Я не ангел

Зажужжал интерком, и Ниночка своим мелодичным голоском поинтересовалась, не сварить ли нам с посетителем кофе.

– Нет, спасибо, Нина, не нужно. Подготовьте, пожалуйста, материалы по процессу, я скоро выезжаю.

– В суд? – поинтересовался Мельников, уже успевший привести в порядок свой костюм.

Я не ответила, взяла с вешалки в шкафу пиджак и пошла к большому зеркалу. Да, пиджак отлично скрыл отсутствие пуговиц на блузке, если не забыться и не расстегнуть, то никто и не догадается. Не глядя на Мельникова, я подобрала с пола стринги, не смущаясь, надела их и, одернув юбку, поинтересовалась:

– Ты сказал и сделал все, зачем пришел? Или есть еще какие-то нереализованные планы?

Кирилл несколько секунд ошарашенно молчал, но потом разразился хохотом – так, как раньше, запрокинув голову и прикрыв глаза:

– Ну ты даешь! Я чуть лужу не сделал, ей-богу! Где ты научилась разговаривать таким тоном, что мухи на лету замерзают, а?

Я проигнорировала вопрос и открыла дверь:

– Всего доброго, Кирилл Андреевич.

– Я понял. В следующий раз постараюсь записаться к вам на прием заранее.

– Следующего раза не будет, господин Мельников.

Он направился к выходу из кабинета, и я на секунду потеряла бдительность, решив, что этот раунд остался за мной, однако Кирилл вдруг, уже стоя на пороге, развернулся и поцеловал меня в щеку:

– Берегите себя, госпожа Жигульская.

Я отпрянула назад, как от пощечины. К счастью, секретарша была слишком увлечена пасьянсом и не заметила произошедшего.

Я закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, сползла на пол. Хотелось плакать. Я так и не поняла, откуда на мою голову через столько лет свалился Мельников, но стойкое ощущение, что с сегодняшнего дня все пойдет иначе, не уходило.

– И ведь я даже не помню, с чего он начал разговор, – пробормотала я, обнимая руками колени. – Зачем он приходил, почему именно сейчас?

– Ой, Варвара Валерьевна, а вы чего это дверь заперли? – Ручка дергалась вверх-вниз, Нина из приемной пыталась выйти, но я крепко подперла дверь своим телом и двигаться никуда не желала. – Вам же выезжать скоро, я вот и бумаги все подготовила. С вами все в порядке?

– Да, все нормально. Сварите мне кофе, Нина, покрепче.

Я тяжело поднялась, отряхнула юбку, поправила растрепавшуюся прическу. Нет, нужно взять себя в руки и постараться сосредоточиться на предстоящем процессе, чтобы не подвести клиента. Я не имею права рисковать репутацией и – что уж там – гонораром из-за внезапно появившегося в моем кабинете человека из прошлого.

Вошла Нина с подносом, на котором дымился кофе в белой фарфоровой чашке. Этот набор привез Светик из какой-то поездки, тонкие чашки с почти незаметным ободком позолоты показались мне идеально подходящими к интерьеру кабинета, и я привезла их сюда. Кофе из такого фарфора оказался удивительно вкусным, ничто не могло с ним сравниться. Сейчас почему-то захотелось закурить, хотя от этой привычки я отказалась лет пять назад – просто взяла и бросила, даже не мучилась особенно. Правда, иногда я позволяла себе сигариллу, которые всегда хранились у Нины в столе – так меньше соблазна.

– Ниночка, а можно мне одну? – улыбнулась я, подвигая поднос к себе, и секретарша моментально поняла, о чем речь.

– Одну – можно, – покровительственным тоном ответила она и, покачивая бедрами, выплыла из кабинета.

Мне нравилась Нина – легкая, умная, воспитанная. Со временем я собиралась сделать ее помощником, а дальше, если покажет себя как следует, подумать и о партнерстве. На нее можно было положиться, Нина умела обращаться с документами, ни разу ни одна бумажка у нее не потерялась и не попала не на свое место. До нее работала Катя – и вот это время я вспоминать вообще не люблю. За три месяца она ухитрилась устроить в документах такой бардак, что пришедшая ей на смену Нина вынуждена была провести в офисе немало вечеров, чтобы все разобрать.

С наслаждением выкурив сигариллу и выпив кофе, я почувствовала себя намного лучше. Бросив взгляд на часы, поняла, что нужно выезжать, иначе опоздаю, и нажала кнопку интеркома:

– Нина, позвоните Сергею, я выхожу.

– Хорошо. Звонил Святослав Георгиевич, сказал, что ваш телефон не отвечает. Он вернулся, просил передать, что взял билеты на балет на сегодня.

– Вернулся? – переспросила я.

– Да, сказал, что какие-то неувязки с контрактом. Так я звоню Сергею?

– Да, звоните.

Странное возвращение Светика заставило меня задуматься. Второй раз за довольно короткий промежуток времени он вот так прерывает гастроли и является домой в неподходящее время. Нужно поговорить с его концертным директором Ирой, что-то здесь не так.

Когда я одевалась и меняла туфли на сапоги, Нина с озабоченным лицом вошла в кабинет:

– Варвара Валерьевна, а Сергей трубку не берет. Несколько раз набирала – гудок есть, а никто не отвечает.

– Может, курит?

– Ну, не столько же времени! И где телефон у него? В машине, что ли, бросил?

Это было странно: трубку Сергей всегда носил в кармане, чтобы быть на связи в любой момент.

– Ладно, пойду. Может, просто звонка не слышит.

Первое, что я увидела, подходя к парковке, – это оцепление. Мою машину обступили люди в форме, двери открыты настежь, кругом суета. Что за ерунда?

– Минуточку, мадам, – преградил мне дорогу толстый полицейский с красным носом, – туда нельзя.

– Что происходит? Это моя машина.

– Ах, ваша? Погодите-ка… – Он повернулся и крикнул: – Андрей Васильич, тут хозяйка объявилась, пускать?

От толпы отделился высокий человек в форме, подошел и сунул мне «корочку»:

– Майор Зеленый. Ваша машина?

– Моя. В чем дело?

– Документы попрошу.

– Документы у водителя, я сама за рулем не езжу.

– Ваши документы, – поморщился он, и я вдруг разозлилась.

Что за манеру взяли наши правоохранители общаться с людьми так, словно они все априори преступники?

– Моя фамилия Жигульская, я адвокат. – Я сунула ему паспорт и адвокатское удостоверение и с удовольствием наблюдала, как меняется выражение его лица. – Теперь, надеюсь, вы объясните мне, в чем дело?

– Дело, Варвара Валерьевна, в том, что в вашей машине обнаружен труп гражданина Топоркова Сергея Михайловича, одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, – со вздохом ответил майор. – Вы знали данного гражданина?

Я оторопела. Как – труп?! С чего?! Почему Сергей, как вообще…

– Погодите… я не совсем понимаю…

– Ну что тут непонятного? На водительском месте вашей машины труп. Вы знали гражданина Топоркова?

– Конечно… это мой водитель, он возит меня уже пять лет. Но я не понимаю…

– А нечего понимать. Мертв ваш водитель. Задушен, предположительно удавкой.

– Удавкой? – переспросила я. – Это значит, что кто-то сел в машину на заднее сиденье?

– Правильно, – кивнул Зеленый, – и этот «кто-то» не вызвал у него подозрений.

– Из чего это следует?

– Ну вы же не маленькая! А как иначе подобраться к человеку, который сидит в машине?

Я бы с удовольствием подискутировала на эту тему, но мне нужно было как-то попасть в суд, и сделать это по возможности скорее. Гибель водителя не будет служить мотивом для переноса слушаний, как бы жестоко это ни звучало. Сергея безумно жаль, но теперь это уже неважно – он мертв, а мне нужно жить дальше.

Я попыталась, как могла, объяснить это майору. Пришлось даже взглянуть на труп водителя. Сергей сидел на своем месте, неестественно запрокинув назад голову, и на шее в расстегнутом воротнике кожаной куртки виднелась багровая полоса. Меня затошнило, закружилась голова, и я, качнувшись, ухватилась за стоявшего рядом майора. Он поддержал меня за плечи, иначе я мешком свалилась бы в снежно-грязевую кашу на тротуаре.

– Ладно, с вами все ясно. Если будете нужны, вызовем, – буркнул он. – Селиванов, проводи даму. – И рядом со мной тут же возник молоденький полицейский, на чью руку я оперлась, чтобы дойти до здания.

Я вернулась в офис, чем удивила Нину, которая считала, что я уже подъезжаю к зданию суда:

– Ой, Варвара Валерьевна, а вы чего это вернулись? Забыли что-то?

И только сейчас, в теплом кабинете, меня покинули силы, а произошедшее предстало во всей красе: убитый в моей машине Сергей, с которым я рассталась несколько часов назад. Недавно он был, мы завтракали в небольшой кофейне – и вот его уже везут в морг в черном пластиковом мешке.

– Нет… не забыла… – Я буквально упала на диванчик, распахнула шубу и расстегнула воротник блузки – стало нечем дышать. – Сергея убили… вызови Дмитрия срочно, пусть едет в суд вместо меня. И позвони Артему Анатольевичу, предупреди, что вместо меня приедет Дмитрий… – выговорила я, с трудом ворочая языком.

Нина слушала, прикрыв рот ладонью, и часто кивала головой:

– Да-да, конечно… я сейчас… вам, может, валерьянки?

– Коньяк лучше…

Осторожно, как с больного ребенка, Нина сняла с меня шубу, принесла бокал, в котором на дне плескался коньяк, и взялась за телефон. Наверняка клиент сейчас разозлится, но я внезапно поняла, что не смогу никуда ехать, не смогу ничего говорить и толку от меня никакого не будет. А Димочка в курсе, он сумеет представить интересы клиента не хуже меня.

Я на какое-то время выпала из окружающей реальности, ничего не слышала и не видела. Три больших глотка коньяка дали о себе знать – в голове закружилось, зашумело, руки и ноги сделались горячими и ватными. Сейчас бы прилечь, закрыть глаза… а когда я проснусь, окажется, что ничего не случилось, и Сергей жив, и в суд я сама еду… Если бы…

– Варвара Валерьевна, я мужу вашему позвонила, он уже едет, – вплыл откуда-то голос Ниночки, – сейчас домой вас заберет, поспите…

Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь, – оказывается, на самом деле уснула, чем испугала секретаршу.

– Вы вся бледная сделались, а руки ледяные просто, – рассказывала она, присев на край диванчика. Надо же, а я не почувствовала прикосновений. – Я с вас сапоги сняла, уложила, а вы даже не проснулись.

Я перевела взгляд на ноги – они были укрыты шубой, а сапоги действительно лежали на полу возле ножки дивана. Ничего себе, как на меня подействовало это происшествие… Совсем нервы ни к черту, так не годится. Еще и Светик приедет… и театр вечером…

Муж ворвался в офис в расстегнутой дубленке, взмыленный и напуганный одновременно:

– Варенька! Что случилось, что тут за ужасы?

Я уже окончательно пришла в себя, хотя по-прежнему полулежала на диване, укрытая шубой. Нина что-то печатала, изредка бросая в мою сторону осторожные внимательные взгляды – видимо, боялась, что работодательница ненароком отдаст концы. Но мне на самом деле стало немного лучше, только в ушах по-прежнему шумело от коньяка. Я крайне редко пила крепкие напитки, и сегодня случай был исключительный.

Светик сел рядом со мной, взял за руки и с тревогой заглянул в глаза:

– Варенька, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем Сергей, если ты об этом. – Муж раздражал меня своими вопросами, и, хотя я понимала, что он не виноват, справиться с собой не могла. – Что ты дурацкие вопросы задаешь? – И осеклась, вспомнив о замершей у компьютера секретарше. – Поедем домой, там все расскажу.

Светик засуетился, помог мне обуться, подал шубу. Я видела, что от него не укрылось отсутствие пуговиц на блузке под расстегнутым пиджаком, но знала, что он никогда не опустится до расспросов и подозрений – просто потому, что побоится услышать правду. Он никогда не хотел ее знать, хотя, подозреваю, всегда чувствовал, что я изменяю ему. Но он предпочитал много лет закрывать на это глаза, чтобы не потерять меня насовсем, окончательно. Мой муж вел себя со мной как с блудливой уличной кошкой, хотя никогда вслух не признавался: он меня любил, жалел, грел и кормил, а еще радовался, когда домой приползала. Могла бы этого не делать, и Светик знал об этом не хуже меня.

Уже в машине, устроившись на заднем сиденье, я с сожалением спросила:

– А как же билеты, Светик? Ведь балет сегодня… Кстати, а ты почему вернулся? Что с контрактом?

– О чем ты говоришь, Варя, какой балет? На тебе лица нет, такое потрясение. – Проигнорировав второй вопрос, Светик сосредоточенно смотрел на дорогу, прикидывая, сумеем ли мы как-то переулками объехать жуткую пробку.

– Но ты…

– Давай не будем об этом, ладно? – с хорошо различимой мукой в голосе проговорил муж, и я умолкла. Значит, точно заметил блузку. Но мне все равно. Если я его не устраиваю, он всегда может встать и уйти. И я замолчала.

Дома я еще выпила и улеглась в спальне, прихватив в постель ноутбук. Позвонил Димочка, сказал, что в суде все в порядке, все идет именно так, как мы и рассчитывали ранее, и клиент даже не возмутился, что я отсутствовала.

– Я ему не стал подробности рассказывать, сказал просто, что форс-мажор у вас.

– Спасибо, Дима. Когда следующее слушание?

– Через три недели.

– Ну хорошо, там будет видно, я поеду или ты. Какие еще новости?

– Больше ничего вроде. Вы бы отдохнули, Варвара Валерьевна, хоть пару дней, – нерешительно предложил он, прекрасно зная, что у меня нет понятия «отдых», если есть неоконченные дела.

Но сегодня я решила прислушаться к совету помощника: слишком уж тяжелым выдался день. К счастью, впереди суббота и воскресенье, и планов вроде бы нет.

– Я завтра дома побуду, не поеду в офис. Если что-то срочное, ты позвони, я телефон не выключаю.

– Постараюсь не беспокоить.

Мы попрощались, я сунула телефон под подушку и углубилась в изучение очередного дела. Но из головы никак не шли события сегодняшнего дня. Больше всего меня беспокоило появление Мельникова. Оно было странным, ничем не объяснимым, а я не люблю такие вещи. Каждый шаг, каждый поступок должен быть мотивирован. А если мотива нет… Ну не бывает так! За каждым действием непременно стоит что-то. И за появлением Кирилла определенно что-то есть. Понять бы только, что именно.

Я так и задремала с ноутбуком на коленях и с очками на носу, даже не слышала, как пришел Светик, аккуратно забрал компьютер, положил на тумбочку очки и укрыл меня одеялом. Я так крепко уснула, как не спала, кажется, много недель до этого.

Среди ночи я вдруг открыла глаза, потому что увидела кошмар. Я бежала по темному пустому городу, где не горели ни один фонарь, ни одно окно в серых, совершенно одинаковых домах. Я бежала и глохла от стука собственных каблуков, а за мной бежал кто-то огромный, невидимый, я только слышала его тяжелое дыхание за спиной. Даже не шаги – дыхание. И было так страшно обернуться и посмотреть, хотя казалось: если повернусь, то он перестанет преследовать меня, испарится, исчезнет. Но ужас настолько сковал все тело, что даже обернуться было невозможно. И почему-то это тяжелое дыхание казалось мне знакомым, и от этого делалось еще страшнее. Я открыла глаза в тот момент, когда во сне наступила в канавку и упала, обхватив руками голову и замирая в ожидании, что сейчас преследователь накинется на меня. Сев на кровати, я долго не могла прийти в себя, тяжело дышала и озиралась по сторонам. Поняв наконец, что я дома, в собственной постели, и мне ничего не угрожает, я щелкнула выключателем бра и удивилась, обнаружив, что Светика рядом нет. Обычно он в это время спал, разметавшись по подушке, и то и дело дирижировал или быстро-быстро что-то говорил, чередуя французские и латинские термины. Но сегодня я лежала в постели одна, и это было странно – покидать спальню и ночевать в кабинете всегда было моей прерогативой.

Любопытство заставило меня встать, сунуть ноги в тапочки, надеть халат, лежавший на пуфе у зеркала, и пойти искать мужа. К моему глубочайшему удивлению, Светика не было дома. Вообще не было – нигде. И только в гостиной у кресла, в котором Светик любил сидеть вечерами, валялась моя разорванная блузка.

Утро субботы я провела так, как давно мечтала: в пенной ванне, с чашкой крепкого кофе и сигариллой. Это было такое блаженство, что даже ужасный сон забылся и то, что Светик не ночевал дома и до сих пор где-то шляется. Признаться, я не особенно волновалась по этому поводу, просто подобный демарш был совершенно не в характере мужа, и это меня скорее веселило – проснулся в нем внутренний «мужик».

Мое блаженство было прервано звонком. Мобильный вибрировал на бортике ванны, рискуя упасть в воду. Я взглянула на дисплей – звонила Потемкина.

– Доброе утро, Анастасия Евгеньевна, – поприветствовала я клиентку, но та была явно напугана – это слышалось в истеричных нотках голоса.

– Варвара Валерьевна, мы не могли бы немедленно встретиться?

– Что за спешка? – поморщилась я, понимая, что выходной мой отменяется.

– Я не могу по телефону. Давайте увидимся там же, где в первый раз. Я буду на месте через час. – И она бросила трубку.

Получается, что Потемкина в городе: за час из «Снежинки» она не добралась бы в центр, потому что суббота мало чем отличается по части пробок от любого другого дня. Но почему она не назвала ресторан? Чего боится? Что произошло? Вернее, не так: что еще произошло, учитывая мои вчерашние приключения?

Я с неохотой покинула теплую воду, наскоро высушила волосы и подкрасилась. Придется ехать на машине, ничего не попишешь, и делать это я вынуждена сама – водителя больше нет, но есть малыш «Смарт», которым я и воспользуюсь. Маленькую машинку парковать легче.

В «Годунове» я появилась с опозданием – стоявший в подземном гараже «Смарт» оказался намертво заперт чьим-то «Мерседесом», и я потратила уйму времени на то, чтобы найти хозяина. Меня сразу проводили в отдельный кабинет, где сидела Анастасия. К моему удивлению, за столом рядом с ней я увидела девочку лет десяти – хорошенькую голубоглазую блондинку с аккуратными косичками. Она сосредоточенно рассматривала что-то на экране планшетника, но при моем появлении оторвалась от своего занятия и поздоровалась первой.

– Алена, не мешай, – нетерпеливо оборвала ее Анастасия, – нам поговорить нужно.

– Я не мешаю, – мелодичным голоском отозвалась девочка и вставила в уши розовые наушники. Жест был настолько отработанным и привычным, что я подумала: девочке приходится делать это довольно часто. Видимо, мать не отпускает ее от себя ни на минуту. Я уже знала, что Алена находится на домашнем обучении и в гимназию больше не ходит.

– Что-то случилось? – спросила я негромко, усаживаясь напротив Анастасии.

Та закурила и кивнула. Повисло молчание. Я не хотела вытягивать информацию, а Потемкина не торопилась ее выкладывать – никогда я не могла понять эту человеческую привычку. Сперва вытащить человека на встречу в субботу, не поинтересовавшись планами, а потом сидеть и разыгрывать из себя женщину-загадку. Ну и брала бы мужика-адвоката, если так необходимо кокетничать. Время шло, Потемкина молчала. Девочка погрузилась в просмотр какого-то фильма и вообще не обращала внимания на происходящее вокруг.

– Сегодня ночью в больнице чуть не умер Алик, – вдруг сказала вдова, затушив окурок в пепельнице наманикюренным пальцем. – Кто-то передал ему бутылку водки, а в ней оказался клофелин – очень большая доза. Алик, к счастью, выпил не все, потому и оказался только в реанимации, а не в морге.

– Откуда вы об этом узнали? – Новость мне не понравилась, теперь я прекрасно понимала состояние Анастасии – тут не до разговоров.

Потемкина помолчала, глядя поверх моей головы, и словно внутри себя решала, стоит ли выдавать информацию. Как же я от нее устала, кто бы знал! Такая с виду глуповатая, наивная, а оказалась скрытной и очень осторожной, порой даже излишне. Не доверять адвокату, которого сама наняла… Хотя в ее положении, наверное, это оправданно.

– Мне… врач позвонил.

– Понятно. И что вы собираетесь предпринять?

– Мне нужно уехать. Уехать и увезти Алену, – заговорила Потемкина, лихорадочно схватив меня за руку, – понимаете? Варя… – вдруг перейдя на «ты», зашептала она, – Варя, помоги мне! У меня нет никакого убежища, у меня вообще ничего нет! Если я не подпишу бумаги, то могу не остаться в живых, а если подпишу, тем более… я все равно им не нужна, они все сделают, чтобы…

– Мне кажется, сейчас самое время поговорить про таинственных незнакомцев, которых вы так часто упоминаете в разговорах, – решительно сказала я, накрывая холодную руку Анастасии своей. – Я больше не хочу играть вслепую.

Потемкина вздохнула:

– Зови меня Настей, хорошо? Мне больше некому довериться, просто нет выхода. А ты… ты теперь и сама заинтересована, чтобы «Снежинка» не ушла в чужие руки. Помоги мне, Варя, я все тебе расскажу, только помоги скрыться. Я даже домой сегодня не могу вернуться – мне страшно, я совершенно одна с ребенком в огромном пустом доме… Мы и пикнуть не успеем, как… – Анастасия пугливо взглянула на увлеченную фильмом дочь. – У меня никого больше нет, только Алена…

– А родители?

– Отца я вообще не помню, а мама умерла три года назад. Рак.

– Понятно.

Я чувствовала, что должна как-то помочь этой запуганной женщине с девочкой, но даже не это двигало мной. Я на самом деле вложила большие деньги в эту чертову «Снежинку» и теперь не могла рисковать и позволить вдове продать контрольный пакет. Но понимала я еще и то, что самостоятельно не смогу спрятать Потемкину с дочерью. Если за ней кто-то приглядывает, то гарантированно обо мне тоже все знают – от адреса до размера ноги. Тут мне не обойтись без посторонней помощи. И я даже знала, к кому обратиться. К счастью, на заре карьеры я столкнулась с одним весьма влиятельным господином, вхожим в самые высокие структуры, но не потому, что был он министром или кем-то еще, а как раз потому, что представлял совершенно иную организацию. Теневую, так сказать. Вот ему-то, Анатолию Ивановичу Веревкину, больше известному как Толя Туз, я и собиралась позвонить. И если все пойдет так, как я задумала, то через пару дней Анастасия с дочкой окажутся вне пределов досягаемости кого бы то ни было. Но на это тоже нужно время: пока я его найду, пока уговорю помочь… ведь не факт, что он согласится, как не факт, что он вообще сейчас в стране. Куда мне деть испуганную донельзя клиентку с ребенком на это время? К себе же я не могу ее привести. Нет, теоретически, конечно, это возможно, и даже для Светика найдется объяснение, но практически… Скорее всего, за Анастасией действительно наблюдают, как, возможно, и за мной. И везти ее с дочерью к себе означает подписать ей приговор. Нет такой двери, которую нельзя открыть при помощи ключа, денег или еще чего-нибудь. Нет, этот вариант не годится. И решать надо сейчас, мгновенно, чтобы из ресторана она не ехала к себе в «Снежинку» – может не добраться.

Я взглянула на часы – время для звонка вполне приличное, Толя Туз – «жаворонок» и уже давно на ногах.

– Мне нужно позвонить, – сказала я, беря телефон и направляясь к туалетной комнате, которая для посетителей этого кабинета была отдельной.

На всякий случай включив воду и забившись в самый дальний угол помещения, я набрала номер Туза. Он долго не брал трубку, и на миг меня посетило ужасное чувство, что я права и его запросто может не быть в стране, и что тогда делать мне? Хотя… его личное присутствие не требуется, нужно просто веское слово и пара надежных людей. И разумеется, дом. Или квартира на худой конец, причем как можно дальше от «Снежинки».

Но тут в ухо мне рявкнули:

– Слушаю! – и я слегка успокоилась.

– Анатолий Иванович, добрый день. Это Варвара Жигульская.

– А, Варечка! Здравствуй, дорогая. Как дела? Случилось что-то? – Тон Веревкина сразу стал намного ниже, голос изменился и приобрел мягкие, почти интеллигентные нотки.

– Случилось, Анатолий Иванович, потому и звоню.

Вкратце обрисовав ситуацию, но умолчав о кое-каких деталях, касающихся моего личного материального интереса, я спросила:

– Сможете как-то помочь женщине с девочкой?

Туз откликнулся мгновенно, даже не особенно раздумывая:

– Дерьмо вопрос. Вы сейчас где?

– В «Годунове».

– Краше места не нашли? Все понтуетесь?

– Желание клиента – закон для адвоката, – хмыкнула я. Туз не любил показухи, и все наши встречи с ним проходили в более демократичных местах, нежели ресторан в центре.

– Хорошо, ждите там. Через час подъедут ребята, позвонят тебе на трубку и скажут, что и как делать. До той поры тихо сидите, едите и пьете… что вы там пьете, кстати?

– Брусничный морс. Я за рулем, Анастасия тоже.

– Какие хорошие девочки, – захохотал Туз, – морсиком наливаются с утра пораньше. Ладно, жди звонка. И не пропадай. Хочешь, в театр сходим как-нибудь?

– Хочу. – Я на самом деле хотела с ним в театр. Более образованного в плане театрального искусства человека я не встречала даже в кругу друзей своего мужа.

Имевший за плечами всего восемь классов, Веревкин все свободное время посвящал театру, актерам и режиссерам, меценатствовал и вкладывал приличные средства в развитие любимого дела. Кроме того, он цитировал Чехова огромными отрывками, чем однажды привел меня в состояние глубочайшего изумления. Но ларчик открывался просто: в тюремной библиотеке произведений Антона Павловича было великое множество, и Веревкин зазубрил их практически наизусть.

– Тогда я постараюсь найти то, что мы с тобой еще не смотрели. Позвоню.

– Спасибо.

Я сунула трубку в карман, выключила воду и вышла в кабинет. Анастасия курила, нервно комкая свободной рукой салфетку, Алена по-прежнему сидела, уткнувшись в экран планшета. Я села напротив Потемкиной и, глядя ей в глаза, заговорила:

– Значит, так. Через час сюда приедут люди одного моего приятеля. Они незаметно выведут вас с Аленой из здания и увезут туда, где никому не придет в голову вас искать. Я даже тебе не скажу, что это будет за место, – тебе придется довериться мне, выбора все равно нет. Домой вам нельзя. Ты будешь жить там, а я позабочусь, чтобы у вас не было нужды ни в чем. Нам с тобой обеспечат связь по другим каналам, чтобы исключить возможность прослушки. Пообещай, что ты будешь делать все в точности так, как говорим я и человек, который мне помогает.

Анастасия затушила сигарету и взглянула на меня с поистине ангельским смирением:

– Конечно…

– Я не шучу, Настя. Никаких звонков кому бы то ни было, никаких выездов в Москву. Никаких контактов ни с кем, кроме меня.

– Я понимаю…

– Вот и хорошо. А когда я разберусь со всем, что происходит вокруг вас, тогда и будем думать, как выпутываться. Сейчас главное – не позволить давить на тебя. Никому. Твоя подпись на документах будет означать одно: ты потеряешь все. Возможно, и жизнь тоже.

По тому, как дернулась ее щека, я поняла, что подобная мысль уже не раз посещала белокурую головку Анастасии. Это лишний раз убедило меня в правильности решения. Обратиться к Тузу в подобной ситуации было самым верным.

Час тянулся так долго, что я несколько раз перепроверила время – ну невозможно же столько ждать! Мы почти постоянно молчали, Анастасия курила сигарету за сигаретой, Алена пару раз оторвалась от просмотра фильма и съела пирожок. Я же маялась от неизвестности и ожидания – не самое мое любимое занятие, если честно. Я никогда не опаздывала сама и не позволяла этого никому, так как считаю, что опоздание – это неуважение ко времени другого человека. Правда, надо отдать должное людям Туза – они не опаздывали. Это моя нервозность и волнение так растянули время. Звонок раздался ровно через час, мы с Анастасией вздрогнули и посмотрели друг на друга.

– Спокойно, – проговорила я, стараясь внушить ей, что все в порядке. – Я слушаю.

– Варвара? – раздался мягкий мужской голос с чуть заметным акцентом.

– Да, это я.

– Можете называть меня Арам. Ваша подруга рядом?

– Да, она здесь.

– Хорошо. Сейчас я поднимусь к вам.

Я ничего больше не успела ни спросить, ни сказать – телефон замолчал.

– Одевайтесь, – велела я Анастасии и девочке, хотя не была уверена, что это правильно.

– Уже? – чуть побледнев, спросила вдова.

– Ты не бойся. Я за человека ручаюсь, он никогда слова не нарушит, это просто невозможно. С вами ничего не случится.

В дверь постучали, и я подошла:

– Арам?

– Да, открывайте.

Я повернула ручку и впустила в кабинет высокого довольно молодого мужчину с густыми черными волосами, небрежно спадавшими крупными кольцами на воротник кожаной куртки. Красивый, уверенный в себе кавказец с мягкими движениями и почти неслышной походкой. От этого стало не по себе… Я представила, как он может неслышно подкрасться сзади и…

– Что с вами? Вы побледнели, – заметил он, беря меня за руку.

– Нет, все в порядке. Это Анастасия. – Я аккуратно высвободила руку из его горячих пальцев.

– Так, милочка… – оглядев Анастасию, заключил Арам, – придется немного замаскироваться. И прекрасной малышке тоже, – кивнул он Алене и улыбнулся: – Ты театр любишь?

– Нет, – спокойно ответила девочка, – я больше люблю книги.

– Хорошо. Тогда представь, что мы в книге.

Арам вытолкнул ногой в центр кабинета большую сумку, которую, оказывается, принес с собой, а я и не заметила.

– Помогите нам, Варвара, – велел он, присаживаясь около сумки и расстегивая «молнию».

В бауле оказалось женское одеяние из тех, что носят в Москве жены ортодоксальных мусульман, и еще одно такое же – поменьше. Правда, для Алены все равно оказалось длинновато, но мы решили, что приглядываться никто не станет. Анастасия с убранными под платок волосами и смытой косметикой стала совершенно неузнаваемой. Арам критически оглядел их обеих и сказал:

– Отлично. Теперь опускаем глаза вниз и семеним за дядей Арамом к машине, как послушные жена и дочь. Садимся в белый «Мерседес» с красненькими номерными знаками и уезжаем. А Варвара выходит из ресторана через полчаса, садится в свою машину и едет по делам. А потом я ей звоню и назначаю встречу. Годится?

Можно подумать, у кого-то из нас был выбор…

Анастасия глянула на меня обреченно, но я только головой покачала – не в ее положении выбирать помощников, уж кто есть.

– Мы созвонимся с тобой сегодня вечером, да? – ободряюще проговорила я, и Арам поддержал:

– Обязательно! Все, девочки, идем.

Он взял Алену за руку и пошел к выходу, Анастасия послушно двинулась за ним. Нормальная восточная семья: красавец-муж в распахнутой куртке ведет за руку дочку, а следом идет жена – покорная тихая женщина с опущенным лицом. Лучшей маскировки я бы не придумала.

Когда дверь кабинета закрылась, я испытала облегчение: все-таки машину с красными дипломатическими номерами вряд ли кто-то из «залетных» рискнет остановить. Мне же осталось только отсидеть здесь обговоренные полчаса, попить кофе, немного успокоиться и поехать к себе. Еще неизвестно, что меня ждет дома.

Дома оказалось пусто и тихо. Судя по всему, Светик так и не появлялся, и это уже интересно. Даже не думала, что вид блузки с оторванными пуговицами приведет мужа в такое нервное состояние, что заставит уйти из дома. Но, может, это и к лучшему: мне сейчас совершенно не до разговоров. Я отлично знала, что Светик никуда не денется: он не из тех, кто бежит к другой женщине, для него вообще физическая близость не имеет определяющего значения. Я твердо знала, что он не изменял мне: для него на первом месте стояли музыка, отношения, совместные походы в театр, разговоры об искусстве, а не постель. Чтобы почувствовать желание, ему нужно было хорошо узнать женщину, а на это нужно время, которого у Светика никогда не было. Так что и сегодня я не особенно волновалась по поводу отсутствия мужа дома.