Совершенные

Глава 6. Рождение разрушителя

«Не пугать, не злить, не провоцировать», – вспомнила я напутствие господина Марчеса, стоя перед узкой дверью в уборную. На миг возникло искушение уйти и броситься с повинной к начальнику городской безопасности. Но я тут же отбросила эту мысль. Я не могу облажаться.

В конце концов – на мне золотой браслет! Мне надо просто оказаться в непосредственной близости от разрушителя и запустить волну. С таким усилителем даже моих жалких способностей хватит для нейтрализации.

Надо просто подойти ближе. Поговорить. Успокоить. Все просто, Кассандра.

Почему-то мысль о парне за дверью вызывала внутри горячую дрожь.

Толкнув створку, я оказалась в небольшом помещении, к счастью, чистом. Закрытые кабинки отделяла ширма. Парень с лицом грешного ангела стоял у раковины, смывая пятно с ткани сутаны. Он остался в штанах и белой рубашке с воротником-стойкой. И глядя на его спину и плечи, я поразилась, что могла принять его за девушку. Хотя с его худобой неудивительно, что я ошиблась… Худой, гибкий, высокий. Слишком красивый.

Он обернулся через плечо, услышав стук, и темные глаза удивленно расширились.

– Это мужская уборная, – негромко произнес он. Бархатный голос погладил меня изнутри.

– Другая закрыта, – соврала я, не моргнув глазом, и сделала шаг к парню.

Снятая сутана висела на его левой руке, так что я все еще не видела запястье. А если я ошиблась? Вдруг разрушитель – одна из послушниц? Или все-таки – он? Почему-то я не могла просто подойти и осмотреть его, как сделала с архитектором. Будущий священнослужитель вызывал во мне странные эмоции. В том числе и несвойственную мне робость.

– На самом деле я просто хотела помыть руки, – притиснулась я ближе и встала возле длинной раковины, открыв второй кран. – Ты не против?

Парень пожал плечами и повернул голову. Наши взгляды встретились в зеркальной глубине. И я увидела, как расширились его зрачки, еще сильнее затемняя кофейные радужки. С трудом оторвав взгляд, я посмотрела на его сутану.

– Сильно испачкал? Я видела, как тебя облили.

– Это всего лишь морс.

– Угу. – Я помолчала, лихорадочно придумывая тему для разговора. – Выглядит такой тяжелой. Это парадная, да? Красивый узор на подоле…Вы всегда в них ходите? В этих сутанах?

– Снимаем только перед разговором с розоволосыми незнакомками в мужских уборных, – серьезно ответил парень, и я широко распахнула глаза.

Его губы дрогнули. А потом он хмыкнул. Совершенно по-человечески!

– Эй, ты что, смеешься надо мной? – возмутилась я.

– Немного. Знаешь, мне не каждый день выдаются такие встречи. Неожиданные.

Да уж, мне тоже. С утра ничто не предвещало разрушителя. Но я по-прежнему не вижу его запястье!

– По правде, я редко разговариваю с…девушками.

– Ну раз мы оба все-таки здесь… Кассандра! – Я протянула руку, благоразумно решив умолчать о слишком известной в городе фамилии.

Парень с удивлением опустил взгляд на мою ладонь. Черные ресницы дрогнули. А потом аккуратно пристроил сутану на край раковины и протянул свою руку. Длинные пальцы обхватили мои, согревая. Два браслета матово блеснули в свете ламп. Мой – золотой, и его – белый.

Все-таки он.

– Август, – серьезно сказал разрушитель.

– В честь святого Августа Великомученика? – слабым голосом произнесла я.

– В честь месяца моего второго рождения, – все так же серьезно оповестил парень. И улыбнулся, поняв, что я таращусь на него. – Ладно, в честь святого тоже, ты угадала.

Разомкнул пальцы, и я ощутила желание снова взять его за руку.

– Второго рождения? Это как?

– Когда мне было восемь, я попал под завал в горах. Пролежал под камнями несколько суток, родные не надеялись увидеть меня живым. А я вот все-таки выжил. Святой отец из нашей церкви назвал это чудом и божественной милостью. И велел родителям отдать меня в семинарию. Так что тот день я отмечаю, как второй день рождения.

Он мягко улыбнулся, и я на некоторое время застыла, рассматривая его лицо.

– Ты странно на меня смотришь, – отметил парень, заметно смутившись.

– Просто мне еще не доводилось говорить с такими, как ты. Наверное, это сложно? Жить в семинарии?

– Совсем нет. По правде, я люблю это место даже больше, чем родной дом. К тому же, моя сестра решила последовать за мной и поступила в иконописную школу. Мы часто видимся.

Август уважительно кивнул на мой браслет.

– А ты поступаешь в Академию Миротворцев?

Отправляюсь в ад. Прямо сейчас. Какая мне к чертям Академия?

– Точно… А ты? Не знала, что парни в сутанах тоже получают нейро-панели.

– Лишь некоторые из них, – снова дрогнули его губы. – Мне очень повезло. Уже второй раз.

Почему-то ужасно хотелось еще раз увидеть его улыбку. Но, похоже, Август был к ним не слишком склонен.

– Я собираюсь нести слово божье на границе, мне понадобятся особые силы.

– Граница? Ты сейчас что же, говоришь о границе с южными землями? С Равилоном?

– Равилона больше не существует, Кассандра, – негромко сказал Август. – Но да. На границе с тем, что от него осталось.

– Ты сдурел? – ахнула я.

И прикусила язык. Держи себя в руках, Кассандра! Да, я впервые вижу идиота, готового отдать свою жизнь на то, чтобы проповедовать в проклятых землях, где живут лишь отбросы общества, преступники, отщепенцы и… деструкты. Я слышала от отца, что распределение к границам разрушенного Равилона считается худшим наказанием среди солдат. Туда попадают в основном буйные дебоширы и злостные нарушители правил, которых не смогла исправить даже армейская дисциплина. А дальше… естественный отбор. Либо выживут, либо нет. Как повезет.

Чаще – нет.

– Но там же полно… чудовищ! – снова не сдержалась я.

– Там тоже живут люди, Кассандра.

Август отвернулся и стал снова чистить свою сутану. Зеркало тихо звякнуло, сверху откололся кусочек. Я сглотнула.

Найти покой внутри себя. Сосредоточиться. Успокоить Дух. Направить энергию…

У меня ничего не выходит! Я бездарность!

– А эти девушки, которые сидят с тобой? Тоже поедут на границу? – выпалила я, пытаясь нащупать тему, которая утихомирит разрушительный фон. И меня.

– Нет, конечно. – Август промокнул сутану бумажным полотенцем. – Для девушек там слишком опасно. Зоя будет служить там, где мы с ней выросли – в Арвое. А Ирма… Она останется здесь, в Обители Святого Варфоломея. Боюсь, мы с ними теперь не скоро увидимся. Мы собрались, чтобы попрощаться.

– Зоя – твоя сестра, так? – Я вспомнила одинаковые точеные носы и темные волосы.

Август кивнул.

– А… Ирма? Девушка?

– Ты очень любопытная, Кассандра, – негромко сказал Август, вновь надевая влажную сутану.

– Это отличительная особенность розоволосых незнакомок, – пошутила я. – Не знал?

Губы Августа снова слегка дрогнули.

– У меня нет девушки, Кассандра. Такие, как я, в день посвящения приносят обет безбрачия. Сегодня я приму постриг и дам клятву. А утром отправлюсь к южной границе Империи. Ирма… она училась с Зоей. И она мой друг. Мы знакомы с самого детства.

Август говорил спокойно, а у меня внутри все оборвалось от его слов. Хотя какое мне дело до судьбы этого парня? Это его путь… Не знаю, почему он выбрал такую жизнь, или она выбрала его сама, но мое дело – лишь спасти свою шкуру. Надо просто нейтрализовать разрушительный выброс, выйти из этой гадкой чайной и забыть все словно кошмарный сон.

Выйти королевой, как и всегда.

Уже завтра я буду пить утренний кофе с мягкой выпечкой и планировать свою роскошную жизнь в северной столице. Мне нет дела до того, чем будет заниматься Август. Мы с ним никогда больше не увидимся.

И все же что-то внутри болезненно ныло, словно там дрожала какая-то невидимая струна. Как ни пыталась я убедить себя, что мне все равно… все равно не было.

– Это звучит грустно.

– Нисколько. – Его губы все-таки сложились в легкую улыбку. – Я лишь жалею, что не сумел воплотить для Ирмы духовный лотос, как символ моего вечного признания ей. Хотел сделать это на прощание. Думал, с браслетом все получится, пытался несколько раз… Но наверное, у меня слишком мало способностей.

Я нахмурилась, вспоминая. Что-то я такое читала… в основном в исторических романах эпохи первых браслетов-усилителей. Тогда воцарилась эпоха нью-ренессанс и возник культ прекрасных дам и благородных рыцарей, среди которых было принято преподносить даме сердца кусочек своей души в виде цветка. Ну если быть точным – кусочек своей духовной энергии, но тогда это называли по-другому и верили, что Линии Духа не что иное, как душа человека.

Впрочем, кто-то верит в это и сейчас.

Вот, к примеру, парень с лицом падшего ангела!

– Духовный лотос?

– Лотос – символ чистоты и непорочности. Как Ирма.

Кажется, он снова смутился. На бледных щеках появился слабый румянец.

А мне почему-то захотелось пнуть этого идиота, а потом выйти и навалять святой Ирме! От зеркала откололся еще кусочек и, звякнув, упал в раковину.

Черт, о чем я только думаю? Ну почему, почему меня это задевает? Я дала себе мысленный пинок, приказала вспомнить свои королевские заветы и состроила максимально равнодушное лицо.

– Да, я о таком читала. Духовный цветок – это ведь что-то вроде атмэ?

– Что ты, на создание атмэ способны только Совершенные, – кажется, его совсем не смущали мои глупые вопросы. Другой уже давно изобразил бы умника, но только не этот парень с лицом падшего ангела. Он отвечал все с той же доброжелательностью. Идеальный Август…– Атмэ – это не разрушаемая частица Духа, воплощенная в материальном виде. У меня никогда не хватит сил на подобное. А вот цветок может сделать даже новичок, он недолговечен. Его суть – сильная эмоция. Но моих не хватает, я уже пробовал.

– Может, ты начал слишком рано, когда панель еще не установилась, – быстро произнесла я. – Попробуй еще раз!

Если он сосредоточится на своем дурацком лотосе, я смогу заняться своей дурацкой нейтрализующей волной!

– Ну же, попытайся!

Август качнул головой.

– Я пробовал много раз. Сильный образ запавшего в душу человека должен провоцировать создание духовного цветка. Я читал об этом в воспоминаниях святых. Все должно получиться само собой, без особых усилий. Но у меня не выходит. А ведь Антоний Риманский писал, что это совсем просто. Достаточно лишь сложить ладони и подумать о той, кто дорог… Вот так.

Подтверждая свои слова, Август изобразил ладонями ковш. Поднял взгляд – и наши глаза встретились. Время остановилось. Капля воды зависла на краю текущего крана. Трещина на зеркале замерла в нерешительности. Шум голосов затих.

Бездна внутри меня расширилась до самого горизонта и посмотрела невинными и грешными черными глазами.

Я потянулась вперед и прикоснулась губами к губам Августа.

Я даже не успела подумать. Осознать. Словно что-то толкнуло в спину, словно в мире не осталось ничего более важного. Совсем недавно я говорила Дамиру, что поцелую лишь того, кого сама захочу поцеловать… кто бы мог подумать, что это случится так скоро.

Губы Августа были сухими и вкусными. Он открыл рот – наверное, от изумления, и я ощутила его язык. Одно бесконечное мгновение мы просто стояли, соприкоснувшись губами. Не шевелясь. Не закрывая глаз. А потом… потом он осторожно лизнул мой язык. А потом медленно, словно не веря, что делает это, погрузился глубже.

Он ответил на поцелуй.

И это был самый странный поцелуй из возможных.

Мы не соприкоснулись ни в одной точке, кроме наших ртов. Мы все еще смотрели друг на друга, хотя от такой близости образы расплывались. Мы чувствовали. Мягкость и влагу, давление и ласку. Осторожное движение языка по верхней губе. Потом по нижней. Кожа стала такой чувствительной, что ее покалывало от напряжения. Наше прерывистое дыхание смешивалось на губах. Мое тело превратилось в оголенный провод, через который пропустили напряжение грозового разряда.

Я не знала, что поцелуй – это так…чудесно.

Это длилось всего несколько мгновений. А потом Август отшатнулся, широко распахнув глаза. На его лице явственно проступили ошеломление и паника. Он хрипло втянул воздух, словно задыхался.

Во все еще сложенных ковшом ладонях сгустилась его духовная энергия, застывая в форме полупрозрачного, невероятного цветка.

Август издал что-то похожее на стон и разжал руки. Застывший цветок, часть его души, рухнул на грязный кафель, разбиваясь. Материальное воплощение духовной энергии оказалось слишком хрупким…

– Я…я…

Он захлебнулся невысказанными словами. Не менее ошеломленная, я попыталась взять себя в руки. Все-таки я никогда и никого не целовала. И не могла предположить, что мне это настолько понравится.

«Низкочастотная энергия пробуждающегося разрушителя способна провоцировать людей на несвойственные им поступки, выявить тайные желания и помыслы… Эти порывы носят негативно окрашенный характер. Например: спонтанный выброс злости или неожиданное желание телесной близости, освобождённое от уз морали и совести… Эти признаки относят уже к повышенному уровню опасности разряда пять-шесть. Последующие проявления низкочастотных вибраций способны нанести значительный вред окружающему пространству, и самое страшное – изменить энергетический контур людей, попавших под влияние выброса. Последствия необратимы…»

Строчки из учебника вдруг так ясно возникли в голове, что я сама поразилась. Похоже, шок активизировал мою память, и кое-что я все-таки вспомнила.

Подобные разрушительные проявления возможны только на уровне выше пятерки. А значит… значит, произошло то, чего не случалось уже очень много лет. У Августа – динамическая Сила. И она увеличивается.

Зеркало над раковинами треснуло паутиной, словно кто-то вогнал в него пудовый кулак. Эмаль на раковине вспучилась, напоминая закипающую яичницу на раскаленной сковороде. Плитка под ногами начала крошиться.

Меня с головой накрыл дикий ужас.

О Истинодух! Что я натворила!

– Август, успокойся! – пытаясь собраться и направить свою нейро-волну, выкрикнула я. – Возьми себя в руки! Ничего не случилось, слышишь?

Он тяжело втягивал воздух и смотрел на меня дикими глазами, словно и не замечая того, что происходит вокруг. Белки его глаз посерели, в уголках появилась кровавая сеточка.

– Август! – Я качнулась к нему, желая прикоснуться, но парень отшатнулся. – Август, послушай меня! Это всего лишь поцелуй! Ничего… такого!

Ничего такого? Даже для меня это оказалось… чрезмерно волнительным. А что говорить о том, кто всю жизнь провел в молитвах? Кто сознательно решил дать обет безбрачия и посвятить свою жизнь служению Духу?

Август не такой, как я.

Не такой, как все, кого я знаю.

Под моими ногами жалящими осколками взорвался кафель, и я отлетела в сторону. И парень словно очнулся.

– Что происходит? – ошарашенно выдохнул он.

– Выброс…разрушительной энергии… – прохрипела я, сползая по стене.

– Кассандра!

Послушник кинулся ко мне и схватил, помогая подняться. Его руки легли на мою талию, и даже сквозь слои атласа я ощутила его тепло.

… Найти внутри себя точку покоя… Расширить ее до контуров тела и вывести за его пределы…

Сверху что-то рухнуло. В зале за стеной раздались грохот и крики.

– Ничего не выходит, – прошептала я, глядя в глаза Августа. Они были так близко, словно он снова собирался меня поцеловать… – У меня ничего не выходит. Я не могу тебя нейтрализовать.

Он моргнул. Прищурился. Взгляд стал сосредоточенным.

– Нейтрализовать… Сработали датчики низкочастотного выброса? Ты поэтому пошла за мной, так? Причина во мне?

Я кивнула, уже не видя смысла скрывать.

– Ты должна это сделать, Кассандра, – четко и быстро произнес Август. – Давай, ты сможешь. Скажи, чем я могу помочь.

… Найди свою точку покоя…

Я облизала губы и удивилась тому, что они мокрые и соленые. Я поранилась? Или я плачу?

Найди свою точку покоя.

В этом и состоит проблема. Я не знаю, где ее искать. Якорь, который держит на месте, не давая шторму унести мою лодочку в глубокие воды. Тихая комната, в которой ждут те, кто меня любит. Светлый образ, ради которого хочется просыпаться по утрам.

Икигай, свой – у каждого.

У каждого она своя – эта точка. Что-то истинное и сокровенное, то, чем не делятся с остальными, но бережно хранят у сердца. Что-то невесомое и важное.

Увы, за десять лет обучения я так и не сумела найти свой якорь.

Для большинства учеников им становятся родители – главные люди в жизни детей. Но моя мама смотрела со стены строгим и чужим нарисованным взглядом, а папа… Я покривила бы душой, назвав его плохим отцом. Я покривила бы душой, назвав его отцом любящим.

– У меня нет якоря, – безнадежно прошептала я. – Он нужен, чтобы стабилизировать нейро-поток внутри меня. У меня не выходит… Не получается…

– Тогда я буду твоим якорем, – твердо сказал Август и мягко обхватил мои ладони своими. – Смотри на меня. Ты сможешь, Кассандра. Я в тебя верю.

Вокруг нас рушились стены. Где-то кричали люди и выли сирены…

Я хотела сказать, что так не бывает. Разве может быть якорем тот, кого я пришла нейтрализовать? Но я промолчала. Я смотрела в его глаза и чувствовала тепло его рук. Чувствовала рассыпавшиеся пряди его черных волос, щекочущие мне щеку. Запах мыла, ветивера и церковных благовоний, впитавшийся в его сутану. И еще – едва уловимый аромат самого Августа, такой притягательный и манящий…

Его губы дрогнули, складываясь в неуверенную улыбку. Словно мы стояли среди душистых трав под тихими звездами, одни в целом мире. И впереди ждало только хорошее…Целая жизнь, наполненная счастьем.

Мир перестал звенеть и кружиться.

– Получается, – прошептала я, и его улыбка стала шире.

Внутри разлилось медовое и сладкое. Крохотная, почти невидимая вспышка зародилась в душе. Ничто, становящееся новой вселенной. Темнота, рождающая из хаоса самую яркую, самую ослепительную звезду. Нет! Целую галактику! Бесконечность звезд, наполненных светом! Моя точка покоя завертелась внутри, расширяясь и расширяясь, пока…

– Убери от нее руки, урод! – Яростный злой вопль, рывок— и Август отлетает в сторону, ударяясь плечом о стену.

– Дамир? – ошеломленная и дезориентированная от того, что происходило внутри и снаружи, я уставилась на своего сокурсника и бывшего парня. – Какого черта ты тут делаешь?

За спиной Норингтона маячило бледное лицо Джемы Ржаник.

– Что вы тут делаете?

– Следом поехали! – рявкнул Дамир и сжал кулаки. – Это он, да? Тот урод, ради которого ты меня бросила? Он?

– Вы расстались? – оживилась Джема.

– Дамир, ты совсем дурак? – завопила я. – Мы с Августом только что познакомились!

– И он уже тебя лапает!

– Никто меня не лапает…

Дамир снова ударил. Его вели злость и ревность, не дающие парню мыслить разумно. Первая любовь оказалась болезненной…

– Довольно… – Голос Августа утонул во всеобщем хаосе. Он стер с разбитой губы кровь и удивленно посмотрел на свою испачканную руку.

Сверху посыпались штукатурка и камни.

– Прекратите! – заорала я. – Вы что, не понимаете? Не понимаете?

Слишком много разрушительной энергии. Слишком много злости.

… Найти покой внутри себя. Найти покой…

Но звезды внутри меня гасли, одна за другой.

Дамир снова кинулся на Августа.

Капли крови упали с лица разрушителя. И яростная волна разметала нас в стороны. Я рухнула и приложилась головой о край раковины. Застонала, моргая и пытаясь сложить воедино задвоившееся изображение. С трудом встала на колени, схватилась за скользкую поверхность. По виску текла кровь, щека горела, внутри что-то хлюпало…

Дамир кинулся на Августа, и тот неожиданно двинул ему в челюсть. Вполне прилично так двинул! Мой бывший парень заревел, словно бык, схватил Августа, протащил по полу, и оба они вывалились в коридор.

– Джема, помоги! Это надо остановить! – отчаянно закричала я, бросаясь к девушке. – Прошу, помоги мне!

– Ты сама виновата, – забормотала Ржаник, отталкивая меня. В ее глазах горело злое торжество. – Ты сама!

– Не время для детских обид! Помоги!

Но Джема отстранилась, забилась в угол и смотрела на меня широко распахнутыми, ошеломленными глазами. Из ее носа тонкой струйкой текла кровь.

Оскальзываясь на мокром кафеле, я выскочила из уборной и остановилась. В чайной царил полнейший хаос. С громким хлопком разом вылетели все стекла. Я закрыла лицо руками, ощущая, как режет пальцы колкая крошка. Старушек, к счастью, не было, а вот студенты-архитекторы не ушли, как и послушницы со священником. Их раскидало в разные стороны, у многих по лицам текла кровь. Из носа, глаз, ушей…

– Август, Август! – на одной ноте верещала светловолосая монахиня.

Ирма – поняла я. Та самая дева сердца, для которой он хотел создать духовный цветок.

Вторая, его сестра Зоя, ползала по полу, словно слепая.

Священник покачивался, стоя с поднятыми руками, и молился. Мне хотелось крикнуть ему: «Громче, святой отец! Громче!» Ведь молитва – самый древний и доступный способ гармонизировать пространство. И человека. Так говорите громче! Нет, лучше кричите так, чтобы вас услышали даже на небесах! Потому что ваш шепот ни черта не помогает!

– …Смилуйся… грешником, укажи… путь, огради… зла… Даруй защиту…Проведи по…пути…

Слова молитвы едва доносились сквозь какофонию криков и грохота разваливающегося здания. Часть стены обвалилась. Сверху сыпались камни и доски, не давая добраться до выхода.

Дамир лежал в проходе, не двигаясь. Его правая рука выгнулась под неестественным углом.

А в центре хаоса стоял Август.

В колледже нам рассказывали о низкочастотной воронке, которая возникает возле пробуждающегося разрушителя. Но я не думала, что однажды увижу это воочию.

Вокруг парня в сутане заворачивался энергетический смерч, втягивая в свой поток все вокруг. Куски штукатурки и битые стекла, посуду со столиков и сами столики, разрушающиеся стены и людей, безнадежно пытающихся избежать столкновения с бездной. Нас всех тянуло в эпицентр хаоса, в черную дыру, которая станет нашей могилой. Я уцепилась за какую-то трубу, ощущая, как ноги поднимаются в воздух.

– …Сохрани… грешников…

Священник уже кричал, венчик волос на его голове стоял дыбом и искрился. Зоя, Ирма и двое студентов-архитекторов кружились возле Августа как спутники вокруг своего жестокого солнца. Третий парень и официант Стив лежали между оставшимися столами. Их неподвижные окровавленные тела тоже неумолимо затягивало в центр. Еще часть стены с грохотом треснула, но камни обвалились не вниз, а потянулись к воронке, закручиваясь в ужасающем танце смерти.

Цепляясь за все, что можно, я поползла в сторону Августа. Кажется, он не осознавал, что делает. Внутри него рождалась Сила, которой он не умел и не мог управлять. По его щекам текли слезы, окрашенные красным…

– Август, – прошептала я, и голова послушника дернулась. Наши взгляды встретились.

«Беги», – одними губами произнес он. Звук тонул в нарастающем реве воронки. Она оглушала так, что казалось, я навсегда утрачу способность слышать.

Хотя о чем я… У меня больше нет никого «навсегда».

Сквозь летящие камни в провале стены я увидела медленно идущую фигуру. Прищурилась, пытаясь разобрать, кто это. Тонкая, черноволосая, хромая…

Катерина Вольц! Она здесь!

Облегчение стало таким сильным, что я едва не расплакалась. Лицо Верховного миротворца было серым или так казалось за столбом пыли. Ее губы шевелились, словно женщина тоже шептала молитвы… А в глазах стоял ужас. И поначалу я не поняла, отчего. Ведь Катерина – самый сильный миротворец Империи! Она поможет! Она нейтрализует!

Она не справлялась.

Это стало очевидно, когда кусок стекла взвился в воздух, пролетел десяток метров и впился в бок женщины. Катерина упала, зажимая ладонью рану и снова что-то забормотала, не сводя отчаянных глаз с Августа. В дыму и пыли возникло перекошенное лицо Джона Марфиса. Он подхватил упавшую Катерину и потащил в сторону. А за ним… за ним…

Мелькнули приготовившиеся к атаке солдаты в шлемах, блеснули черные дула автоматов. И показалась фигура – такая знакомая, такая родная…

Ричард Вэйлинг осмотрел взвод.

– Папа, нет! – закричала я.

Не закричала. Меня хватило только на сиплый хрип.

– Огонь!

Свинцовый град обрушился на Августа. И рассыпался бесполезной дробью, не сумев пробить энергетическую воронку.

– Марфис, да отпустите же меня! – орала Катерина Вольц. – Вы не понимаете, идиот, не понимаете…

– Папа, остановись! – на этот раз получилось громче, и отец вздрогнул, прищурился, пытаясь рассмотреть меня в начавшемся пожаре.

Если я смогу дотянуться до Августа… если только смогу…Почему-то внутри жила уверенность, что стоит нашим пальцам соприкоснуться, и звезды внутри меня снова зажгутся. Что они станут новыми солнцами. Что их тепла будет достаточно, чтобы все исправить.

Что еще есть шанс все исправить.

– Огонь! – приказал мой отец.

Я закрыла голову руками. Новый залп, и снова бесполезно. Я поползла, хватаясь за остатки мебели и вставшие дыбом доски уничтоженной чайной.

– Кассандра, – пробился сквозь шум и скрежет тихий голос Августа.

Я вскинула голову. Он смотрел на меня. Бледное лицо, залитое красными слезами. Рука с белым браслетом на изящном, но сильном запястье дрогнула и потянулась ко мне.

Я протянула свою. Между нашими пальцами остались считанные сантиметры. Два браслета – белый и золотой – сияли по-прежнему ярко, словно грязь этого мира не могла их испачкать. Разрушительная воронка ослабла.

Еще немного… немного…

Смертоносный вихрь медленно затихал.

За спиной Августа Ричард Вэйлинг поднял винтовку и прицелился.

Мой взгляд скользнул с лица послушника на лицо отца, а губы выдохнули умоляющий стон.

Неееет!

Выстрел. Рухнувшие вниз камни и стекла.

И тишина, словно я всё-таки оглохла.

Я упала рядом с Августом и положила дрожащие пальцы в его раскрытую ладонь.

Последнее, что я увидела – это бледное, серьезное лицо моего павшего ангела и темные глаза, глядящие на меня. И кровь, растекающуюся по его парадной сутане.

А потом стало темно.