Туман медленно обнимал город, размывая огни уличных фонарей. Людей на улицах становилось все меньше, и все чаще от прохожих несло выпивкой. В такое время Гансу определенно нравилось на улицах, будто проявлялось что-то сокровенное. Он даже подумал, что сейчас самая подходящая атмосфера, чтобы сыграть. И людей мало. На детей, замеченных Чеширом, он почти не обратил внимания. Гуляют и гуляют, скорее всего, даже не в курсе, что пропустили представление.

– Долгое время я толком ничего не мог рассказать о своих странствиях, хоть и жуть как хотелось. Но стоило найти человека, с которым можно поговорить, вдруг оказывается, что у меня были самые скучные прогулки из всех, – со вздохом продолжил Чешир. – Может, хоть ты научишь меня так легко отводить глаза окружающим, мне бы такое умение точно пригодилось.

Ганс казался тощим на фоне широкоплечего Чешира, а тот скакал возле своего нового знакомца, как возле новогодней елки, совершенно не задумываясь, что от таких движений Гансу может быть немного не по себе. Чешир с годами приобрел долю скептицизма и, исходив большую часть страны на своих двоих, предпочитал думать, что хорошо изучил этот уголок Земли. Но сейчас, наплевав на свой опыт, Василий строил предположения – что именно этот странный парень собирается ему показать?

Ганс же, только собирающийся жестом остановить спутника, остановился сам, с непониманием посмотрев на него. Отводить глаза? Ему казалось, что это окружающие его не замечают. Именно это он и озвучил:

– Я ничего не делаю. Люди сами по себе невнимательны и не обращают ни на что внимания. Им не нужно даже помогать.

Живость собеседника не заставляла его чувствовать себя скованно, а скорее, напротив, располагала. Ганс не сомневался, что тот замолчит, когда станет нужно, и сможет послушать, как бы ни хотел поговорить.

Фраза, о том, что люди невнимательны, охладила пыл бродячего фокусника, и он достаточно быстро сник. Чешир был специалистом в том, что касалось человеческого внимания. Это был его хлеб, и он легко мог отличить фокусы или случайности от того, что называл магией. Он был уверен, что отводит глаза Ганс не так просто, как пытается показать, и было непонятно – не то парень старается что-то скрыть, не то действительно не понимает, в чем тут дело. В обоих случаях ситуация была довольно-таки неприятной: либо Ганс – человек с двойным дном, либо просто скиталец с занимательной способностью и без знаний, на которые надеялся Чешир.

От тяжелых мыслей Василия отвлекло начало демонстрации. Ганс полез в сумку, и улыбка снова вернулась на лицо фокусника:

– Теперь твоя очередь заработать на ужин и похвастаться умением? – подмигнул он парню.

Какая разница, что знает или не знает Ганс. Если сложится, до следующего города Василий с новым знакомым могли бы пройтись вместе. Василий бы рассказал ему всё про амулеты, тотемы и сущности. Бродячий кот слишком устал быть один, а тайна, почему у Ганса нет тотема, могла быть не такой уж и значимой.

– Давай постоим тут немного, я покажу – о чём говорил, – Ганс достал из сумки чехол, внутри которого ютилась светлая, едва заметно блестящая флейта.

– Мы могли бы дать парное выступление, что думаешь об этом? – встрепенулся Василий. – Кажется, я поторопился, сказав, что фокусов не будет.

Выражение лица при этом у него было, как у настоящего Чеширского кота, и блеск в глазах соответствующий.

«Сегодня ещё будут фокусы». Это была очень хорошая новость для Ганса, ведь можно было не мучиться от любопытства, ожидая следующего вечера и следующего выступления. И не факт ведь, что следующим вечером он сам ещё будет в этом городе, не говоря уже о том, что сам Чешир захочет двигаться дальше. Нет, ничего страшного в том, чтобы разминуться с этим человеком, не было. К тому же Гансу отчасти нравилось такое разнообразие. Сегодня под ногами дорога к небольшому городку во Франции, а завтра – уже это какое-то поселение в Альпах. Путешествие – это то, что не заканчивается никогда. Особенно для него.

Дождавшись одобрения Чешира, Ганс поднёс флейту к губам, приготовившись играть. Он не видел в этом способа для того, чтобы хвастаться… Вернее, он даже не сомневался в том, что игру оценят немногие. Сейчас был лишь шанс проверить предположение, окажется ли в числе этих немногих его нынешний спутник.

– Боюсь, наше парное выступление не будет пользоваться успехом у публики, – честно сказал Ганс, своей прямолинейностью невзначай разбивая легкомысленную атмосферу, хотя в словах и звучало какое-то сочувствие, – и ты останешься без денег.

Ему-то деньги вроде и не особо были нужны, так что это не страшно, если люди не заплатят. Не став больше медлить и продолжать разговор, Ганс вдохнул прохладный ночной воздух, и в то же мгновение пустая улочка наполнилась мелодией. Та сначала была тихой, как и положено, а потом будто бы стала громче, обволакивая высокими перезвонами и какой-то сказочностью. Казалось, музыка была ненастоящей и в какой-то мере волшебной, как цветы, мелькавшие ранее в руках Чешира. Только вместо зачарованного внимания она приносила тупое оцепенение и сонливость, накатывающую, как волны, и сминающую волю людей.

С первых нот, сыгранных Гансом, Чешир почувствовал тревогу, которая перерастала в страх и могла стать паникой, той самой дикой животной паникой, какая охватывает кролика, сидящего перед удавом. И в то же время музыка притягивала, как притягивает мотылька смертельное пламя. Эта музыка была почти настоящей, потому Василий сначала услышал ее, почувствовав накатывающее оцепенение. В голове промелькнула мысль о заклятии, и звук исчез, оставив темные изгибающиеся полосы, тянувшиеся к каждому на этой улице. Некоторые из них изгибались подобно змеям, не найдя жертву. Взрослые, слыша призрачную музыку, чуть не бегом покидали место, где играл Ганс, а вот дети, чей дух был слишком доверчив, попадали под ее полное влияние.

Чешир не сразу заметил их, с пустыми глазами двигавшихся в сторону Ганса, но потом поднял глаза и, вздрогнув, увидел черную змею дыма, склонившуюся над ними. Едва ли происходящее могло задеть его, но он достал один из своих защитных амулетов, чтобы отогнать наваждение сначала от себя, а потом от детей. Очнувшиеся подростки, уже подошедшие к музыканту, не были, однако, напуганы. Один из них растерянно бросил на мостовую несколько монет, и оба удалились, немного пошатываясь. И в этот момент ошарашенный маг почувствовал обиду, смешанную со злостью, и даже не на Ганса, а на себя, за свою глупость, которую он не сделал бы, будь внимательнее. Чешир остановил игру, взявшись за флейту и силой опустив ее вниз. Теперь он видел, что контур Ганса – едва размытый, и Василий в какой-то момент даже удивился, что его рука не прошла сквозь флейту.

– Хватит! – проговорил он немного дрожащим и немного злым голосом.

Сущность такой силы могла бы его в бараний рог скрутить, но Василий слишком злился, чтобы дрожать за свою шкуру. Человек, которого он легкомысленно представил спутником в своем бесконечном путешествии, оказался монстром, вампиром, живущим за счет жизней детей. Сколько столетий Ганс уже бродил по мирам, скольких он погубил, чтобы стать почти настоящим? Зато загадка, почему на улицах этого городка почти не было детей, теперь была раскрыта. Василий смотрел в почти человеческие глаза потустороннего создания и понимал, что совершает еще одну глупость. Ему бы подобрать камешек с мостовой и забрать энергию у Ганса, всю, до последней капли, чтобы потом вернуть ее тем, кому вернуть еще было можно.

– Ты хоть понимаешь, что сейчас делал? – вместо правильных и спокойных действий процедил сквозь зубы Чешир. – Ты понимаешь, кто ты на самом деле? Крысолов!

Сказанное слово, как странное ругательство, вылетело из уст мага. И слово это будто бы ударило Чешира по темечку так, как если бы перед ним и вправду оказался тот самый крысолов из полузабытой сказки. На лице у Василия заиграла невеселая усмешка. Он угодил в самую настоящую сказку.

========== Ганс. Часть 3 ==========

Глаза Ганса округлились, в них читалось явное непонимание:

– Ты просил меня показать, что я умею – я сыграл на флейте.

Слова звучали искренне, для призрака нормально плутать в иллюзиях, а вот сущности, наоборот, после нескольких лет вполне четко понимают – кто они. К сожалению, Василий все еще не мог пока понять, кто перед ним: призрак или сущность? Разница была бы значительной. Призрак – это душа, сам человек, оставшийся без тела и не пошедший на перерождение. Сущность – это оболочка жизненной силы, капсула в которой когда-то была душа; бездушная ошибка мироздания, у которой одна цель – существовать. На сущности остается отпечаток бывшего владельца, но не более. Они врут и извиваются, не способные сопереживать или сострадать. Ганс не был похож на призрака… Но Чеширу не верилось, что это просто бездушный монстр.

А Крысолов продолжал, словно бы ища правильный ответ в том, что знал:

– Я путешествую по миру, наблюдаю за людьми, иногда играю на флейте.

Ничего особенного в этом Ганс не видел, как не видел и причины изменения настроения Чешира.

– Попробуем иначе, – выдохнул тот, пытаясь успокоиться, – я – человек, мне иногда нужно спать и есть. А когда ты в последний раз спал?

Доказывать, что Ганс – существо потустороннее, а не человек… Довольно странное занятие. И самое странное, что Шмидт действительно попытался вспомнить.

– Спал? – было сложно дать однозначный ответ; мысли в голове Ганса только мешали ему, но и просто пожимать плечами, признаваясь, что не имеет ни малейшего понятия, не хотелось. – Кажется, где-то в Германии. Люблю там бывать, но давно не доводилось.

При воспоминании об этом он вдруг ощутил во рту фруктово-сладковатый вкус, словно какой-то отклик из прошлого:

– Там был восхитительный персиковый шнапс, – с какой-то рассеянной улыбкой неожиданно добавил Ганс

Разобравшись наконец, что именно удалось ему вспомнить, он почти ощутил запах и обжигающую крепость напитка, который довелось пить, видимо, очень давно. От такой трогательной мелочи магу захотелось закрыть лицо рукой – Ганс выглядел, как малое дитя.

– Не находишь это немного странным? – поинтересовался Василий.

Сделав полный круг, он остановился и пристально вгляделся в немного бледного парня, по-иному оценивая теперь его внешность.

– На тебя не смотрят, но ты едва ли похож на жителей города. Одежда немного старомодна, и даже я не обратил на это внимания. А как часто ты видел детей? В городах они первые попадают под действие твоей музыки. –Чешир скрипнул зубами. – Мне вот какого-то черта кажется, что все еще можно исправить. Ты почти настоящий и, значит, убил многих, чтоб ожить самому. Давай-ка заглянем в ближайшую больницу, если я прав, там не будет свободных мест из-за умирающих детей… Нужно спасти тех, кого еще можно спасти. И я это сделаю, так или иначе.

Почему-то он не ожидал атаки со стороны Ганса и почти верил, что его в чем-то удастся убедить. Дети умерли – их уже не вернуть. Дети умирали – это возможно было остановить и стоило сосредоточиться именно на этом.

Выслушав эту запальчивую речь о детях, Ганс склонил голову. Он не чувствовал за собой вины. Да, чаще всего в городах детей он не видел, а если они и встречались, то были теми немногими, кто обращал на него внимание. В отличие от взрослых. Но, кажется, Чешира эта проблема затронула очень сильно, хотя всего полчаса назад он о ней знать не знал и просто давал вечернее представление в каком-то безызвестном переулке.

– Я тебе помогу, если ты считаешь, что это нужно, – Ганс поднял взгляд и приблизился, положив руку на плечо своего нового знакомого.

Как и ранее, он оказался для этого достаточно материальным, хотя тепло почувствовать и не удалось, вполне ощутимая тяжесть оставалась.

– Пойдём проведаем детей, я покажу, где находится больница.

Участия или отчаяния в голосе музыканта не прибавилось, хотя следующие слова прозвучали вполне человечно, с обычным и банальным беспокойством. За себя. Он сразу признал своего спутника экспертом в этом вопросе, пусть пока тому и не довелось продемонстрировать силы.

– Чтобы ожить самому, – негромко озвучил невысказанную мысль Чешира Ганс. – Получается, после этого меня не будет?

Наверное, самым важным было то, что Шмидт все равно направился в сторону городской больницы. Глупо, но Чешир был удивлен, что Гансу, по большому счету, было наплевать – кем он являлся. Он даже не понимал, почему сам маг так переживает.

– Нет, ты не исчезнешь, – уже спокойно ответил Василий. – Станешь слабее, будешь чуть менее материален, но не исчезнешь. Ты бродишь призраком много десятков лет, впитал в себя бесчисленное количество жизней, куда больше, чем сейчас догорают в больнице.

В словах Чешира звучали горечь и немного печали, но уже не было и капли злости, скорее – больше смирения. Так люди смиряются со стужей или неизлечимой болезнью других людей.

– Возможно, я должен хотеть возмездия для тебя. Я мог бы даже захотеть твоей силы, – он задумчиво перекинул из руки в руку монету, пока следовал за собеседником. Это действительно заманчиво – стать на время тем магом, который всплывает в представлении почти любого обывателя при произнесении этого слова, или прожить чертовски длинную жизнь.

Василий все еще размышлял, что делать с Гансом, и все больше понимал, что глупо призывать его к ответу, ведь Чешир не был тем, кто вправе судить, а Шмидт так легко доверился ему…

– «Уличный фокусник и вершитель правосудия – в одном флаконе» – да это даже звучит глупо! – Василий развел руки в стороны, чтобы Ганс мог хорошенько рассмотреть его и убедиться в несостоятельности последнего.

– И верно, вершить правосудие – дурная идея, – музыкант искренне улыбался в ответ; может, не очень широко, но свободнее, чем за пару минут до того. – К тому же, фокусы у тебя получаются куда лучше.

«Неужели издевается?» – промелькнуло в голове у Чешира.

Они вышли к невысокому заборчику возле трехэтажного здания больницы, и маг остановился, засунув руки в карманы:

– Мы можем дождаться утра или ты снова сыграешь свою мелодию, только немного иначе. Раньше ты забирал, а теперь будешь отдавать.

Он внимательно посмотрел на Ганса, если тот в принципе собирается озвереть, то это его последняя возможность. Василий почесал затылок, он собирался подписаться на очень серьезную работу, но это казалось правильным.

– Конечно, человеческая жизнь для тебя – вроде диетического бульона, но энергия жизни везде. Она остается, когда человек погибает не своей смертью, ею полнятся леса и реки. Я могу собрать ее для тебя, и никто не пострадает, просто это займет немного больше времени, но моей жизни должно хватить. Я возьмусь за это.

– Я смогу все вернуть, – с некоторой неохотой проговорил музыкант, снова доставая флейту из чехла, и предупреждающе добавил, взглянув в глаза Чеширу: – Но направлять меня придётся тебе. Тут я тебе не помощник – различать людей для меня не так просто.

– Откуда такая уверенность, если ты не знал? – прищурился маг.

– Просто я чувствую, – пожал плечами музыкант. – Нужно сыграть мелодию наоборот. Я смогу это сделать.

– Меня все же немного озадачивает твое спокойствие, – заметил Чешир. – Хотя подобных тебе я видел только мельком.

Ганса собственное спокойствие не озадачивало – оно логично. Он скорее бы удивился, не испытывая его сейчас. Вряд ли в будущем что-то изменится настолько сильно… изменит его, что это чувство покинет, оставив вместо себя что-то другое.

Отдавать свою силу оказалось даже проще, чем забирать. Тянуть приходилось из конкретного человека через преграду – тело, а оно не желало расставаться с чем-то настолько необходимым, пыталось сопротивляться. Правда, всегда безуспешно.

С первыми звуками флейты Василий закрыл глаза и попытался слиться с музыкой, он стал котом (так бывало, когда он шел через зеркало), и в то же время он был частью музыки Ганса. Это было опасно, будоражило. В музыке была часть души флейтиста, а теперь там была и часть души мага. Казалось, они могли бы слиться воедино, если бы Василий позволил это. И столько силы! Даже шерсть становилась дыбом, и появлялось опьяняющее чувство всевластия.

На волнах легкой мелодии он мягко ступал серыми лапами, невидимый для персонала больницы, одновременно по нескольким коридорам, шел от постели к постели. Он запрыгивал на кровати к детям и направлял в их истощенные тела похищенную жизнь, и вот в какой-то момент все копии Чешира встретились у регистратуры. Коты собрались в одного, и тотем вернулся к своему обладателю, снова став незаметным дополнением хозяина.

Василий втянул воздух, открывая глаза, душой он был еще внутри больницы, но сейчас ему нужно было попросить Ганса остановиться.

– Все хорошо, ты сделал это, – мужчина положил руку на все еще достаточно материальное плечо призрака.

– Им станет лучше? – музыкант медленно опустил флейту.

Вопрос был вполне логичным – Ганса интересовало, имело ли смысл то, что они сделали. Заботой о детях это, правда, все еще можно было назвать только с очень большим трудом.

– Осталось только проследить, чтобы все оклемались, – потянувшись, проговорил маг. – Но сначала я хочу дать тебе кое-что взамен; это не сравнится с тем, что ты только что отдал, но…

Нельзя без последствий растратить так много и ничего не заметить. В отличие от Чешира, Ганс не особо понимал – как это работает; он просто смог это сделать и всё, но конечно, почувствовал изменения. Ганс несколько раз моргнул, прислушиваясь к себе. В теле появилась знакомая прежде легкость, но ничего хорошего он в этом не видел. Ему нравилось быть таким, каков он есть, может, даже стать ещё более похожим на людей. Эти изменения… Нет, они не волновали его, он ждал их даже с интересом. Однако то, что случилось теперь, не предвещало ничего хорошего.

Пошарив в своем рюкзаке, Чешир нашел камень с дыркой посередине, этот амулет он достаточно сильно подзарядил в свое время. Безделушка нужна была на тот случай, если придется кого-то из непосвященных вводить в курс дела насчет магии и тотемов – амулет помогал смотрящему увидеть всё глазами Чешира. Сейчас маг думал, что вполне вправе пожертвовать им для Ганса. Призрак отдал много сил и мог начать волноваться, а подобное должно было его немного успокоить. Шмидт со своим непробиваемым спокойствием и интересом смотрел на действия мага. Тотем Чешира впитал в себя всю энергию амулета, а потом запрыгнул на плечи к призраку и передал ее ему через свои лапы.

– Странное чувство, – честно заметил Ганс, когда все манипуляции были закончены.

Энергия была незнакомой, странной, но, тем не менее, это была сила, к которой тоже можно было привыкнуть, которую можно было использовать. На лице Ганса проявилось вполне обычное человеческое недоумение, как у человека, столкнувшегося с чем-то необычным. Казалось, он пытается понять – что же это ему напоминает?

– А теперь пора и мне поесть, – выбросив ставший теперь бесполезным камень, заявил Василий, – и поспать. Я практически валюсь с ног!

Тотем Чешира Ганс не видел, хоть и чувствовал смутное беспокойство. Это было отчасти даже приятно, так что он обойдётся и без ответов.

– Тогда возвращаемся туда, куда шли изначально, – Ганс пожал плечами.

На сегодня ему с головой хватило фокусов, так что он даже не стал о них напоминать Чеширу.

========== Ганс. Часть 4 ==========

– Нет, наверное, лучше в магазин, а не в кафе.

Город принял сугубо ночной вид, а значит, с открытыми заведениями намечалась проблема. Как и с поиском комнаты.

– Пустил бы кто переночевать, не хочется спать на улице… Одно радует – сейчас насекомые не донимают.

– В парк! Там сейчас свежо и прохладно, – последние слова были сказаны с неожиданной улыбкой, непонятно – почему, но настроение улучшилось и хотелось просто шутить.

– Знаешь, а ты словно бы оживаешь, – мимоходом заметил Чешир, высматривая освещенные витрины еще работающих магазинов.

– Это же хорошо? – на всякий случай уточнил Ганс.

И тут же сам себе ответил мысленно: «Хорошо. Отлично. Лучшее, что могло бы быть». И потеря силы на фоне этого – не такая уж страшная штука. Он мог бы чем-то поступиться ради того, чтобы обрести более важную вещь. Пока что Ганс не был уверен в том, что нашёл её, правильно определил из всего нового, что увидел и узнал сегодня. Но было ощущение, что он ещё разберётся и поймёт. Сам. Или не сам, что вероятнее.

***

Над бесконечными горами лениво плавал бот-дезинсектор. Округлый, как яйцо, он высвечивал небольшие участки мощным прожектором.

Яркий свет скользнул по острым очертаниям железного мусора, распугав с него мелких копошащихся зверьков с длинными, как у крыс, мордами, но абсолютно лысых, если не считать жиденьких волос на голове. Небольшие уродцы, подпрыгивая на длинных ногах, скрылись под мусором.

В воздухе висел резкий химический запах. Агата морщилась от дыма, разъедающего легкие. Рогатая не собиралась проторчать тут дольше, чем требовалось. Яркий свет от бота-дезинсектора качнулся в другую сторону, высветив застрявшее животное, которое отчаянно пыталось вырвать свою ногу из-под увесистого железного листа. Девушка, улыбнувшись, достала ножик из своего кармана. Из чрева бота появился небольшой манипулятор, еще мгновение – и обреченное создание отравят газом. Сверху на блестящий корпус летающего яйца упало несколько синих капель, которые начали вгрызаться в обшивку, а потом продолжили свой путь сквозь искрящиеся микросхемы. Прожектор бота замигал, сам он дернулся и, разбросав несколько мелких железок, с грохотом упал вниз.

– Это не твоя добыча, дорогой, – ведьма оттолкнула аппарат своим берцем.

Лезвие взметнулось вверх, и оставило глубокую рану рядом с зубцами выпирающего позвоночника на сутулой спине. Потом с рук девушки в рану посыпался зеленоватый порошок. Тварь рвалась, кричала, пытаясь укусить, но скоро забылась химическим сном.

– Хотела поговорить с разумной частью, – обратилась она к тотему – высокому бледному человеку. – Надеюсь, ты еще не отупел в этой мерзкой оболочке?

– Кто ты? – нахмурился тот, взгляд его уже был черным и хищным, совсем как у спящей «крысы» – Что тебе нужно?

– Тебе понравится, – она сделала шаг вперед.

Округлое личико, карие глаза, желтые кольца на губе и брови. Рваные джинсы и потертая ветровка. Если бы не закрученные, как у барана, рога, девушка сошла бы за обычного подростка или молодо выглядящую женщину.

– Предлагаю вернуть то, что по праву твое. Тебя не имели права отправлять на понижение.

Тотем сложил руки на груди и поморщился:

– Понижение?

– Ты был человеком, а стал этим, – сморщившись, она кивком указала вниз. – Не очень приятно.

– Человеком? Как те, что нас травят?

– И не просто человеком, у тебя была сила. Ты мог управлять волей других, – вкрадчиво заметила ведьма. – Но ты умер, точнее тебя убила толпа, желающая мести.

Она фыркнула:

– Твое существо разделилось на три части: тело постепенно сгнило и стало землей, душа отправилась сюда и мучается уже несколько лет, а там, где ты раньше жил, уже прошли века; а последняя, третья часть – оставшаяся жизненная энергия – превратилась в сущность и уже обрела новую душу, – ведьма чуть наклонилась. – Она собирала энергию, сущности все этим занимаются. Но новый квартирант не имеет понятия, что со всем этим делать.

Увидев интерес, загоревшийся в глазах тотема, девушка закончила:

– А ты бы нашел, что с этим делать.

– Как мне ее получить? Как стать человеком? – с придыханием произнесла душа.

– Просто нужно заключить со мной контракт, – девушка покачала головой. – Строго говоря, ты человеком не будешь, ты будешь куда лучше. Тем, кого почти никто не может убить. Итак, контракт: я даю тебе мощь той сущности, разбираюсь с квартирантом, позарившимся на твое добро, а ты взамен даешь власть над твоими грезами.

– Грезы? Это ведь всего-то образы… Будешь мучить меня видениями?

Тотему показалось, что есть какой-то подвох. Но вряд ли было что-то хуже нынешней жизни.

– Обещаю не изводить тебя кошмарами, – девушка мило похлопала глазками.

– Тогда я на все согласен.

***

А ведь маг говорил серьёзно. Их жизнь изменится. Нет, Ганс и раньше относился достаточно значимо к его словам, уж точно не пропускал мимо ушей, но теперь появилась возможность осознать это в полной мере. Никто из людей надолго не задерживался в его памяти. Он и места-то не все мог припомнить, где был… Теперь всё будет по-другому. Исчезнет и привычная свобода перемещения, но, может, пора и прекратить так путешествовать? В его распоряжении была целая вечность, а это – огромный отрезок времени. И, если верить словам Чешира, всё это у него ещё будет. Потом. Когда он вдоволь насытится тем, что у него появилось.

«Интересно, когда это случится?» Пока музыкант склонялся к тому, что подобное произойдет не скоро. Вот, и хорошо. Ганс уже давно отвернулся от тусклого вида, открывающегося из окна, и теперь рассматривал спящего мага.

До того момента, как Чешир проснулся, прошло… Ганс так и не взялся бы прикидывать время, в котором пока ориентировался весьма относительно. Часы могли тянуться долго, а могли пролетать мгновенно, стоило только закрыть глаза. Но это всё равно произошло достаточно быстро.

– Ты так и простоял всю ночь? – сонно пробормотал Чешир.

– Ну, да. Ты, кстати, крепко спишь.

В ответ на взъерошенный вид мага Ганс ему улыбнулся, беззастенчиво присев на край кровати. Гансу отдых по-прежнему не был нужен, но за ночь успело стать любопытно. Пару раз хлопнув ладонью по подушке, на которой спал Чешир, он резюмировал:

– Мягко. Неплохая комната. На улице совершенно ничего не происходит. И, как я понимаю, теперь мы снова идём есть?

Тирада закончилась вопросительным взглядом.

Чешир не понимал, что в словах Ганса его так развеселило. Может, сказалось вчерашнее напряжение или то, как звучали слова: не само их содержание, а тон, каким все было сказано. Некая деловитость и наивность. И это изрекало создание, которому стукнуло уже больше ста лет. Маг залился смехом, громким, раскатистым, тем самым, который заставляет согнуться в животе и залиться слезами. Немного успокоившись, он стянул с себя одеяло. От постоянного наблюдения было немного не по себе, но Чешир старательно делал вид, что совершенно не чувствует себя редким мотыльком под лупой коллекционера.

– Ты быстро учишься, – мягко улыбнулся он, не удержался и растрепал шевелюру Ганса. – Ужасно, но меня нужно кормить целых три раза в день, и я очень расстраиваюсь, если остаюсь голодным. Но сначала душ.

Немного прищурившись, он на полминуты задумался, мысленно обращаясь к своему тотему; было сложно управлять отдельно им, отдельно своим телом, но лишняя тренировка никогда не помешает.

– Но не волнуйся, для тебя тоже задание найдется, – Чешир заглянул в глаза сущности, не стремясь увидеть больше, просто рассматривая радужку глаз флейтиста. – В тебе огромная сила, вчера я боялся тебя.

Маг щелкнул пальцами.

– Тебе достаточно было просто захотеть, и меня бы не стало, – он сначала говорил серьезно, а потом улыбка снова появилась на лице. – И, честно сказать, мне не дают покоя твои возможности, а ты просто не знаешь о них. Все равно, что смотреть – как в автомобиль запрягли лошадей.

Это было интересно, а маг уже чувствовал, как начинает закисать, хоть и всегда был в дороге. Но вот появился музыкант, и теперь все будет, как угодно, но только не скучно.

Ганс никогда толком не осознавал своих сил, не учился ими управлять. Не было необходимости в этом – от кого ему защищаться? И сейчас он безоговорочно поверил другу, понимая, что Чешир знает, что говорит.

– Я бы не стал причинять тебе вред, – на всякий случай произнёс Ганс.

Хотя в словах Василия и не было никакого обвинения. Ганс мог бы возразить, что это так не работает, но не стал. Может, подсознательно сам сомневался в верности слов… Вдруг флейта не всегда нужна, и вытягивать силу можно усилием воли?

– Все равно ты должен многому научиться, – поднявшись, Беляков побрел к сумке, брошенной посреди комнаты.

– Хорошо, расскажи – как тебя не прибить?

– Какого цвета кот? – уже скрывшись за дверью душа, выкрикнул свое задание маг.

Чувство, когда Ганс остался один, очень напоминало ему то, в больнице, но было куда заметнее. На этот раз, для того чтобы разобраться, что к чему, от него потребовалось меньше усилий – он уже догадывался, что искать. Особенно после вопроса, долетевшего из ванной.

Музыкант внимательно разглядывал животное. Он даже удивился, как мог раньше не замечать его, если кот, конечно, всё это время был рядом. Ганс не стал отвечать Чеширу, а просто потянулся к коту, медленно, будто тот был настоящим. Ровно так же погладил его, проведя пальцами по шерстке. Было любопытно: кто он? Очевидно же, что в обычном понимании этого слова кот не был живым.

Чешир едва не упал в ванной, когда призрак решил погладить его тотем. Возникло немного странное ощущение – слишком яркое для нематериальной части, которая чаще всего была почти незаметна, и все равно приятное, как если бы это был тот самый кот, которым сам Чешир был когда-то. Потирая локоть, которым он ушибся о плитку в ванной комнате, с мокрой шевелюрой, он вышел к призраку.

– Наконец ты заметил его, – маг остановился на мгновение, чтобы изучить заинтересованность на лице призрака.

Ганс кивнул.

– Тебя многое связывает с этим котом?

Василий усмехнулся и тоже кивнул:

– Это как бы и есть я, самая важная часть меня – моя душа. А тело – так, как приложение, – он принялся одеваться. – А вот у тебя… Я еще не разобрался, есть ли у тебя душа.

Шмидт склонил голову набок:

– Ты же говорил, что я когда-то был человеком. Как у меня может не быть души?

Он не сердился, просто пытался разобраться.

– Почти все приведения – это энергетическая оболочка, которая потеряла тело и тотем, но сохранила обрывки личности. Так что души чаще всего нет, – пожал плечами Чешир. – Но ты ведешь себя так, словно она у тебя имеется. Я могу и не видеть тотема, если он внутри твоего образа. Вообще довольно экстравагантный выбор: сущность вместо тела.

========== Разбитый мир. Часть 1 ==========

Тело крысоподобного существа было оставлено в качестве добычи для следующего бота, а душа крысолова выдернута и сейчас покорно следовала за ведьмой.

– Ты демон? – спросил тотем с холодным равнодушием.

Он уже всё решил, и ответ на вопрос решения бы не изменил. Окружающая свалка далекой планеты исчезла, померкла, вытесненная не менее мерзкой картиной. Грязная со сколами брусчатка узкой мостовой в окружении кривых покосившихся строений, напоминавших черепа с пустыми глазницами. В нос ударила иная вонь – трупный запах гнили и разложения, а по камням прыгали уже вполне земные черные крысы с тупой жаждой крови в глазах.