Часть вторая
***
Напоив племянницу успокоительными каплями и уложив спать, Маргарита вышла на кухню, где Дмитрий смотрел телевизор.
– Слушай, Дымов, прекрати изводить Ирину. Она от твоих закидонов уже готова на аборт отправиться. Хватит! Ясно тебе?
– Марго, – Дмитрий щелкнул пультом, выключая телевизор, и повернулся к ней, – я не понимаю: какие ко мне претензии? Чем я извожу твою племянницу? Тем, что отказался ехать отдыхать без твоего сопровождения? Так я элементарно боюсь с ней без тебя ехать. Можешь считать меня неприспособленным трусом, но я вообще при словах: беременность и ребенок, впадаю в прострацию и теряюсь.
– Дымов, я не могу с вами ехать и не поеду!
– Ну не поедем значит все. В чем проблема, Марго? Я разве тебя заставляю?
– Ирка готова уже аборт сделать лишь бы поехать с тобой. Ты представляешь, на что девчонку толкаешь?
– Я? – Дмитрий недоуменно повел плечом. – Я ее, Марго не толкаю ни к чему. Я женился на ней, чтобы она имела возможность родить ребенка в браке, но если она не хочет его рожать, это исключительно её решение и ничье более.
– То есть уговаривать её сохранить ребенка ты не станешь?
– Ни в коем случае. Иметь ребенка она будет лишь по собственному желанию, чтобы потом у нее не было поводов упрекать меня, что это я повесил ей на шею подобную обузу.
– Какая обуза, Дымов? Это твой ребенок! Понимаешь? Твое продолжение в этом мире. Твой наследник. Если Ирина сейчас не совершит какую-нибудь глупость, у тебя будет славный мальчишка, Дымов, уж поверь мне, и возможно со временем еще появятся… А вот если сейчас она учудит что-то, чтобы избавиться от него, можешь не надеяться, детей у вас точно не будет.
– Учудить или не учудить, это она сама решать будет. Я вмешиваться ни при каких обстоятельствах не собираюсь. Возможность иметь ребенка я ей дал, а вот воспользуется она ей или нет пусть сама решает. Мне недостает только этими бабскими проблемами озадачиваться. Марго, ну посуди сама: как мужик может что-то указывать женщине в этом вопросе?
– Дим, – Маргарита перешла на просительный тон, – ей не достает твоей поддержки. Подставь ей плечо и все будет наилучшим образом.
– Я даю все, что в моих силах. Большего не могу, извини. Не нравится, пусть разводится.
– Ты просто циничный мерзавец, Дымов. Ведь прекрасно знаешь, что Иришка на такое ни за что не решится.
– Уж, какой есть, – безразлично повел он плечами. – И это её право терпеть меня таким.
Тяжело вздохнув, Маргарита вышла из кухни и, услышав, как за спиной Дмитрий снова включил телевизор, раздраженно поморщилась. Бывший одноклассник упрямо гнул свою линию, не считаясь ни с какими возможными потерями на пути. И при таком раскладе его альянс со смотрящей ему в рот и при этом жутко бестолковой племянницей становился чем-то вроде гремучей смеси прямо у нее под боком. Это озадачивало и злило одновременно. И угораздило её вляпаться в такую ситуацию…
Она вошла к себе в спальню и, встав у окна, распахнула створки. Ночной воздух тут же дохнул на нее прохладой, и она, прикрыв глаза, с удовольствием подставило ему лицо. Хотелось абстрагироваться от навалившихся проблем и забыть о них, но мысли упрямо возвращались к словам племянницы. Маргарита чувствовала, это не пустая угроза. Ира, истосковавшаяся по заботе и поддержке мужа, в попытке найти и назначить кого-то ответственным за все свои неприятности, неожиданно сама для себя определила, что лучше всего на эту роль подходит ребенок. И теперь эта глупышка наверняка попытается что-то предпринять, чтобы вернуть расположение мужа и избавиться от источника своих бед, не понимая, что ошиблась в его определении. И ведь не объяснить ничего этой бестолковке. Как только речь заходит «о её Димочке» ум напрочь у девчонки отнимается, точь-в-точь как у матери. Хотя, что греха таить, когда-то и у нее самой, подобно ей, сердце лишь от одного его имени обмирало, и не стой у нее за спиной отец, может и сама бы она тогда в омут любви с головой бы сиганула… Проклятье, и почему у нее сил не хватило образумить и подобно отцу объяснить, что союз с таким уперто-твердолобым мужчиной, не видящим кроме своих больше ничьих интересов, ничем хорошим не закончится … Хотя понятно почему… Плевать Иринка хотела и на её объяснения и на заботу. Никто она для нее, и авторитета никакого у нее нет. Не верит племянница, что она лишь о благе её заботится и печется. На редкость закомплексованная и неблагодарная девочка, хотя причины такой стать у нее, конечно же, были… но с другой стороны, у кого их нет?
Маргарита в раздражении тряхнула головой и постаралась, заблокировав все мысли, вызвать в сознании вариационное поле, чтобы иметь возможность предсказать возможные пути развития ситуации. Однако собственная заинтересованность глушила четкость восприятия информации. А потом и вовсе ей начало казаться, что смерть еще не рожденного младенца приблизилась уже вплотную и начинает душить чувством вины за невмешательство в ситуацию. И неожиданно для себя она увидела Иру в ванне с горстью таблеток в руке. В горле мгновенно пересохло, а ноги стали ватными.
Пересиливая дурноту, Маргарита отринула картинку и ринулась в ванную комнату.
Распахнув к счастью незапертую дверь, она увидела как племянница, открыв аптечку, вытрясает из пузырька на ладонь таблетки её сильнодействующего снотворного. Не раздумывая, Маргарита ударила её по руке, и таблетки разлетелись во все стороны.
– Ах ты, дрянь! – следующий сильный удар пришелся по щеке Ирины.
Схватившись за щеку, она села на край ванны и безудержно разревелась. А потом, мешая слова с рыданиями, горестно начала причитать:
– Я не хочу рожать… мне страшно… я хочу на курорт… у меня больше нет сил… ну почему я такая несчастная? Лучше вообще умереть, чем жить так…
Выглядела племянница при этом настолько жалко и потеряно, что накативший на Маргариту гнев разом улетучился, и прижав её к себе, она стала гладить её по волосам, ласково утешая:
– Ну прекрати, прекрати, Иришка. Ну с чего такие мысли? Ведь все у тебя хорошо. Замужем за любимым человеком, сама здорова, он тоже, ребенок тоже хорошо развивается и растет и даже токсикозом тебя практически не мучает, что бывает крайне редко. Ну что ты истеришь на пустом месте? Прекращай! Не гневи Бога.
– Я хочу на курорт. У меня больше никогда не будет возможности поехать в такое красивое место…
– Все у тебя будет. Еще сотни раз на курорты поедешь. Не придумывай и не загадывай такого, не надо.
– Нет, не поеду…я чувствую, я знаю, это у меня последняя возможность хоть где-то побывать, – не унималась Ирина.
– Ты сейчас сама себе прогнозируешь безрадостное и унылое будущее. Зачем? Зачем ты это делаешь? Чтобы поспорить со мной и доказать, что я говорю тебе неправду?
– Я ничего не прогнозирую, я лишь знаю, что сейчас у меня есть возможность поехать на курорт, а этот гадкий ребенок все портит… Не хочу…. Не хочу его рожать… Меня вон мама родила и все… вся жизнь у нее закончилась… все… она кроме нашего дома и фермы своей и не видела ничего… Я не хочу так! Не хочу! – её плечи вновь затряслись от рыданий, а слезы хлынули из глаз с новой силой.
– Ир, прекрати и успокойся. Нельзя так истерить, ты портишь и свою нервную систему и ребенка.
– Вот и хорошо, что порчу… я не хочу никакого ребенка и все равно найду способ от него избавиться. Вы не заставите меня его рожать. Не заставите!
Ира попыталась вырваться из её объятий, но Маргарита не отпустила. Она вдруг ясно ощутила состояние того маленького комочка жизни, что был внутри её племянницы, и его ужас от осознания собственной нежеланности и готовности перестать бороться за жизнь и замереть. Это ощущение настолько потрясло ее, что еще крепче прижав к себе племянницу, она с чувством выдохнула ей в ухо:
– Я поеду с вами, Ира. Поеду… и ты побываешь на этом своем сказочном курорте. Но если ты когда-нибудь еще раз посмеешь сказать такое о собственном ребенке, я забуду, что ты моя родственница, и навсегда откажу вам обоим от дома… Такое можно сказать в состоянии аффекта лишь однажды… Если хоть когда-нибудь у тебя вновь появятся такие мысли, то я перестану тебя считать человеком достойным не только уважения, но даже сострадания… Ясно тебе?
– Правда, поедете, тетя?
Маргарите с тоской подумалось, что похоже из всей её чувственной тирады племянница услышала лишь это.
– Если поклянешься больше никогда не винить в собственных неприятностях своего ребенка и не желать ему смерти, то поеду.
– Конечно, тетя, – Ира радостно закивала, поспешно отирая остатки моментально высохших слез, – я обещаю.
Маргарите почему-то показалось, что потребуй она сейчас от племянницы все время прыгать на одной ноге или ходить, постоянно держа кукиш в кармане, она бы и это, не задумываясь, пообещала, совершенно не уразумев недопустимости того, что только что была готова вытворить, лишь бы добиться желаемой поездки.
«Будем надеяться, что это проявление токсикоза, и больше подобное действительно не повторится», – тяжело вздохнув, подумала она и поспешила вернуться к себе в спальню. Видеть радостную улыбку на зареванном лице Иры ей было почему-то крайне неприятно. То ли претил способ, которым племянница добилась желаемого, то ли вообще раздражал её вид после всего того, что она услышала из её уст.
***
Через неделю маленький гидросамолет, завершая их многочасовое путешествие, доставил их на небольшой островок, и они очутились на сказочно красивом пляже, омываемом лазурными океанскими волнами.
Маргарита вышла на мостки, к которым пришвартовался гидросамолет, и замерла, обозревая окрестности.
– Как же здесь красиво, – радостно выдохнула у нее за спиной Ира, вышедшая следом за ней.
Иронично усмехнувшись и проронив: «я рада, что тебе нравится, и после столь долгого перелета у тебя хватает сил восхищаться местными красотами», Маргарита шагнула в сторону встречающей их обслуги.
Двое из трех встречающих их темнокожих аборигенов пошли доставать багаж, а третий проводил к большому одноэтажному деревянному строению с открытой верандой, в котором располагались ресторан с баром и администрация, где они в обмен на путевки получили большой ключ с биркой и цифрой 8, а затем провел к затерявшемуся в тени прибрежных пальм и пышных кустов рододендронов симпатичному бунгало с тем же номером.
Войдя внутрь, Маргарита оказалась в маленькой прихожей, потом заглянула сначала в одну ванную комнату с джакузи посередине, потом в еще одну с душевой кабиной, и затем прошла в большую гостиную. Бросив свою дамскую сумочку в одно из мягких кресел, она шагнула к раздвижным дверям с одной стороны и, сдвинув створку и увидев широкую двуспальную кровать, шагнула к точно таким же на противоположной стороне, но и в другой спальне кровать оказалась абсолютно идентичной.
Саркастично скривив губы, Маргарита обернулась к идущей следом Ире:
– Не знаешь, на что надеялся твой муж, заказывая для меня такую спальню, что я любовника здесь найду или у него другие планы?
– Тетя Рита… Ну зачем Вы так? Скорее всего, это стандартный набор мебели, которую не меняют…
– Именно, Ириш. Все так и есть, – тут же подтвердил вошедший за ней Дмитрий. – Марго, чем ты недовольна? Хочешь, чтобы я потребовал отпилить полкровати? Боишься на ней потеряться? Не бойся, если потеряешься, позови, и мы тебя мигом разыщем. А могу и Иришку к тебе спать отправить, чтобы мне не бояться её ночью рукой или ногой во сне пихнуть… Она ж все-таки теперь не одна.
– На это, Дымов, и не надейся. Ни с кем из вас спать не буду. Не хочешь спать с Ирой, вон на диване в гостиной спи.
– А это вариант, – Дмитрий уселся на широкий и мягкий диван в гостиной и даже слегка попрыгал на нем, – классный диванчик, удобный… Пожалуй, я так и сделаю.
– Дим, ну ты что? – Ира плаксиво скривилась. – Зачем тебе на нем спать? Кровать очень широкая, хоть обмахайся руками, меня не заденешь…
– Ира, не спорь. Я ж высыпаться не буду, если все время в подсознании держать, что ты рядом, и я могу тебя толкнуть или зацепить. И вообще, безопасность ребенка, прежде всего.
Он поднялся и, шагнув к еще одной двери, скрылся за ней:
– Так, а тут у нас похоже еще одна прихожая и выход на пляж… Удобно. Ну что, мне все нравится, – подвел он итог, возвращаясь обратно. – Теперь давайте, девчонки, определяйтесь, чья какая спальня, и я вам загружу туда ваши чемоданы.
– Ир, выбирай, что тебе нравится. Мне абсолютно все равно, – повела в ответ плечами Маргарита.
– Тогда я здесь, – Ира шагнула в ближние к дивану двери.
– Прекрасно, а я значит, туда, – Маргарита взяла с кресла свою сумочку и вошла в двери напротив.
Для Маргариты день приезда пролетел незаметно в разборе вещей и знакомстве с островом.
Островок был маленьким, всего девять бунгало, семь из которых были меньше чем их, всего на два человека, и во всех жили пожилые семейные пары, преимущественно немцы, а самое крайнее девятое, такое же как у них, вообще стояло пустым. Немецкий язык Маргарита не знала, поэтому в маленьком ресторанчике и на открытой веранде бара пообщаться ни с кем не смогла.
Огорченная этим неприятным открытием, она подошла к бармену с вопросом о возможном досуге, и тот рассказал ей, что ежедневно утром и вечером маленький катерок ходит на большой соседний остров, где есть парк развлечений, много кафе и клубов, дискотеки, в том числе и ночные, теннисные корты и даже небольшой аквапарк, и если здесь ей будет скучно, она может ежедневно проводить время там.
Эта информация её несколько утешила, но когда она вечером рассказала о ней Дмитрию, он в категорической форме заявил ей, что как только она попробует уехать с острова, в этот же день он звонит в их турфирму и добивается переноса дня отъезда и тут же вместе с Ириной возвращается домой.
– Дымов, у тебя с головой как? – раздраженно поморщившись, Маргарита опустилась в кресло в гостиной. – Во-первых, я вам не нянька и не сиделка, чтобы быть постоянно к вам привязанной. А во-вторых, если ты устроишь Ирине такой стресс, она может прямо в самолете от истерики родить.
– Марго, ты раз в жизни можешь посвятить две недели отпуска беременной племяннице? Кстати, если она тебя настолько раздражает, что ты ищешь любой повод, чтобы свалить от нее подальше, зачем соглашалась с ней сюда ехать?
– Я согласилась вас сопроводить сюда, чтобы в случае, если она почувствует себя плохо, иметь возможность ей помочь, но ходить за вами следом и каждую минуту контролировать её я не обещала.
– А как ты можешь узнать, что ей нужна помощь, и помочь, находясь на другом острове?
– Я могу чувствовать её состояние, и если почувствую, что ей плохо, найму катер и вернусь.
– Я не верю в такие способности, уж извини. Это ты можешь, кому другому мозги пудрить ясновидением и гаданиями, а я на эту белиберду не ведусь. Так что или ты находишься на острове с нами, или мы с Ириной возвращаемся обратно. И вообще не надо драматизировать, я не прошу ходить за Ириной следом, отдыхай, купайся, вон в баре сиди, но будь в пределах досягаемости. Ты ведь знаешь, я в английском не силен, пару слов и то с трудом связать могу, а уж что говорят в ответ, и вовсе не понимаю. Поэтому если что случится, толком с обслугой и не объяснюсь. Поэтому прошу, не устраивай мне таких стрессов, не надо. Я к ним не готов и быть готовым не хочу.
Поняв, что его не переубедить, Маргарита сокрушенно покачала головой и поднялась из кресла:
– Вот диву даюсь, до чего ты упертый, Дымов. Ладно, хочешь, чтобы я безвылазно сидела на этом острове все две недели, ради Иры посижу, но вряд ли это доставит тебе то удовольствие, на которое ты рассчитываешь.
– Марго, я вообще ни на какое удовольствие не рассчитываю. Вся эта поездка исключительно ради вас с Иришкой.
– Про меня не надо. Я не любительница пляжного отдыха, и валяние под солнцем без дела меня абсолютно не привлекает. Я бы лучше попутешествовала, с местными достопримечательностями познакомилась… А сидение под пальмой мне не по душе.
– Не капризничай, Марго. В сидении под пальмой есть свой кайф, и раз ты в угоду Ирине согласилась на это сидение, попытайся его словить. Как говорится в известном анекдоте, если насилие неизбежно, расслабьтесь и получите удовольствие.
– Пошляк ты, Дымов.
– Это точно, Марго. С этим не поспоришь. Кстати, пошли на закат полюбуемся с пляжа, Иринка уже пошла.
– Вот и иди к ней, а я пошла в баре посижу и выпью что-нибудь, чтобы развеять грусть от столь унылой для меня перспективы безвылазного сидения на этом острове.
– Ну раз я спровоцировал эту грусть, то мне её и развеивать. Пошли, составлю тебе компанию. Иришке впечатлений и без меня хватит.
– Дымов, твоя компания моего настроения не улучшает, и мне она ни к чему.
– Зато улучшает мое настроение. Так что не будь эгоисткой, пошли вместе посидим, а то я без тебя и выпивку себе не закажу. Тут нет меню на русском языке.
– Не смеши меня, Дымов. Скажи им: «виски», и тебя поймут.
– Ты меня прям за примитивного алкоголика какого-то держишь… Марго, я умею пить красиво и в меру.
– Не представляю… – недоверчиво покачала головой Маргарита. – Не вяжется у меня твой образ с понятием «красиво и в меру пить».
– Пошли, проверишь.
– Ради одного этого, видимо стоит сходить, – Маргарита иронично улыбнулась. Она чувствовала, что Дмитрий все равно не отстанет и навяжет ей свою компанию, а если она резко откажет, то как пить дать отыграется потом на Ирине. Поэтому возражать перестала.
***
Они сидели на открытой веранде и любовались закатом на фоне безбрежного океана. Маргарита медленно тянула через трубочку коктейль, названный видимо в честь какой-то её тезки. А Дмитрий неспешно смаковал бокал красного сухого вина.
– Марго, а у тебя есть какая-нибудь мечта? – пристально глядя на нее, поинтересовался он.
– Мечта? – удивленно переспросила она.
– Ну да, мечта. Вот у меня была мечта, еще когда я на передовой как-то раз с ребятами под круговой обстрел попал. И сидели мы в окопе, из которого даже носа не высунуть, до самой темноты, и я мечтал, что если мне повезет, и удастся живым выбраться из этой заварушки, то очень хочу как-нибудь оказаться на берегу океана, лучше всего с тобой, и вот так спокойно наблюдать за закатом… без свиста пуль над головой и грохота рвущихся снарядов. Так что свою мечту я осуществил. А у тебя какая?
– Даже не знаю, что тебе ответить. Мелкие я постоянно воплощаю в жизнь, а вот такая заветная какая-нибудь… Не знаю, не задумывалась я над такой мечтой.
– А если сейчас подумать?
– Если подумать… – Маргарита задумчиво повертела в руках коктейльную трубочку, – то наверное, иметь собственный большой дом на берегу моря, где можно отдохнуть от повседневной суеты, и приехав в любой момент, можно было вот так посидеть на его террасе, расположенной на высокой каменистой площадке, окаймленной хвойными кустарниками и цветами в вазонах, и смотреть вниз на ступеньки, ведущие на пустынный каменистый пляж, где плещутся волны и с криками летают быстрокрылые чайки, чтобы тихо звучала песня, например «Touch My Soul» Франка Дюваля, и чтобы рядом был тот, на кого можно положиться в трудную минуту и кто никогда не предаст… с кем можно понимать друг друга, не проронив ни слова, просто заглянув в глаза…
– Значит, если поменять пальмы на сосны, песок на камни, а океан на море, а я бы в эфире заказал твою любимую песню, то твоя мечта тоже бы воплотилась, так?
– Нет, не так. Хотя от песни в эфире, заказанной тобой, я бы не отказалась, особенно этой, нравится она мне, только ты вот, Дымов, не тянешь на того с кем мне хочется сидеть рядом и молчать, потому что все понятно без слов, – усмехнулась в ответ Маргарита, – и много лет назад я тебе об этом открытым текстом сказала и сейчас снова могу повторить.
– Почему? Что со мной не так? Денег мало зарабатываю?
– Причем тут деньги, Дымов? Деньги я и сама зарабатывать умею. Ты не умеешь любить.
– Я не умею любить??? – на его лице отразилось неподдельное изумление.
– Именно. Ты хочешь обладать. А это к любви ну никаким боком…
– Категорически не согласен, но спорить не буду, у каждого свой взгляд на любовь… Кстати, а на твой взгляд, ты сама-то любить умеешь?
– Нет, я тоже не умею. Вот Иришка, она умеет. Она готова полностью раствориться в твоих интересах, отдать себя всю без остатка, пожертвовать всем, даже ребенком, только бы тебе было хорошо… причем бескорыстно и практически ничего не требуя взамен… лишь бы иметь возможность быть подле тебя… Только похоже тебе её любовь что-то не особо и нужна… она тебя чаще раздражает, чем радует.
– Иришка… Иришка не личность, а просто женщина, тихая продолжательница рода… Она не любит, она ищет, вернее уже нашла того, кто будет обеспечивать её и детей, и это не любовь, а элементарное приспособленчество и паразитизм. Может, тебе и неприятно слышать такое про собственную племянницу, но она, Марго, достаточно ленивая и эгоистичная самка и больше никто… ни ума, ни фантазии, ни желания работать и хоть что-то представлять из себя, единственное на что способна: худо-бедно быт поддерживать и возможно ребенка родить, да и то, как ты могла уже заметить, не без эгоистичных закидонов с её стороны, типа: или вы все скачете под мою дудку, или я не рожаю ребенка… Так что про её любовь не надо… это не любовь, это лишь треп, смысл которого сводится к следующему: ты был первый, перед кем я раздвинула ноги, и теперь ты мне за это по гроб жизни обязан.
– Циник ты, Дымов. И не видишь очевидного. Иришке нужно не то, что ты ей дать можешь, а просто рядом с тобою быть, и ради этого она готова терпеть и неустроенность, и безденежье… Вы ж не особо роскошно с ней на съемной квартире жили… а она хоть раз тебе на что-то жаловалась? Нет? Вот то-то и оно. Позови ты её сейчас с тобой в любую горячую точку ехать, ведь полетит без оглядки… будет и в палатке жить, и лишь тушенкой или кашей питаться, и не упрекнет ни разу. Ей даже этот курорт был нужен лишь потому, что с тобой рядом, и ты предложил, и для нее это доказательство твоей любви и заботы. Предложи его ей я, она бы и не взглянула в сторону этих путевок…
– Марго, ты романтизируешь её отношение ко мне. На деле все гораздо приземленнее и менее романтично. Ты же не станешь спорить, что она как личность ничего из себя не представляет? её единственное достоинство – принадлежность к женскому полу и способность произвести потомка… Все. На большее она не способна. И ей нужен был лох, согласившийся бы её хоть как-то обеспечивать, пусть даже плохо, она-то ведь и так не может, и она его нашла в моем лице.
– Дымов, а кто все время, что я его знаю, поет песню о том, что идеал женщины это Ева, которая является продолжением мужчины и как раз ничего из себя как личность не представляет? Ты начинаешь противоречить сам себе. Личность не бывает чьим-то продолжением и чьей-то опорой. Личность она сама по себе, она если и сходится с кем-то, то уж никак не в качестве опоры, а на равноправной основе. А ребро, оно и есть ребро. Не надо предъявлять к нему завышенных требований. Жизнь подарила тебе то, что просил. Истинную Еву. Живи с ней и радуйся!
– Так-то оно конечно так… Но даже Адам всю жизнь страдал по сбежавшей чертовке Лилит, хотя умом конечно понимал, что с Евой ему намного комфортнее и лучше.
– Ну если тебе от этого кайф, можешь пострадать тоже… Запретить никто не вправе. Особенно если при этом чувствуешь себя настоящим Адамом, – рассмеялась Маргарита.
В это время к их столику подошла обиженно-насупленная Ира.
– Я вас ищу-ищу столько времени, везде все обошла, а вы тут… ушли и не предупредили…
– Где ты нас «ищешь-ищешь столько времени»? – иронично передразнил её Дмитрий. – Тут весь остров сто шагов в ширину и чуть больше в длину. Где тут можно кого-то долго искать, если мест, куда кроме бунгало можно пойти всего два: или пляж, или бар с рестораном?
– А почему вы меня не позвали? Я там сижу в шезлонге одна, жду тебя, Дим. Ты сказал, что сейчас придешь, а сам ушел сюда…
– Ир, зачем мне тебя звать в бар, что тебе здесь делать? Пить тебе нельзя, ты беременная. А закат и с того места, где ты сидела, виден не хуже.
– Ну я могу безалкогольный коктейль заказать… – Ира присела к ним за столик.
– Хочешь, заказывай, только без меня, – резко отодвинув стул, Дмитрий встал. – Выслушивать и дальше твои претензии я не намерен.
– Дим, какие претензии?
– Дурацкие и безосновательные. Вот какие! Вместо того, чтобы спокойно подойти, сесть рядом, поддержать разговор и полюбоваться вместе с нами закатом, наговорила гадостей и испортила всем настроение. Это на тебя так беременность действует, что ты готова скандалить по любому поводу?
– Дим, я не скандалила… – Ира нервно сцепив руки потупилась, а на глазах у нее показались слезы.
– Конечно, не скандалила, и сейчас реветь без причины ты тоже не собираешься. Все, я пошел. Истерика это без меня. Терпеть не могу смотреть на рыдающих женщин.
Он развернулся и стремительно направился к выходу с веранды, и Ирино тоскливое: «Дим, ну не уходи, пожалуйста», его не остановило.
Как только он ушел, Ира повернулась к Маргарите:
– Тетя Рита, ну что я не так сказала? Какие претензии? Я ведь всего лишь спросила, почему вы ушли не предупредив…
– Ир, твой муж хочет тебя приучить принимать как должное любое его поведение. Только и всего. Если тебе это не по душе, то сейчас ты должна будешь повести себя так, чтобы он больше такого себе не позволял. А если готова принять его требования, то прекрати мне задавать подобные вопросы и пытаться подключить к вашим разборкам. Я в них лезть не хочу и не буду.
– Мне не по душе, но что я могу сделать? Если я сейчас пойду за ним и попытаюсь все это высказать, он еще сильнее наорет на меня и обзовет истеричкой…
– Ир, что ты лично можешь сделать, я не знаю. Я знаю, чтобы я сделала на твоем месте… Хотя я уже сделала, отказавшись за него замуж идти. У твоего мужа очень авторитарный характер, и я предупреждала тебя, что тебе с ним будет несладко, но ты все решила по-своему. Так что теперь не ной и терпи. Становиться жилеткой для твоих слез я не намерена.
– Вы что даже пожалеть не можете? Ведь он абсолютно незаслуженно на меня наругался.
– Какой толк жалеть того, кто получает то, что сам захотел? Это, по меньшей мере, глупо. Ты станешь жалеть человека, которому говорят: не бейся головой об столб, больно будет, а он уперто идет и все равно стукается об него лбом?
– Ну да, пожалею… Ему же больно…
– Племянница, я в шоке, – Маргарита резко поднялась, иногда Ира вызывала в ней чувство не то что полного неприятия, а как бы абсолютного непонимания и в связи с этим желания немедленно дистанцироваться и не касаться столь диких и непонятных для её собственного восприятия устоев, порождающих в душе даже некую брезгливость. Пусть живет, как хочет. Каждый имеет право на собственные ценности и мораль.
– Я не понимаю, – продолжила она, – как можно жалеть глупцов по собственной воле причиняющих себе боль и при этом ждущих сострадания и надеющихся на помощь со стороны. Хотя, возможно, если бы меня попросили увести от этого столба подальше, я бы и помогла, но утешать и лечить, чтобы дать возможность с еще большей силой об него долбиться, увольте, я не по этой части…
– Тетя Рита, Вы это к чему? Вы Диму что ли столбом считаете?
– Я его считаю хуже, чем столбом, но если тебе нравится с ним жить, не смею мешать, живи, только мне не жалуйся. Это твой выбор, – безапелляционным тоном резюмировала Маргарита и, развернувшись, тоже ушла, оставив всхлипывающую племянницу одну на веранде.
***
Дни для Маргариты потекли однообразной унылой чредой. Удовольствие доставляли лишь пробежки на рассвете вдоль пляжа и долгие купания в океане после них. Дмитрий старался всячески её опекать и развлекать, но удовольствия ей это приносило мало. А после того как в один из вечеров Ира ей устроила истерику по поводу того, что это она провоцирует Дмитрия проводить все время с ней, демонстративно уходя все время от нее и не желая сидеть с ними втроем, стало раздражать еще сильнее.
Их взаимоотношения стали напоминать Маргарите какой-то неразрывный порочный круг. Ира обижалась на то, что часто остается одна, и периодически высказывала ей претензии, что она старается обособиться и вынуждает Диму бегать за ней. Она сама старалась в ответ Ире ничего обидного не говорить, щадя её нервную систему, и срывалась на Дмитрия, пеняя ему, что он не опекает беременную жену, бросая её одну, а тот, не споря с ней, отыгрывался на Ире, обвиняя в необоснованных претензиях, капризах и закидонах, которые он терпеть не намерен. Боясь ему возражать, Ира выбирала момент, когда он отсутствовал, и вновь начинала жаловаться ей, и просить не отделяться от них, и круг замыкался.
К началу второй недели Маргарите было тошно уже от одного вида племянницы или её мужа. Но Дмитрий упорно не давал ей уединиться, апеллируя к тому, что раз из-за его требований не покидать остров ей на нем грустно, то значит, его прямой долг не дать ей здесь грустить в одиночку. Исключения составляли лишь её утренние пробежки. Дмитрий не любил вставать рано.
Утро вторника не предвещало никаких перемен. Она бежала в купальнике по песку размеренно на счет дыша полной грудью и внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить босой ногой на какой-нибудь случайный осколок коралла выброшенный на берег прибоем. И совершенно неожиданно для себя чуть не столкнулась с четырьмя молодыми крепкими и мускулистыми темноволосыми парнями, выходящими из ранее пустующего крайнего бунгало.
– О, мисс, простите, – по-английски тут же извинился тот из них, с кем она едва не столкнулась, он был из них самый высокий, с обаятельной улыбкой и зеленоватыми как у нее глазами.
– Это я должна извиняться, я слишком сосредоточилась, чтобы не наступить на какой-нибудь осколок и не увидела вас, – улыбнувшись, так же на английском ответила она.
– Ну что Вы, Вам необязательно было и смотреть, это мы обязаны были посторониться. А Вы всегда так рано бегаете?
– Да, здесь это самое лучшее время. Нежарко и пляж пустынный.
– Ну вот, а мы испортили Ваше уединение, – с извиняющейся улыбкой вступил в разговор второй.
– Нет, нет, что вы… ничего вы не испортили. Я даже рада, что встретила вас и сумела попрактиковаться в английском.
– А вы откуда? У Вас такой милый акцент… Вы давно здесь? Как Вас зовут? – теперь её обступили все четверо и забросали вопросами.
– Меня зовут Маргарита, я из России. Здесь уже больше недели. А вас как зовут и откуда вы?
– О, из России, как интересно… А мы из Австралии. Я – Борис, – представился тот, с кем она начала разговор, – а это – Андре, Морис и Виктор, – делая ударение на последних слогах, представил он остальных. – Только вчера прибыли, поздно вечером, скорее даже ночью. Эта путевка – приз, мы выиграли многоборье в сплаве. А вы здесь одна, Марджерита? – с трудом выговорил он, смешно исковеркав её имя.