Вчера Рэнфилд попросил меня принести ему котенка. «Маленького, хорошенького, живого, которого можно кормить и кормить», – как он выразился. Когда я уточнил, подойдет ли ему взрослая кошка, он сказал, что кошка подойдет даже больше, но он боялся моего отказа. Я лишь сказал, что мне понадобится время, но его лицо исказилось пугающей жестокостью, однозначно показавшей мне, что передо мной маньяк, ненавидящий саму жизнь. Полагаю, он попросил кошку, чтобы та съела птиц. Что же дальше придумает его больной разум?
Сегодня я зашел к нему рано утром и не обнаружил птиц. Рэнфилд спокойно сказал, что те улетели, но я обнаружил в комнате птичьи перья со следами крови. Уходя, я попросил служителя внимательнее приглядывать за этим пациентом.
11 часов дня
Только что зашел священник и сказал, что Рэнфилда рвало кровью и перьями, будто бы он съел своих птиц живьем.
11 часов вечера
Я дал Рэнфилду сильную дозу наркотика, чтобы добраться до его тетради, в которой он постоянно ведет свои записи. Тетрадь оказалась заполнена множеством формул, по большей части из простых чисел, которые Рэнфилд раз за разом складывал между собой. Это окончательно убедило в системности его поступков. Он истребляет жизнь в восходящем порядке. Какова его цель? Каков следующий этап? И во сколько в его системе оценивается человеческая жизнь?
Дневник Мины Мюррей
26 июля.
Сегодня я снова получила весточку от Джейн. Это всего пара строк, где сообщается, что Джейн только что выехала домой, и которые были совершенно непримечательными до тех пор, пока я не выписала первые буквы.
Этолож – очевидно, «Это ложь».
Краткость и тон записки, тайное послание в ней, – всё это заставляет меня волноваться всё сильнее и сильнее. Возможно, я тоже начинаю страдать помутнение рассудка. Когда же я смогу встретиться с тем врачом, что так рекомендовала Люси? Нужно поговорить об этом с Люси, возможно, она сможет приблизить день нашей встречи.
Мое беспокойство усиливает и то, что Люси вновь вернулась к своей старой привычке ходить во сне – как сообщила ее мать, доставшейся бедняжке в наследство от отца. Вместе с ее матерью мы решили, что наилучшим решением будет, если я стану на ночь запирать дверь нашей с Люси комнаты.
Люси также волнуется. Но полагаю, что главная причина ее волнений – это скорая свадьба, запланированная на осень. Ее жених, сэр Артур Холмвуд, приедет сюда, как только сможет. Сейчас его задерживает лишь болезнь отца, и милая Люси, наверное, скучает по любимому и считает дни до его приезда. Уверена, она уже планирует, как покажет ему свой живописный город.
3 августа.
Последнюю неделю Люси почти не ходит во сне. Если раньше ее брожения будили меня почти каждую ночь, то сейчас она будто следит за мной, а также пробует двери и когда понимает, что двери заперты, начинает искать ключи.
6 августа.
Никаких известий. Люси кажется более здоровой.
Сегодня пасмурно, рыбаки говорят, что ожидается буря. Море окутал туман, и оно с ревом набегает на отмели и прибрежные камни. Такая погода удивительно точно отражает происходящее у меня на душе. Наверное, сегодняшний день на всех имеет такое странное влияние. Я разговорилась с одним знакомым стариком, но наша беседа не отличалась весельем; мы рассуждали о ценности жизни и перешли к неотвратности смерти. Когда же старик, бросив взгляд на море, внезапно вскричал, что то пахнет гибелью, я восприняла это так спокойно, что удивилась сама себе.
Позже я встретила берегового сторожа. Он, как и всегда, остановился поговорить со мной и указал мне на странный корабль.
– Не могу разобрать, но, кажется, это русский корабль. Как страшно его бросает из стороны в сторону! Он не знает, держаться ли ему открытого моря или же войти в гавань! Он совершенно неуправляем. Но, надеемся, завтра мы уже сможем узнать о нем что-нибудь.
8 августа.
Ужасный шторм всю ночь не давал мне уснуть. Люси тоже вела себя беспокойно, она несколько раз вставала и одевалась. Но, что довольно странно, она не просыпалась, даже столько ужасный шум не смог ее потревожить.
Несмотря на беспокойную ночь, мы обе проснулись рано и отправились в гавань. Там я услышала ужасные новости. Оказывается, вечером в гавань зашла иностранная шхуна с распущенными парусами. Внезапно разразившаяся буря обрушилась на корабль, из-за чего шхуну сначала кидало по всей гавани, а затем выбросило на берег. Само по себе это событие ужасно, но позже из газеты я узнала и вовсе леденящие душу подробности. Я прикрепила фрагмент сегодняшней газеты в дневник в надежде однажды понять случившееся.
Вырезка из «The Dailygraph» от 8 августа
(Приложенная к дневнику Мины Мюррэй)
От собственного корреспондента.
Уайтби.
Конечно, когда корабль выбросило на песчаную кучу, это вызвало большое сотрясение. Все брусья, веревки и снасти были уничтожены, и некоторые из верхних с треском полетели вниз. Но страннее всего было то, что как только шхуна коснулась берега, на палубу выскочила громадная собака и, пробежав по палубе, соскочила на берег. Направившись прямо к крутому утесу, на котором подвышается кладбище, собака исчезла в густом мраке.
Первым к месту крушения подоспел береговой сторож, и окрестности огласил его крик. Нет ничего удивительного в том, что сторож был поражен или даже испуган, так как редко приходится видеть такие сцены. Человек был привязан за руки к спице колеса, причем руки его были связаны одна над другой. Между рукой и деревом находился крест, а четки, к которым этот крест был приделан, обмотаны вокруг кистей рук и колеса, и все вместе было связано веревкой.
9 августа.
Происходящее кажется мне слишком таинственным и странным, и более того, из-за всего происходящего я снова прокручиваю в голове непонятные слова Джейн. Сегодня в местной газете продолжили писать о несчастном корабле. Это оказалась русская шхуна из Варны под названием «Дмитрий». Она везла груз серебристого песка и несколько десятков больших деревянных ящиков, наполненных черноземом.
Не знаю, кому может понадобиться везти чернозем так далеко. Я переписала из газеты имя получателя, чтобы иметь потом возможность поинтересоваться подробностями у Джейн или мистера Холмвуда, которые кажутся мне более сведущими в подобных делах.
Ящики предназначались стряпчему м-ру С. Ф. Биллингтон-Крессин в Уайтби, который с утра прибыл в порт и официально принял их. Выдержки из дневника капитана шхуны, перепечатанные местной газетой, я аккуратно вырезала и вклеила в дневник.
Кстати говоря, черную собаку, выскочившую с корабля, так и не нашли. Как и многие местные жители, я переживаю за невинное животное, которому пришлось оказаться на этом жутком корабле. Во время поисков сбежавшей собаки большого пса торговца углем нашли мертвым, с разорванным горлом. Это также не может не расстраивать.
Вырезка из «The Dailygraph» от 9 августа
(Приложенная к дневнику Мины Мюррэй)
Корабельный журнал «Дмитрия» Варна – Уайтби
6 июля.
Мы кончили принимать груз – серебряный песок и ящики с землей. В полдень подняли паруса. Восточный ветер прохладен, экипаж – пять матросов, два помощника, повар и я.
14 июля.
Случилось что-то неладное с экипажем. Помощник никак не мог добиться, что случилось; ему сказали только, что что-то произошло, и перекрестились.
16 июля.
Матрос донес, что утром пропал матрос из экипажа – Петровский. На это никак не рассчитывал. Восемь вахт сменилось вчера с левой стороны корабля: был сменен Абрамовым, но не пошел в кочегарку. Люди подавлены более, чем когда-либо. Помощник обращается с ними неприветливо, ожидаю неприятностей.
17 июля.
Вчера один матрос, Олгарен, вошел ко мне в каюту и с испуганным лицом сказал, что, по его мнению, на корабле находится какой-то посторонний человек. Он увидел, как высокий тонкий человек, совершенно непохожий на кого бы то ни было из членов экипажа, вышел на палубу, прошел по ней и затем куда-то исчез.
Немного позже, днем, я собрал весь экипаж и сказал им, что так как они думают, будто на шхуне находится посторонний человек, то мы сделаем обыск от носа до кормы. Все шли рядом, с фонарями в руках; мы не пропустили ни одного уголка. Первый помощник злился, что я потворствую суевериям, что может деморализовать экипаж.
Люди после обыска сразу успокоились и снова мирно принялись за работу. Первый помощник хмурился, но ничего не говорил.
24 июля.
Какой-то злой рок как будто преследует шхуну, и так уже стало одним человеком меньше, нужно войти в Бискайский залив, предвидится ужасная погода, а тут вчера еще один человек исчез. Как и первый – пропал по время вахты, и больше его не видели. Люди снова в паническом страхе.
28 июля.
Четыре дня в аду: кружимся все время в каком-то водовороте; а буря не стихает. Ни у кого нет времени поспать. Люди выбились из сил.
29 июля.
Новая трагедия. Ночью на вахте был всего один матрос, так как экипаж был слишком утомлен, чтобы ее удваивать. Когда утренняя вахта пришла на смену, то никого не нашла.
30 июля.
Рады, что приближаемся к Англии. Погода чудесная, паруса все распущены. От усталости обессилен. Крепко спал, был разбужен помощником, сообщившим мне, что оба матроса на вахте и рулевой исчезли. На шхуне остались два матроса, помощник и я.
1 августа.
Два дня тумана – и ни одного паруса в виду. Надеялся, что в английском канале смогу подать сигнал о помощи или же зайти куда-нибудь.
2 августа.
Проснулся после пятиминутного сна от крика, раздавшегося точно у моих дверей. Бросился на палубу и подбежал к помощнику. Говорит, что также слышал крик и побежал на помощь, но никого не оказалось на вахте. Еще один пропал. Господи, помоги нам!
3 августа.
В полночь я пошел к рулевому колесу, заметив там человека, но, подойдя к колесу, никого там не нашел. Ветер был сильный, и так как мы шли по ветру, то звать было бесполезно. Я не посмел оставить руль и потому лишь окликнул помощника.
Он подошел ко мне и глухо шепнул в самое ухо, как будто боясь, чтобы ветер его не услышал: «Оно здесь; я теперь знаю. Я видел его в образе тонкого бледного человека. Оно, может быть, в одном из этих ящиков. Я открою их поочередно, один за другим и посмотрю. А вы управляйте шхуной». И с угрожающим видом он направился вниз.
Прошло немало времени. Я стал было надеяться, что помощник вернется в более спокойном состоянии, ибо слышал, как он что-то колотит в трюме, а работа ему полезна, – как вдруг раздался страшный крик. Будто обезумевший, на палубу вылетел помощник, но затем его ужас перешел в отчаяние, и он сказал решительным тоном: «Лучше и вы бы пришли, капитан, пока не поздно. Он там! Теперь я знаю, в чем секрет. Море спасет меня! Да поможет мне Бог!» И раньше, чем я успел сказать ему хоть слово или двинуться, чтобы его схватить, он бросился в море. Мне кажется, что теперь и я знаю, в чем секрет: это он, этот сумасшедший, уничтожал людей одного за другим, а теперь сам последовал за ними. Да поможет мне Бог! Как я отвечу за весь этот ужас, когда приду в порт? Когда приду в порт?.. Будет ли это когда-нибудь?..
4 августа.
Все в тумане, сквозь который восходящее солнце не может проникнуть. Я узнаю восход только инстинктом, как всякий моряк. Я не осмелился сойти вниз – не рискнул оставить руль; так и оставался здесь всю ночь – и во мраке ночи увидал Его!.. Да простит мне Бог! Помощник был прав, бросившись за борт. Лучше умереть, как подобает мужчине, бросившись в синее море. Но я – капитан, и не имею права покинуть свой корабль. Но я поражу этого врага или чудовище, так как привяжу свои руки к рулевому колесу.
10 августа.
Сегодня утром мистер Свэлз – тот самый старичок, с которым у нас иногда случались философские беседы – был найден со свернутой шеей прямо на скамейке в парке, где мы с Люси часто гуляли. Доктор сказал, что бедный старик мог просто неудачно упасть со скамьи, но люди говорили, что на лице у мертвого замерло выражение такого ужаса, что страх охватывал любого взглянувшего.
Мы с Люси, как и многие жители города, сегодня отправились на кладбище. Хотя суд пока не может ничего сказать точно, бедного капитана местные жители считают героем, а потому ему было решено организовать подобающие похороны. Это было очень трогательное мероприятие.
Но боюсь, не будь со мной моей чувствительной Люси, я бы не обратила на одну странность, сопровождавшую эти похороны. Вместе с нами на похоронах оказался один знакомый нам человек с собакой. Мы знали его как спокойного и доброго человека, а его собаку как тихое и послушное существо. Но на этот раз собака громко выла и не реагировала на команды и уговоры, пока мужчина не разозлился, схватил собаку и швырнул на ближайшую надгробную плиту. Коснувшись камня, собака тут же жалобно заскулила и никак не могла успокоиться.
Люси так взволновали все эти происшествия, что она настояла на долгой вечерней прогулке, в надежде, что это обеспечит нам сегодня спокойный сон.
Тот же день.
Как же я устала после прогулки. Но зато Люси быстро уснула и дышит спокойно. Я рада, что ей стало лучше.
11 августа.
3 часа ночи.
Я слишком взволнована. С нами приключилось нечто невероятно и кошмарное. Я уснула, не успев закрыть дневник… Проснулась я также внезапно. Меня охватило какое-то чувство одиночества и пустоты. Я не могла видеть кровать Люси, но, когда я подошла к ней, оказалось, что Люси нет в постели. Я зажгла спичку и поняла, что ее нет и в комнате.
Дверь была закрыта, но не заперта, хоть я и запирала ее. Я не стала будить мать Люси из страха навредить здоровью этой старой больной женщины, а потому оделась и сама отправилась на поиски. Люси ушла в одной ночной рубашке, а потому я предполагала, что найду ее дома.
Но пока я осматривала комнаты, мне становилось лишь страшнее, Люси нигде не было. Входная дверь была открыта, и я начала бояться, что Люси вышла на улицу. Мне некогда было раздумывать, как так вышло, что слуги забыли запереть дверь. Я выбежала на улицу, но нигде не могла высмотреть белую фигуру Люси. Я пробежала по Северной террасе и добежала до Западного утеса, и с его края постаралась разглядеть Восточный. Я предположила, что Люси могла пойти на наше любимое место, в парк, где мы постоянно гуляли. Так и оказалось. Луна высветила одинокую фигуру в белом платье на нашей любимой скамье. В неярком свете луны мне показалось, что за спиной ее стоит какая-то тень. Я не стала ждать, пока тучи разойдутся и свет станет ярче, а побежала к Люси. То время, что я бежала, показалось мне бесконечным, я задыхалась, а колени мои дрожали.
Но я сумела прибежать в парк вовремя, как мне кажется. Какая-то черная тень стояла, нагнувшись над Люси. Я в испуге закричала, тень отпрянула, подняв на меня голову, и я рассмотрела белое лицо с ярко-красными глазами. Я бросилась к Люси, из-за чего на какое-то время потеряла ее из виду, когда скамейка оказалась загорожена от моего взгляда небольшой церковью. Когда я оказалась рядом с Люси, она была совершенно одна, сидела с откинутой на скамью головой.
Она всё ещё спала – удивительно! При этом, стоило мне подойти к ней ближе, как она бессознательно разорвала воротник своей ночной рубашки несмотря на то, что она вся дрожала от холода. Я завернула ее в свою теплую шаль, заметив при этом, что на шее у нее остался небольшой след прокола, который, как мне кажется, причинял ей боль. Я бы решила, что я сама неосмотрительно оцарапала ее, но в моей голове набатом раздалось будто бы голосом моей родной Джейн: «Пьют кровь, кусают шею».
Господи, я схожу с ума! Мне кажется, что тот ужас, что встретила Джейн, монстр с корабля и белолицая тень как-то связаны. Ведь до чего странно, что всё это внезапно происходит в одно и то же время! Или странно, что я вижу связь между этими событиями? Где же тот психиатр, что так дружен с Люси? Думаю, уже не Джейн, а мне нужна его помощь.
Я сумела разбудить Люси, хоть и не без труда. Когда она поняла, где находится, она без удивления, с детским послушанием пошла за мной.
Мы добрались до дома, я заперла дверь на ключ и, привязав его к своей руке, уснула.
Полдень.
Я настояла, чтобы Люси еще раз написала своему другу-доктору. А пока буду надеяться, что мой рассудок не покинет меня.
12 августа.
Спала сегодня неспокойно. Мне всю ночь чудилось, что в закрытое окно будто бы бьется нечто большое, будто бы обезумевшая птица. Люси дважды пыталась выйти, отчего я дважды просыпалась. Но наутро она выглядела здоровой и веселой, а потому я рада за нее.
Всего двух подруг послала мне судьба, так почему же одну одолевает странный недуг, а другая пропала, окруженная опасностями? Всё, чего я хочу, так это счастья для моих родных несчастных страдалиц!
13 августа.
Я снова спала с ключом в руке и снова проснулась из-за попытки Люси уйти из комнаты. Я снова услышала странный звук за окном, и на этот раз решилась посмотреть. За окном беспрестанно носилась крупная летучая мышь. Я никогда не видела здесь подобных. Нужно будет утром расспросить Люси об этих странных животных.
14 августа.
Люси впала в свое полусонное состояние посреди бела дня. Мы гуляли в нашем любимом месте, и она внезапно застыла и сказала:
– Опять его красные глаза.
При этом она пристально смотрела на ту саму скамейку, где я нашла ее той ужасной ночью. На скамейке сидел какой-то господин в темных одеждах.
Вскоре после этого Люси очнулась, и мы пошли домой. К вечеру у нее заболела голова, и она рано отправилась спать. Я же решила прогуляться перед сном.
Когда я вернулась, уже ярко светила луна. В окне лома я заметила Люси и подумала, что та встречает меня. Но, подойдя ближе, я разглядела, что Люси сидит на подоконнике в своем полусонном состоянии, а рядом с ней расположилась будто бы огромная черная птица. Я бросилась вперед в испуге, что Люси может упасть или же простудиться, но, когда я вошла в комнату, она уже спала в своей постели.
На утро Люси была бодра, но бледнее обычного, а под глазами у нее залегли темные тени.
Пьют кровь! Вот о чем я думаю и ничего не могу с собой поделать.
17 августа.
Люси становится всё бледнее и слабее. Она постоянно встает во сне и сидит у окна. По утрам же ее почти невозможно разбудить, так она слаба. Я слежу за ней неустанно, а потому так устаю сама, что у меня нет сил даже вести дневник.
Сегодня, пока она спала, я осмотрела ее шею. Маленькие ранки не только не зажили, их будто бы становится больше.
Днем приезжал доктор Сьюард. Я рассказала ему о фантазиях Джейн, солгав, что подобными идеями страдает моя родственница, а потому я не могу сообщить уважаемому доктору имя или возраст пациентки. Также мы поговорили с ним о том, чем могут быть чреваты попытки логически связать события, которые на самом деле суть случайности. Доктор Сьюард с грустью признал, что подобным недугом страдают даже самые умные люди, и пообещал, что вышлет мне несколько статей на эту тему, раз уже меня так заинтересовал этот вопрос.
Люси почти не вмешивалась в беседу, но я видела, как горели ее глаза. Думаю, она всё ещё не оставила надеж свести нас с доктором. Я должна признать, что он и правда крайне интересный и приятный мужчина. Но разве могу я сейчас думать о чем-то, кроме опасности, которая, возможно, нависла над Джейн и над самой Люси?
Напоследок я попросила доктора осмотреть шею Люси, хотя это и не было его специализацией. Но странная рана заинтересовала его, и он пообещал немедленно написать мне, если сможет узнать, кто или что, могло оставить такой необычный след.
18 августа.
Люси снова стала прежней, она бодра и весела, что не может меня не радовать. Но именно поэтому я заметила еще одну странность в ее поведении. Стоит мне заговорить о странной красноглазой тени, как Люси тут же становится будто бы не собой, ее смех кажется неестественным, а улыбка натянутой. Она не может сказать, спала или бодрствовала в эти страшные моменты. Она говорит о странных чувствах и эмоциях, говорит о каком-то горьком томлении или о том, что видела, как я пытаюсь ее разбудить, но не чувствовала этого.
Мне кажется, что-то темное будто окружает нас, всё сжимая и сжимая свой ужасный круг.
19 августа.
Я так рада! Наконец-то я получила весточку от Джейн! Конечно, обстоятельства и ее состояние не способствуют радости, но я так счастлива, что она жива. Я так счастлива!..
Омрачает мою радость лишь то, что я не знаю, когда увижу мою дорогую Джейн. Она больна, а я для нее не сестра и даже не дальняя родственница, а потому вряд ли кто позволит мне приехать ухаживать за ней. Мне остается только верить, что она скоро поправится и приедет к нам. И я верю! Моя сильная, храбрая Джейн! Я так тебя жду!
Письмо сестры Агаты, больница Святого Иосифа и Святой Марии, мисс Вильгельмине Мюррэй
12 августа.
Будапешт
Милостивая государыня!
Пишу по желанию мисс Джейн Харкер, которая еще недостаточно окрепла, чтобы писать самой. Она пролежала у нас около шести недель в сильнейшей горячке. Она крайне волнуется, что вы переживаете за нее, а потому настояла на том, чтобы вам письмо как можно скорее. С письмом я отправляю вам дневник мисс Харкер, также по ее воле и настоянию.
Взамен она просит вас, если есть такая возможно, взять на себя часть оплаты больничных расходов, так как она считает, что здесь есть множество нуждающихся, кому бесплатный уход нужнее, чем ей. Мисс Харкер обещает, что возместит вам траты, как только сможет встать на ноги и вернуться к работе. От себя могу добавить, что это произойдет уже в скором времени.
Примите уверение в полном моем уважении и да благословит вас Бог.
Дневник мистера Сьюарда
18 августа.
Вчера у меня случилась крайне интересная беседа с мисс Люси и ее подругой, что гостила у нее. Мы обсуждали различные помешательства, особенно углубившись в тему навязчивых фантазий. Мисс Мюррэй рассказала мне о родственнице, что воображает себе пьющих кровь колдунов. Мне показалась эта идея чем-то схожей с зоофагией Рэнфилда, которого я пристально наблюдаю, но я промолчал, решив не расстраивать юную девушку столь неприглядной историей.
Еще более интересным стал случай, который мне довелось наблюдать самому. Как я узнал, прекрасная мисс Люси иногда ходит во сне, и однажды смогла пораниться – или кто-то ее поранил – необычайным образом. Я оглядел пару небольших проколов на ее шее, но сходу не смог придумать им разумного объяснения. Также мисс Люси показалась мне куда более утомленной и малокровной, чем я ее помнил.
Я заверил взволнованную мисс Мину, что обязательно займусь этим вопросом, а если вдруг дорогой нам обоим мисс Люси станет хуже, то я напишу об этом случае своему хорошему другу и наставнику, специалисту по различным диковинным случаям.
В ответ же мисс Мина высказала предложение написать моему эксперту сразу же, если вдруг я пойму, что сам не могу найти ответ на эту загадку. Я посетовал, что мне не хотелось бы отвлекать столь ученого и мудрого человека таким мелким случаем, на что получил удивительно разумный ответ:
– Опишите ему этот случай. Решит он заняться им или нет – всегда только его выбор, а потому вы никак не можете винить себя, что потратили его время на решение столь незначительного дела.
Письмо Авраама Ван Хелзинка доктору Сьюарду
19 августа.
Дорогой друг,
получив твое письмо, я тотчас же собрался выехать.
Ты зря переживаешь, что отвлек меня от важных дел. Описанный тобой случай крайне меня заинтересовал, и я вовсе не нахожу его незначительным.
К тому же, ты ведь спас мне жизнь, очистив мне рану от удара грязным ножом, который нанес мне наш нервный знакомый, а потому я всегда буду обязан помогать тебе и твоим близких. Но если это тебя успокоит, знай, что эта поездка не наносит никакого ущерба моим делам.
Я попрошу тебя обеспечить мне комнату в гостинице, чтобы я мог постоянно быть неподалеку от пострадавшей. И если возможно, я бы хотел увидеть эту леди уже завтра.
Ван Хелзинк.
19 августа.
Мой друг Рэнфилд вчера снова напомнил о себе. Около 8-ми часов с ним произошла неожиданная перемена, и, словно пес на охоте, он стал нервно расхаживать по комнате. Его обычное раболепие перед служителями сменилось надменностью и нежеланием разговаривать.
Служитель передал мне, что тот сказал лишь, что его господин рядом, а потому мы все для него больше не существуем. В этом служитель углядел религиозную манию, и я склонен был с ним согласиться.
В 9 часов вечера я сам решил посетить Рэнфилда. Я своими глазами увидел его надменное выражение и услышал слова про господина в ответ на любые попытки разговорить пациента.
Каюсь, разговор о маниях, что произошел у меня пару дней назад, видимо, крайне захватил мой разум, а потому я неожиданно для себя самого задал Рэнфилду вопрос о том господине, что прибыл к нему: