Десятка мечей. Том I

Глава 7.

Уроки литературы проводил Евгений Николаевич – мужчина лет пятидесяти, до безумия влюблённый в свой предмет. Он и сам выпустил пару романов, которые не являлись самыми продаваемыми книгами Гесцарии, но были известны в кругах высшего общества. Это самое общество, после печати его книг, признало Евгения Николаевича писателем. Его романы высоко ценились, их разбирали на цитаты, которые становились афоризмами. Критики с нетерпением ждали выход каждой книги, и их ожидания всегда оправдывались. Начинающие писатели искали встречи с ним – с живым классиком! Его книги издавались на семи языках мира, а на французский, немецкий и греческий Евгений Николаевич перевёл свои творения самолично, не доверив это дело посторонним людям, которые не могли прочувствовать язык его книги и грамотно интерпретировать некоторые словесные обороты. Такой великий человек вырос в семье учёного и оперной певицы, и, как это обычно водится, любовь к искусству привила ему мать, а умение трудиться – его отец.

В Париже Софии удалось прочитать его книги на французском, а, во время одного из своих прошлых визитов в Гесцарию, и на гесцарском. За всю свою жизнь ей удалось прочитать несчётное количество книг, и, можно сказать, она не была обывателем, которому бы подошли среднесортные книги. Она по праву считала себя начитанной девушкой, разбирающейся в книгописании и умеющей грамотно дать оценку какому-либо произведению, исходя из своего богатого книжного опыта. После прочтения книг Евгения Николаевича на французском в свои тринадцать лет, София считала, что что-то упустила, что из-за перевода многое было утеряно. Не может же такой известный человек писать посредственную ерунду! Но уже в пятнадцать лет София прочитала его книги в оригинале и сделала для себя невероятное открытие: популярность ещё не значит качество.

Григорий Николаевич долго договаривался и всё-таки с трудом смог заполучить к себе в гимназию Евгения Николаевича в качестве преподавателя. София, хоть и знала об этом, но пару раз пыталась уговорить своего отца взять кого-нибудь другого, действительно профессионала своего дела. Когда в семейном кругу тема касалась Евгения Николаевича, София не стеснялась говорить всё, что думала о нём.

И сейчас она сидела на уроке у этой живой легенды. Мало того, что ей приходилось сидеть в этой чёртовой синей форме с кривой юбкой и бантом прям на горле, так ещё нужно было выслушивать этого престарелого павлина. Несмотря на свой непрофессионализм, Евгений Николаевич помимо того, что считал себя невероятно грамотным и гениальным мужчиной, ставил себя выше всех. Софии было смешно с его напыщенности.

– Мы с вами нечасто касаемся темы иностранных писателей, что я считаю непростительным упущением. Наш век полон известных писателей, оставивших для потомков кладезь материалов духовной пищи. Знаю, что тут не все любители читать, но есть ли у кого-нибудь иностранные авторы, которых он может для себя выделить?

Все начали отвечать и делиться своими любимыми писателями, у кого-то это был Кафка, Шекспир, у кого-то Гёте, у кого-то одна из сестёр Бронте, у Алексея же это был Оскар Уайльд, у Варвары, которая сидела рядом с Софией, оказалась Джейн Остин.

София подпирала ладонью щёку, когда Евгений Николаевич взглянул на неё, требуя ответ. И что ему ответить? У Софии не было любимых писателей, даже любимых книг. Были лишь книги, которые пришлись ей по душе и запали в сердце, и писатели, которые вызывали уважение. Но из них всех София не могла выбрать своих фаворитов.

– Ницше Фридрих.

Евгений Николаевич удивлённо вскинул брови. В его глазах смешались различные эмоции: неподдельное удивление, раздражённость и, казалось, даже злость. София в своё время была заинтересована Евгением Николаевичем и его биографией, поэтому многое о нём знала. Она всё пыталась понять, как такому второсортному писаке удалось встать на одном уровне с классиками. И в его биографии был один интересный эпизод, который сложно найти в общедоступных книгах и ради которого пришлось буквально копаться в бумажках различных библиотек.

Десять лет назад Евгений Николаевич получил рецензию об одном своём романе. Это была даже не рецензия, а комментарий, дошедший до него самого. Из него следовало, что Ницше не оценил труды Евгения Николаевича, но больше всего его вывел из себя тот факт, что его работа была удостоена лишь одним коротким предложением, которое, несмотря на прошедшее время, то и дело всплывало в его голове. Из-за нанесённого оскорбления Евгений Николаевич порицал его работы и в особенности высмеивал идею «сверхчеловека», ссылаясь на тяжёлую болезнь философа.

София знала про это и, по правде говоря, она сама не полностью разделяла философию Ницше. Но ей было так скучно на лекции у Евгения Николаевича, что она таким образом решила развеселить себя.

– Какой у Вас хороший вкус. Я читал его работы и, честно говоря, совершенно не разделяю мысли этого безбожника-нигилиста. Вбивает в голову молодым людям такой бред, так что будьте аккуратнее и выбирайте книги с умом. Люди, пишущие умные и правильные вещи, в доме для душевнобольных не сидят, – Евгений Николаевич вздохнул то ли из-за сочувствия, то ли, чтобы успокоиться. Он натянул улыбку. – Желаю ему скорейшего выздоровления.

– Безбожника? – София убрала руку от щеки. – Почему именно его Вы удостоили такого звания? Многие из тех, кого назвали ранее, также не слишком трепетно относятся к вере. Но именно Ницше Вы удостоили такой чести.

– Ну, знаете ли, никто из них Бога не похоронил.

– Вы про его высказывание, что Бог мёртв? Но Вы пытались докопаться до сути и понять, что именно это значит?

Евгений Николаевич еле заметно нахмурился, а костяшки рук, которые он спрятал за спиной, побелели. Конечно, он не разбирался, даже не пытался. Это не было его целью. Его целью было как можно сильнее очернить высказывания философа в глазах высшего общества. Ведь сам Евгений Николаевич обладал авторитетом, а значит, многие должны к нему прислушаться. И тогда комментарий Ницше про роман Евгения Николаевича считали бы бредом неверующего разрушителя морали. Поэтому в обиде Евгений Николаевич написал целую статью о «Весёлой науке», перевернув всё так, как надо было именно ему.

– Конечно, я старался разобраться в том, что он имел в виду. Но что тут разбираться? И так всё ясно.

– Если бы Вы старались, то дошил бы до сути. Наш век запомнится не только выдающимися писателями, но и таким явлением, как кризис веры. Я бы посоветовала Вам прочитать что-нибудь на эту тему, а также ещё раз проанализировать работы Ницше, – София невинно улыбнулась, но Евгений Николаевич начал понимать, что девушка просто над ним издевается. – Даже я в своём юном возрасте смогла более-менее разобраться, так что Вам, великому уму, это не составит никакого труда.

– Вы подвергаете мою статью под сомнение?

Алексей с интересом наблюдал за перепалкой Софии и преподавателя. Он и сам недолюбливал Евгения Николаевича и, несмотря на его статус и авторитет, считал его слишком надменным и высокомерным. Поэтому сейчас он наслаждался тем, как София всё глубже топила Евгения Николаевича, и как он всё сильнее и сильнее злился.

– Сонь, – шепнула ей Варвара, которая начинала беспокоиться за свою подругу, – тебе бы следовало остановиться.

– Ни в коем случае! – София обращалась к Евгению Николаевичу, но Варвара понимала, что это адресовано и ей. – Просто я считаю, что… – София нахмурилась, делая вид, что она размышляет над своими словами. – Не стоит всё судить по своему опыту, зачастую известные и уважаемые люди и правда делают что-то выдающееся!

В глазах Евгения Николаевича промелькнула искра ярости от той цитаты Ницше, которую он оставил в качестве рецензии на свои книги. Евгений Николаевич уже был готов разразиться грозными речами, но вовремя вспомнил, что находится в аудитории на лекции, ведёт диалог с дочерью директора, и он не мог дать волю своим эмоциям перед целым классом учеников.

– Я не собираюсь это выслушивать! Юная леди, прошу Вас выйти вон из аудитории!

София, словно этого и добивалась, вскочила с места, сделала неглубокий реверанс и под возмущения до глубины души задетого Евгения Николаевича шустро спустилась по ступенькам.

Варвара тяжело выдохнула и покачала головой, Иван с интересом наблюдал за реакцией преподавателя, а Алексей с ленивой улыбкой наблюдал за Софией. Это заметила Аделина, и она недовольно поджала губы. До недавнего времени она считала, что Алексей в её руках, но София ставит её уверенность под сомнения. Если София даст ей ещё один повод для волнений, Аделине придётся что-нибудь придумать, чтобы больше не переживать на её счёт.

Аделина улыбнулась. София не первая – и не она последняя.

София, взяв подол юбки в руки, со всех ног бежала по пустым коридорам гимназии. Стук её каблуков о начищенный мраморный пол разносился по всему зданию – единственный звук свободы, который здешние уши могли бы услышать.

София, как могло бы показаться, бежала бесцельно. Первое время так и было – она хотела выпустить энергию, которая скопилась из-за перепалки с Евгением Николаевичем. Ведь во время спора и дискуссий, в которых ты однозначно держишь верх, появляется такое волнующее чувство, от которого трясётся всё тело. Но потом девушка определилась с направлением, и побежала в сад внутреннего двора гимназии.

Глава 8.

Внутренний сад гимназии был небольшим, но достаточно злёным, чтобы молодые люди могли отдохнуть от процесса обучения. Были высажены пышные розы, стройные деревья были разбросаны по периметру сада, для отдыха стояло как минимум пятнадцать узорных чугунных скамеек, а постриженные сочно-зелёные кусты шли вдоль тропинок. Солнце стояло в зените, и из-за жары София пошла к фонтану. Девушка подошла к нему, набрала прохладной воды в ладонь и приложила её ко лбу. Тёмно-синяя форма мало того, что душила её, так ещё притягивала солнечный свет, из-за чего Софии казалось, что она вот-вот растает.

Формой для старших классов являлся тёмно-синий костюм: у юношей брюки с галстуками, а у девушек косые юбки и на шее вместо галстуков повязанные банты. У средних и младших классов форма была тёмно-зелёной, что помогало различить, кто есть кто.

София услышала шаги по траве и почувствовала, что здесь есть кто-то ещё. И этот «кто-то ещё» направляется в её сторону. Она уже натянула улыбку в готовности премило вести разговор и отвечать на вопросы о её нахождении здесь, как она резко замерла.

В её сторону направлялась высокая статная женщина со стройным станом. Её чёрные, как смоль, волосы, были убраны и заплетены на затылке, а бордовое бархатное платье заставляло дивиться тому, как женщина выстаивала такую жару. Она была точной копией Варвары. Точнее, именно Варвара была точной копией женщины. Точной копией своей матери.

Симахошина Маргарита Ильинична – мать Варвары и та, которой принадлежат фабрики по производству хрусталя и фарфора. Её муж погиб во время плавания на пароходе в северных морях – судно наткнулось на айсберг. Этот путь для поездки в Европу был открыт совсем недавно. Первое время часто случались катастрофы, повлёкшие за собой жертвы, и отец Варвары, а также муж Маргариты Ильиничной – один из тех, кого настала эта трагичная участь. Женщина горевала недолго: во-первых, ей было не до этого – на её плечи упала ответственность за две фабрики, а во-вторых, она, хоть и уважала своего мужа, но не очень любила, и вышла за него только по настоянию родителей. Но в кого она действительно была влюблена долгое время?

София почувствовала, как воздух стал тяжёлым. Маргарита Ильинична была влюблена в Григория Николаевича – отца Софии.

– Добрый день, Маргарита Ильинична, – София поклонилась женщине.

– Здравствуй, София. Рада тебя здесь встретить, но я не совсем понимаю, что ты тут делаешь. Варвара мне сказала, что вы теперь учитесь в одном классе, и сейчас ты должна быть на лекции, разве не так?

– Всё именно так, но наши взгляды с Евгением Николаевичем немного различаются, и меня, к моему стыду, выгнали из аудитории.

– Главное, что ты понимаешь свою неправоту, – София приложила силы, чтобы улыбнуться и не начать спор.

Маргарита Ильинична – одна из немногих людей, которые могли заставить Софию чувствовать себя не в своей тарелке. Она всегда чувствовала, как Маргарита Ильинична настроена к ней, она словно винила Софию за появление на свет. И, если другие как-то пытались скрыть свою неприязнь к Софии, то Маргарита Ильинична не заморачивалась с этим – она будто и не хотела прятать свои истинные чувства к девушке, но делала вид, что старается изо всех сил. И вот сейчас – она улыбалась легко и не слишком лучезарно, а её глаза были тёмными и не выражали ни капли добродушия.

– В следующий раз, как представится возможность, я обязательно извинюсь перед Евгением Николаевичем – он уважаемый человек, как никак. А Вы, извольте поинтересоваться, что тут забыли?

– Вот уже как много лет подряд моя фабрика тесно сотрудничает с гимназией, поставляя сюда различные предметы интерьера: к примеру, хрустальные люстры и броши для бантов женской формы. С сегодняшнего дня сюда ещё будет поставляться фарфоровая посуда для учеников и сотрудников гимназии. Я лично приехала проследить за процессом перевозки.

– Кто бы мог подумать, что я удостоюсь чести трапезничать из посуды производства Вашей фабрики!

– Как лестно слышать, что дочка высокопоставленного человека так положительно отзывается о качестве посуды с моей фабрики.

София улыбнулась Маргарите Ильиничне, всё это было так неискренне, что девушку начало тошнить, несмотря на её опыт в ведении столь лицемерных разговоров. Ей казалось, что солнце начало палить ещё сильнее. Она не хотела уходить отсюда и ждала, когда это сделает Маргарита Ильинична. Ещё чего – этот сад – единственное место, где она могла сейчас быть, таскаться по коридорам гимназии у Софии не было ни малейшего желания.

– Вы с Варварой теперь подружки, как я смогла понять?

– Да, мы уже давно знакомы, но у нас никак не получалось выстроить достаточно крепкую связь, чтобы зваться подругами. И вот, теперь у нас это получилось. Варвара – прелестная девушка, которую Вы замечательно воспитали.

– Рада это слышать. У неё никогда не было подруг, для неё это в новизну.

София снова просто, поджав губы, улыбнулась. Она знала что-то из рассказов самой Варвары, из слухов, да и сама была неглупа, чтобы не заметить, как Маргарита Ильинична воспитывает Варвару. Подруга? Ни о какой женской дружбе и речи не может идти. Сама женщина ими не обжилась и теперь не даёт спокойно жить своей дочери. Все свои обиды и травмы она выместила на Варваре. София терпеть не могла Маргариту Ильиничну ни как человека, ни как мать.

Вдруг взгляд Маргариты Ильиничны переместился на что-то, что было за Софией, и глаза женщины стали мягче, будто она начала таять. Она сделала неглубокий реверанс.

– Григорий Николаевич, добрый день.

София услышала быстрый шаг отца, который не предвещал ничего хорошего. Он шёл уверенно, а его каблуки чётко отбивали о каменные дорожки сада.

– Добрый день, Маргарита Ильинична. Присматриваете за доставкой Вашей посуды?

– Да, это моя обязанность.

– Как чудно, всем бы такой уровень ответственности, – Григорий Николаевич обернулся на Софию. – Прошу прощения, что не имею возможности с Вами премило побеседовать, мне нужно провести воспитательную беседу со своей дочкой.

– Да, да, всего Вам хорошего, не смею задерживать.

– До свидания, – крикнула на прощание София и поспешила за отцом.

В кабинете было всё то же беззвучие, и лишь тиканье часов, которое медленно выводило Григория Николаевича из себя, разбавляло эту тишину. София стояла перед столом своего отца, опустив глаза в пол.

– Почему мне на тебя жалуются в первый же день? – Григорий Николаевич начал разговор спокойно.

– Я была не согласна с Евгением Николаевичем.

– И поэтому ты сорвала лекцию?

– Я не срывала! Мне кажется это не допустимым – называть какого-то писателя плохим, опираясь на свой личный опыт. Я тебе давно говорила, что Евгений Николаевич – непрофессиональный педагог, и я…

Григорий Николаевич неожиданно и для Софии, и для самого себя, стукнул по столу ладонью, отчего девушка зажмурилась, и на весь кабинет разлетелся звон стоящих на столе различных приспособлений и предметов. Он вскочил со стула и со спокойного тона перешёл на крик.

– Как будто я тебя не знаю! – мужчина чуть наклонился через стол к своей дочери. – Ты можешь строить из себя жертву перед кем угодно, но только не передо мной!

София поджала губы и смотрела в пол, разглядывая рисунок на нём, пока Григорий Николаевич её отчитывал.

– Ты понимаешь, что позоришь меня? Меня, нашу семью! Тебе в будущем перейдёт эта гимназия, думаешь, тебя будут уважать, помня твоё неподобающее поведение?!

София готова была смиренно слушать речи отца и была даже готова искренне признать свою вину. Но Григорий Николаевич снова коснулся ненавистной ею темы. Как тут можно держать себя в руках? После Григория Николаевича на крик сорвалась и София.

– Да к чёрту эту гимназию! Я не собираюсь становиться директрисой, и я это уже сто раз говорила и тебе, и всем, кому только можно было!

– Как ты смеешь такое говорить! Это труды твоих предков, если бы не эта гимназия, одному Астерию известно, где бы сейчас была вся наша семья! Ты должна чтить память и уважать эту гимназию! Тебе уже не пять лет, ты должна серьёзно думать о своём будущем. Иногда приходится делать не то, что тебе хочется, а то, что надо!

– Тебе-то откуда это понять?! Ты был рад назначению директором, ты женился на человеке, которого ты любишь, тебе никогда не приходилось переступать через себя и свои желания! Тебе просто повезло… Посмотри на меня, посмотри на Маргариту Ильиничну, которой нужно было выходить замуж за своего уже почившего мужа! Она счастлива? Она ненавидит женщин, растит в такой атмосфере Варю, которая из-за своей матери терпеть не может весь мужской род! Ты хочешь, чтобы я была такой же, как Маргарита Ильинична, с пустыми глазами? Чтобы мои дети не видели свою мать? Как я не видела тебя! И если Кики всё понимала и не сердилась, то я была злой, как собака! Я хотела видеть своего отца хотя бы по вечерам!

София сжала кулак и перевела дыхание, ведь её голос уже начинал дрожать. Она могла выдать приближающиеся слёзы.

– Я до сих пор помню, как ты не смог появиться на моём дне рождения в один из моих приездов из Парижа, из-за чего мне пришлось жить, не видя тебя несколько лет подряд. Мама всё мне объяснила и сказала, чтобы я на тебя не злилась, ведь тебе и так тяжело на работе. Всю свою жизнь я лишь делала вид, что понимаю тебя и не держу обиды, но знал бы ты, что происходит у меня внутри!

Григорий Николаевич чуть остыл и уже совершенно по-другому смотрел на свою дочь: на смену гнева в его глазах пришла жалость.

– Ты хочешь своим внукам такую же жизнь? При том, что дети не будут видеть не отца, а свою мать, к которой они привязаны сильнее по природе?

– Сонечка, я…

– Хорошо. Я надеюсь, что хотя бы выйду замуж за того, за кого захочу, а не за того, за кого надо?

– Прекрати утрировать. Ты знаешь, что я хочу для тебя только лучшего.

– Но, как и всегда, твоя работа важнее, чем я.

– Эта работа нас кормит.

– От пары пропусков на работе ты ничего не потеряешь.

Григорий Николаевич скрепил руки за спиной и с улыбкой покачал головой.

– Иногда одно решение, один час и даже одна минута может лихо изменить всё, что было для тебя раньше привычным.

София молча смотрела на отца и думала о том, какую ересь он несёт. Вдруг загорелась лампочка, что оповещала о внезапном визите к Григорию Николаевичу. Он вместе с Софией одновременно посмотрел на уже успевшую потухнуть лампочку.

– Кто это так внезапно решил меня навестить?

Григорий Николаевич подошёл к стене, что была за его спиной. На ней весело огромное полотно с гербом рода Ставрогиных. Он нажал на кнопку, что пряталась за полотном, и замок на двери со звуком, который оповещал пришедшего о том, что он может заходить, провернулся.

На пороге стоял Алексей. Его появление удивило Григория Николаевича и в большей степени Софию. Алексей стоял на пороге и улыбался. Он даже не взглянул на Софию, которая с интересом рассматривала молодого человека. Знала бы она, каких усилий Алексею стоило на неё не смотреть. Софии на это, вопреки мыслям Алексея, было без разницы: удостоил он её свои взглядом или нет. Она словно видела его насквозь и знала всё, что происходит в его, как казалось пустой, голове. Его улыбка была такой тёплой и казалась Софии родной, что она не злилась на него за его же расчёты и схемы, которые он себе напридумывал, а с интересом наблюдала.

Алексей медленно подошёл к столу Григория Николаевича и поравнялся с Софией.

– Здравствуй, Лёша, что тебя сюда привело?

– Как что? – удивился молодой человек. – Мою одноклассницу выгнали из аудитории, я как староста обязан был здесь появиться.

– Ты же знаешь, по какому поводу она здесь?

– Конечно. Я сам присутствовал на лекции Евгения Николаевича и всё видел, и я…

– Спасибо, Алексей, – перебила его София. – Я очень ценю твою готовность мне помочь, ты отличный староста, но я не нуждаюсь в твоей защите.

– А кто сказал, что я буду тебя защищать?

София, не совладав со своими эмоциями, выразила изумление на своём лице. Григорий Николаевич тоже удивился, но он был так заинтригован, что неосознанно улыбнулся. Что это такого задумал Алексей? Всегда всех защищал, а тут вдруг показал совершенно другое отношение.

– Григорий Николаевич, я отношусь и буду относиться к Вам с глубочайшим уважением, Вы и сами это прекрасно знаете. И я не позволю кому-либо срывать уроки и вести себя неподобающе, даже если это Ваша дочь. Я надеюсь на Ваше понимание.

Григорий Николаевич еле сдерживался, чтобы сохранить спокойное лицо и не залиться смехом. О неподобающем поведении и срыве уроков говорит Алексей? За десять лет учёбы здесь он позволял сам себе это в полной мере и бесчисленное количество раз. И, когда это изредка делали его одноклассники, приходил лишь за тем, чтобы их как раз защитить и выпросить максимально лояльное наказание. Ко всему прочему Григорию Николаевичу было забавно смотреть на выражение лица своей дочери. Совершенно неожиданный поворот событий – кто бы мог подумать, что молодой человек придёт не для того, чтобы вытащить даму из беды? Давно он не видал такое искренне удивление на лице своей дочери.

– Конечно, Лёша, я рад, что ты так ответственно относишься к своим обязанностям. Зачем же ты тогда пришёл сюда?

– Я не собираюсь покрывать и выгораживать Софию, напротив. Позвольте мне за ней присматривать и контролировать, дабы предотвратить такие инциденты в будущем.

Улыбка Григория Николаевича стала заметно шире. Вон что удумал!

– Конечно, Лёша. Полагаюсь на тебя.

София с открытым ртом смотрела то на Алексея, то на своего отца. Они сговорились что ли? Что значит – «контролировать»? Ей и так этого чёртового контроля по горло!

Алексей со всё той же улыбкой, но которая вдруг начала выводить Софию из себя, повернулся к девушке. Она взяла себя в руки и натянула улыбку.

«Устрою я тебе контроль… Бессовестный, замаешься меня контролировать!»