварталы Османа не были однородными на сто процентов: модернизация затрагивала только участки, расположенные строго вдоль дорожных осей. Поскольку некоторые участки старой застройки не были разрушены, здания прошлых веков уживались с новыми, а случайные незастроенные территории иногда обнажали некрасивые задники своих дворовых построек в пределах новых авеню.

Постройки имели L- или U-образную форму, внутренний двор и большие окна для наилучшей циркуляции воздуха и вентиляции. Здания были «склеены» друг с другом, это минимизировало потери энергии. Дома, построенные задолго до того, как в мире были приняты во внимание энергетические вопросы, не лишены этих качеств. В пределах блока соседние здания играют естественную роль изоляции. В каждой квартире были установлены водопровод и канализация, что позволило парижанам иметь собственные туалеты.

Государственные органы вмешивались как в строительство зданий нормативными средствами, так и в саму эстетику фасадов посредством сервитутов: правила 1859 года позволяли строить дома высотой до двадцати метров на улицах шириной 20 метров, которые создает Осман. Большинство зданий в городе теперь имели шесть-семь этажей. За соблюдением норм и правил следили особые архитекторы-наблюдатели, нанятые бароном Османом.

Правила и сервитуты, налагаемые государственными властями, способствовали установлению типологии, которая завершала классическую эволюцию парижского здания в направлении характерного фасада османовского Парижа. Фасад теперь организован вокруг сильных горизонтальных линий, которые часто продолжаются от одного здания к другому: балконы, карнизы, идеальное выравнивание фасадов без каких-либо значительных углублений или выступов. Модель улицы Риволи была распространена на все новые парижские улицы, стандартизируя районы. Улицы создавали эффект строгости и монументальности, что избавляло от необходимости излишне украшать здания, тем самым экономя бюджеты. Скульптуры или лепнина стали распространяться только к концу века вместе со стилем ар-нуво.

«Раковины, ванные комнаты, современная гигиена», афиша Альфреда Шубрака, 1885 год

Самобытность парижской архитектуры проявляется также в использовании многочисленных элементов железных конструкций. Богато украшенное здание свидетельствует о новой экономической, социальной и городской организации, которая отражает технологии индустриальной эпохи. Использование орнаментов, таких как балконы, лепнина, элементы декора, произведенных в сериях, стало возможным благодаря многочисленным каталогам, издаваемым заводами. В них было собрано все: от крупных элементов уличной мебели до дверных ручек. Впечатляющие обилием предлагаемых объектов, эти каталоги порождают не только язык, характерный для этой архитектуры, но и значительно ускоряют строительство города. В середине XIX века промышленная революция производит переворот в строительстве. Уже заранее изготовленные материалы и элементы, поставленные на поток, становятся дешевле. А заодно позволяют поддержать единство самых разных зданий, построенных при Османе: казарм, больниц, тюрем, арсеналов, церквей, ратуш, школ.

Команда префекта не долго думала над материалом для строительства нового Парижа. Выбор пал на привычный для столицы материал – песчаник из Сен-Максимена, находящегося в 50 километрах от столицы. Он всегда считался качественным, легко добываемым и устойчивым к непогоде. Кроме того, его можно было перевозить на лодке по Уазе и Сене, благодаря этому цена была невысока, а логистика проста. С 1859 года новая железнодорожная линия Крей – Париж позволила увеличить и ускорить поставки в столицу. Изначально французский песчаник был слишком мягким для строительства, но с веками приобрел прочность и с XVII века стал любимцем у архитекторов. Использование песчаника позволило Осману поддержать цветовую гамму уже построенных зданий в городе и развить идею гомогенности и единого стиля в столице: новые дома не выделялись на фоне Лувра, Нотр-Дама, башни Сан-Жак и Пантеона. Прогресс в технике распиловки и транспортировки камня позволил использовать его в «больших единицах», то есть в виде крупных блоков, это ускоряло возведение домов. Ограненный камень также поступал из каменоломен Пти-Монружа (сейчас на этой территории расположен XIV округ столицы). Карьеры Сен-Максимена и сегодня продолжают добывать песчаник, используемый для восстановления зданий в наши дни.

Единственный видимый недостаток, возникший уже в середине XX века, был связан с высокой пористостью материала. Когда на дорогах Парижа появилось много машин, дома постепенно покрылись черной пылью. Здания быстро впитывали загрязнения из городского воздуха и темнели. Это особенно заметно на цветных фотографиях столицы 1950–1970-х годов или изображениях собора Нотр-Дам. С появлением и распространением пескоструйной очистки фасадов Париж снова приобрел свой благородный бежево-серый оттенок.

Если для фасадов, выходящих на новые красивые бульвары, использовали тесаный песчаник (по-французски его называют pierre de taille), то во дворах и для фронтонных стен используется камень более низкого качества. Часто стены, выходящие во двор, оставались кирпичными без отделки, а перегородки возводились из более дешевого пустотелого кирпича. Это стандартная экономия для «фасадной архитектуры», когда весь упор делается на фасадах здания, выходящих на главные улицы или вход. Тот же прием применялся в Санкт-Петербурге. Если вы зайдете во двор роскошных доходных домов на Невском проспекте, то заметите разницу между богато украшенными стенами зданий со стороны главного входа в парадную и обшарпанными стенами внутренних дворов-колодцев.

«Каменотесы», Жюль Фер, 1880 год, Национальная библиотека Франции

Крыши возводили под углом 45 градусов, это позволяло использовать мансардные помещения, размещать чердаки или комнаты прислуги. Покрывались они обычно цинком и сланцем приятного серо-синего цвета. Это был недорогой новый материал, который легко резать и монтировать. Новизна цинка воспринималась как символ абсолютной современности. Благодаря легкости цинка кровельные конструкции можно было делать из дерева, еще больше облегчая всю кровельную систему. В крышах создавали мансардные окна, у которых во Франции необычное название – chien-assis, что дословно можно перевести как «сидячая собака». Они могут быть отодвинуты назад или выступать над крышей и, таким образом, обеспечивать вентиляцию и максимальное освещение, несмотря на наклон стены, повторяющий уклон крыши. В некоторых домах верхняя часть окна выравнивалась с крышей, создавая углубление в нижней части окна, превращая конструкцию в небольшой балкон.

Османовские дома украшали массивные внушительные двери красного, бордового, синего или темно-зеленого оттенков. Обычно они имели регламентированную ширину 2,6 метра и высоту 3,5 метра. Такие крупные двери называются «двери кучера», или portes cochères, сохранив свое название от первоначального использования в XIX веке. Раньше широкие двери позволяли конным повозкам без труда въезжать в дома, где жили зажиточные люди, которые могли позволить себе услуги кучера. Возле дверей часто устанавливались элегантные колесоотбойные тумбы, или chasse-roue по-французски. Их и сейчас можно увидеть, прогуливаясь по столичным бульварам. До появления городских тротуаров в конце XVIII века улицы Парижа были захвачены лошадиными повозками, несущимися на большой скорости по дорогам общего пользования. Прохожие в любой момент могли попасть под колеса и пострадать. Возле этих металлических или каменных конструкций пешеходы имели возможность спрятаться и передохнуть в безопасности от активного движения транспорта. Они также не давали автомобилям повредить стены и роскошные «двери кучера». Одновременно с этим они возвращали телеги на «правильный путь», чтобы они не слишком сильно отклонялись от основной дороги.

Мансардные окна или chien-assis

Роскошные колесоотбойные тумбы или chasse-roue в виде дракона возле двери

Парижская дверь на улице La Bruyere в IX округе

На сдержанных серо-бежевых фасадах балконы становились почти главным украшением. Сначала их стиль был простым, с вертикальными полосами, без каких-либо других деталей, с 1860-х годов архитекторы начали добавлять элегантные узоры из кованого железа. Индивидуализация балкона поощряла работу художников по железу и кованому железу – они изобретали все более оригинальные и сложные узоры. Это движение продолжалось до индустриализации чугуна, а вместе с ней и демократизации балкона с железными перилами, что в начале XX века привело к возврату простых и функциональных балконов. Почти в каждом окне устанавливался «французский балкон» – фактически низкое ограждение. Этот элемент из кованого железа, называемый по-французски le garde-corps (дословно – телохранитель), возводился для безопасности, чтобы человек не опрокинулся из большого окна.

Французский балкон или le garde-corps в парижской квартире

Несмотря на жесткие нормы и правила, касающиеся фасадов, дизайн интерьеров оставался на усмотрение владельцев. В домах чаще всего строили две лестницы: парадную и служебную, на которую можно было попасть через двор или дальний вход. Так людские потоки не пересекались и прислуга могла напрямую спускаться к хозяевам из своих комнат под крышей. В плане османовской квартиры предусматривалась прихожая (французы тогда называли ее antichambre, или «антикомната») и коридор, из которого можно было попасть в разные комнаты. Гостиные и спальни выходили окнами на улицу и на главный фасад с балконами. Большие дорогие квартиры делились на три модуля: прием гостей, обслуживание и приватность. Кухня исторически располагалась в конце коридора окнами во двор, прислуга туда заходила напрямую со служебной лестницы, отчего во многих квартирах до сих пор сохранились заколоченные двери на кухнях. Ванная комната обычно также находилась со стороны внутреннего двора. Османовскую квартиру определяют высокие потолки, большие окна, мраморный камин, лепнина на потолке. На пол клали «венгерский» паркет, узнаваемый по диагональным деревянным ламелям.

В домах предусматривались подвальные хранилища, или caves, практически у каждого жильца было небольшое помещение 2–3 м², где хранилось вино или одежда. Сейчас в некоторых домах подвалы переоборудовали в парковки, однако массово вопрос с подземными парковками так и не был решен. Они появятся сильно позже: с 1960-х годов.

В каждом жилом доме, построенном при бароне Османе, наблюдалась жесткая иерархия среди жильцов. Все первые этажи домов сдавались в аренду магазинам, ресторанам, парикмахерским и прочей коммерции. Именно на сдаче в аренду или продаже Париж как бизнес-проект зарабатывал деньги в казну. Первый этаж во Франции называется rez-de-chaussée, или нулевой. На этаже (или «антресоли» – entresol) над коммерцией располагались владельцы предприятий и магазинов или склады. Это прослеживается и в высоте «антресольного» этажа, он чуть ниже последующих, его высота составляла 2,60 метра. Это правило не касалось особых «буржуазных» домов, где квартиры начинались с земли, без магазинов. Второй этаж (или третий в привычном нам подсчете этажей) называется благородным (noble), так как он предназначался для самых богатых семей. Лифты начали устанавливать в домах только с 1870 года. Поэтому предполагалось, что, живя ближе к земле, зажиточные парижане не успеют устать, поднимаясь по лестнице. Высота потолков у «благородных» уровней больше, чем на других этажах, обычно более трех метров, а орнаменты на фасаде более сложные и утонченные. На этом этаже устанавливался единый балкон по всей длине фасада. Ситуация сильно изменилась с появлением лифта, верхние этажи теперь приобретают большую ценность, особенно те, с которых открывается прекрасный вид на город. Часто лифты приходилось делать замысловатой формы и совсем небольшого размера, чтобы лестничная шахта вместилась в центр лестницы. Во многих домах лифт начинает останавливаться только на третьем этаже и выше. Так как за использование лифта жильцам приходится платить каждый месяц, жильцы первых этажей отказываются от его использования.