Чёрный фартук, как у трудовика, на локтях – бухгалтерские нарукавники, за правым ухом – ручка, как у столяра карандаш… Ручка смешно шевелилась, когда человек говорил, отчего у Григория возникло нестерпимое желание почесать в том же месте. «Вроде нормальная гостиница, только темновато как-то, да и название стремное, типа, в последний путь», – усмехнулся он про себя, всё ещё неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
– Покушать или переночевать, или то, и другое вместе?
– И то, и другое вместе, – услышал себя Григорий, будто кто дёрнул его за язык.
– Отлично, – открыл мужчина свой вспухший до середины гроссбух, больше напоминающий амбарную книгу. – Так как, говорите, вас называть, уважаемый?
Послюнявив указательный палец, он не спеша перевернул несколько страниц тетради.
– Гриша! – кинулся Григорий к стоящей рядом сумке, сверху которой лежало портмоне с документами и деньгами, но мужик его остановил:
– Успокойтесь, никаких документов не надо – мы вам доверяем. Оплата – по факту, достаточно одной монеты, – весьма серьёзно пошутил администратор. – Так и запишем – «Гриша». Имя редкое, не помню, чтобы раньше были у нас с таким именем постояльцы. Да, во избежание, меня Хароном* зовут, и я тут, так сказать, самый главный.
«Ничего себе! – ухмыльнулся Григорий. – Если у меня имя редкое, то что говорить о его? Хотел бы я видеть родителей, которые сына назвали в честь перевозчика мёртвых душ!»
– Осмелюсь спросить, вы будете один, или ещё кто к вам присоединится? – продолжил задавать вопросы администратор. – Если что, у нас есть номера для новобрачных, для двоих, троих, с домашними питомцами, с детьми… – принялся монотонно перечислять он.
«В этой дыре?» – чуть не вырвалось у Григория, но что-то вовремя его остановило.
– Варька, Гаврилу покорми, – с тем же непроницаемым лицом проронил мужик, отреагировав на шорохи в задней части мотеля, где, по всему, находились служебные помещения. – Уже с час, как возле крутится, а я занят, – напомнил он ещё раз, продолжая писать в журнале, лежащем на темно-синей скатерти стойки, точно такой же, что и на столиках кафе.
Немного погодя из подсобки последовал ответ:
– Пусть идёт. Покормлю. Чего нет?!
«Да сколько того занятия? – снова чуть не вырвалось у Гриши. – Неужели трудно одного оформить человека?» Он повертел головой в поисках названных – Варька отметилась, ещё раз буркнув в сердцах: «Знает ведь, что только я её кормлю, скотина, но все равно ябедничает, зараза».
«М-да, – недоуменно сморщился Гриша. – В одном предложении дважды оскорбить человека! Это даже дома, наедине с собой, непозволительно, а здесь вообще присутственное место, как никак, мотель, гостиница. Да, не очень красиво получилось, – обескураженно оглянулся он по сторонам. – Хорошо, что не слыхал этот самый Гаврила».
Григорий ещё раз внимательно осмотрел холл – никого. За то время, что он находился в помещении, второго названного не было даже в помине: кроме мужика за стойкой, его самого и трёхмастной кошки, что играла в дальнем углу с котятами, в комнате больше никто не появлялся. «Не спрятался же он за портьерами? Хотя, мало ли, всё может быть, если человека называть скотиной и заразой. При таком раскладе можно в землю зарыться, не то, что спрятаться под лавкой».
Любопытство брало верх. Сделав вид, что хочет посмотреть на машину во дворе, он подошёл к одному из узких окон, скрытых заношенными плюшевыми шторами. Тоже никого, только старческие проплешины на плотном драпированном бархате, да пыль, будто иней на зелёной ели в сумеречном лесу. И вдруг из подсобки донеслось:
– Гаврюша, ты где? Иди ужинать, Гаврила!
«Интересно, откуда он выйдет?» – вертел Григорий головой в поисках невидимого гостя, а между тем кошка степенно поднялась, аккуратно стряхнула с себя уснувшего котёнка, и спокойно, не торопясь, направилась на голос. Григорий удивленно провёл её глазами.
– Прибился мелким ещё – Гаврик да Гаврик, Гаврюша, – не поднимая глаз, видимо, не в первый раз, невозмутимо пояснил администратор. – А с месяц назад привёл… тю, прости господи, привела котят. Переназывать не стали, привыкли все давно. Мне кажется, ей абсолютно всё равно, как зовут – Гаврила, Мурка, Шарик, лишь бы поесть давать не забывали.
«Логично», – согласился про себя Гриша.
– Ну вот, закончили, – открыв ключницу за спиной, Харон застыл с поднятой рукой, будто что-то решая. – Счастливый номер вам попал – тринадцатый.
«Да уж, самое оно!» – насмешливо улыбнулся Григорий.
– Держите, – протянул мужчина ключ, и в это время – бах! – свет погас. «Вот тебе и счастье. Ждать себя не заставило», – иронично скривился Гриша, шаря в темноте руками в поисках тяжелого брелка. По спине снова пробежал холодок, а под ложечкой тревожно засосало.
– Пробку выбило, – на удивление спокойно отреагировал администратор, выуживая из недр стойки уже включённый фонарь. Тени шарахнулись в стороны.
– В десятом плита хандрит. Всё руки не доходят заменить. На худой конец, можно, конечно, починить, да тоже времени не хватает – на границе нынче жуткая запара. Не беспокойтесь, сейчас электричество включу – щиток на втором, пойдёмте, заодно и вам номер покажу, – продолжая что-то приговаривать себе под нос, Харон уверенно шагнул в темноту, пронизывая её дрожащим светом.
Рассохшиеся деревянные ступеньки тяжело заскрипели под весом двух человек. «Один, два, три…», – зачем-то считал Григорий, раздумывая, на какой границе запара, и как она связана с плитой в десятом номере придорожного мотеля? После семнадцати прыгающий луч фонаря упёрся в стену. Администратор свернул направо – в коридор, по всей длине которого, напротив глухо занавешенных шторами окон, выстроился десяток неприметных, сливающихся с обоями дверей, в верхней части с узкими стеклянными окошками каждая.
«Всё равно, что в больничных палатах», – вспомнил Гриша, как в четвёртом классе слёг с воспалением лёгких. В детском отделении районной больницы точно такие же окна в дверях находились – проходя мимо, дежурные медсестры и санитарки привычно заглядывали в комнату в поисках малолетних нарушителей больничной дисциплины. «А здесь они зачем? Неужели сотрудники мотеля следят за постояльцами?» – не нашлось у него другого объяснения.
Первая дверь на втором этаже была открыта настежь. Администратор остановился. Бледнеющий свет фонаря пробежал по странной, треугольной формы, комнате, выхватив из темноты стоящую по углам мебель. В левом углу находился круглый полированный стол на резных деревянных ножках с громоздкой вазой скрученных от возраста листьев папоротника посередине. В следующем – высокий стул со спинкой и подлокотниками, в дермантиновой, или, возможно, даже в кожаной, заношенной до дыр обивке. В третьем углу стояло гинекологическое кресло, накрытое плотной клеенкой бледно-зелёного цвета. Пространство в центре комнаты занимала тучная женщина, одетая в не первой свежести белый короткий халат с большими желтыми пуговицами, застегнутыми через одну.