Очень готический роман

2

Я подтянулась повыше, напрягла пальцы. Следующая ветка была точно над головой, так что я уперлась носком кеда в ствол и подняла себя на правой руке. Села поудобнее и осмотрелась.

Я обычно не поднималась слишком высоко: достаточно усесться на крепкой ветке и свесить ноги. Лазить по деревьям я приучилась еще в старших классах, когда другие дети лазать заканчивают. Возможно, дело было в удобных спортивных тапках, которые с чего-то подарил отец, и мне непременно захотелось поразить его успехами; может быть, в желании уединения.

Недалеко от квартиры, что мы снимали с Алексом, был парк, и я опробовала его в первый же день. Несколько сосен в глубине его и я – о, мы были созданы друг для друга. Однажды Алекс упросил меня показать, как я лазаю, но уже с высоты трех метров увидела, как он жмурится и смотрит на меня сквозь пальцы.

– О нет, слишком быстро, слишком опасно, – бормотал он.

Каждый день до злосчастной субботы я думала о предложении Алекса. Он не говорил Лизе о том, что Генрих Вайсман – мой любимый писатель, и я хотела упомянуть об этом как-нибудь вскользь, чтобы она не подумала, что мы общаемся с ней только из-за него. «Вайсмана может и не быть дома», твердил Алекс, «я просто прошу тебя пойти со мной. Ты так хорошо разбираешься в людях! Ты сразу все поймешь про Лизу по ее жилищу»… Алексу просто нужен был «второй пилот», хоть он этого и не признавал.

Я воображала, как мы с Алексом поднимаемся по ступеням шикарного готического особняка – белые ставни, кирпич, статуи львов, черный мрамор – и на пороге нас встречает Лиза в фиолетовом манто и Вайсман. Его лицо испещрено морщинами, он смотрит на меня сквозь очки холодно и равнодушно. Я мямлю что-то вроде «я такой ваш фанат», а он достает золоченый «Паркер» и подписывает мою потрепанную «Десятую ночь». Мы проходим внутрь и видим фонтаны вина и шоколада, и тут я замечаю объемистое пузо Генриха и ужасные золотые кольца на его пальцах, а потом между делом выясняется, что все последние хиты писали «литературные негры»… Я бросаю ему в лицо устриц, которыми нас угощает Лиза, и сбегаю с криком «я так любила тебя, а ты!».

Эта фантазия преследовала меня всю неделю. Я повторяла ее в разных вариациях, стараясь сделать как можно более смешной, но не переставала нервничать.

В субботу утром, когда я твердо решила, что Алекс будет устраивать свою личную жизнь сам, он поскребся ко мне в комнату. Деликатно, как нашкодивший кот.

– Марго, я умоляю тебя, – бурчал он из-за двери. – Я повезу нас на машине. Возьмешь велосипед. Ретируешься в любой момент.

Я устала ему отказывать и придумывать отговорки.

Я согласилась.

Я одевалась долго, выбирая между нарядами «черное платье готической юности без дырок», «офисная крыса» и «мне плевать», который включал в себя Алексов худи и ушатанные в хлам «мартинсы». Я стояла перед зеркалом, бормоча «какая честь» и «не могу поверить, что вижу вас».

– Алекс, можно я открою ту бутылку виски, пожалуйста, – Алекс надел свой синий пиджак и даже начистил туфли, а посему казался неприступным и физически поражающим своим великолепием.

– Слабачка, – фыркнул он. – Нет! От тебя будет нести алкоголем. Позорище. Тем более я буду за рулем и не смогу составить тебе компанию.

Тут он был прав. Я-таки надела худи и забилась на заднее сидение, сжимая в руках сумку с «Десятой ночью». Меня начало немного подташнивать, и Алекс заметил, что ехать пятнадцать минут: частный сектор, в котором стоял дом Лизы, находился совсем недалеко от нашего района. Дома скоро сменились грандиозным сосновым лесом; мы въехали в помпезные жестяные ворота. Наконец Алекс притормозил у двухэтажного дома в скандинавском духе: большие окна на втором этаже, светлое дерево и общее ощущение изящности – в таком доме и должна жить Лиза. Весь участок также был пронизан Лизой – над входом нависали гигантские кусты роз, по бокам от дома стояли узкие стеклянные теплицы.

Алекс уже набирал номер Лизы на телефоне, как она выпорхнула с крыльца, и, широко улыбаясь, понеслась к нам навстречу.

– Наконец-то вы приехали! Проходите. Я как раз испекла печенье. А Генри дурак, торчит в своем Хельсинки и не попробует, – тараторила она. Мое сердце, которое всю неделю болталось, как на веревочке, ухнуло вниз.

Вайсмана здесь нет.

Лиза повела нас с Алексом на террасу. Просторное помещение будто сошло с типичной доски «Пинтереста», посвященной «уюту». Тут были и полароидные фотографии цветов и бабочек, и вышивка, и винтажные тарелочки, и деревянная мебель, покрашенная белой краской. Мы уселись на крошечный диванчик, обитый цветастым ситцем, и сложили руки на коленях, как детишки в гостях у бабушки.

– Марго, надеюсь, мы не утомим тебя разговорами о садоводстве, – сказала Лиза и поднесла мне чашку с чаем. – Алекс упоминал, что ты увлекаешься скалолазанием?

– Просто… Лазанием, – промямлила я. – По деревьям.

Лиза отреагировала также, как все остальные: ее правая бровь дернулась, а губы поспешили растянуться в улыбке. «Вот это она странная… Улыбайся-улыбайся!».

– У нас сзади дома начинается лес. Если хочешь, можешь потом погулять там, пока мы будем возиться с теплицей, – предложила Лиза. Я подумала о том, что она действительно чертовски мила. Алекс не отрывал от нее взгляда: неслучайно говорят, что в любовь «проваливаются» – так вот Алекс в этой любви уже был с головой. Он тонул и пускал пузыри.

– Я сейчас практически не вылезаю из издательства, – со вздохом сказала Лиза, – Генри все хочет нанять садовника, но я не желаю, чтобы тут хозяйничал кто-то кроме меня. Я такая собственница!

Мне захотелось чуть пнуть Алекса, но он старательно вытягивал ноги в сторону. Если Лиза «собственница», она вряд ли собирается расставаться с Вайсманом. У Алекса нет шансов.

– Вы давно тут живете? – спросила я.

– Раньше мы снимали квартиру в центре. Потом купили этот дом… Точнее, Генри купил.

Алекс все еще молчал, и я чувствовала, как нарастает неловкость. Поэтому продолжила расспрашивать Лизу:

– А ты давно увлекаешься садоводством? Наверное, трудно совмещать…

– Да, трудновато, – протянула Лиза и рассмеялась, – самая моя сложная работа…

Она вдруг приложила палец к губам и сделала заговорщицкий вид. Алекс напрягся.

– Самая моя сложная работа – это жить с Генри, скажу я вам. Я уже говорила Алексу, что он довольно известный писатель, Генрих Вайсман.

Я кивнула, чувствуя, что моя шея стала точно у Буратино. Деревянная.

– Он не общается с моими друзьями, запрещает выкладывать свои фотографии в социальные сети, часто ведет себя как параноик, – Лиза вдруг перестала улыбаться и, кажется, поняла, что зашла слишком далеко. Она мгновенно переключилась «обратно», растянула малиновые губы в улыбке и продолжила, – но в целом, конечно, он потрясающий человек!

– Удивительно, что можно поддерживать анонимность столько лет, – пробормотала я.

– Все мое окружение умеет держать языки за зубами, – сказала Лиза. – Генрих всегда был очень закрытым человеком, с самой юности. Я давно поняла, что с этой его чертой сражаться бесполезно.

Алекс молчал и очень широко улыбался. Наконец он раскрыл свой рот и невпопад спросил что-то о малиннике, который рос у террасы. Я решила оставить их наедине и отпросилась погулять в лесу.

Сосны начинали расти практически у низкого каменного забора, калитка в котором была распахнута. Газон сменялся жестким хвойником: желтые длинные иглы наступали на сверкающую зелень. Сосновый лес уходил вдаль, и я вдруг набрела на тропинку. Она шла параллельно участкам, и я подумала, что нужно будет попробовать вернуться домой по ней.

Когда пришла на террасу, Лиза и Алекс все еще торчали в теплице: Лиза смеялась, и ее розовые волосы касались огуречной рассады. Я спросила у нее, можно ли воспользоваться ванной, и она крикнула «на первом этаже, налево», и с террасы я вошла в дом.

Холл был пустым и прохладным, и интерьер его явно полностью придумала Лиза: сплетённый из лент ковер на полу, большая белая бумажная люстра под высоким потолком: она раскачивалась на слабом ветерке. Осознавать себя одной в пустом доме Генриха Вайсмана было жутко. Я быстро свернула из холла налево – мелькнула гостиная с черными стульями и отполированным сверкающим столом – и зашла в ванную.

Я в ванной Генриха Вайсмана. Вполне возможно, что тут на втором этаже еще одна ванная комната, но этой он тоже определенно пользуется. Слева от входа стояла роскошная ванная, аж сверкающая, в отличие от нашей с Алексом, засаленной и страшной, несмотря на все усилия; справа – унитаз. Я в ужасе зажмурилась. «Герои и гении тоже делают это, Марго», подумала я. В круглом зеркале виднелось мое отражение – я была красная как помидор. В стакане стояла одна идеально чистая белая зубная щетка, да и полотенца белые и чистые. Вероятно, эта ванна – гостевая. Я быстро ополоснула руки (Вайсман трогал это мыло!), вытерла их полотенцем (вытирал свои!). Я невидяще уставилась в белую махровую ткань. Я трогала то же полотенце, что и Вайсман, я наступала на тот же пол, что и он, я… Разговаривала о нем с его женщиной.

Черт побери, все это слишком смущало. Мне стоило уйти.

Я вернулась на террасу, распрощалась с Лизой, пока Алекс вытаскивал из багажника мой велосипед. Я разложила его, узнала у Лизы, можно ли по лесной тропе выехать к шоссе – можно! – и покатила.

На сердце у меня было легко, сосны потрясающе пахли, во рту все еще стоял привкус печенья с корицей. До встречи я бы оценила шансы Алекса как ноль, сейчас дала бы полпроцента или единицу. Лизе явно хотелось обсуждать своего возлюбленного, и она была готова делать это с первыми встречными. Они много лет вместе, но нет речи о свадьбе или детях… Хотя это зависело от того, сколько Вайсману лет. Википедия гласила, что он тридцать пятого года рождения, но это, конечно, невозможно. Готессы с форума, однако, в эту цифру верили, полагая, что Вайсман вампир.

Я приехала домой и поставила велосипед в прихожей, предварительно обтерев шины. От Алекса не было ни слуху ни духу. Он заявился, когда уже стемнело.

– Ну что? – пихая ему в руки какао, спросила я.

Алекс сиял.

– Она ангел. Никогда еще не встречал такой невероятной женщины.

– А как же я, – я села в кресло.

– Ты не женщина, ты ужас, летящий на крыльях ночи.

– Подробности, брат.

Я сделала вид, что ем попкорн из стакана. Алекс покряхтел, потянулся, заметил:

– Думаю, шансы есть. Я намерен увести ее у этого напыщенного ублюдка.

Я «подавилась попкорном».

– Лиза упоминала, что Вайсман все реже и реже появляется дома. Она раскрутила его, нашла переводчиков, вложила в него массу времени и сил… А он, кажется, просто воспользовался Лизой и охладел к ней.

Сосед горазд на скоропалительные выводы.

– У нее накопились претензии к Вайсману, – осторожно заметила я. – Еще она очень одинока.

Алекс энергично закивал. Добавил:

– Мы договорились встретиться через пару недель – я обещал ей ростки ежевики, ну и помочь с садом по мелочи. Так что… Начну с малого, а там посмотрим.

– Не рассчитывай на большее, чем помощь с садом, – сказала я и поставила какао на пол. Алекс смотрел на меня странным взглядом. Наконец он сказал:

– Мне нужна будет твоя помощь.

– Какая же?

– Социальные сети, – пробурчал сосед. Я отпрянула. Он уже заставлял меня собирать информацию про своих предыдущих пассий и «ангелов», и каждый раз я ненавидела себя за это. Я не ломала ящиков и не занималась социальной инженерией, но все эти «аккаунт на форуме о той-терьерах» и «шестьсот игр в Steam» вызывали у меня лишь тошноту. Алекс мог бы делать все это сам. Но хуже.

– Алекс, я…

– Пожалуйста, Марго! Мне нужна помощь с ней. Любимые группы, день рождения, цитаты… Ты сама, что ли, не знаешь, как это все важно?

– Ты же сам нашел ее в интернете на форуме. Что, так трудно поискать ее самостоятельно?..

Алекс выразительно смотрел на меня с невероятной скорбью во взгляде. Какой же он странный.

Я согласилась.

Я искала «компромат» на «ангела» все воскресенье, преодолевая скуку: аккаунт Лизы на «Фейсбуке» был забит рецептами, цветочками, платьями и вышивками. Ни на одной фотографии не было мужчин, кроме повторяющегося на снимках полного блондина (брат) и ребят с работы на корпоративных вечеринках «ОСТа». Для людей, которые стремятся показывать свою жизнь в красках при помощи интернета, такой скрытный партнер, как Вайсман – смерти подобно. Вечером я кинула Алексу архив по почте, и вошла к нему, чтобы прокомментировать. Он любовался на фотографию Лизы на телефоне.

– Там не так много информации. В лайках на «Фейсбуке» сериал «Аббатство Даунтон», в любимых книгах – все классическое «викторианство» с «Джейн Эйр» во главе. Две регистрации на форумах: «Частный дом» о бытовых делах и «Вышивка». Инстаграм ты знаешь, остальные социальные сети – заброшены. Нашла десятилетней давности блог на «Живом журнале», но там только стихи, да и то не ее.

Кажется, Алекс был разочарован.

В следующие выходные он лежал на диване и чах, и я, накормив соседа собственноручно приготовленной лазаньей, решила покататься на велосипеде. Я набросила дождевик – серые тучи висели низко – и поехала по нашей улице вправо. Я гнала под мелко накрапывающим дождем, пока не оказалась на шоссе. Поворачивать назад стало поздно, и я доехала до того самого бора, что был возле поселка Лизы.

– Что ты делаешь, Марго? – спросила я сама у себя. И сама себя оставила без ответа.

До дома Лизы и Вайсмана – десять минут. Я въехала в бор, и шины мягко зашуршали по сосновым иглам. Когда я свернула с тропы ближе к домам, холеные особняки замелькали по левой стороне. Я остановилась напротив дома в скандинавском стиле и замерла. Окна не светились; на участке никого не было видно. Я прислонила велосипед к дереву и пошла вперед, стараясь держаться за соснами. Я встала за ближайшей к дому и осмотрела участок.

В качестве забора от леса – довольно низкий каменный парапет; от дороги – живая изгородь. Кованые фонарики возле крыльца не горят. Я осмотрела крышу террасы и не увидела ни намека на видеокамеры.

Я холодно и отстраненно фиксировала информацию, будто Алекс сидит в соседней комнате и грустит о Лизе, а я безо всяких эмоций вновь и вновь вбиваю ее имя в Гугл. Лиза замечала, что Генри ведет себя как «параноик». Их дом не выглядит защищенным. Жилище параноика было бы набито камерами, а вдоль участка стоял внушительный забор. Загадка.

Я набрала Алексу смс: «Слушай, а Лиза работает в эту субботу?». Ответ пришел сразу: «Да, поэтому мы и встречаемся в следующую».

Бывают моменты, когда ты плохо осознаешь, что делаешь. Мысли останавливаются; темнота пожирает их одну за другой, а затем захватывает твое тело.

Что-то будто толкнуло меня в спину – видимо, прохладная, колкая лесная тьма. Я в два шага оказалась у забора и перебралась через него; затем – скользнула к стене дома.

Балкон нависал низко – и я подпрыгнула, подтянулась на руках и молниеносно залезла в комнату.

Это, видимо, была спальня Лизы – именно Лизы, а не совместная. Я вдруг осознала, что мне плевать на Лизу. Я не хочу рыться в ее шкафу (целая гардеробная), косметичках (очень красивое зеркало в кованой раме).

У окна стояли разнообразные комнатные цветы в горшках. Я заметила целую галерею ярких акварелек над узкой кроватью и старинные принты из книг по биологии в рамах над телевизором. Больше здесь не было ничего интересного, и я вышла в коридор. Коридор оканчивался окном, вниз уходила широкая лестница. Я толкнула одну из дверей наугад – это оказалась «общая спальня»: в кровати могли бы поместиться десятеро. Белье, разумеется, черный шелк.

Вот это уже было, как мне казалось, в духе Вайсмана; я закрыла спальню и зашла в следующую комнату.

Святая святых.

Кабинет.

Я будто оказалась дома. Каждая деталь этой комнаты кричала: «Я принадлежу Генриху!», и мне хотелось закричать то же самое. Маленькая готка Марго подняла голову, и с ее бордовых губ сорвался одинокий крик. Та Марго бы упала в обморок, завидев этот письменный стол – дубовый, основательный, с рядом разномастных «молескинов» на полке. Справа, возле окна стоял узкий книжный шкаф, где лишь одна полка была отведена под труды Вайсмана, остальное – прочие авторы. Стивенсон, По, Набоков, Воннегут, Уитмен. У книжного шкафа стоял черный кожаный диван, над которым на ремне висела акустическая гитара. На полированном гладком дереве остались матовые отпечатки пальцев.

Напротив дивана стоял еще один книжный шкаф и обычный, платяной.

– Уходи, Марго, уходи, – шепнула сама себе я. Часть меня слушала, не идет ли кто, но в доме царила оглушающая тишина. Другая часть меня провела пальцами по кожаному дивану; эта моя часть еще дружила с маленькой Марго, которая рыдала в черный кружевной платок. Я подошла к книжному шкафу и открыла его. Я сразу увидела первое издание «Самого большого осколка» – его главы Вайсман публиковал на форуме. Я вытащила книгу, раскрыла ее и поднесла к лицу. Глубоко вдохнула – мои губы пересохли, пальцы затряслись, и я вдруг поняла, что делаю что-то очень-очень плохое.

Я закрыла письменный шкаф и открыла платяной; маленькая Марго лишилась чувств, и я стала самой взрослой, самой испорченной из всех Марго сразу.

У Вайсмана вещей было немного – или по крайней мере, он не хранил здесь всю одежду. Пара теплых пальто, горнолыжная куртка, очень растянутый серый свитер, только теплые вещи – ни одной рубашки или футболки. Я потянула пальто за рукав – оно было длинным и довольно узким; какого роста ни был бы Вайсман, вряд ли он полный или раскачанный. Я ткнулась носом в растянутый свитер – и это была ошибка. Свитер часто носили и редко стирали; он пах мускусом, перцем и старыми книгами; я отшатнулась. Это чувство нельзя перепутать ни с чем, оно было темным и тянущим, зовущим, оно жило внизу моего живота. Я провела мокрыми ладонями по бедрам; захлопнула шкаф и опрометью понеслась прочь, назад к спальне Лизы.

Я выскочила на балкон, кое-как спрыгнула, подвернув лодыжку, и побежала лес. Я нашла велосипед и какое-то время, ничего не соображая, быстро шагала вперед, придерживая его за руль.

Наконец я замедлила шаг, отдышалась. Лодыжка болела, но терпимо.

В лесу дождь еле накрапывал, и я сняла капюшон. Если бы меня поймали, Алексу пришлось бы поставить на своих отношениях с Лизой крест. Он бы не простил меня. Так что рассказывать ему о вылазке нельзя.

Я нарушила закон. Как ни крути, я тварь. Как я вообще дошла до такого? Что со мной произошло?

В чем же дело?

Вайсман. Испортила ли я детскую готическую любовь? Волны космического ужаса не поднимались; ледяной колкий стыд не приходил. Я закрыла глаза и вспомнила все те запахи; фактуру дубового письменного стола, темные стены, простор и воздух. Даже поймай меня полиция, это бы стоило того.

Я залезла на велосипед и поехала домой.

3

Я лежала на кровати и слушала «Sopor Aeternus». Точно так же, как и пять лет назад, когда прочла на «Форуме костей», что это любимый музыкальный проект Вайсмана. Сколько раз я прогуливала институт, бродя по зимнему парку, с этими песнями в ушах, воображая, что Вайсман, где бы он сейчас ни был, тоже слушает эти композиции. Интересно, они ему все еще нравятся?

В остальном я плохо помнила, как прошел вечер субботы и воскресенье. У Алекса был рабочий завал, и он не заводил разговоров о Лизе. Мне не нужно было краснеть. Алекс знал меня слишком хорошо, чтобы понять, когда я вру. Он читал меня как раскрытую книгу, а иногда мне казалось, что я очередное растение на его балконе. И я определенно сорняк.

Черная полоса, которая ненадолго меня оставила, вернулась. Я опоздала на работу в понедельник, разослала неправильные письма во вторник, вляпывалась в неприятные офисные передряги с печальной периодичностью. В сумке поселился «Самый большой осколок», который я купила в книжном на углу в обеденный перерыв. К черной матовой обложке было чертовски приятно прикасаться. Я сидела в своем офисном кресле с сумкой на коленях, одна рука была на мышке, вторая – на книге. Мне казалось, что все в порядке, пока Лана Шауб не покашляла многозначительно за моей спиной.

– Марго, что ты делаешь?

Я вытащила руку из сумки и воровато обернулась.

– Ничего. Задумалась.

Я вернулась к письмам, Шауб ушла.

Меня отпустили в пять, и пока я спускалась по лестнице офиса, неожиданно позвонила мама.

– Как ты, Рита? Когда собираешься домой съездить?

Мать всегда называет меня «Ритой», сколько бы я ни просила не делать этого. В неприятных мелочах людей просто невозможно изменить.

– Не знаю, мам, наверное, в октябре. Сейчас туговато с деньгами.

Мать традиционно поохала. Она никак не могла взять в толк, почему я живу «с мальчиком», но вынуждена платить за жилье. По ее стандартам, дружба между людьми разного пола, вне зависимости от их ориентации – выдумка фантастов, наряду с машиной времени и телепортацией. Разговор завершился присланным на почту письмом с «потрясающей диетой». Я могу похудеть до состояния скелета, но мои ноги все равно будут немного «полноватыми». Разумеется, когда скандал с письмами Марка достиг апогея и его претензии были поданы матушке под соусом из слез и соплей, сочувствие, которое я получила в ответ, оказалось сдобрено хорошей ложкой оправданий моего омерзительного парня. «Ну, они действительно полноватые, Рита».

Вот и сейчас, находясь на расстоянии в добрых семь сотен километров от меня, матушка умудрилась испортить мне настроение. Вместо дома я выехала на шоссе и, сама не понимая, как, снова оказалась в бору недалеко от дома Лизы и Генриха.

Я выбрала старую сосну поблизости от въезда, бросила велосипед на хвою и села спиной к дереву. Шерстяная юбка моментально облепилась иголками, но мне было плевать. Не хотелось ни плакать, ни звонить матери и орать. Я понимала, что могу нажаловаться на мать Алексу, но его ободряющий взгляд ничего не даст. Мне не станет легче. Есть слишком глубокие раны. Я закатала рукава куртки и посмотрела на свои предплечья: с тыльной стороны солнце слабо осветило узкие белые шрамы. Мне захотелось взять что-нибудь острое и провести по ним еще раз, и я в ужасе опустила рукава.

Осенний лес передо мной был мрачен и пуст. Темно-оранжевые стволы уходили вперед, как колонны. Лес всегда напоминал мне храм, особенно хвойный: никакого подлеска, только широкие ровные стволы и далекие рваные кроны где-то там, наверху, где сидит равнодушный насмешливый бог, которого скорее всего нет.

Телефон в кармане трубки завибрировал. Алекс вспомнил про меня:

– Марго, ты где? Я жду тебя. Ужин и сериальчик, ты забыла?

– Я, э-э-э, гуляю. Скоро буду дома, – ответила я.

Мне ужасно не хотелось возвращаться, хотя наверняка Алекс сегодня приготовил рыбу под сыром, которую я съедала за рекордные минуты. При мыслях о еде меня замутило.

На часах было шесть. Я села на велосипед и покатила дальше, к уже знакомому прогалку возле крошечного холма. В кирпичных исполинских соседях домика в скандинавском стиле горел уютный свет; обитель Вайсмана оставалась темной.

Я легко перемахнула через каменный заборчик и, крадясь, обошла дом кругом. Машины в гараже видно не было. Солнце начало садиться, и розовые кусты загорелись оранжевым. Я рассеянно оборвала увядший бутон и сунула в карман. Вернулась к дому и зашла на террасу; входная дверь была заперта на ключ, и я вернулась на улицу и проделала уже знакомую процедуру: подтянулась на руках и залезла на балкон спальни Лизы.

Я вышла к холлу у лестницы и открыла дверь слева – в этой комнате я еще не была.

Вторая ванная. Я щелкнула выключателем, и мягкий холодный свет блеснул на черном кафеле. В углу, на плетеной корзине, лежал ворох полотенец; над ним – полка с внушительным ассортиментом гелей и шампуней.

Джакузи тоже была черной. Я присела на ее край и судорожно вздохнула. Что я здесь делаю? Что я опять, черт побери, здесь делаю? Я медленно сползла по бортику вниз и легла на дно ванны, упершись ботинками в блестящую кафельную стену.

На раковине стояли стаканы с зубными щетками, расческами, какими-то мазями и кремами. Все – идеально чистое: ни малейшего намека на то, что этими вещами пользуются люди, особенно двое. Внезапно меня прошиб холодный пот. А вдруг – никакого Генриха Вайсмана не существует? Вдруг все эти книги пишет сама Лиза?..

Но в чем смысл такой мистификации? Неужели мрачные фантастические книги стали бы хуже продаваться, если бы их писала женщина? Наше общество полно дерьма и предрассудков, но вряд ли бы Лиза пошла на такое. Быть солнечной и жизнерадостной в реальности и писать о темноте и страхах в своих книгах вполне возможно; но все эти вязаные салфеточки и цветочки… Нет, это слишком противоречиво и нереально.

Я встала и взглянула на часы. Я сидела в ванной Вайсмана уже полчаса, пора было убегать. Я быстро шагнула к вороху полотенец и схватила верхнее: оно выглядело так, будто им недавно пользовались.

И правда. Полотенце было слегка влажным: им вытирались не ранее, чем утром. Оно пахло солью и немного грейпфрутом.

Что-то внутри меня заорало: «беги, беги!» – я кинула полотенце на пол и понеслась со всех ног к спальне Лизы.

Я спустилась с балкона и нырнула в лес – и вдруг увидела, как к дому Вайсмана подъезжает машина. Я замерла. Фары погасли, дверка хлопнула – это была Лиза, ее розовые волосы сверкали под светом фонарей.

Я схватила свой велосипед и понеслась домой, к Алексу.

Алекс был сердит.

– Ну где ты шляешься? – обиженно спросил он. – Новая серия сама себя не посмотрит.

Я повесила куртку на крючок и потащилась на кухню. Пахло жареной рыбой и сыром, но мне все равно не захотелось ужинать.

– Можешь смотреть сериал без меня, – пробурчала я.

– Все нормально?

Раздражение сменилось на обеспокоенность. Алекс засунул руки в карманы домашней куртки и сморщил нос.

Я вдруг захотела ему все рассказать. «Алекс, я тут второй раз уже залезаю в дом твоей Лизы, и сегодня чуть не попалась. Кажется, мне надо к врачу». Я не могла объяснить, почему это делаю; я не понимала, что на самом деле чувствую. Лучше мне или хуже от этих визитов?.. Я сказала:

– Слушай, я тебе там забыла один файлик кинуть, когда искала в интернете Лизу.

Алекс кивнул, заулыбался, готовый слушать и запоминать.

– Она… Сидела на форумах про иллюстрации к детским книгам и старинным принтам. Знаешь, гравюры, растения, – я отрезала лимон и кинула в чашку. Алекс заварил «Эрл грей», и это было удивительно в настроение, – попробуй про это с ней речь завести.

– Хорошо, – протянул сосед.

Мы все же посмотрели Алексов сериал (я терпеть не могла всю эту муть про политиков-интриганов и проституток, но пересиливала себя ради друга), и я отправилась спать.

Приближалась суббота – а значит, новый поход в гости к Лизе. Алекс вновь звал меня с собой, но не мог придумать внятной причины, почему я собственно должна пойти. Я настаивала, что ему пора остаться с девушкой наедине, и я буду только мешать, но Алекс краснел, бледнел и мямлил – и я поняла, что он боится. Нелегко приходится его романтической натуре после стольких отказов. Как мы с ним все же чертовски похожи…

Но я просто физически не могла идти туда с Алексом и быть там с Лизой. Мне казалось, будто она по взгляду поймет, что я бродила по ее спальне, нюхала полотенца и рылась в шкафах ее парня.

Выхода не было. В субботу утром Алекс пришел меня будить, и я встретила его глухим стоном из-под одеяла:

– Я помираю.

– Нет, ты не помираешь, – сердито сказал Алекс. Я потерла лицо о подушку и подняла голову:

– Мне плохо, Алекс. Серьезно. Голова просто раскалывается: заболеваю.

Он скрестил руки на груди и смотрел на меня с подозрением.

– Ну ладно, – протянул сосед. – Я заварил чай, сейчас кину в него меда. Выпьешь… Спи уж.

Я залезла под одеяло и начала медленно сгорать от стыда. Если бы я правда горела, в Алекса бы полетели раскаленные угли. Я почувствовала свою совесть, она здравствовала и жила, а я хотела умереть. Я наврала другу. Все потому, что я психованная дрянь.

Алекс ушел через полчаса, и тогда я решила встать. Я медленно сползла с кровати, сделала свои утренние ванные дела, и поняла, что совершенно не хочу завтракать. Я включила ноутбук и, не проверяя социальные сети, открыла «Форум костей».

Сара Ворхауз онлайн.

Сперва мой ник был «Темная роза», по бокам по плюсику и «волне». Затем, когда первая часть «Саги Невинности» появилась на форуме, я быстро переименовалась в Сару. Я открыла раздел «Творчество фанатов» и нашла тот самый тред, в котором Вайсман размещал первые главы «Невинности». Гортхауэр, наш модератор, оставил такое сообщение в день смены моего ника:

«Поздравляю, Вайсман. Если уже дамы на форуме берут себе имена твоих персонажей, это успех».

Вайсман отвечает: «Мне это льстит. Хорошо, что экс-Темная роза не подозревает, что ждет Сару в будущем». Дальше в тред прихожу я: «Прошу, только не убивайте Сару! Если это случится, я буду горько-горько плакать». Два грустных смайлика. Вайсман: «Я планирую написать серию. Люди на „Самиздате“ просто сходят с ума от первой части, так что… Наверное, с Сарой произойдет еще много всего интересного. Спасибо вам за поддержку».

Я открыла личные сообщения. Мы немного переписывались с Вайсманом годы назад: я, как и все форумские готические дурочки, пыталась развести его на встречу в реале. Краснея, я нашла холодный ответ Генриха: «Простите, Сара, но это невозможно. Я не могу позволить себе отвлекаться от работы. Встретиться с кем-либо из форумчан будет слишком сложно: я живу далеко от большей части обитателей форума. В реальности я совершенно неинтересный собеседник. Вы только разочаруетесь». Я плакала, когда получила это письмо. На просьбу о фотографии Вайсман ответил похоже, и, как выяснилось, то же, что и другим форумчанам: «Уверяю вас, моя внешность не представляет собой ничего примечательного». Мы подозревали, что Вайсман просто сильно старше нас, и, возможно, грузный дядечка средних лет. Но, конечно, никто не запрещал нам фантазировать. На остальные мои сообщения Генрих отвечал кратко; а потом и вовсе перестал.

В разделе «Любуемся форумчанами» сохранился мой старый снимок: я и Леди Тьма запечатлены в осеннем парке, на мне лиловый корсет, на Тьме – шляпа и дебильные перчатки в сеточку, в народе называемые «авоськами». Вайсман написал под фотографией «Залюбовался». Тогда я над этим комментарием я тоже рыдала, а сейчас мне привиделся сарказм. Был еще второй мой снимок, в образе невесты, но я не стала его искать. Я слишком боялась своего взгляда на нем.

Удивительно, но тема творчества Вайсмана была все еще жива, в отличие от самого форума, обитатели которого выросли и разбрелись по блогам и социальным сетям. В сообщениях до сих пор проскальзывали восторженные «ахи», которые, правда, пестрели ссылками на сообщества в том же «Фейсбуке», где обитали сотни тысяч человек. Я давно от них отписалась, чувствуя себя старушкой на детском празднике. Мне не нужны были эти толпы фанатов и их восторженный писк о книгах, каждую из которых я знала лучше, чем собственную биографию.