Адвокат приходит почти каждый день. Когда он пришел ко мне в первый раз, то уверял, что очень скоро я отсюда выйду, но уже в следующий раз его вид не предвещал ничего хорошего. Мол, прокурор рвет и мечет, чтобы засадить меня в тюрьму по максимуму. Жасмин так и не нашли, она как в воду канула. Она была моим единственным спасением и единственным свидетелем того, что в момент убийства я оборонялась. Адвокат предупредил, что первое слушанье будет через месяц, и посоветовал мне держаться. Мои дни проходили серо и однообразно. Мне повезло, что в СИЗО сидела тетя Валя. Если бы не она, то туго бы мне пришлось. Рыжеволосая всех безобидных новеньких подгибала под себя. Издевалась над ними, заставляла делать отвратительные вещи. Все ее самоуправство оставалось безнаказанным. У нее здесь «семья», которая, если что, вступится за нее.
Первое слушанье проходило в суде второго августа. Лицо судьи показалось мне очень знакомым. Он злорадно и презрительно смотрел на меня. О, Боже… Это же… Виктор! Нет, нет, нет! Это конец!.. «Старый хрен, тебе дадут только дешевки, и то – за деньги», – вспомнились мне мои слова в его адрес и его красное от ярости лицо в тот момент… Ничего хорошего я уже и не ждала. После первого слушанья назначили второе. Веронику так и не обнаружили. Прокурор обвинял меня в обмане и утверждал, что никакой любовницы не существует. Я каждый день молилась, просила у Бога прощенья, говорила, что хочу назад, к мужу и детям. Но ничего не происходило. Спустя месяц, на очередном свидании Кристина была темнее тучи. Она сочувственно на меня посмотрела, затем обняла и грустно сказала, что моей мамы больше нет.
Я, всхлипывая, упала на пол и зарыдала.
– Как?! Почему?! Она же молодая еще! Крис, это не правда! – я кричала сквозь слезы.
Крис тихим голосом продолжала:
– Тёть Катя была больна, что-то с сердцем. С этой болезнью можно прожить и двадцать лет, но твоя мама переживала очень сильно, и сердце не выдержало. – Кристина заплакала, держа меня за руки.
– Прости, Вик, что мне приходится говорить тебе об этом, но это жизнь. Все мы смертные. Нужно жить дальше.
– Нет, Крис! Нет! – закричала я на нее. – Ты не понимаешь! Я столько вытерпела ради нее, чтобы она жила! Как она могла оставить меня, как?!! Что я говорю, Боже! Я ведь даже не попрощалась с ней! В последний раз я ей сказала, чтобы она больше ко мне не приходила! Слышишь? Да я последняя эгоистка, это я виновата! – меня всю трясло, рыдания разрывали мне душу. Крис гладила меня по голове и шептала успокаивающие слова.
– Кристин, я так и не сказала маме, как сильно я ее люблю…
Зашел охранник и проворчал, чтобы я не выла, и время наше закончилось. Крис ему что-то строго прошептала, он равнодушно окинул меня взглядом и вышел, сказав, что у нас еще две минуты.
Иногда, чтобы понять простые вещи, нужно пройти тяжелые испытания. Я вспомнила слова Жанны: «Никто не сделает тебя счастливой, кроме тебя самой». Как это верно. Я искала счастья за морями, в несуществующих идеалах мужчин, в деньгах. А нужно было лишь открыть себя, счастье в душе человека, совершенного и любящего. За последнее время, пережив одиночество, предательство, насилие, страх, смерть близкого человека, я стала сильнее. Испытания закалили меня, но сделали слабее… Парадоксально, но факт.
Суд был назначен на 15 декабря. Почти шесть месяцев я просидела в камере предварительного заключения. Трудно описать мое состояние и чувства. Я ходила, дышала, но внутри у меня все умерло. Мне была безразлична моя дальнейшая судьба. Я знала, что долго не протяну. В этих стенах я вдруг поняла, что такое на самом деле быть несчастной. Имея любящего мужа, здоровых детей, я жаловалась на судьбу, плакала, обижалась. Не ценила того, что подарила мне жизнь. Глупые люди. Холостые хотят жениться, женатые хотят свободы. Бедные хотят богатства, а богатые – еще больше богатства. Сами не знают, чего хотят. Я жила в среднем достатке – была несчастна. Стала миллионершей – стала еще несчастнее. Самое страшное в этой жизни – это смерть близких, неизлечимые болезни, нелюбовь, тюрьма. И если ты этого не знаешь, то ты уже счастливый человек – не важно беден ты, или богат… Беден – это когда у тебя нет в душе любви. Я была скупа на любовь. Маме говорить о ней почему-то стыдилась, а Филиппу – из гордости не хотела. Дать мне сейчас возможность, я бы им каждый Божий день говорила об этом. Нечего любви стыдиться – это так глупо… А ссоры и скандалы… Зачем тратить нервы и слезы на бессмысленные перепалки? Правды нет и не будет, есть истина. А истина в том, что в семье должны уступать друг другу и делать счастливым каждый день, заботясь друг о друге и даря радость…
1 декабря меня навестил полковник. Он неловко зашел в камеру для свиданий, долго с жалостью смотрел на меня. Да, вид у меня сейчас, действительно, жалкий. От постоянных слез и недосыпа у меня жуткие синяки под глазами и ранние морщины, которые ужасно старят. Волосы приняли непонятный цвет, а от фигуры остались кожа да кости. Он подошел ко мне и нежно обнял. От него пахло свободой: смесь свежего воздуха и автомобильной «вонючки».
– Девочка моя, бедная моя Викуля, что тебе пришлось пережить… Ты когда-нибудь сможешь меня простить?
– А за что мне тебя прощать? – безразлично спросила я, уставившись в пустоту.
– За то, что я не поверил тебе и не помог. Злость взяла, обида взыграла, что ты нашла себе еще кого-то. Хотя ты имеешь на это полное право. Когда это все с тобой случилось, я начал трясти свидетелей из ресторана, и отыскал-таки одну парочку, которая нашла это мероприятие очень странным. Они в один голос говорят, что невеста была очень пьяна и, похоже, не очень соображала, что с ней происходит. Нашли они подозрительным и поведение Деревянкина. В общем, по их описанию все складывалось так, как ты и говорила. Я начал трясти нотариуса и регистратора загса. Они признались, что это была афера Деревянкина, и он им хорошо заплатил. Есть еще много других свидетелей. Так что, ты не переживай, скоро тебя освободят.
«Я очень, жесткий, Вика», – вспомнилось мне вдруг снова… Вот теперь это как-то совсем не вяжется, товарищ полковник…
Я все так же смотрела в одну точку и молчала. Затем встала и позвала надзирателя, сказав, что свидание окончено.
Через пару дней пришел довольный адвокат и заявил, что дело в шляпе.
– Представляешь, один высокопоставленный офицер весь город на уши поднял, чтобы тебя вытащить отсюда. Тебе знаком Орлов Михаил?
Я ничего не ответила.
– Вика, с его поддержкой суд мы выиграем в два счета, – радостно обнадежил защитник.
На этой позитивной ноте мы и распрощались до суда.
В назначенный день я сидела на скамье подсудимых. Потерпевшей стороной выступала мать Паши, я видела ее всего лишь пару раз. Она смотрела на меня ненавидящими глазами, а я думала, как она могла воспитать такое чудовище. Выступил прокурор с обвинениями и уликами. Предоставил все материалы дела и назвал меня жестокой убийцей. Мой адвокат по очереди вызывал нотариуса, регистратора загса, нескольких свидетелей из ресторана, соседей, которые слышали мои крики, когда Паша избивал меня…
Неожиданно в зал зашла та самая полупризрачная Вероника и пожелала дать показания. Судья разрешил, наверное, рассчитывая, что эти показания будут против меня. Вероника посмотрела на меня, и в ее глазах читалась мольба о прощении. Она много говорила. О том, что с Пашей встречались около трех месяцев, он ее спонсировал, и она терпела его сексуальные извращения. Да, Паша был садистом и получал от этого удовольствие. Вероника подтвердила мои показания, касающиеся ночи убийства.
– Вика защищалась. Он непременно убил бы ее. Эта сволочь получила по заслугам, – закончила свою речь Вероника.
В конце концов, судья неохотно вынес оправдательный вердикт, и меня освободили в зале суда.
Я с большим удовольствием вышла на улицу. А на улице – сказка. Все белым-бело. Белый пушистый снег хлопьями ложится на землю и дома. Ни ветерка, ни мороза. Я подставила лицо под эти мягкие хлопья, и вскоре холодные, но приятные снежинки стали таять на моем лице. Как я могла не любить зиму? Она прекрасна. Я стояла и дышала полной грудью, вдыхая аромат свободы. Как же здорово – жить… дышать… и видеть солнце. Нужно жить и радоваться каждой минуте жизни! А сейчас уже поздно… Слишком поздно. За мной наблюдала Кристина. Она подошла, обняла меня и поздравила с освобождением. Я заметила ее новую Хонду Фит. Значит, она уже – помощник министра. Мы сели в машину, и я попросила отвезти меня к маме на могилу.
Кристина запротестовала, сказав, что мне сначала самой нужно отдохнуть, ведь у меня сейчас такое нервное потрясение. Я упрямо и твердо настояла. Крис пожала плечами и через час домчала меня на наше городское кладбище. Она провела меня до могилы и тактично отошла в сторону, скорбно приложив платочек ко рту.
Я думала, что все слезы уже выплакала… Ошибалась. Я упала на колени и рыдала так, как никогда в жизни не рыдала. Смотрела на фотографию на кресте и гладила ее, причитая и плача во весь голос. Просила у мамы прощения за свою неблагодарность и эгоизм. За то, что не ценила, не заботилась и не сберегла…
– Я люблю тебя, люблю, – уже тихо говорила я, сжимая в руках землю. Сзади Крис похлопывала по плечу. Она всхлипывала, то и дело шмыгая носом.
Назад мы долгое время ехали молча. Молчание нарушила Крис:
– А я уже помощник министра, – тихо и гордо сказала она.
– Молодец, Крис, я в тебе не сомневалась. Кстати, ты сделала то, о чем я тебя просила? – Крис в ответ неодобрительно покачала головой:
– Сделала. Формальности с твоим счетом я уладила, присвоение денег Деревянкиным признали незаконным, и весь его бизнес перешел к тебе, хотя его мамаша пыталась оспорить этот факт. – Крис замолчала.
– И…?
– По твоей доверенности я все продала… И лесоперерабатывающий завод, и твой коттедж… – снова пауза.
– И..? – уже нетерпеливо спросила я.
– И все вырученные деньги вместе с твоим счетом составили семнадцать с половиной миллионов. Десять миллионов я по твоей просьбе, – Крис вздохнула, – перевела в благотворительный фонд помощи больным детям, все остальные деньги пошли на детские дома, дома престарелых и приюты для животных…
–Ты меня осуждаешь? – тихо спросила я. – Не нужно, именно сейчас я все делаю правильно, поверь. Я палец о палец не ударила, чтобы их заработать.
Некоторое время мы ехали молча, пока Крис вдруг не оживилась:
– Ты знаешь, я и правда познакомилась с Балонским. Он сначала казался мне подозрительной личностью, и я обходила его стороной. Но когда он подошел ко мне 8 марта и пригласил в ресторан, вспомнила твои слова и согласилась. – Крис выглядела счастливой, чем вызывала мою искреннюю радость.
– И как развиваются ваши отношения?
– Мы уже год вместе и безумно любим друг друга. Приглашаем тебя 5 января на нашу свадьбу.
– А что зимой? До лета потерпеть никак? – Кристина замялась и смущенно пробормотала:
– Я в положении, Викуль. И так до последнего ждала, без тебя не хотелось свадьбу играть.
В первый раз за долгое время я широко улыбнулась – ну хоть кого-то в этой истории осчастливила. Подъезжая к родительскому дому, я вскрикнула, что было сил. Как сумасшедшая, я прокричала Крис, чтобы она остановилась. В соседнем дворе на качелях каталась… Софья! Она весело напевала песенку и в такт качала головой. Здесь ей около трех лет, те же косички, та же улыбка Филиппа. Я побежала к ней, не веря своему счастью. Подбежав к Софье, схватила ее на руки и крепко сжала в объятиях.
– Солнышко мое, родная, любимая. Господи, спасибо! – Я целовала ее, безумно нашептывая слова. Как же я по ней скучала! Софья почему-то заплакала и стала звать маму.
– Софьюшка, я здесь котенок, я здесь!
Тут я услышала голос сзади:
– Женщина, отпустите моего ребенка, немедленно! Вы что себе позволяете?
– Это мой ребенок! – заорала я. – Я никому ее не отдам!
– Да ты сумасшедшая, я сейчас милицию вызову!
Подбежала перепуганная Крис:
– Вик, ты чего творишь? Отпусти ребенка, пошли домой.
Девочка вырывалась и просилась к маме. Я со слезами на глазах поставила ее на землю. И она сразу же бросилась к той женщине. Крис пыталась успокоить мать:
– Вы извините ее, она недавно ребенка потеряла.
– И что теперь – на всех кидаться? А если она завтра украдет ее?
Тут подошел Филипп и спросил, что произошло. Женщина возмущенно начала рассказывать ему об «этой сумасшедшей, которая отнимает у нее ребенка». Я поняла, что это их дочь, и молча пошла в сторону дома. Филипп кричал мне вслед, чтобы я больше и близко не подходила к его дочери и к их двору, иначе мне мало не покажется, навязалась на их голову. Крис, взволнованная и печальная, проводила меня до дома, но внутрь я ее не пустила. Поднялась в квартиру и долго стояла в прихожей, вдыхая мамин запах, который присутствовал здесь до сих пор. Мама, как мне тебя не хватает! Никто никогда не любил меня, как ты.
Я прошла в зал и увидела огромный букет красных роз. Чей это букет? У Кристины есть ключи, значит, она поставила. Но красные розы, скорее, подарок от мужчины… Это не важно, мужчины перестали меня интересовать. Хватит с меня этих пиджаков и туфель. Увидев сегодня Софью, я еще раз поняла, что в своей жизни потеряла. Потеряла всех своих близких из-за своего тщеславия и эгоизма. Слезы капали у меня из глаз. Я не ценила того, что у меня было. Счастье окружало меня со всех сторон. Просто быть матерью – это уже счастье. Первое слово, первые шаги, первые шалости… Какое счастье – просто быть рядом с близкими, ощущать себя любимой и нужной!
А ведь Филипп – это, действительно, моя вторая половинка. Ведь я полюбила его с первого взгляда, а это такая редкость. Такие вещи просто так не случаются. И как раньше не понимала этого и не ценила? Нет, для этого мне надо было завести много связей и даже выйти замуж за подонка. Хотела изменить свою судьбу, своё прошлое. А нужно было – изменить настоящее. Всё время оглядывалась назад, не ценила того, что имела… Нет смысла жить дальше. Я спокойно приняла душ, сделала легкий макияж и одела свою любимую белую сорочку до колен. Даже на том свете я должна быть красивая. Нашла аптечку, достала сильнодействующее снотворное и сжала в руке. Послышалась трель звонка. Кого там принесло? Я открыла дверь и, потрясенная, отошла в сторону. В прихожую зашел Дэн. Он заметно нервничал. Вдруг Дэн взял меня за руки. А он отлично выглядит. За три года возмужал и стал еще сексуальнее, если это возможно. Нет этой мальчишеской челки, хотя взгляд все такой же наглый и притягательный.
– Вика, я, конечно, все понимаю, сейчас не самое подходящее время, на тебя столько всего навалилось, но… Я пришел тебе сказать, что все еще люблю тебя, и теперь буду добиваться. Когда я узнал, что ты вышла замуж, чуть с ума не сошел, – Дэн говорил искренне, и я ему поверила.
– Дэн, я убила человека, – с болью в голосе произнесла я. – На меня будут показывать пальцами.
– Я сломаю любой палец, заткну пасть любому, кто посмеет тебя обидеть, – Дэн поднял пальцем мой подбородок и нежно поцеловал в губы, затем еще и еще.
– Дэн, уйди, пожалуйста. Сейчас, действительно, не время. Я позвоню тебе, – настойчиво попросила я.
– Ты уверена? – его голубые глаза умоляли меня не выгонять его. На секунду я заколебалась, но тут же взяла себя в руки.
– Да.
Он печально вышел за дверь, я взяла его за руку.
– Спасибо, Денис.
Когда он ушел, я задумалась. Снова начинать отношения у меня нет желания.
Слишком много мужчин у меня было, слишком много ошибок сделано. Возвращение в прошлое привело меня на каток. Я уверено встала на лед в коньках, хотя не умела кататься. Падала и поднималась, но с каждым разом боль становилась сильнее. В конце концов, поняла, что лед мне не нужен был, я и так устойчиво стояла на земле.
Мне вдруг захотелось спеть. Я нашла запыленную гитару, протерла ее и начала играть и петь песню Насти Задорожной, глотая слезы:
Перелистав страницы,
Перечитав обрывки фраз,
Может, всё это снится,
Может быть – это не написанный рассказ…
Я не могу сейчас понять его сюжет,
И смысла в этих строках больше нет.
Нет без тебя желаний,
Нет больше радости и слез,
Всё, что случилось с нами,
Было то в шутку, то в серьез.
Но каждый раз…
Бриллиантами из глаз
Скользит любовь моя…
Любимый, я прошу тебя…
Остановись…
Для чего тогда, скажи мне, жизнь?
Я не успела насладиться нежностью твоей,
С каждым мигом боль сильней.
Прочитать мы не смогли историю любви.
Остановись…
На краю у бездны моя жизнь,
Всего лишь шаг, и я уже лечу куда то вниз,
Я прошу тебя – вернись,
Мне нужна любовь твоя,
Не отпускай меня.
Знаешь, мне очень трудно
Перевернуть последний лист,
Зная, что там он будет просто пустым.
Он чист, как первый зимний снег.
И стрелок быстрый бег застынет на часах,
Я не могу поверить, что нельзя
Всё изменить, исправить,
Переписать опять с нуля.
Я не могу поставить точку на этом месте,
И любовь моя – почти история
О том, что не сбылось,
Не получилось, не срослось…
Остановись…
Для чего тогда, скажи мне, жизнь?
Я не успела насладиться нежностью твоей,
С каждым мигом боль сильней.
Прочитать мы не смогли историю любви.
Остановись…
На краю у бездны моя жизнь,
Всего лишь шаг, и я уже лечу куда-то вниз,
Я прошу тебя – вернись.
Мне нужна любовь твоя, не отпускай ме…
Последние слова я уже шептала, гитара выпала из моих слабых рук. Я вдруг вспомнила огромный плакат с моей фотографией и надпись на ней: «Малыш, с днем рождения! Помни, я всегда буду тебя любить, чтобы ни случилось».
Я улыбаюсь… Снова достала препарат, высыпала все таблетки на ладонь и все проглотила, запив водой.
Откинулась на подушки. Как сильно хочется спать… Тяжелые веки медленно закрываются… Но, что это?
…Неожиданно я услышала громкий голос Филиппа:
– Вика, не уходи, пожалуйста! Не оставляй меня, я умру без тебя! Ты – жизнь моя! Проснись, умоляю! Ты не можешь так уйти, как же дети? Как Сонечка и Данила? Как же я? – Эти слова болью отзываются в моем сердце, грудь давит огромный камень, я в отчаянии пытаюсь открыть глаза, но тщетно… Смертельно хочется спать… Борись, Вика, ради детей, ради мужа…
Эпилог
Темнота. Я не могу открыть глаза. По всему телу слабость, мучает жажда. Понимаю, что я в больнице – слышу пиканье аппарата и чувствую больничный запах. Хочется пошевелиться, но нет сил. Смутно вспоминаются тюрьма, смерть мамы и Софья. Чувствую, как обжигающая слеза катится по щеке. Я не умерла. Господи, но зачем ты мучаешь меня еще? Разве я не получила по заслугам?
Вдруг слышу шорох и чей-то вздох. Крис?.. Нет, вздох был мужской. Наверное, Миша. Почему-то не могу вспомнить, как он выглядит. Я услышала его тихие приближающиеся ко мне шаги. Он взял мою руку. И… я почувствовала до боли знакомый, родной запах.
– Вика! Солнце, ты плачешь?! Вика, ты меня слышишь? – Я услышала голос Филиппа, и сердце мое заколотилось в два раза быстрее. Медицинский аппарат тоже громко и часто подавал сигналы.
– Врача! – Обезумевший голос Филиппа, наверное, услышала вся больница. Я попыталась сжать его ладонь и, кажется, у меня это получилось, так как вскоре я почувствовала горячие поцелуи на своих ладонях.
– Наконец-то, любимая! Сейчас, подожди родная, придет врач. Котик, мой котик. – Его голос дрожал от волнения и счастья. Вскоре зашла медсестра. Она сказала, что врач будет позже. Сестра измерила мне давление и что-то вколола. Последнее, что я услышала, – как плачет Филипп.
Я проснулась и даже смогла открыть глаза. Светлая палата, и много алых роз. В палате сидит Филипп на кресле, на коленях у него устроились Софья и Данила. А возле окна стоит и смотрит на улицу мама, моя мамочка! Что происходит, я ничего не могу понять… Пытаюсь поднять голову, но она снова бессильно падает на подушку. Они увидели, что я проснулась, и все подбежали ко мне – кто плача, кто смеясь.
– Мамочка! – закричали в один голос дети. Они целовали меня, а я улыбалась и плакала одновременно. В горле все пересохло, язык не слушался, но все же я выдавила:
– Что произошло?
Я с легким ужасом смотрела на свое тело, которое, скорее, было похоже на мешок с костями. Из рук и груди шли провода и иголки. Филипп, держа меня за руку, начал рассказывать:
– Вика, прости меня, не надо было тебя отпускать. На твой день рождения мы поругались, и ты выбежала из дома в дождь и грозу. Тебя на большой скорости сбила машина. Хорошо, вовремя поспела «скорая», а то мы могли тебя потерять. Ты почти год пробыла в коме. У тебя тяжелая черепно-мозговая травма. Тебя не отключали только потому, что у тебя все время шла активная мозговая деятельность. Ты как будто жила в своем внутреннем мире, переживала чувства и эмоции, постоянно думала. Но последние два дня и это пропало. Мне позвонили и сказали, что будут отключать аппарат искусственного дыхания, и я приехал с тобой попрощаться. Ты не поверишь, я молился, потом разговаривал с тобой, ходил, как умалишенный, по палате взад вперед. Я не мог смириться, что скоро потеряю тебя совсем. Вдруг я вижу слезу у тебя на щеке, – у Филиппа заблестели глаза. – Но теперь все будет хорошо. Обещаю, буду больше уделять вам внимания. Завтра напишу рапорт на отпуск. Полетим отдыхать на Гавайи, как ты хотела.
– Не надо на Гавайи, – улыбнулась я.
– Куда захочешь!
Несмотря на боль и слабость, я почувствовала себя счастливой, как никогда. Это всё было… кошмарным сном, это всего лишь сон! Вот они, самые мои дорогие и любимые человечки на свете! Они рядом, любят и переживают. Это ли не счастье? Я посмотрела на всех и с чувством произнесла:
– Дорогие мои, любимые, простите меня за все. Я очень вас люблю и всегда буду рядом. Ближе и дороже вас у меня никого нет, вы мое самое большое счастье и богатство.
Мама заревела и отошла. Детки резвились в палате. Я притянула Филиппа к себе и жадно поцеловала в губы, насколько могла сделать это своими еле двигающимися губами.
…Спустя два месяца, меня выписали из больницы. Я была еще очень слаба и проходила курс реабилитации. Дома в честь моего возвращения устроили грандиозный праздник. Огромный разрисованный плакат с надписью: «С возвращением, мама!» от Софьи и Данилы, множество разноцветных гелиевых шаров, летающих по всему дому, и прекрасные цветы от Филиппа. Окрыленная счастьем снова быть дома, я с нежностью гладила стены и мебель. Мама накрыла шикарный стол с моими любимыми блюдами и деликатесами.
Вечер выдался на редкость веселым, все шутили и смеялись. Я обвела присутствующих взглядом. Кристина пришла со своим мужем, они поженились месяц назад. Федоров Илья – директор интерната для детей с умственными отклонениями. По описанию Крис, Федор добрый и интеллигентный. После свадьбы они, не откладывая это дело на потом, усыновили малыша из дома малютки, назвали Савелием. Крис и Федор крепко держались за руки, и чувствовалось, как они счастливы, их глаза блестели и излучали любовь. Мама тоже казалась счастливой, она все время порхала возле меня, спрашивая, не нужно ли мне чего. Сегодня я позволила себе быть маленькой девочкой и дать мамочке поухаживать за мной, при любом удобном случае повторяя ей, как сильно ее люблю. Нарядные дети, как всегда, баловались и измазались тортом. Заиграла медленная композиция Whitney Houston «I will always love you».
– Можно пригласить Вас на танец? – прошептал на ухо Филипп. Я радостно кивнула, и вскоре мы пополыли в медленном танце. Мы не отводили влюбленных глаз друг от друга, и наши сердца бились в унисон.
– Любимая, прости меня, я был эгоистом, мало уделял вам внимания, – заговорил Филипп, крепко сжав меня за талию.
– Нет, нет, это ты прости меня. Это я была эгоисткой, думала только о себе, – перебила я его, нежно проводя пальцами по его шее.
– В общем, оба виноваты, – улыбнулся он и прислонил свой лоб к моему. – Ты так изменилась после этой аварии, тебя не узнать…
– Очень тебя люблю… – Просто ответила я.
– Я для вас горы сверну, родная моя.
– Так по тебе соскучилась, – прошептала я, вдыхая запах его кожи. – Не дождусь, когда уйдут гости.
– Ты все такая же проказница, – улыбнулся Филипп и нежно поцеловал меня в губы.
В оформлении обложки использована фотография автора.