Кирилл сделал вид, что не слышит его, и продолжал сидеть на кровати и смотреть в окно.
Его все раздражали, но он не давал себе воли показывать этого. Любые сильно проявленные эмоции в этом заведении и ты останешься здесь надолго. Нужно всего лишь научиться себя контролировать и говорить на каждом приеме, что лечение помогает, и тебе уже намного лучше.
– Да, конечно, теперь я понимаю, что это были всего лишь мои фантазии.
– Да, мне так стыдно, что я доставил столько неудобства этой девушке. Я не осознавал, что делаю что-то плохое.
– Все хорошо. Никаких побочных действий от этих лекарств.
Убеждай всех, что они гуру во врачебной сфере, и ты такой безнадежный идешь на поправку благодаря им и вскоре сможешь выбраться на свободу.
В палату зашла медсестра с дозой необходимых лекарств.
– Ну что мальчики, а вот и я! – пропела Инга Федоровна. Уважаемая сотрудница с тридцатилетним стажем, у которой над головой так и витал нимб.
Кириллу ничего не стоило обвести вокруг пальца эту наивную старушку, пытающуюся всю жизнь заработать себе на рай.
После ее ухода таблетки быстро оказались смытыми в туалет, да так, чтобы сосед не увидел. Рисковать было нельзя.
Уже месяц он никак не может связаться с мамой. А когда у него появилась такая возможность, ему передали, что ее больше нет. Она так переживала за сына, что сердце ее не выдержало. Тогда у него случилась истерика, из-за чего его «каникулы» в этом месте продлились, и пришлось начинать сначала. Он должен был, во что бы то ни стало, выйти отсюда и встретиться с Ксюшей. Даже если все остальные ему не верили, он хотел лично от нее услышать, что он не выдумал все, что между ними было. А то, находясь здесь, он уже иногда поддается заверениям врача, что это была его фантазия. Но он хочет спросить ее, почему она его предала. Неужели для нее это ничего не значило?
Никакие чувства не имеют значения, пока они не взаимны. Но я заставлю считаться с моими.
***
Да, он все-таки решил с ней поговорить. Как неудивительно, но разговора не вышло. После всех ее фальшивых, как казалось Максиму, «Я люблю тебя» и «Мы могли бы быть вместе» она сдалась. Дальше пошли оскорбления и проклятия.
– Я думала, у нас с тобой все серьезно, а теперь ты меня бросаешь? Вот так?! Да пошел ты!
– Может, сама пойдешь? Будто я не знаю, что ты вцепилась в меня так, потому что узнала, кто мои родители.
– Как будто это что-то решает, у тебя все равно денег от этого не прибавилось. Надоело постоянно выслушивать, как ты приходишь на наши свидания и постоянно жалуешься на свою работу, и как тебе там мало платят, – Максим был в шоке, она никогда ему такого не говорила.
– Да если бы не моя работа, ты бы так и ходила с этим старьем вместо нормального телефона, – Максим был на взводе, – Как будто я на тебя мало потратил!!!
– ХА! Потратил он, пришли счет, я все верну. Как будто мне нужен был этот телефон. Ты мне сам его подарил на день рождения, а теперь упрекаешь меня в этом?! Какой ты жалкий, – ее рыжие волосы сильно растрепались, и она стала похожа на ведьму в Хэллоуин. Именно ее волосы так привлекли Воронова, ну и, конечно же, ее нрав, который теперь обернулся против него.
– Давай просто закончим это и все, договорились? – Он как мог проглотил оскорбительное слово в свой адрес (что не лишало этих слов смысла в его отношении).
Хоть он и злился на нее за то, что произошло, все равно хотел сгладить концовку. Не давая при этом своему гневу свободы.
– Нет, не договорились! Я не собираюсь делать аборт. У меня, между прочим, учеба не окончена. Что мне делать с универом? А деньги откуда мне брать потом? Думаешь, у меня их много?!
– Зато ты наверняка знаешь, что их много у меня. Воспользовалась мной, напела красивых слов о любви, а теперь хочешь и ребенком к себе привязать.
– Да прекрати ты уже! Ты сам все время говоришь, что тебе ничего от родителей не надо. Прямо гордишься этим. Я же сама тебя за это так ценила. Такой самостоятельный. Настоящий мужчина. Который никогда не оставит свою девушку на произвол судьбы! И вообще, если быть объективной, то это ты напел мне о долгой и счастливой жизни, а при первой же трудности в кусты. Это ты меня обманул!
Неужели я сам сделал все, чтобы оказаться в такой щекотливой ситуации, выхода из которой я пока не знаю? Конечно, нет.
– Я думала, у нас будет семья, а ты меня бросаешь одну с ребенком.
– Так сделай то, что нужно.
– Не буду, – она строго посмотрела на него. Глаза ее сверкали, от чего Максим поежился. Он позавидовал такой уверенности в ее глазах.
– Я не поведу тебя домой к своим родителям на знакомство.
– А я разве этого прошу?
– Тебе и не надо просить.
Ты можешь родить ребенка, а потом требовать алименты от меня.
Или захомутать меня и надеяться, что я со временем оттаю и померюсь с родителями, и они с распростертыми объятиями примут тебя в семью.
А вообще, ты ведь и сама можешь к ним наведаться и все растрепать, а они тебе быстро деньгами рот заткнут. Там и на аборт и на будущую безбедную жизнь хватит.
И если до этого у него были хоть какие-то ожидания как-то решить вопрос миром, то после разговора Максим уже ничего не ждал. Она гнула свое, и он начинал нервничать еще больше. Воронов вырос в такой среде, где прекрасно знал, что обычно в таких ситуациях женщины часто угрожают подобным, чтобы заработать как можно больше денег на мужчинах.
Во всяком случае, ему так говорил отец.
Ему просто не хотелось бы оставаться в неведении от ее планов, если они есть. Максим хотел отмахнуться от нее как можно скорее, чтобы проблемы перестали маячить у него перед глазами.
Он не хотел сам становиться отцом. Не хотел перебиваться от одной зарплаты до другой. Не хотел ущемлять себя в чем-то, не хотел тратить свое личное время на семейные тусклые будни, которые принесут только разочарование.
После разговора, где они ничего не решили, он решил покурить в закутке возле одной из многоэтажек, окружающих детскую площадку. Только теперь понимает, какое странное место они выбрали для встречи. Еще с их прихода сюда за ними следила одна занятная бабка на противоположной стороне площадки.
Эдакая милая любопытная старушка, блюститель закона и порядка на своей, как ей кажется, и чужой территории. Он даже сейчас был у нее под прицелом. Максим стоит и курит, а она так и сидит на том же месте, старательно делая вид, что просто вышла подышать свежим воздухом.
Олеся так и не сдвинулась с места, где Максим ее и оставил.
Не уходит.
Надеется, что я вернусь? Или так сильно расстроилась и теперь думает, как ей поступить?
Через минуту Катя кому-то позвонила и, разговаривая, сильно жестикулировала руками в своей привычной манере, когда была на эмоциях. После одного такого раза Максим потом ходил с разбитым носом.
Он нервничал. Нужно было срочно что-то придумать, пока она сама не начала действовать.
***
Воронов устал раздражаться. Еще недавно он был счастлив, но это быстро прошло. Эмоционально он был полностью перегружен и опустошен. Теперь он только и замечал одних матерей с детьми. Это была настоящая атака. Голова разрывалась от пульсирующей боли в висках.
Недавно он сидел за завтраком и переключал каналы, чтобы посмотреть пока ест. Только вот через пять минут ему пришлось выключить его в раздражении и закинуть пульт куда подальше, потому что на одном канале рассказывают про нормальный стул у ребенка, а на другом про то, как проверяли раньше беременность по Гиппократу с помощью лука.
Вчера одна из работниц заявила о своей беременности, и все на радостях решили скинуться ей на будущего малыша.
С Максима же потребовали больше всего, аргументируя тем, что он мужчина и не пожалеет денег на будущее поколение, к которому он не имеет никакого отношения. Воронова бесило, что они думали, будто он располагал к большим тратам, чем они, будучи на одном уровне. Он вовсе не был причастен к тому, что ей придется уйти в декрет, и возможно не вернуться оттуда. И скорее всего она станет той самой бывшей сотрудницей, приходя к ним на работу поболтать о непростых материнских буднях с орущим ребенком на руках. Худшее в такой ситуации, что им потом без нее придется справляться с наплывом посетителей. Это тоже бесило неимоверно.
Сама же эта девушка была довольно хороша собой. Невинная блондинка со светло-карими глазами. Полная противоположность его Кати. Худенька и вне работы всегда ходила в милых кружевных платьях и блузках, а в холода носила что-то вязаное. В характере часто проявляла эгоистичность и инфантильность, чем многим не нравилась, но, конечно же, беременность все изменила.
Максим Воронов знает, что ей это нравится, такое отношение к себе, словно она мамина любимая хрустальная ваза. Максиму так и хотелось, чтобы ее муж показал ей однажды, что все не так просто в жизни, чтобы она перестала жить, как маленькая принцесса с личным штатом прислуги, которые ей должны по праву рождения.
Несколько ему все же было известно из разговоров остальных представительниц женского пола, ненамеренно естественно, что у нее был такой муж, который будет требовать охраны домашнего очага.
Ну и удачи ей с этим.
Кадровому отделу только головная боль. Муж ее обратно уже точно не пустит после декрета.
***
Он возвращался домой и стоял уже возле своей двери в темном подъезде, так как лампочку опять кто-то выкрутил, и матерился, пытаясь вспомнить, куда положил ключи.
Вдруг его слух уловил какой-то шорох на полу и движение воздуха в его сторону, и он в ужасе понял, что кто-то стоит возле него.
Максим в этот момент хотел закричать на весь подъезд, чтобы хоть кто-то оказался здесь прежде, чем случится непоправимое.
Он замер, а в руках поднял телефон, надеясь, что его не слышно. Кровь стучала в его голове, и Максим понял, что может упасть в обморок. Медленно повернулся и резко посветил экраном вперед.
Телефон упал с грохотом на бетонный пол холодного подъезда после того, как Воронов увидел напротив себя знакомое лицо.
– Ну, привет.
***
Находясь дома, он не замечал, что что-то не так. Когда сошли последние синяки с лица, бабушка попросила Илью сходить в магазин. Теперь все было строго. И по дороге туда у него внезапно случился приступ паники. Он вернулся домой и ничего не объясняя, залетел в свою комнату. Он плакал. Это было ужасно. Все чувства, что были когда-то, вернулись, только в несколько раз сильнее. Это он уже не мог нести в себе. Илье было не справиться. Теперь каждый раз, проходя мимо входной двери, он испытывал подступающую тошноту и учащенный пульс. Он больше не хотел бороться. Ему было не за что.
Ужасное чувство накрывает, когда понимаешь, что не можешь переступить порог собственного дома. Из-за любой ерунды приступы учащались, а их продолжительность становилась больше.
Он резко проснулся. Илье что-то снилось, но он не мог понять хорошее или плохое. Было жарко. Пот перемешался вместе со слезами и застилал глаза. Его сердце бешено стучало, отдаваясь в ушах. Он вытер лицо рукавом и уставился в потолок.
Почему так плохо?
За окном было еще темно, но он больше не мог заснуть.
Иногда ему кажется, что он остался в том возрасте, ничего не добился. Болезнь стала единственной стабильностью, что была в его жизни. Повернув голову, он осмотрел свою комнату. За всем беспорядком уже не разглядеть те вещи, которым он хотел себя посвятить.
Как я мог забыть про это? Как мог добровольно отодвинуть свою жизнь на второй план?
Если бы я тогда не сдался, все могло пойти иначе. Я бы мог стать кем угодно. Обзавестись собственной квартирой и без страха выходить на улицу и общаться с людьми.
Мог бы забыть все обиды и нормально общаться с бабушкой. Единственным дорогим человеком, который остался. Ведь она не выбросила его на улицу в таком возрасте, устав от его выходок, не перестала заботиться. Она не теряла надежды, что у него все наладится.
Обида на весь мир затопила его полностью, и за ней он уже не замечал ничего. Перестал стараться выбраться из той пропасти, куда упал.
Нужно все исправить. Просто необходимо.
Он очень хотел увидеться с той девушкой. Настей.
Когда он смирился со своим положением, он решил найти друзей в интернете. Илья наделся, что там его никто не сможет достать или обидеть. Начать там все по новой, стать другим человеком. Тогда она первая с ним заговорила. Заставила его поверить в то, что никогда не отвернется от него, каким бы он ни был. Ему нравилось слушать ее голос, когда они разговаривали по телефону. Именно она заставила его пойти дальше простых СМС и придала ему уверенности.
– Я бы хотела увидеть тебя в реальности. Когда мы сможем встретиться?
– Знаешь, сегодня был такой смешной случай на работе.
– Ты заболел? У тебя странный голос.
– А ты знал, что оказывается…
– Ты никогда не был в аквапарке? Тогда мы просто обязаны туда сходить!
– Как ты относишься к устрицам?
– Вчера я так устала, и не высушила волосы после душа, а на утро…
Он помнит все. Все, что она говорила, что спрашивала. Ее невероятные рассказы, странные вопросы, быстро меняющиеся интонации в голосе, попытки его рассмешить и удивительный смех, от которого по телу Ильи бежали мурашки.
Я бы хотел увидеть тебя однажды вживую и обнять.
Он взял телефон и написал ей свое последнее сообщение, ответа на который никогда не узнает.
В дверь неожиданно позвонили. И очень настойчиво.
Бабушка опять забыла ключи у подруги из соседнего подъезда и вынуждает его подходить открывать дверь.
Он чаще задышал. Сколько раз уже такое было? Она ведь знает, как он каждый раз нервничает.
Но я ведь хотел все исправить.
В голове стучал пульс и на глаза наворачивались слезы. Ему не хотелось думать, что придется стоять у открытого порога. Он, пошатываясь, подошел к двери и, стиснув зубы, повернул замок.
Раздался щелчок, и дверь медленно распахнулась.
Человек, который пришел к нему, все решил сам, и Илья не мог его в этом винить.
Когда он уже лежал на полу, он понял, что так все и должно было случиться. Больше не было страшно. Жизнь дает второй шанс, но Илья его уже потратил. Третьего не будет. Теперь он это понимал.
Сегодняшний день был насмехательством надо мной. Меня обманули собственные чувства.
Он поверил, что судьба дала еще один шанс.
Где же ты, бабушка?
Теперь она не узнает, как сильно он раскаивался, как хотел все изменить.
Она запомнит меня, как неблагодарного внука, ради которого она напрасно не разгибала свою спину.
А Настя, так никогда и не встретившись со мной, вскоре забудет про меня.
Илья перестал чувствовать свое тело, закрыл глаза и больше ни о чем не думал.
***
Эта простуда, наконец, начала отступать и это прекрасно. Здравому надоело стараться не подавать признаков болезни, особенно при начальстве. Это было трудно, ведь именно во время работы начинал ужасно зудеть нос и першить горло.
Родион задавался вопросом, как еще никого не умудрился заразить, особенно ту настырную даму, на которую он чихнул, и которая теперь его избегает. Со стороны это выглядит смешно. Каждый раз, когда она выходит со своего склада, то проходит мимо Здравого нарочно медленно и отворачивается всякий раз. Наверное, думает, что его это поведение заденет, и он поймет, как глубоко ошибался на ее счет.
В итоге Родион решил взять день на работе, чтобы прийти в себя, а еще, чтобы меньше выходить на улицу и подумать, что делать дальше в такой ситуации. Совсем недавно он чуть не попался своей девушке на глаза, когда она проходила мимо его работы. А так он теперь может сказать, что просто заболел, возможно, она даже придет его утешить, а если и не она, так его бывшая с радостью.
Ему нужно было с кем-то поговорить о ситуации, в которой он оказался, Родион это чувствовал, и почти признал, что у него серьезные проблемы, но придя домой, он снова и снова набирал номер друга и писал во всех соц.сетях, но тот был недоступен. Так же, как и на прошлой неделе.
Родион вздыхает. Он лег на кровать и задумался о том, что ему не приходило в голову уже давно.
И чем мне теперь заняться?
Он лениво перекатился на бок и достал телефон. За обычной суетой он не замечал, что кроме работы и забот со своей девушкой, у него больше не было особо никаких дел. Он перевел свой взгляд с экрана телефона на тумбочку и вспомнил про альбом.
Наверное, это было единственным, чем он увлекался помимо всего остального. Но сколько бы лет не прошло, Родион все еще считал, что его увлечение попахивает сумасшествием. Это был его секрет, самый постыдный по его мнению. Он мог бы поклясться, что об этом никто, кроме него, не знает.
Здравый помнит, как в этом альбоме появилась его первая добыча.
Он тогда пошел в первый класс. «Наконец-то!» – воскликнула мать. По ее мнению он совсем от рук отбился. Как будто новая среда обитания, думал Родион, может на что-то повлиять. И в тот же день обрек себя на неприятности.
Первое сентября, очень жарко уже с утра. Провожая меня на новое место, в первую очередь как мать, а потом уже как директор этой школы, она все жаловалась, что устала с ним носиться, одной рукой обмахивая себя от духоты в салоне их машины. Он сидел на заднем сидении, а Андрей впереди рядом с матерью. «Заслужил!».
В его классе, как и в любом другом, сразу оформился задира, который не прошел мимо щуплого паренька, которого мама притащила за ручку. Родион по несчастью уже встретился с ним и с его папой однажды, и встреча была не из приятных.
Это был Максим Воронов. При виде Родиона он начал смеяться над ним, и все стали оборачиваться, чтобы поглазеть, а что же будет дальше. А так как Здравый в силу своего возраста, и, по мнению матери, был вспыльчивого характера, то сразу же пихнул в плечо задиру. Родиону не понравился этот смех, как будто все видят, что с ним что-то не так кроме него самого, и это однозначно повод для веселья. Завязалась потасовка. Для первоклассника Родион оказался опытнее в таких делах (в детском саду практиковался) и через пару минут Воронов лежал на плитке, покрывавшей школьный двор. Все столпились над ними, пока Родион нависал сверху, вцепившись в его белоснежную рубашку, теперь уже испачканную в пыли. Он тряс его за воротник так сильно, спрашивая, смешно ли ему теперь, что одна из пуговиц под горлом осталась у него в руке. Его губы тогда растянулись в довольной улыбке. Улыбке победителя.
Это воспоминание одно из лучших даже спустя годы.
После их, конечно, сильно отругали, и обоих прозвали блатными. Один сын директрисы, а другой сын преуспевающего бизнесмена в строительной фирме. На этом они позже и сошлись.
Если вспомнить, то в детстве он, Родион Здравый, часто попадал в неприятности, за которыми следовали еще большие неприятности, впрочем, ничего не изменилось.
Ту пуговицу он тогда сохранил и принес домой, оставив у себя, как трофей. Мать его часто оставляла с соседкой сверху, Оксаной Никитичной. Она была швеей, и в ее квартире хранилось много швейных принадлежностей и материалов. Родион же отдавал предпочтение разглядываниям и подсчетам всех пуговиц.
***
Ближе к вечеру Родион вспомнил, что ту пачку резервных сигарет на балконе пришлось выкинуть при хозяйке, чтобы она не подумала, что он собирается курить в ее квартире. Нужно было сходить и купить новую пачку для его душевного здоровья.
Оделся во все черное и надвинул на лицо капюшон. Выглядел он сейчас крайне подозрительно в таком виде. Прямо как тот сумасшедший у него под окном.
В супермаркете на углу в квартале от его дома, Родион замер у одной из полок. Там была расставлена куча киндеров в пластиковой подставке, так и манящих детей. Какой-то новый выпуск игрушек. Он вновь вспомнил про Максима.
Он отдалялся от него, и Родион не понимал, почему. Это выглядит глупо, будто он пытается навязать свое общество своему лучшему другу, от которого у него никогда не было секретов после одного случая, который они вдвоем обещали хранить в тайне. Чувство у него возникло странное. Неприятное. Эта тайна многое связывала в их дружбе, они словно бы были едины этим, но теперь он чувствовал себя одиноко и то, что они тогда сделали, теперь воспринималось просто гадким поступком без какого-либо смысла и оправдания.
С возрастом решения проблем всегда становятся все труднее. В один из дней средней школы Родион с Максимом сильно поссорились, и сейчас он даже не помнил почему. Только то, что Родион его первым задел, как это обычно у него и бывало. Они тогда разошлись по домам разными дорогами, хоть и жили в одной стороне, только Максим намного дальше, и всегда ходили домой вместе. Здравый тогда очень нервничал. Подумал, что больше у него уже никогда не будет друга, и в старости умрет совсем один. Всю ночь он не спал, ерзая в кровати и создавая шум своим бурчанием, пока Андрей, который спал у другой стены, не кинул в него подушку и велел заткнуться.
Наутро Родион выпотрошил свою небольшую копилку в виде коровы, зашел в ближайший магазинчик по пути в школу и купил два шоколадных яйца в знак их дружбы. Он действительно хотел извиниться перед Максимом и облегчить, наконец, свою совесть.
Перед глазами Здравого до сих пор стоит протянутая рука для рукопожатия его все еще друга. Он был изумлен. Он ведь даже не успел ничего сделать. Раньше еще можно было дружить просто так, не осознавая, что такое дружба в принципе. Сейчас такого не застать, ты постоянно думаешь, что если с тобой кто-то заговорил, значит ему это зачем-то нужно.
В портфеле так и остались лежать эти шоколадные яйца, а Родион просто стоял, крепко сжимая руку Максима, и думая, что удачно выкрутился. Он вдруг с ужасом понял, как выглядел бы сын директора школы, который унижается извинениями перед кем-то. Пусть даже лучшим другом. Это бы значило, что он в чем-то ошибся, признал свою вину. Он знал, что его мама бы такого точно не одобрила. Везде уши и глаза, которые неустанно следят за ним и передают директрисе во всех подробностях.
Он вдруг подумал, что игнорирует своего брата так, как видимо его друг игнорирует его самого.
Это определенно карма.
Но даже если все и обстояло так, у Здравого не было никакого желания пока что-то менять. Во всяком случае, ему просто хотелось общения с другом без общения с братом. Родион просто всем сердцем желал, чтобы его надоедливый старший братец, наконец, разобрался со своей жизнью сам, без его помощи.
Знала бы мать, что ее ненаглядный сынок по каждому пустяку, произошедшему в его жизни, звонит непутевому младшенькому. Она бы определенно сошла с ума, если бы поверила в это.
Не то чтобы Родион был против помощи, но в любом случае он будет недостаточно хорош, что для брата, что для матери. Так что он не видел смысла напрягаться для кого-то.
Домой возвращаться не хотелось, и он решил прогуляться до парка. Через час, идя обратно домой, Родион Здравый сильно чихнул и вытер рукавом нос, ощутив, как боль прострелила его поясницу. Это все старый дурацкий матрас. И конечно же эта работа, где тебя припрягают всем, чем только возможно.
Солнце давно зашло за горизонт, вновь стало холодно, и Родион кутаясь в толстовку хотел как можно скорее оказаться дома, но подходя ко входу во двор понял, что что-то не так. Атмосфера изменилась. Он увидел мигающие огни машин и возню.
Возле их подъезда стояли полицейская машина и скорая помощь. У обеих мигали огни, встречаясь друг с другом и смешиваясь так, что перед глазами все превращалось в неразборчивую кашу. И главное, что все столпились вокруг, не давая возможности проскользнуть в подъезд незамеченным. Уже начало нарастать знакомое ноющее чувство в животе. Его затошнило, и он замер на месте.
Что такое?
Ноги начали дрожать, и в районе коленок он почувствовал особую уязвимость. Для уверенности сильно сжал в кармане несчастную пачку самых дешевых сигарет.
Здравый видел, как много людей в темноте, освещаемой беспокойными огнями сирен, наблюдали за происходящим. Его это взволновало не меньше, но это не значило, что он хотел знать, что произошло. Родиона волновало только его непричастность к этому происшествию. Он очень сильно захотел попасть домой, но понимал, что придется пройти через всех этих незнакомцев. Что было еще хуже, так это встретить знакомые лица.
Он шел прямо, хоть и болела спина, но он продолжал упорно идти именно так, не зная почему. И походка его была словно не его. Такая неестественная, что любой заметит, если обратит внимание, возможно, подумает, что это подозрительно. Но никто не смотрел в его сторону, хоть Здравый и пытался себя убедить в обратном. Он хотел выглядеть, как обычно, расслаблено.
– Ой, Людка, что происходит-то? Как жить теперь страшно, – женщина лет пятидесяти с платком на голове, под которым прятались бигуди, переминалась с ноги на ногу.
– Все знали, что этим и закончится. И слава Богу! – другая старушка перекрестилась и поплотнее закуталась в зеленый махровый халат, – разве ж это жизнь была. Бедный мальчик.
– Да, молодой же был совсем, и что случилось-то?
– Не его жалеть надо. Что теперь с Ивановной будет, как переживет? Самой теперь как-то жить надо.
Несчастный случай?
До Родиона слабо доходил смысл сказанного ими, он хотел попасть домой, пробираясь через толпу.
Оказавшись в подъезде и поднимаясь по лестнице, замер возле квартиры с номером 116. Он увидел, как из этой самой квартиры выносили тело. Его тело. Он отшатнулся сильнее, чем хотел, и врезался в стену.
Возле распахнутой двери стояла Мария Ивановна и задушено говорила с мужчиной в форме. Видимо, уже не в первый раз объясняя:
– Он уже давно не выходил из дома. Нет, конечно, недавно среди ночи видимо пытался, и я обнаружила его возле входной двери всего в истерике, – она была на пределе своих эмоций, хотя глаза казались потухшими, – А сейчас вот это… Это я недоглядела, – она пыталась говорить ровно, но голос продолжал нервно дрожать.
– Я ненадолго вышла, а когда вернулась, увидела его лежащим возле двери. Возможно, он опять испугался и споткнулся…
– Вы запирали дверь перед уходом?
– Я, эм, да. Кажется да. Но я не понимаю, что вы хотите…
Вот тут-то она и заметила Здравого.
Замолчала и посмотрела с таким выражением, словно Родион был виноват в смерти ее внука, которого она сама-то не очень любила, по мнению Здравого.
Конечно же, он понимал, что скорее ее эмоции выражали неизмеримое горе, и их с Родионом недавняя неприятная сцена была забыта. Неожиданно его будто прожгло невыносимым огнем горечи и совести. Ему все же было неприятно вспоминать, что тогда произошло. Теперь из-за этого он не может утешить бедную старушку в ее горе. Все было испорчено. Он вновь вспомнил, как трудно с возрастом исправлять ошибки, которые сейчас, как и в детстве, казались полной катастрофой.
Родион быстро кивнул полицейским и поднялся к себе, радуясь, что они пока не задавали ему никаких вопросов.
Было уже очень поздно, огни фонарей, машин полицейских и скорой помощи погасли, и все немного стихло. Хотя за дверью в коридорах продолжали разноситься посторонние звуки, оповещая всех соседей о случившейся трагедии. Ему вновь пытался позвонить брат, но он отключился. Не хотел никого слышать. Он очень устал, и казалось, что на него сразу все навалилось.
Здравого начало лихорадить, словно его болезнь резко вернулась, но теперь он знал, что дело на этот раз в другом. Ему все мерещилось лицо матери погибшего соседа, но он упорно отгонял от себя ее образ.
Было неспокойно, за окном поднимался ветер.
Не хочу в это вмешиваться. Не верю, что он умер.
Я ведь его знал. Мы ходили в одну школу. Он всего на год младше меня.
Когда-то и я вот так умру.
Он все лежал и вслушивался в непонятный гул за окном, отмечая, что сегодня не слышит, как скрипят качели. На мгновение беспокойно подумал, что это что-то значит, и из-за этого так и не мог уснуть, лежа в темноте.
Ему было душно под этим теплым одеялом, но о том, чтобы встать и приоткрыть окно, не могло быть и речи. Сегодня в розетке возле головы светит ночник. Это даже смешно. Родион даже не помнит, как так вышло, что он его сохранил, когда съезжал из дома матери. Но теперь был полностью доволен таким исходом.
Исходом.
Какой у него в итоге исход? А какой ждет меня?
Обеспокоенные лица мелькали перед глазами.
Хорошо, что я не видел его тела.
Полиция уже выяснила, что хотела. Здесь им делать больше нечего.
Это была случайность. Ужасная трагичная случайность.
Тем временем звук за окном нарастал. Он был пугающим и никак не стихал. Возможно, он был просто у него в голове. Родион все думал, представлял, словно проверяя себя на прочность, как это могло произойти, и его это пугало, приводило в настоящий ужас. Никогда в жизни он еще не испытывал такой сильной дрожи в теле. Она была такой мелкой и противной, что Здравого затошнило и бросило в холодный пот.
Со стороны, возможно, все это показалось бы чем-то незначительным, но он чувствовал, что страх покрыл все его тело, и от этого было не избавиться.
Не смотри в сторону окна.
Не смотри.
Но Здравый все равно смотрит, потому что ему кажется, что там кто-то есть. Но это всего лишь тень от веток этого старого дурацкого дерева, что растет возле дома неизвестно с каких времен.
Он все пытается лежать неподвижно и тихо, потому что думает, что если шевельнется, то это услышат все в этом проклятом доме. Но все это глупости, потому как за окном усиливался гул, и Родион знал, что это просто сильный ветер. Но он не мог избавиться от предчувствия, что и в его квартиру придет что-то плохое. Как пришло в квартиру под номером сто шестнадцать.
На секунду ужаснулся от мысли, что здесь, в его квартире, уже кто-то есть. И не просто кто-то, а тот самый сумасшедший шантажист.
Он ждет, когда я усну, потом зайдет в мою спальню и убьет меня.
Но в квартире тишина.
Он все твердит себе, что то, что случилось с его соседом, был несчастный случай, и он очень хочет в это верить. В обычный день он бы наверняка не придал бы этому событию особого значения, хотя это и провело бы некую жирную черту, отделяющую Здравого от этой семьи, но не шокировало бы так.
Свист от ветра становится только громче, как и его дрожь. Его уже начало по-настоящему колотить. Он аккуратно перевернулся на бок и обхватил себя руками за плечи. Под одеялом нестерпимо жарко, так, что лоб покрылся испариной, и Здравому стало очень тяжело дышать.
Он зажмурил с усилием глаза и резко их открыл.
Только теперь перед ним была не его комната, а дверь кладовки. Из нее доносились крики женщины. Она просила, чтобы ее выпустили, и стучала в дверь изо всех сил.
Наверное, страшно быть запертой в маленькой комнате без окон и без света. Без надежды. Прошло уже полчаса, и все ее чувства обострились. От страха ей, наверное, кажется, будто не хватает воздуха. Интересно, она уже начала бредить?
Родион стоит напротив, и в нем колет чувство вины, но он не собирается останавливаться. За его спиной раздаются шаги, и он оборачивается. Перед ним оказывается мальчик.