Радимира судорожно сглотнула и, не вымолвив ни слова, всего лишь кивнула. Есть совершенно расхотелось.
***
Вышло совершенно не так, как она ожидала. Кафтан получился косым. Один рукав длиннее другого. Рисунок, изображенный на вороте, съехал и стал не таким ярким и понятным. Нечисть совершенно не понимала, почему так произошло. Она умеет прясть. Всегда умела. И делала это искусно. По крайней мере, ей так казалось.
Возможно, дело в длинных тощих пальцах? Они так уродуют всё, к чему прикасаются?
«Я же нечисть. Дух. У меня не будут получаться красивые вещи», – если бы девица умела плакать, то наверняка сейчас зарыдала бы во весь голос от обиды и бессилия. Взглянув на свои руки, она фыркнула. Одна радость от прядения – девица начала вспоминать себя, когда была живой и красивой.
– Ярослава! – воскликнул хозяин дома, сжимая со всей силы маленький кафтан. Он в нетерпении поднялся с лавки и уже хотел пройти в светлицу к своей жене, но женщина ловко вышла из своей комнаты и закрыла дверь практически перед самым его носом. – Как это объяснить?
Хозяйка дома опустила взгляд с его красивого мужественного лица на руку, в которой он держал вещь. Тело её заметно напряглось, лицо посуровело. Нечисть тоже напряглась, ожидая брани.
– Я не пряла и не шила кафтан, Белослав, – голос Ярославы стал жёстким, будто она готовилась перевернуть дом с ног до головы.
– А что ж это?! У нас Кукимора завелась? Её проделки? – закричал Белослав, швыряя кафтан в другую часть комнаты. – Жена, пора уже подложить чертополох и можжевельник. А то нечисть повадилась. У Ладки домовой разбушевался. Видать предчувствуют, что холода скоро.
– Кукимора… Кикимора. Моя мать так называла таких нечистых духов…
– Ярослава, моя лебедь белая, как нечисть не называй, всё одно.
– Я разложу травы, сокол мой. Не беспокойся, – женщина, покачивая бёдрами, вплотную подошла к мужу и положила свою темноволосую голову ему на плечо. – Лучше пойдём с тобой на ярмарку. С твоей службой мы так мало проводим времени вместе.
Белослав хмыкнул, обнял Ярославу за талию и прижал к себе.
– А как же…?
– Он еще спит. Видимо, захворал. Наступают холода. Настойку из крапивы я ему уже дала.
Кикимора видела, как Ярослава игриво улыбается мужу. Да, перед такой улыбкой никто не устоит. Тем более Белослав.
И вот после долгих поцелуев, они уже собирались на ярмарку. Счастливые супруги. Но что-то было не так, и девица своим мёртвым сердцем чувствовала это.
Когда хозяева дома наконец удалились, наступила приятная тишина. Кикиморе показалось, что и хата посветлела и стала доброжелательней. Нечисть с тоской поглядывала на кафтан в углу комнаты. Ярослава так и не удосужилась его выбросить за порог.
«Иль задумала хозяйка обряд какой сделать?»
Кикиморке стало всё равно – настолько опустела она от недовольства хозяев дома. Пройдя в горницу, взглянула в своё отражение и горько усмехнулась. Послышалось шуршание за печкой. Кикимора медленно повернулась в сторону звука, мысленно предполагая, что это могут быть мыши.
Но нет. Она ошиблась.
Из-за печки вылез очень маленький дедушка. Он кое-как отряхнулся и начал ворчать, подходя к Кикиморе. Девица от удивления даже рот рукой прикрыла. Никогда она не встречала духов. А, может, и встречала, но уже не помнила об этом.
– Ах, ты, Кикиморка, опростоволосилась, – дедок ворчал, рассматривая свои крохотные сморщенные пальцы на руках. – Знал я, что беду жди от тебя. Только хозяюшку задобрил, всё и к ладу пошло.... А ты!.. Эх….
Девица никогда бы не подумала, что её будет ругать Домовой. Да ещё так сердито, что вмиг захотелось плакать от обиды. Но слёзы не текли из очей её. Она закрыла лицо костлявыми бледными ладонями, пытаясь отгородиться от брани старичка.
– Эх… Ладно… Полно тебе.... Это я так ворчу, – начал успокаивать её Домовой и поближе подошёл к девице. Он вытер руки от сажи об свои перепачканные штаны и ласково стал гладить ногу девушки. – Перемены не люблю просто… Это.... Пущай…. Хватит. Слёз все равно не будет. Только зря себя изводишь.
– Как бы я хотела вдоволь нарыдаться, – вздохнула девица, наблюдая как дедушка убрал руки и отошел от неё. – Так желаю угодить им. Ведь даже не знаю, зачем послали сюда меня. Неужто, чтоб беду принесла?
Домовой с сочувствием поглядел на неё и покачал головой. Будто хотел сказать что-то, но смолчал. Хоть и нечисть они все, духи, а обещанья дороже всего.
– Это мне кафтан? – послышался печальный голос мальчика, доносящийся из другой светлицы.
Кикиморка и Домовой быстро переглянулись и в момент очутились в той комнатке. Девица увидела, как мальчик испуганно прижимает к груди сделанную вещь.
– Мне нравится он… спасибо, – пролепетал мальчик. Духи почувствовали, что он сейчас вот-вот заплачет.
Дедушка толкнул девушку и головой кивнул в сторону юного хозяина. Кикиморка понимала, что мальцу нужно что-то ответить, но ранее неизведанные эмоции настолько переполняли её, что она невольно растерялась, да и мальчик-то, наверно, не в силах слышать речь нечестивых.
Кикиморка оглядела светлицу, думая, как подать сигнал. Понимая, что тишина в доме начинает угнетать юного хозяина, девица взяла и несколько раз постучала по деревянной стене. Мальчик от неожиданности вздрогнул и сглотнул подступающие слезы.
– Это подарок мне? – он сделал несколько шагов к лавочке, бесшумно сел, продолжая прижимать к себе кафтан. – Если да, то давай один стук. А если нет – то два.
Девица улыбнулась находчивости мальчика и постучала по стене один раз. От звука он просиял, и личико стало его ещё красивее. Светлые волосы небрежно торчали в разные стороны так, что малец напоминал юного лешонка.
– Я его надену и никогда не буду снимать! – горячо пробормотал он, надевая на себя сшитый Кикиморой подарок. Его голубые глаза излучали такой восторг, что девица, кажется, поняла, зачем послали её в этот дом – радовать мальчика.
***
Она подставила своё загорелое личико солнечным лучикам. Совсем скоро месяц сбора урожая, и уже не удастся сбежать из дома и погулять с подружками. После того, как отец внезапно отказал Святославу в сватовстве, она обозлилась на родителей и частенько сбегала из дома. Иногда они замечали отсутствие девушки, и тогда отцу приходилось пороть её, а матери – запирать в чулане.
От постоянной работы по дому и хозяйству у Рады распухали ладони. Василиса для неё таскала из погреба своего отца мазь лечебную, чтобы хоть как-то облегчить боль и залечить мелкие раны. Родители на гулянья не пускали. Святослав даже в порыве чувств предложил девушке сбежать, но Радимира отказала ему. Семья её уважаемая. Сбежит – нигде житья не будет. Только на позор обречет себя и род.