Гнедич

По берегу шел аглицкий Милорд;

он видит юношу, лежащего на песке,

он говорит ему: – Ты кто таков?

а тот ему: – Я, мол, из благородных. -

Путешествие кончено,

я прибыл,

мой друг! Мой друг!

радуйся.

Чтобы жить и побеждать, надо избавиться

от жалости к побежденным,

от жалости к самому себе – но как, как

победить себя?

Как увидеть в себе ничтожество,

как не жалеть ускользающих дней,

как сказать себе: ты лишь один из многих,

твое дело – переводить Гомера,

быть любимым – не твое дело,

быть героями дело других,

а бессмертье принадлежит богам, —

так что не жалей тела, в котором каждая часть

стремится к могиле, не жалей лица,

потерянного в болезни.

«... и поет о славе героев -

о славе одноглазого малоросса,

который мерзнет в столице,

чихает на службе от книжной пыли,

а воротившись домой,

макает перо в чернильницу,

как копье в тело врага,

и обагряет бумагу словами.»

Когда я смотрю на слепоту и несчастие,

на молчаливый мир, на темноту, где человек

брошен, одинок, потерян

в этом углу вселенной и не знает,

кто его туда послал, и зачем,

и что будет с ним после смерти, —

я в ужасе, как будто, пока я спал,

меня унесли на необитаемый остров,

и, пробудившись, не знаю,

ни как я попал сюда,

ни как же отсюда выбраться.

Он нес

душу, как засыпающего светляка,

по незнакомым улицам.

Он засыпал и не мог заснуть;

что-то билось в окно —

сердце, бездомный дух,

забытый сон, моя юность...