Глава 64
Альфред сидел в кабинете главного инквизитора и задумчиво перебирал принесённые Илиасом бумаги. За время его трёхдневного отсутствия их накопилось немало. Протоколы допросов, доносы и отчёты местных глав инквизиции хоть и были рассортированы и к каждому прилагалась краткая пояснительная записка, но удручали своим количеством. Хотелось, не читая, выбросить всё в камин, поскольку голова была занята только мыслями о Миранде.
Этой чертовке удалось больно зацепить его своей связью с Диего. И больше всего во всём этом волновало предостережение Вальда о том, что его бывшая возлюбленная пыталась установить со своим новым фаворитом внежизненную связь, и её остановило лишь его вмешательство. И что если он даст ей возможность создать её другими способами, то не видать ему её как своих ушей. Зачем ей это могло понадобиться, было непонятно, при этом на её откровенность рассчитывать не приходилось. Надо было догадываться самому и в дополнение придумать, как развести её с этим мальчишкой, но не насильно, а так чтобы или он сбежал, или она разочаровалась в нём и бросила.
Странным в сложившейся ситуации было то, что судя по рассказу Лео, раздражал он её поначалу, а потом вдруг связь с ним установить решила, а когда это не удалось, любовником своим сделала, причём без ментальной привязки и постоянно подчёркивает свободу его воли. Неужели хочет в ту же кабалу загнать, но уже самостоятельно? Но зачем? Зачем ей несведущий мальчишка, не способный даже элементарную волну создать? Показать, кого предпочла ему? Вот покажет, вернее, уже показала, и дальше что? Испортить жизнь и себе, и ему? И какой смысл? А может, смысла нет вовсе, кроме того, чтобы хоть как-то выплеснуть ту боль, что снедает её изнутри? Вот что бы он делал на её месте, когда тот, кого безумно любила, ушёл, а тот, кому безгранично доверяла, предал. Хотя в чём он её предал? Не предавал он её. Воспользоваться беззащитностью, воспользовался, но не предавал и цели поиметь что-то за её счёт не преследовал. Однако, если быть до конца честным, именно за её счёт всё и поимел. Это всё она ему преподнесла на блюдечке с каёмочкой и ещё оградила от обратной волны, и не начни он её так прессовать, то не стоило бы это ему абсолютно ничего. Все свои проблемы он заработал исключительно из-за попытки её сломать и заставить раскаяться в неугодном ему поведении. И сейчас их отношения зашли в тупик. Она не верит ему и хочет любой ценой… Он на секунду задумался. Вот что любой ценой она хочет? Ему досадить, унизить или… или… Точно! Он даже пальцами прищёлкнул от озарившей его сознание мысли: Она хочет любой ценой от него оградиться. Поэтому Вальд и пришёл! Видя, что глупые барьеры себе же во вред возводит, лишь бы его ещё раз к себе близко не подпустить! Точно! Всё так и есть! Следовательно, задача действительно лишь в том, чтобы не дать ей этот барьер установить и, дискредитировав в её глазах мальчишку, убрать подальше, не дав закончить задуманное, и взамен дать почувствовать собственную поддержку. Вот тогда всё может у них и сложится. Но сейчас об этом рано. Надо решать проблему поэтапно, сначала Диего.
Определившись, подёргал шнур вызова и моментально вошедшему Илиасу приказал привезти ему герцога.
– Для чего, мой господин? – не смог удержаться от вопроса тот.
Ничего не отвечая, Альфред смерил его тяжёлым взглядом и сквозь зубы процедил:
– Мне кажется, ты стал забываться, мой мальчик.
– Виноват, – сразу преклонил колени Илиас. – Но это лишь с целью получше подготовить всё. Чтобы герцог осознал получше, подготовился.
– К чему? – недовольным тоном хмуро осведомился Альфред.
– Так это я и хотел узнать. Может, к дополнительным пожертвованиям, может, к епитимье какой. Я бы в дороге его к нужному вам решению постарался подготовить.
– Не надо ни к чему его готовить, пару стражников за ним пошли, а сам ты мне здесь нужен. Дел невпроворот, а тебе лишь бы развлечься съездить. Хватит! Наразвлекался уже. Вот что ты мне навалил эту гору и даже не отметил, что первоочередное, а что вообще не требует вмешательства, – Альфред в раздражении отпихнул от себя стопку бумаг. – Чем ты вообще тут без меня занимался? Отдыхал? Вот на пару дней невозможно по делам отлучиться. Как ты с таким отношением к работе моим преемником намерен стать? Где элементарная самостоятельность? Переписать о чём речь в бумаге любой тупица может. Я хочу видеть готовые решения и их проверять! Чтобы ты, когда меня не станет, уже был подготовлен и мог безболезненно меня заменить!
– Но, мой господин, – не поднимаясь с колен, жалобно проговорил Илиас, – как я могу вам указывать, какое принять решение? Это же не мой уровень.
– Не указывать, а предложить! Предложить, тупица!
– А если я ошибусь?
– Будешь наказан и переделаешь проект решения. Не особо приятная перспектива, я понимаю, но как иначе ты сможешь вникнуть в суть процесса? Да и понять-то должен был за всё время, что при мне, на основании чего принимаются решения и какова их подоплёка.
– Понял, постараюсь всё исправить, мой господин, так, чтобы вы были довольны.
Поднявшись с колен, Илиас потянулся взять со стола кипу бумаг, но Альфред не дал, остановив знаком и неодобрительным:
– Не сейчас, сейчас ты отправишь стражников, а потом вернёшься, и разговор продолжим.
– Как пожелаете, мой господин, – Илиас поспешно выскочил за дверь.
Вернулся он достаточно быстро и, закрыв за собой дверь, с порога отрапортовал:
– Стражников отправил. Какие ещё будут приказания?
Смерив его задумчивым взглядом, Альфред негромко проронил:
– Я забыл спросить, ты с графом Алехандро Торном встречался?
– Да, мой господин. Конечно. Всё передал, как вы приказывали.
– И как он тебе?
– Он обладает силой, если вы о том. Причём не скрывал её. Был любезен, но сдержан, на аудиенции с вами не настаивал, хотя явно был расстроен вашим отказом в ней.
– Он о чём-то ещё просил?
– Нет, ничего не сказал, кроме того, что понимает, сколь вы загружены, и будет терпеливо ждать, когда у вас появится возможность выделить время, чтобы побеседовать с ним.
– Понятно… Я надеюсь, ты был любезен, как я тебя просил, и не слишком агрессивно сканировал его возможности?
– Конечно! Я вообще ничего не сканировал. Говорю же, не скрывал он силу. Мне показалось, что он уверен был, что вы знаете о ней.
– Знаю, конечно, знаю, – тихо выдохнул Альфред.
– Если честно, то я не совсем понял, зачем он вообще просил о встречи с вами, надеялся, что его допустят до прямого контакта, не обезоружив?
– Он не опасен. И вряд ли намерен хоть какой-то вред причинить. У нас с ним договор, причём он свою часть уже исполнил много лет назад. А вот я так и не расплатился с ним, и боюсь, что уже не успею, поэтому и познакомил тебя с ним.
– Не понял.
– Что непонятного? Ты моим преемником стать хочешь?
– Странный вопрос, мой господин. Мне кажется, вы очень хорошо знаете, что я прилагаю все свои силы, чтобы стать достойным этого.
– Тогда ты должен знать, что вместе с моими полномочиями ты получишь и мои долги. Ты согласен на это?
– Как я могу отказаться? Конечно, согласен.
– Мне не нравится твой ответ.
– Что вам не нравится в нём?
– Намёк на согласие от безысходности. Это даёт мне повод сомневаться в твоём стремлении исполнить мою последнюю волю.
– Мне кажется, вы немного преждевременно завели речь об исполнении вашей последней воли, мой господин. По крайней мере, я надеюсь, что вы долго ещё будете оставаться в силе и здравии, но в любом случае не извольте сомневаться, вашу последнюю волю, как и все ваши приказания, я исполню в обязательном порядке, жизнью клянусь. У меня тоже долг перед вами, вы мой учитель и наставник, всем, что имею и умею, я обязан вам, поэтому никакой безысходности в моих словах не было, было удивление, что вы спрашиваете меня об очевидных для меня вещах.
– Твоё отношение радует меня. Так вот, я примерно знаю, что он может попросить, поэтому на аудиенцию не согласился. Мне будет сложно лично ему отказать, так как обязан я ему многим, но пока не готов отдать ему то, что он ждёт. Но перспектива уйти на перерождение не расплатившись с ним, мне тоже не нравится, поэтому хочу, чтобы мой долг отдал ему ты. Тебя это не особо напряжёт, да и хорошие отношения и гарантия не вступить в противоборство с обладающим такой силой послужат на пользу.
– Что он ждёт от вас, у вас его амулет?
– Нет, конечно. Заполучить его амулет дело почти нереальное и грозит огромными неприятностями всем, кто отважится на это. У меня вещь, не имеющая никакой потенциальной силы, и ценная лишь для нас с ним. Поскольку для меня это память, а для него возможность обеспечить упокоение неприкаянной душе. Поэтому, если ты вернёшь ему её, он будет тебе благодарен, а это немаловажно, учитывая его уровень.
– Зачем вам она?
– Как тебе сказать… Не хочу при своей жизни отпустить того, кого он хочет упокоить. При этом уйти самому тому не удастся, если он не поможет. Поэтому мне хочется дотянуть до конца и отдать ему это перед своей смертью.
– А если он вдруг не сможет это забрать? Например, умрёт он раньше вас.
– Об этом мне даже думать не хочется, мой мальчик. Если такое всё же случится, это будет для меня тяжёлым испытанием. Его смерть лишит меня очень многих перспектив, а уж если решится проклясть перед смертью, то совсем туго придётся, причём не только мне, но и всем, кто связан со мной. Поэтому нет, давай не будем об этом, он не стар, полон сил, ведёт затворнический образ жизни, дорогу никому не переходит, так что нет, не должен он умереть раньше меня.
– Странная у вас с ним завязка, учитель… Кто он?
– Любопытен ты, сил нет. Но раз уж решил я сделать тебя своим преемником и душеприказчиком, имеет смысл окончательно карты сбросить. Когда-то он был моим другом и спас мне жизнь, а потом наши пути разошлись. Он стал отшельником и долг свой я ему так и не отдал, да ещё вещицу, которую он хочет заполучить, не горю желанием отдавать раньше своей смерти… Поэтому встретиться с ним планирую, лишь когда почувствую, что путь мой близится к закату. И ему придётся терпеливо этого заката подождать.
– А вы не думаете, что силу свою он может вам во вред использовать?
– Не станет. Он из тех немногих, кто не использует свою силу, пока в глаза не предупредит противника. Но только если и тот не использует по отношении к нему нечестных методов. Тебе бы рекомендовал постараться сойтись с ним и дружеские отношения завязать. Власть ему не нужна, до денег он тоже не большой охотник, поэтому обмен дружескими услугами на пользу обоим бы вам пошёл, ну и хоть немного мои обязательства перед ним снизил. Не хотелось бы на перерождение идти, такой хвост здесь оставляя. Он должен мне всё простить, иначе, иначе, – Альфред, тяжело вздохнув, заглянул в глаза ученику, – иначе очень плохо мне после перерождения придётся. Понимаешь?
– Учитель, – нервно сглотнув, Илиас, продолжил всматриваться ему в глаза, – я понял и постараюсь максимально снизить ваш долг перед ним. Клянусь! Но, может, вам хоть немного сейчас уже в чём-то его нуждам поспособствовать?
– Не могу, – Альфред отвёл взгляд и отвернулся, – всё очень далеко зашло и признаться в том, что она предпочла мне его, я сейчас не могу. Знаю, что он отступился от неё ради меня, и что это моя вина, что она решилась на самоубийство. Но всё равно не могу ему отдать ту вещь, что дарует ей упокоение, хочу её наказать, а терзаю его, поскольку и он её любил.
– Он отдал её вам?
– Не совсем, всё тоньше было, он сделал ей предложение и ждал её решения, она не ответила сразу, и я этим воспользовался. Сказал, что она боится ему отказать и сказать, что у неё есть чувства ко мне, и он отступил, поскольку не хотел ни мне поперёк дороги вставать, ни её ни к чему принуждать. А я принудил, ты ведь понимаешь, какие возможности у меня были, так что я уверен был, что её согласие дело лишь времени. Однако она упорствовала. Больше всего её угнетало, что она не сказала ему «да». В результате она покончила с собой, перед этим отдавшись охраннику и потребовав за это передать Алехандро её платок с признанием. Платок передали мне, и я, вызвав её душу, показал ей его и наложил обет молчания. Сейчас она мается в междумирье, периодически является ему и плачет, не в силах рассказать ни о чём. Он не понимает, что с ней за беда, и пытается встречей со мной выяснить, как может облегчить её участь и дать упокоение, поскольку думает, что покончила она с собой из-за того, что я её с охранником застукал, которого сразу казнил. Предполагает, что простить её я должен, и хочет уговорить это сделать.
– А вы не боитесь, что проклянёт он вас после того, как узнает правду.
– Опасаюсь, – как бы нехотя проговорил Альфред, – поэтому и тяну, и очень надеюсь, что видя меня на смертном одре и имея перспективу отпустить Лиззи на перерождение и получить пожизненно твоё содействие в любых вопросах, он сможет принять правильное решение мне не мстить.
– Непростая задачка… – задумчиво проговорил Илиас.
– Зато интересная. И открывающая для тебя неплохие перспективы. Я позабочусь о том, чтобы у Совета и мысли не было хоть кого-то иного на этот пост назначить, дам тебе компромат на каждого члена Совета и сделаю для тебя доступ к казне не обременённым никакой отчётностью.
– Вы серьёзно?
– Я часто шутил с тобой? Всё будет именно так, если пообещаешь мне всё для него сделать, и убедить простить меня и отпустить с миром. Причём не просто поклянёшься, а заклятье на договор прочтёшь.
– А если я откажусь?
– Зря ты это спросил, – с тяжёлым вздохом проговорил Альфред. – Ладно. Считай, что уже отказал. Иди с миром. Бумаги оставь, сам разберусь.
– Учитель, мой господин, я не отказывал вам, упаси Господи! – Илиас рухнул перед ним на колени и склонился к самому полу: – Выразился неправильно, готов любое наказание понести. Всё я прочту, любое заклятье и обязательства любые приму. Я не собирался отказывать вам!
– Для чего спросил?
– По глупости. Удивился очень, что таким образом подстраховаться вы решили и одновременно напугался, что в кабале у другого окажусь. Я же не знаю его совсем. Но то ваше право, и жизнь моя принадлежит вам. Если вы хотите продать её другому, имеете право. Я покорно приму. Не гневайтесь только.
– Балбес ты, – Альфред изогнул губы личины Эрбила в презрительной усмешке. – Хотел бы я тебя ему в кабалу отдать, его бы преемником сделал, и не рыпнулся ты бы никуда. Мне надо, чтобы ты сохранил имеющийся паритет сил и в противоборство с ним не вступил, поскольку и сам от этого пострадаешь, и моей душе сильно навредишь.
– Я сделаю всё, как вы захотите, мой господин. Клянусь! И пусть меня покарает Всевышний, и не примет в своё лоно мою душу, если я посмею нарушить клятву, – Илиас клятвенно поднял руку, задействовав свою энергетику и открывая доступ к своему полю.
Альфред не стал, как того ждал ученик Эрбила, своим полем фиксировать эту волну, из опасения, что тот сможет по вибрации определить, что он лишь личину его учителя носит, и достаточно холодным тоном проронил:
– Я рад, что ты оказался готов взять на себя подобные обязательства. Это не каждому под силу, надеюсь, ты вскорости поймёшь, что хоть и непростой выбор сделал, но правильный, и тебе же на пользу.
– Вы не хотите закрепить мою клятву своим заклятьем, учитель?
– К чему мне это, Илиас? Мне хочется верить, что это твой самостоятельный выбор, и я не ошибся в тебе. А если вдруг всё же ошибся, то расплачиваться ты не передо мной будешь.
– А перед кем, учитель? – непонимающе осведомился тот.
– Зачем тебе это знать? Уже сейчас передумал?
– Нет, конечно. Только больно эта ваша фраза загадочно прозвучала. Я удивился.
– Алехандро на редкость силён, и мне не хочется, чтобы он почувствовал, что ты будешь помогать ему не по доброй воле. Он ценит именно её, и пока будет убеждён, что ты помогаешь ему по своей инициативе, ты в полной безопасности. А вот если поймёт, что это моя игра была, то не знаю, как прореагирует. Теперь понятно?
– Вы чрезвычайно мудры, мой господин, и я вам несказанно благодарен. Я максимум усилий приложу, чтобы вы всем довольны были и при жизни, и после вашей смерти.
– Прекрасно, мальчик мой. А сейчас иди, мне надо побыть одному. Забери все бумаги и подумай на досуге, какой результирующий документ может быть по каждой подборке.
– Конечно, всё подготовлю, не извольте беспокоиться. Мне сразу доложить вам, как только герцога привезут?
– Да, сразу. Хочу поговорить с ним по поводу Марты и разобраться в кое-каких деталях.
– Может быть, я могу быть вам чем-то полезен в этом вопросе? За то время, что я был в замке с герцогом, он многое мне поведал.
– Что поведал?
– Он много говорил о Марте, когда меня сопровождал к месту её гибели, где я панихиду устраивал, плакал там и просил её его простить, говорил, что добрая она была очень и умная. Что мало он её ценил и, если бы мог повернуть время вспять, то каждую прихотью исполнять бы стал. И не ругался бы с ней, и ведьму эту, даже не показывая ей, приказал бы вздёрнуть. И лучше бы сам умер, чем её гибель допустил.
– Они ругались?
– Да, ему казалось, что Марта им руководить пытается, и он злился, иногда выговаривал ей, но, по его словам, он обычно извинялся за свою несдержанность, и они быстро мирились. Однако, сейчас он раскаивается и в том. Кстати, при мне её гребень, который он для неё заказал, тот очень красивый, в котором она иногда сюда приезжала, хотела взять поносить его невестка, так он её по щекам отхлестал всего лишь за вопрос о том. Типа даже не мечтай, что её вещь хоть какую получишь! А она, между тем, беременна.
– Это правильно, что её вещи он не раздаривает, неплохо бы, кстати, было забрать у него тот гребень. Насколько я помню, колдунья мне на последнем допросе призналась, что именно через волосы заклятье насылала, и гребень надо бы герцогу на пожертвования отдать, чтобы гарантированно род его сохранить. Скажи ему, когда встречать будешь, об этом. А потом мне тот гребень передашь.
– Хорошо, сделаю. А спросить я могу, мой господин?
– Спрашивай.
– Покоя мне мысль не даёт, что Марта не рассказала вам, что ей столь бесславную кончину предрекли. Ведь вы регулярно исповедовали её. Неужели вы не почувствовали, что она что-то скрывает?
– Нет, не почувствовал и, скорее всего, потому, что она не испугалась этого пророчества, в какой-то мере даже обрадовалась ему. Она так и не смогла смириться с тем, что я силой владею, и она с моей помощью тоже к ней приобщилась. Считала небогоугодным делом это. И подобное проклятье приняла, как заслуженную кару и избавление. Я думаю, она не особо-то и выбраться из трясины пыталась. Надеюсь, устроенные тобой молебны, несмотря ни на что, помогут её душе правильную дорогу в мир иной найти, и осознать, что заблуждалась она в выводах. Жаль мне, что всё сложилось именно так, поскольку по сути своей Марта прям ангельски светлую душу имела, и потерять её серьёзная утрата. Однако на всё Святая воля Божья. Наше дело принять её.
– Да, сложилось всё на редкость бестолково, и я тоже скорблю о столь преждевременной и горестной для всех нас потере, но не могу не сказать, что слишком уж упряма Марта была. Не любит Господь подобного упрямства, вот и попустил такое.
– Согласен. Но хватит о том. Иди.
Несколько часов Альфред провёл в медитации, а потом пришёл Илиас и, доложив, что привезли герцога, положил перед ним золотой гребень Марты.
– Он что, его с собой возит?
– Сказал, что вёз специально с вами посоветоваться, ему хотелось этот гребень в семейный склеп положить, но тело Марты не там, а в болото кинуть не решился. Подумал, вдруг то грехом будет. Поэтому очень обрадовался, что я его для поминовения взял.
– Где он сейчас?
– У зала для приёмов вас ожидает под охраной. Я не рискнул одного его оставлять.
– Правильно. Идём, проводишь, – Альфред медленно поднялся и направился в зал приёмов.
***
Герцог под надзором двух охранников стоял в приёмной, выглядел он очень постаревшим и осунувшимся.
Нервно теребя перед собой руки, он сделал шаг вперёд, затем опасливо покосился на охранников, замерших навытяжку при появлении главного инквизитора, и почтительно склонил голову, проговорив:
– Рад вас приветствовать, Ваше Святейшество, чем могу быть полезен?
Отпустив охранников небрежным жестом руки, Альфред подошёл чуть ближе к герцогу и протянул руку с перстнем для поцелуя.
Негласно это свидетельствовало о его благоволении и отсутствии серьёзных претензий, поэтому герцог с явным облегчением тут же благодарно приник к его руке и поцеловал перстень.
– Пройдёмте, хочу поговорить с вами, сын мой, – проговорил Альфред и перехватив явно недоумённый взгляд герцога пояснил: – Да, раз вы были супругом моей названой дочери, то тоже являетесь чадом моим духовным. Так что не удивляйтесь.
Проводив его в зал, Альфред усадил его в кресло и сам, сев рядом, начал расспрашивать о жизни с супругой, введя лёгкое ментальное воздействие, способствующее снятию контроля, и герцог, мешая слова и рыдания, пустился в откровения.
Спустя некоторое время Альфред знал всю подноготную их отношений.
Его достаточно сильно удивило то, что герцог был осведомлён об истинном имени Миранды и ещё о том, что когда-то она была любовницей Вальда. Однако ещё больше его удивило, что она сказала герцогу, будто бы меж ними тоже была связь, и причиной их разрыва стало сравнение, после чего постоянно напоминала супругу, что не терпит никаких сравнений. Хотя чему удивляться, обосновать их знакомство и разрыв ей было как-то надо, а доверие, как известно, вызывает лишь информация, имеющая хоть какую-то реальную составляющую, вот и обосновала всё ревностью, видимо, ей свойственной.
В конце своего длинного сбивчивого и прерываемого сдавленными всхлипываниями монолога герцог с опаской поинтересовался, не имеет ли главный инквизитор к нему претензий и можно ли надеяться, что теперь, узнав всю правду о Марте, Святая церковь не предаст её анафеме и продолжит чтение заупокойных молитв о её душе.
– Сын мой, я внимательно выслушал все ваши откровения и рад, что вы сумели покаянной исповедью облегчить себе душу, – достаточно благожелательным тоном проронил Альфред. – Не уверен, что всё, что поведала вам Марта, истина, поскольку многое из её рассказов вам противоречит тем фактам, что доподлинно знаю я. Могу предположить, что многое из того, что вы мне рассказали, было не более чем игрой её воображения. В любом случае разбираться во всём этом поздно, и мне жаль, что вы не рассказали мне об её откровениях при её жизни. Знай я об этом ранее, скорее всего, смог бы повлиять на её участь и всё изменить, но увы. Всё сложилось так, как сложилось. Что теперь об этом? Сейчас нам надо принять её уход, и не следует порочить после смерти её имя.
– Я не с целью опорочить, что вы, Ваше Святейшество! Я лишь из опасений, что душа её страдать может, и если есть возможность, хоть какая, душу её от страданий избавить, я готов на всё. Лишь не знаю, что и как надобно для этого.
Альфред понял, что герцог находится в том состоянии, когда «из него верёвки вить можно». Скажи он ему сейчас, что надо в монастырь уйти и всё состояние пожертвовать, сделает, не задумываясь, оставив и сына без наследства и всех остальных возможных потомков.
– Вы можете мне поклясться, что не станете никому ничего рассказывать о Марте?
– Да я готов хоть обет молчания принять, лишь бы знать, что это на пользу её душе пойдёт! Вы не представляете, как я страдаю без неё. А мысли, что ей там может быть плохо, так как умерла она без покаяния и я не сумел защитить и направить на путь истинный, сводят с ума. Готов сам себя на любую пытку обречь, лишь бы хоть как-то её участь облегчить. Когда вы сегодня прислали за мной, я обрадовался, хотя если быть до конца откровенным, то и испугался немного. Подумалось, что сами вы что-то про неё узнали и меня к ответу решили призвать. А пока ехал, решил, что это к лучшему, и сам во всём признаюсь, нет сил держать на душе эту тяжесть и маяться мыслями об её участи, хочу хоть чем-то её облегчить.
– Вы сделали всё правильно. Я позабочусь о том, чтобы её душа была упокоена и Господь по благости своей принял и её в своё лоно, и вам все прегрешения и грехи отпустил. Но и вам потрудиться придётся. Епитимью непростую на вас наложу.
– Всё исполню, Ваше Святейшество, клянусь! С превеликим усердием и радостью исполню, – не дослушав его, запричитал герцог, клятвенно поднимая руку.
– Прекрасно. Ваша готовность понести заслуженное искупление радует. Тогда строите у себя во владениях часовню, называете в честь Марты, устраиваете там регулярные богослужения и больше никогда и ни при каких обстоятельствах о Марте и обо всём, что с ней было связано, никому и ничего не рассказываете. На все вопросы должен быть один ответ: я не могу о том говорить. Поняли?
– Да, Ваше Святейшество! Сделаю. А вы думаете, этого достаточно будет? Может, мне ещё что-то сделать? Может, земли, что вы за неё отдали, монастырю мне вернуть?
– Не надо, лучше вино, что из тех виноградников, что там разбили, в её честь назовите и будет хорошо.
– Сделаю и вам ко двору даром поставлять могу, если соблаговолите принять.
– Десятую часть приму в качестве подати во славу имени её и на помин души.
– Благодарю, Ваше Святейшество! Вы такой груз с моей души сняли. Весь свой век вам благодарен буду.
– Полноте, сын мой. То моя святая обязанность: духовных чад моих наставлять и помощь им оказывать в деле их духовного совершенствования. Идите с Богом, и да хранит Он вас и весь ваш род долгие годы, – Альфред вновь протянул ему руку для поцелуя.
Герцог встал и, приникнув с поклоном к его перстню, вновь начал сбивчиво благодарить.
– Идите, – повторил Альфред, и герцог поспешно удалился. А вместо него в зал заглянул Илиас.
– Какие будут приказания?
– Герцога проводи к карете и можешь быть свободен.
– Слушаюсь, – Илиас тут же с поклоном плотно притворил дверь.
Оставшись один, Альфред прикрыл глаза и откинулся на высокую спинку кресла, погружаясь в размышления. По большому счёту, он выяснил, что хотел. Миранда, пыталась найти с герцогом взаимопонимание и очень чётко обозначила свою позицию: она готова строить взаимоотношения лишь на паритетных началах, основанных на взаимном уважении и исключающих любой диктат и полигамию. Исходя из этого, самый простой способ заставить её разочароваться в отношении Диего, это вынудить его ей изменить, и одной проблемой сразу станет меньше.