7. Когда начинается рабство?
Об Эсне Милдар позже говорил сам – часто, охотно, с отцовской какой-то гордостью и любовью. Он говорил – и из звуков его речи словно светились солнечные лучи. Дерек, чуть прикрыв глаза, вслушивался в немного дребезжащий голос старого друга, и ему отчего-то казалось, что Эсна, улыбаясь, стоит прямо за их спинами, что он почти слышит за словами шелест её платья и лёгкие шаги, что по стенам вот-вот заскользят солнечные зайчики – лучики, отражённые заколками её волос или серёжками.
Милдар приехал в Кармидер по её поручению: собрать информацию о женщинах-выпускницах и подготовить проект по ним так, чтобы он сумел убедить Грэхарда в целесообразности женского образования. Дерек включился в работу горячо и бурно; прекрасно зная своего бывшего господина, он выстраивал систему аргументов так, чтобы они показались ему наиболее убедительными, оставлял часть выводов за кадром – твёрдо зная, что он додумает их сам, и оттого в его глазах они приобретут особую ценность, – и напирал на те доводы, которые владыка сумел бы позже использовать для укрепления своей политической позиции, как в Ньоне, так и среди соседних государств.
Он работал для Эсны, но словно бы говорил с Грэхардом; и в один момент поймал себя на том, что продумывает, что и как будет говорить, когда Грэхард, получив эти бумаги, начнёт спор – а он был неизбежно уверен, что спор такой начнётся, и мог предсказать его ход, и именно поэтому в голове его привычно стало складываться, что и каким образом сделать и сказать, чтобы…
Дерек тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сжал перо в руке так, что чуть не сломал. Оглянулся.
Привычная аудитория Кармидерского университета, учебные пособия с анжельскими заголовками на стенах, анжельские книги на подоконнике, на неотмытой грифельной доске – остатки анжельских букв. Милдар, нацепив на нос очки, щурится и аккуратно переписывает сделанные Дереком заметки, попутно переводя их с анжельского на ньонский – почерк Дерека во дворце владыки знали прекрасно, вне зависимости от того, на каком языке он писал.
«Что меня всё так тянет в этот проклятый Ньон!» – с досадой подумал Дерек по-анжельски, откладывая перо.
Бумаги на его столе дрогнули под лёгким порывом ветра, пробившимся в чуть открытое окно.
«Ну, давай, ты только представь себе! – подначил сам себя Дерек. – Представь-представь! Что он, положим, не убьёт тебя, и станет как прежде!»
Как прежде ему представилось очень даже ярко и выразительно – беготня по столице, душные заседания совета по утрам, угрюмая каменная физиономия Грэхарда, тонны бумаг, постоянные форс-мажоры, приказы, поручения, интриги… Он вздрогнул от гадкого противного чувства, представив себе всё это, – особенно теневую сторону жизни вблизи власти, ту сторону, которая была наполнена приказами, отчётливо идущими против совести Дерека. Он не раз предавал и самого себя, и свою совесть – ради Грэхарда – и теперь всё пытался понять: почему?
Не что чтобы у него ранее не представлялось возможности сбежать.
Он мог сбежать почти с самого начала.
Раньше бы он сказал, что не сделал этого, потому что не мог предать Грэхарда.
Теперь же он впервые задался вопросом: с чего он вообще взял, что это было бы предательством? Что обязало его быть верным Грэхарду, кроме, собственно, того, что Грэхард купил его и не был с ним жесток?
Конечно, Дерек теперь уже не мог вспомнить себя пятнадцатилетнего, потерявшего близких, избитого, голодного, отчаянно боявшегося насилия и боли, – там и тогда Грэхард явился как спаситель, который вытащил его в жизнь, где не бьют, где кормят, где тепло и сухо. Дереку тогда было решительно нечем отплатить, вот он и отдал Грэхарду всё своё служение – единственное, что он мог ещё отдать.
Теперь Дереку было тридцать семь; и он, решительно, не помнил, что и почему пугало его в пятнадцать, о чём он думал и как чувствовал.
Он аккуратно закончил задуманную на сегодня работу, попрощался с Милдаром и медленно отправился к Тогнарам.
Он рассказывал Райтэну, что работает над проектом для Ньона, но не говорил, что был знаком с Милдаром, потому что предвидел, что Райтэн, не будучи знакомым с Милдаром и не зная, что это за человек, испугается, что тот выдаст Дерека Грэхарду, и, сколько бы Дерек ни уверял, не меньше года будет нервничать и параноить, ожидая наёмных убийц или других неприятных сюрпризов.
Райтэн обнаружился в кабинете, хмуро рассматривающий карту Кармидера с таким видом, словно она виновата во всех земных несчастьях.
– По какому случаю траур? – хмыкнув, попытался прояснить причины мрачного настроения друга Дерек.
Тот недовольно постучал по карте ногтями, поморщился и выдал мысль, которая его волновала уже не первую неделю:
– Ума не приложу, где ещё попробовать найти хорошего управляющего.
– Управляющего? – Дерек присел на край стола, легкомысленно заболтал ногой, взглянул на карту, вытащил из кармана утащенные по дороге яблоки, откатил одно Райтэну и начал грызть другое сам.
Состроив взгляд «у моего собеседника точно имеются ли мозги?», Райтэн всё же яблоко взял и сухо поведал о своих попытках кого-то найти.
Отец, конечно, вызвался помочь с карьером, но не мог работать там вечно – у него были и свои дела – да и новая затея с караваном лёгких судов и речной торговлей требовала больше внимания, чем присмотр из Кармидера. Райтэн уже славно пошлялся по городу в поисках старых знакомых, но беда была в том, что он непременно хотел найти человека с мозгами – а райтэновским критериям наличия у человека мозгов мало кто мог удовлетворить. К тому же, талант договариваться с людьми о чём бы то ни было всё ещё не был ниспослан Райтэну небом, так что его поиски, пусть и были весьма тщательными и методичными, оставались совершенно бесплодными.
Чем больше Райтэн рассказывал о своих затруднениях, тем хуже у Дерека жевалось яблоко.
В последние два месяца он совершенно выпал из всех этих проектов – его полностью занимали университет и Рэнь. Он проводил с нею всё то время, что не занимался изысканиями, и уходил в работу над картами всегда, когда Рэнь была чем-то занята. Все его мысли и чувства равно поглощали эти две страсти, и он, по правде сказать, совершенно забыл и про подвисший карьер, и про каменный уголь, который должен был вскоре прибыть в Кармидер речным путём, и про необходимость этот речной путь хорошенько освоить и наладить, и… в общем – про всё забыл.
– Рогр. – Оставив на столе недоеденное яблоко, Дерек вскочил на ноги. – Тэн, я… прости, у меня всё из головы вылетело!
– Что вылетело? – нахмурился, вгрызаясь в своё яблоко, Райтэн, не уловив направление мысли.
Дерек, краснея и горячась, принялся лихорадочно оправдываться, объясняя, что из-за всей это университетской возни совершенно позабыл про свои обязательства и…
– Постой, – несколько растеряно оборвал поток его самоуничижительного красноречия Райтэн. – Что ещё за обязательства?
Несмотря на нагромождение эмоциональных объяснений и извинений, он так и не понял, в чём суть проблемы. Райтэну было совершенно невдамёк, что, полностью погрузившись в воспоминания о своей ньонский жизни, Дерек невольно перескочил на ту линию поведения, которая была свойственна ему тогда, – и которая так не соответствовала его отношениям с другом!
С грехом пополам – поскольку ему было слишком мучительно стыдно – Дерек всё же растолковал свою позицию.
Райтэн медленно и аккуратно догрыз яблоко. Наклонил голову. Вкрадчиво, но недовольно спросил:
– Дер, ты мозги университету сдал на хранение, что ли?
Заметив по растерянному лицу друга, что с мозгами у него сегодня, и в самом деле, какие-то проблемы, вздохнул, возвёл глаза к потолку и скучающим тоном уточнил:
– Напомни мне, а с каких это пор ты обязан заниматься моими, – выделил он голосом, – проектами?
Дерек удивлённо моргнул и жалко как-то пояснил:
– Ну, я же на тебя работаю?..
Лицо Райтэна совершенно застыло, как всегда бывало, если друг произносил совершенно уж редкостную чушь. Поперебирав в голове два десятка любимых ругательств, он устало потёр лоб рукой и сухо заключил:
– Тебе категорически противопоказано работать с чем бы то ни было ньонским, Дер. У тебя от этого какие-то странные идеи в голове появляются.
Тут Дерек подумал, что на такое неплохо бы и оскорбиться, и сложил руки на груди.
– Ты на меня работал, – Райтэн сделал упор на прошедшем времени, – пять лет назад. С осени 638-го по весну 639-го. Сейчас, как подсказывает мне память, – с отменной язвительностью в голосе добил он, – 643-й.
На лице Дерека отразилась растерянность.
С минуту он тупо смотрел на Райтэна, затем до него дошло – и он рассмеялся от смущения и облегчения и рухнул в кресло.
– Ты прав, – со смехом согласился он, – всё ньонское на мне, определённо, дурно сказывается!
Райтэн вздохнул с облегчением и, изобразив улыбку краешками губ, ответил:
– Ну, хвала Великому Пламени! А то я уж испугался… – и не удержался от шпильки: – Ты там проверь на всякий случай, нет ли у тебя на запястьях моего имени, а то вдруг мы что-то упустили?
– Свят-свят-свят! – отмахнулся Дерек. – Мне твоего имени в паспорте хватает!
– Как интересно! – продолжал изгаляться Райтэн. – И с каких это пор в паспорта заносят данные о работодателях, а?
– Всё, всё! – замахав руками, выскочил из кресла Дерек и прижал руку к сердцу. – Прости своего несчастного безмозглого брата, ибо он не знает, что несёт!
Губы Райтэна заметно дрожали от сдерживаемого смеха.
– Я подумаю, – с королевским видом пообещал он.
Ухмыльнувшись, Дерек отметил:
– Ты мне ещё Годэна забыл припомнить.
Нарисовав на лице выражение истинно священного ужаса, Райтэн не только воскликнул: «Свят-свят-свят!» – но от усердия даже перекрестился.
– Вот! – наставительно поднял палец Дерек. – У меня явный талант обращать даже самых прожжённых атеистов!
– Не дождётесь, – беззлобно огрызнулся Райтэн и со вздохом вернулся к разглядыванию своей карты.
Дерек подошёл ближе, тоже её поразглядывал, почесал бороду и признался:
– Вообще не представляю, где его найти.
– Ну, помолись, что ли, – с хмыканьем предложил Райтэн. – Должна же и от верунов быть своя польза?
– На Бога надейся – а сам не плошай! – наставительно напомнил Дерек.
Махнув рукой на карту, они отправились обедать.
8. Кто такая Рубиэлэнь Михар?
Обед, впрочем, сразу не задался, потому что в гостиной они застали весьма драматичную картину: на диванчике Руби ревела Кайтэнь в плечо, тётушка суетилась с какими-то успокоительными каплями, а поодаль топтались неизменный профессор Линар и почему-то Илмарт.
Поскольку девушки были заняты слезами, профессор слишком нервничал, а тётушка слишком причитала, именно Илмарт и сумел ввести новоприбывших в курс трагедии: оказалось, что Руби таки действительно сбежала из дома, использовала для поступления фальшивые документы, и вот, теперь получила письмо от отца, который наконец нашёл блудную дочь и планирует в ближайшее же время вернуть её на путь истинный.
Собственно, Илмарт как раз присутствовал при первом прочтении этого письма – в кабинете при архиве, где они вместе рисовали карты, – поэтому и поспешил привести Руби к Тогнарам (профессора они встретили по пути и прихватили с собой).
– Но вы же можете что-то сделать, правда? – с надеждой вопрошала у профессора Кайтэнь. – Указать на её талант…
Ей казалось, что он почти всемогущ, и даже вещи совершенно невозможные ему подвластны.
Профессор устало потёр лицо ладонями. В плане ректора, определённо, были свои изъяны, поскольку не всех дам, жаждущих получить образование, поддерживали их отцы или мужья, и, как следствие, попытки поступить в университет в обход их воли бывали достаточно частыми. Ректор, конечно, пытался пробить разрешение обучаться любым женщинам, изъявившим желание и сдавшим вступительные экзамены, но Парламент разумно опасался, что так начнётся массовый исход тех, кто в образовании не заинтересован, зато сбежать из семьи очень даже хочет. Ректор настаивал, что вступительные экзамены вполне решают эту проблему, но дело, однако, застыло и не желало сдвигаться с мёртвой точки – анжельцы, конечно, славились своими прогрессивными взглядами, но к такой степени женской эмансипации пока не были готовы.
– Можно попробовать поговорить с отцом госпожи… – профессор замялся и нахмурился, осознав, что известная ему информация о фамилии студентки больше не актуальна.
– Рубиэлэнь Михар, – убито представилась та.
– Рубиэлэнь? [1] – удивлённо приподнял брови Райтэн, которому имя показалось настолько странным, что он упустил фамилию.
– Михар? – не менее удивлённо переспросил профессор. – Я думал, его дочь старше… – нахмурился он.
– Мне двадцать пять, – призналась Руби.
Тут уж недоуменно переглянулись все присутствующие, потому что выглядела она на семнадцать-восемнадцать лет.
– Ну, с господином Михаром поди договорись, – уныло заключил профессор, усаживаясь в кресло и вытягивая ноги. Ему и правда очень хотелось помочь Руби, но ситуация теперь казалась ему совершенно безнадёжной.
– Но можно же что-то сделать, правда? – ледяной рукой хватаясь за столь же ледяную ладонь подруги, Кайтэнь перевела умоляющий взгляд теперь уже на Райтэна.
Она привыкла в нём видеть вечного заступника, и теперь надеялась, что он придумает нечто гениальное.
Тот поёжился, передёрнул плечом – он тоже сомневался в возможности договориться с Михаром добром, но ему очень хотелось выручить сестру, – и предложил единственную пришедшую ему в голову альтернативу:
– Можно попробовать в Райанский перевести, или в Ниийский. Раз они заинтересованы нашим проектом по обучению женщин – пусть и подключаются! Вы знаете языки? – уточнил он у Руби.
– Райанский знаю, – тихо ответила она.
Дерек с Илмартом переглянулись и дружно полезли в один из шкафов за картой: просчитывать возможные пути отхода в Райанци. Заметив, чем именно они заняты, Райтэн присоединился, тихо внося важные коррективы.
– В Райанском кафедра химии слабая, – между тем, недовольно нахмурился профессор, которому, к тому же, не хотелось терять старательную студентку с личным проектом по парфюмерии.
Кайтэнь тоже не была в восторге он перспектив расстаться с подругой. Вздохнула и тётушка, уныло переводя взгляд с племянницы на племянника. Те на это внимания не обратили: Тэнь не отводила глаз от подруги, а Тэн погрузился в изучение карты.
– Можно ещё фальшивого жениха организовать, – отрываясь от карты, припомнил Дерек давний план самой Кайтэнь.
– Кстати, самый жизнеспособный вариант, – пощёлкал пальцами в воздухе профессор, кивая.
Девушки с надеждой переглянулись.
Подняв голову от карты, Райтэн посмотрел на профессора как на идиота и озвучил:
– И кто у нас такой смелый, что пойдёт против Михара?
Профессор и Руби незамедлительно приуныли.
Господин Михар был фигурой значительной. Он входил в совет, управляющий областью Ан-Фило, и, как поговаривали, скоро выдвигался от этой области в Парламент. Ко всему, он был богат и славился весьма жёстким нравом и привычкой не давать спуска тем, кто встал у него на пути.
– Неверная постановка вопроса, – вдруг вмешалась в разговор тётушка. Голос её был непривычно сух и строг: – Правильно спросить – кто у нас такой влиятельный? – и сама же предложила ответ: – Возможно, правитель Жона…
Жон всегда имел по отношению к Аньтье позицию зависимую, поэтому кандидатура была логичная.
– Что тогда не отец? – хмыкнул Райтэн, но тут же сам себя поправил: – Впрочем, он теперь не правитель…
– Зато Тогнар, – разумно отметил профессор. – Фамилия, знаешь ли!
Райтэн досадливо поморщился, хотя не мог не признать, что в этом случае фамилия и впрямь работала бы на дело.
Кайтэнь невольно улыбнулась, представив подругу в роли собственной мачехи. Та, поняв по взгляду, о чём она думает, согласно хихикнула.
Поскольку других идей не поступило, Дерек методично подвёл итоги:
– Итак, наш первый вариант – договориться с господином Михаром добром, использовав авторитет профессора Линара и господина ректора, – профессор сделал рукой жест, который должен был отметить маловероятность успешности таких переговоров. – Второй – отправить Руби в Райанци, под фальшивыми документами, – Кайтэнь чуть слышно вздохнула. – И третий – подыскать достаточно влиятельного фиктивного жениха.
– Мужа, – неожиданно поправил Райтэн, отходя от кружка с картой ближе к центру, и пояснил: – В случае с господином Михаром нежелательный жених – стопроцентный труп в ближайшей перспективе.
– Муж тоже труп, – убитым голосом поправила его враз поникнувшая Руби. – У отца на меня политические планы, – и назвала имя того, за кого её планировалось отдать – это оказался член Парламента.
Все уныло замолчали. Райтэн и профессор достаточно хорошо знали господина Михара – не раз пересекались в торговых вопросах, – и считали его человеком жёстким и опасным. Дерек слыхал о нём от Райтэна, поэтому полагался здесь на мнение друга. Илмарт знать не знал этого Михара, но делал выводы из мимики Руби, которую успел неплохо изучить во время совместной работы над картами.
Вытерев слёзы, Руби встала.
– Простите, господа, за испорченный вечер, – церемонным мёртвым голосом сказала она. – Я сожалею, но, боюсь, у меня нет выбора.
Кайтэнь вцепилась в её руку. Она не хотела верить, что в мире существует такое самодурство, и что оно, к тому же, напрямую касается дорогого её сердцу человека.
– Я бы всё же попробовал вариант с Райанци, – вставая и бросая тревожный взгляд на Тэнь, заметил профессор.
Руби окинула его внимательным и грустным взглядом и отметила очевидное:
– Проверить, в каком университете появились неожиданно студенты женского пола, можно очень быстро. Он найдёт меня ещё до конца года.
Илмарт с Дереком переглянулись и зашептались над картой; кажется, у них вышел небольшой спор.
Профессор потёр уголки глаз и вдруг спросил:
– Вам важнее образование – или вы от брака бежите?
– Бегу от брака, – холодно сложила руки на груди Руби, но поспешно добавила: – Парфюмерия меня и в самом деле интересует, как и образование.
Профессор начал расхаживать по гостиной, заложив руки за спину и продумывая план:
– Тогда мы могли бы просто спрятать вас… неважно, в Райанци ли, да хоть и в самой Анджелии!
– В Аньтье! – быстро предложила жадно следящая за развитием мысли Кайтэнь.
– Слишком очевидно, – не менее быстро возразил Райтэн. – Возможно, Лиана? – назвал он соседний с Аньтье город, вопросительно глядя на Руби.
– Тогда уж Филопье, – тонко улыбнулась та.
– Спрятать на самом видном месте? – улыбнулся в ответ Райтэн.
Филопье был центром Ан-Фило и находился в зоне прямого контроля господина Михара.
– Дерзко, а потому непредсказуемо, – одобрительно кивнул профессор и продолжил: – Не суть важно. Можно даже переезжать, чтобы запутать след. С другой стороны, с другой стороны, – перебил он сам себя, пробурчав под нос что-то ругательное в адрес всеведущего характера господина Михара, – за границей всё же надёжнее, руки у него не настолько длинные.
– Переждать несколько лет, – внёс дополнение в план Дерек, договорившийся уже с Илмартом, – и поступить в Райанский под видом юноши.
– Я попрошу своих, чтобы прикрыли! – радостно подхватил профессор, которому выход с переодеванием показался блестящим решением вопроса.
– Я могу похлопотать перед Се-Лирами, – припомнила тётушка старое райанское знакомство.
– А я могу помочь запутывать следы! – с воодушевлением подхватила Кайтэнь. – Буду писать тайком письма, куда-нибудь в Ниию…
– У меня есть пара подходящих адресов, – одобрительно поддакнул Райтэн. – Пусть поищет, люди ушлые!
– Я знаю, как тихо передать настоящие письма, – заключил Илмарт, а затем добавил: – А может, и карты!
Пока они говорили, Руби удивлённо переводила взгляд с одного на другого; в глазах её стояли слёзы.
– Спа… спасибо!.. – всхлипнула она, прижимая руки к груди. – Я… никогда этого не забуду…
Кайтэнь бросилась её обнимать. Новая партия совместных слёз уже не казалась такой отчаянной.
У карты Райтэн, Дерек и Илмарт уже жарко спорили, каким путём отправить Руби в Райанци и как удачнее доставить её к Се-Лирам – и было бы неплохо иметь запасной вариант на случай, если они откажут в помощи, и, кажется, у Этрэна были связи, и, совершенно точно, у профессора должна быть знакомые выпускники…
– Пускай поищет, – довольно бормотал Илмарт, – у него-то карты Северной Анджелии нет!
У них, впрочем, её тоже не было; но Илмарт знал, у кого спросить, а у Дерека были связи по всему побережью – он же успел разрекламировать там свой каменный уголь – а у Райтэна были такие корабли, которые позволяли тайком по речному пути пройти от самого Кармидера и хоть в Брейлин, хоть в Эрмиду. У господина же Михара не было иного варианта, как, перерыв Анджелию, отрабатывать версию с побегом через Ниию – ведь одинокой девушке было бы проблематично пробраться в Райанци через Северную Анджелию, не оставив никаких следов.
1. В анжельском языке не существует имени Рубиэлэнь. Мать Руби – коренная либерийка, и она хотела назвать дочь либерийским именем Рубиэлла («утренняя звезда»). Отец Руби предпочел переправить его на анжельский лад, что вызывает у анжельцев некоторый ступор, потому что они по суффиксу определяют, что перед ними имя, но не могут понять его значения (поскольку слова «рубиэл» не существует). Однако если анжелец – как, например, Райтэн, – знает либерийский, то у него машинально в голове происходит перевод, который звучит примерно как «звезданутая», что, естественно, вызывает вопросы.
