– Это невозможно. Туда, куда мы едем, маленьких девочек не берут.
– А я не маленькая, а большая уже! И я хочу с вами! – в её голосе послышались слезы и зазвучали истерические нотки.
– Во-первых, большие девочки так не кричат, а во-вторых, это невозможно.
– Возможно! Я хочу! Ты меня не любишь, раз с собой не берешь! Я хочу поехать с тобой! – в гневе она отпихнула тарелку так, что та полетела на пол и тут же со звоном разбилась, потом соскочив со стула, оттолкнула, свалив и его, после чего, заливаясь слезами, стала топать ногами, крича: – Возьми меня с собой!
– Катюша, Катюша, ты что?! – Аркадий порывисто встал и, подхватив её на руки, прижал к себе. – Что с тобой? Принцессы так себя не ведут!
– Не хочу быть принцессой, хочу поехать с тобой! – вырываясь и стуча кулачками по его плечам, начала вопить она. – Пообещай! Пообещай, что возьмешь!
– Я бы с удовольствием пообещал, если бы это было возможно, но это невозможно, моя радость. Зато возможно, чтобы я тебе какую-нибудь куклу красивую купил или медвежонка плюшевого. Ты ведь любишь больших плюшевых мишек? Нет? Не хочешь? А можно вообще пони купить. Пони хочешь? Если там тебе понравиться кататься на пони, то я куплю тебе такого же, как там, ну или другого. Сама выберешь. Тебе вообще-то какие нравятся: белые или коричневые с черной гривой? Или в яблоках? Ты знаешь, что бывают пони серые в яблоках?
– Не хочу пони! Нечего не хочу! Хочу с тобой! Я не отпущу тебя! – еще сильнее зашлась она в рыданиях, проигнорировав все попытки Аркадия переключить её на обсуждение покупок или мастей пони.
Не в силах больше наблюдать за этой истерикой, Маргарита резко встала, намереваясь привычно уйти и предоставить Аркадию возможность очередной раз самостоятельно выяснять отношения с дочерью, но возникшая перед глазами картинка вероятного развития событий, остановила ее.
Решительно шагнув к ним, она уверенным движением схватила дочь за подбородок и, развернув её лицо к себе, громко и с напором произнесла:
– Это мой дом и в нем так отвратительно, как ты, себя не ведут! Если ты сейчас же не извинишься за свои крики, не поднимешь стул и не соберешь, чтобы выкинуть, осколки тарелки, тебе придется отсюда уйти! Потому что терпеть здесь подобное я не желаю.
Увидев, что дочь испуганно затихла на руках Аркадия, она разжала пальцы, которыми сжимала ей подбородок и, повернувшись к Аркадию, безапелляционно распорядилась: – Опусти Катю на пол и не вздумай вмешиваться! Будет хуже всем.
Не став спорить, он молча поставил Катю на ноги и сделал шаг в сторону. Та нервно облизнув губы, насуплено взглянула на нее, а потом убежденно проговорила:
– Ты не можешь меня выгнать, я твоя дочь, и я тут живу тоже.
– Моя дочь не может вести себя подобным образом! Поэтому или ты прекращаешь подобное поведение и извиняешься за него или ты не моя дочь и тогда делать тебе в этом доме нечего!
– Я твоя дочь, но извиняться я не буду!
– Хамка и истеричка моей дочерью быть не может. Поэтому или извиняйся за недостойное поведение или уходи!
– Пап… – Катя в замешательстве обернулась к Аркадию, – меня мама выгоняет.
– Извинись, – тихо проговорил он, – ты действительно вела себя не лучшим образом.
– Не буду, – еще больше насупилась она.
– Тогда тебя и вправду придется уйти, потому что хозяйка этого дома – мама, и она вправе решать, кому здесь жить, а кому нет, – перехватив мрачный взгляд Маргариты, окончательно встал на её сторону Аркадий.
– Ну и уйду, а вы еще пожалеете, что выгнали меня! – дочь решительно направилась к выходу.
– О ком жалеть? О неблагодарной девочке, не ценящей, что для нее делают родители и хамящей им в ответ? О таких не жалеют! – резко выдохнула ей вслед Маргарита. После чего, дождавшись, чтобы дочь отошла по коридору настолько, что не могла их слышать, шагнула к испуганно замершей за столом гувернантке:
– Софи, Вы получите дополнительно еще один оклад, если сейчас последуете за моей дочерью со словами, что ближайшие несколько дней бросить её не можете, так как Вам за них уже заплатили. А потом поводите её по самым грязным окраинам и помойкам соседнего поселка и, хорошенько напугав разговорами, что жить ей отныне предстоит на улице или в детском доме, подведете к мысли, что ей стоит вернуться и извиниться. Сумеете?
– Я постараюсь, – кивнула та и, быстро поднявшись из-за стола, поспешила следом за Катей.
– Не боишься так рисковать? – шагнув к Маргарите и тронув её за руку, по-русски, чтобы не понял обедавший вместе с ними Марк, спросил Аркадий.
– Я не рискую, – так же по-русски ответила она. – Я знаю, что все закончится хорошо. Пока не знала, сидела и молчала в тряпочку, наблюдая, как ты своей вседозволенностью калечишь психику ребенка. А теперь знаю, как то, что будет в одном случае, так и то, что будет в другом. Так вот честно скажу, второй вариант меня не порадовал, поэтому я и вмешалась.
– Понял. Что ж, доверимся твоей интуиции, возможно, я и вправду немного избаловал Катюшу, и ей не повредит узнать, что есть определенные рамки дозволенного поведения. Хотя мне ужасно жалко ее. Почувствовать, что ты вдруг стала не нужна, и тебя выгоняют из родного дома самые близкие люди, жуткий стресс для ребенка.
– Намекаешь, что я злая и бессердечная мать? Возможно, не спорю, но я поступлю еще более бессердечно, если позволю искалечить её будущность, вырастив из нее эгоцентричное никчемное существо, способное лишь паразитировать. При этом я ей четко объяснила, что она не нужна лишь такая: эгоистично-капризная, поменяется – примем с распростертыми объятиями.
– Ты считаешь, это так легко сделать, особенно маленькой девочке?
– В детском возрасте такие вещи даются несказанно легче, к тому же стресс, страх и Софи помогут ей сделать первый шаг, а потом уже мы будем поддерживать и помогать. Так что не драматизируй, все не так ужасно.
– Возможно, возможно… но я все равно очень волнуюсь за нее. Вдруг Софи захочет воспользоваться ситуацией, наговорит ей что-то на тебя… или еще что…
– Успокойся. Софи – неглупая девушка и при этом не интриганка и не аферистка, которые могли бы попытаться использовать подвернувшийся случай в многоходовой комбинации. И потом, её саму наверняка подобные капризы и истерики Кати раздражали, так что она постарается подыграть мне, а не наоборот.
– Ладно, будем надеяться, что все обойдется, – он тяжело вздохнул, потом с легкой усмешкой покачал головой. – А ты, оказывается, умеешь быть очень твердой и даже жестокой…
– А ты сомневался? – иронично усмехнулась она в ответ. – Я, по-моему, это никогда не скрывала.
– Больше не сомневаюсь и постараюсь до крайностей тебя не доводить. Кто знает, до какого предела ты способна быть жесткой, – подойдя к ней ближе, он подхватил её руку и прижал к своим губам.
Марк, до этого молча сидевший за столом, тут же поднялся и по-английски обратился к Аркадию:
– Насколько я вижу, миссис Маргарита убедила Вас в правильности своих действий. Лично я не одобряю её поступок, но понимаю, что спорить сейчас с ней бесполезно, поэтому позвольте мне с Пабло хотя бы издали проконтролировать ситуацию. Вы ведь не можете не понимать
Договорить ему Маргарита не дала, оборвав жестким:
– Нет, я не позволю Вам сорвать мне воспитательный процесс, устроив балаган со шпионской слежкой. Из вас с Пабло шпионы, как из чучела дворецкий. И вообще это не Ваш ребенок, и не лезьте не в свое дело, Вы абсолютно не разбираетесь в детской психологии.
– Вы, миссис Маргарита, между прочим, находитесь на территории, где действуют законы ювенальной юстиции, – задетый её безапелляционным тоном, не преминул заметить Марк.
– И чем же я их нарушила, отправив дочь в сопровождении гувернантки пройтись по окрестностям? Вы, Марк, и в юстиции разбираетесь не лучше чем в психологии, так что уж лучше молчите, пока я не настояла на Вашем увольнении!
– Я могу, конечно, и помолчать, но, – неодобрительно покачав головой, начал он, но тут его уже прервал Аркадий.
– Вот и хорошо, Марк, что можете помолчать, и раз можете, то не спорьте и идите к себе. Когда Ваша помощь потребуется, я к Вам обращусь.
– Хорошо, мистер Аркадий, как скажите, – согласно кивнув, психиатр поспешно вышел из обеденной залы.
Проводив его неприязненным взглядом, Маргарита отошла к окну, сквозь зубы презрительно проронив:
– Ну надо же, лично он не одобряет моих действий, забыла его одобрения спросить. Наглец.
– Не сердись. Я поговорю с ним, он больше не посмеет с тобой в таком тоне разговаривать, – на её плечо легла рука Аркадия, подошедшего к ней.
– А за моей спиной? – иронично осведомилась она.
– И за твоей спиной не посмеет. Он неплохой мужик, просто в роль твоего опекуна слишком хорошо вошел и испугался, что с Катюшей ты перегнула палку. Он же не знает, что ты ведунья.
– Ладно, уговорил, не стану его увольнения добиваться, пусть остается.
***
Ближе к вечеру в комнаты Маргариты постучался Марк и после разрешения войти, прямо с порога начал:
– Миссис Маргарита, пойдемте скорее, там Софи привела Вашу дочь, охрана их не пропускает в соответствии с распоряжениями мистера Аркадий, который сказал, что войти они могут только с Вашего разрешения.
– Да, конечно, – накинув легкую кофту, Маргарита поспешила следом за Марком к въездным воротам.
Дочь, хмуро понурившись, стояла рядом с будочкой охранника и нервно теребила перед собой руки, чуть позади нее стояла Софи, не спускавшая с нее пристального взгляда.
Подойдя к Кате и присев перед ней на корточки, Маргарита кончиками пальцев приподняла подбородок дочери и заглянула в глаза:
– Ты хочешь извиниться и пообещать, что больше не будешь устраивать таких истерик?
– Да, мам, – сдавленно проговорила та, в глазах её блестели слезы.
– Ну вот и умница, – Маргарита притянула её к себе и, поцеловав в макушку, ласково потрепала по волосам, – пойдем, уберешь за собой осколки, а потом Софи поможет тебе принять ванну, переодеться, покормит тебя и уложит спать.
– Ты… ты, – дочь нервно всхлипнула, – ты что, не станешь наказывать меня?
– Нет, не стану, – качнула головой Маргарита. – Ты же все осознала и надеюсь, больше так вести себя не будешь. Я правильно поняла?
– Да, мамочка, правильно, я никогда-никогда больше не стану так кричать и бить тарелки, – дочь порывисто прильнула к ней и неожиданно громко разрыдалась.
– Ты что, моя маленькая? – Маргарита подхватила её на руки и, прижимая к себе, пошла по дороге, ведущей к дому, ласково утешая: – Не надо плакать, все уже хорошо, ты дома, все тебя любят, особенно если капризничать так больше не будешь.
– Не буду, мамочка, обещаю, – уткнувшись ей в плечо и все еще всхлипывая, тут же заверила её Катя.
– Вот и замечательно. Значит, все у нас будет хорошо. А с чего ты решила, что я накажу тебя?
– Софи сказала, что если бы она так себя в детстве вела, её бы очень сильно наказали, и я испугалась, что ты меня накажешь теперь тоже…
– Не бойся, сегодня наказывать не стану, но если обещание свое не сдержишь и снова так капризничать начнешь, накажу, так и знай. Поняла?
– Да, мам, – ручки дочери плотнее обхватили её шею, – я постараюсь не капризничать, а если стану, ты лучше накажи, но не выгоняй больше… Ладно?
Дочь произнесла это с таким чувством, что у Маргариты на мгновение дыхание перехватило, и она, вновь прижавшись губами к волосам на макушке дочери, столь же эмоционально выдохнула в ответ:
– Ладно, малышка, обещаю, что больше выгонять тебя никогда не стану.
В то же мгновение Катя благодарно чмокнула её в щеку:
– Спасибо, мамочка. Я очень тебя люблю.
На секунду Маргарита задумалась: сказать или не сказать в ответ дочке, что любит её тоже, и тут услышала громкое:
– Ну что же ты творишь?! Разве так можно?
К ним навстречу подбежал Аркадий и, забрав у нее дочь, укоризненно покачал головой:
– Она же уже тяжелая, Маргарита. Тебе нельзя поднимать такие тяжести.
– Намекаешь, что это исключительно прерогатива отцов: носить дочерей на руках? – улыбнулась ему Маргарита, наблюдая как Катя, обвивая руками его шею, льнет к нему, озабоченно шепча на ухо:
– Ты на меня не сердишься, папочка? Я извинилась, и мама меня уже простила. А ты?
– Конечно, простил и не сержусь на тебя, моя принцесса. Я вообще не могу на тебя долго сердиться, – с улыбкой заверил он дочь и, повернув голову к Маргарите, усмехнулся: – Ну должна же бы хоть какая-то прерогатива у отцов?
***
Через несколько дней, когда Софи и дочь в сопровождении Марка уехали, Аркадий после завтрака ласково тронул Маргариту за плечо:
– Завтра вечером уезжаем и мы. Может, сегодняшний день посвятим поездкам по магазинам? Ты все это время не выбиралась ни разу, чтобы купить себе что-то из одежды, лишь по интернету иногда заказывала, да и то нечасто… Поехали, порадуй меня покупками красивых вещей.
– Боишься, что если я случайно попаду в объективы фотографов, то дискредитирую твой безупречный вкус своими уже немодными нарядами?
– Это ерунда. Плевать мне хотелось на сплетни. К тому же газетчики способны охаять любой наряд. Мне элементарно хочется понаблюдать за твоей радостью от приобретения понравившихся тебе вещиц. Ну доставь мне такое удовольствие, поехали… – он просительно заглянул ей в глаза.
– Тебе это и правда доставит удовольствие?
– Громаднейшее.
– Ну если так, то отчего тебя не порадовать? Поехали, – согласно кивнула Маргарита, даже не подозревая, что радовать Аркадия ей придется почти до самого закрытия магазинов.
Окрыленный её согласием он не успокоился, пока большой багажник их лимузина не оказался полностью забит пакетами и коробками с покупками. При этом он с таким разочарованным видом встречал каждый отказ Маргариты померить то или иное понравившееся ему платье или костюм, что почти весь долгий день она провела в примерочных кабинках не в силах ему противостоять.
А под конец дня, не слушая её отказов и сетований, что она устала, он почти насильно повел её в ювелирный салон.
– Ты должна, вернее даже обязана выбрать себе обручальное кольцо!
– Да любое бы купил, мне без разницы, – попыталась продолжить отнекиваться Маргарита, утомленная столь длительным походом по магазинам.
– Нет! Хочу, чтобы оно тебе нравилось, и ты носила его с удовольствием, – решительно оборвал её он.
Обреченно вздохнув, Маргарита зашла внутрь и, шагнув к витрине, равнодушным взором окинула ряд коробочек со сверкающими драгоценностями.
Вошедший следом за ней Аркадий жестом подозвал продавца:
– Помогите выбрать кольцо моей жене.
Маленький, худой и лысоватый еврей тут же начал доставать коробочки, предлагая примерить то одно, то другое.
– Вот это неплохое, – стремясь поскорее совершить покупку и уйти, Маргарита ткнула пальцем в одно из колец.
– Нет, это слишком дешевое. Не позорь меня, – поморщившись и покачав головой, по-русски прокомментировал Аркадий, лишь взглянув на ценник.
– Тогда выбирай сам. Я ведь уже сказала, мне все равно.
– Вы русские? – с хитроватой улыбкой осведомился продавец. – Я прав?
– Да. Но какое это имеет значение? Вы что не продаете русским украшения? – смерила его недобрым взглядом Маргарита.
– Нет, что Вы… скорее наоборот. Я могу предложить Вам кое-что, что мы не выставляем на витрину. Момент, – подозвав помощника, продавец удалился, а через несколько минут вернулся, неся в руках небольшую коробочку.
– Вот посмотрите, – он откинул крышку.
– Сказочно прелестное, – улыбнулась Маргарита, – только ведь это антиквариат… Цена, насколько я понимаю, у него заоблачная.
– Да, кольцо недешевое, – кивнул продавец, – но, поверьте, оно стоит того.
– Тебе оно нравится? – вновь по-русски спросил Аркадий, заглядывая ей в глаза. – Скажи честно. Если да, ты получишь его, сколько бы оно не стоило.
– Для начала хочу знать его цену, потом подержать на руке. После этого отвечу. И учти, если купишь его без моего согласия, можешь считать это просто вложением денег, носить не буду.
– Хорошо, – кивнул он ей и повернулся к продавцу: – Сколько оно стоит?
Тот назвал цену.
– Недешево, это скромно сказано, – усмехнулся в ответ Аркадий, – но я возьму его, если оно понравится жене. Примерь, дорогая.
Продавец достал кольцо из коробочки и, положив на бархотку, придвинул его Маргарите.
Она взяла его в руку, зажала в ладони и прикрыла глаза. Кольцо было с долгой историей, полной драматических событий, в которых всегда выручало своих хозяев, даруя за счет расставания с ним возможность выжить или избежать крупных неприятностей. Оно не несло никакого негатива, который словно обходил его стороной, и, переходя из рук в руки, искало того хозяина, который не стал бы скупиться при его покупке, готовое в ответ служить ему как источником радости, так и подмогой в трудную минуту.
– Да, я хочу это кольцо, оно стоит тех денег, что за него запросили. Не торгуйся. Я буду очень благодарна тебе, если купишь его для меня за озвученную сумму, – разжав ладонь, с улыбкой проговорила она, глядя на Аркадия.
– Мы берем его, – достал тот из бумажника кредитную карту.
– Вы даже не хотите примерить его? – удивленно глядя на Маргариту, осведомился продавец.
– Его мне на палец наденет муж после того как полностью расплатится за него.
С усмешкой потерев свою лысину, продавец взял карту у Аркадия и, проведя по сканеру, снял деньги. Затем выписав чек и прикрепив к нему копию одобрения банком платежа, протянул все это Аркадию вместе с кредиткой и улыбнулся:
– Вот до чего же мне нравятся русские покупатели. Все быстро и никаких попыток торговаться.
– Это подарок на свадьбу жене. Торг с моей стороны был бы неуместен, – покачал головой Аркадий.
– Приятное для продавца суеверие покупателей, – улыбка на худощавом лице еврея-продавца стала еще шире, – но Вы не пожалеете, миссис, – обернулся он к Маргарите, – оно и вправду очень ценное, и стоило мне не меньших денег.
Маргарита тем временем с лучезарной улыбкой протянула кольцо Аркадию и подставила безымянный палец, на который он с не менее лучезарной улыбкой его надел, а затем обернулась к продавцу и улыбка исчезла с её лица:
– Вот только фантазий не надо, – достаточно жестким и менторским тоном произнесла она, – Вы заплатили за него вдвое меньше, но кольцо не любит торг, да и Вам эти деньги нужны на операцию дочери. Не волнуйтесь, в итоге с ней все будет хорошо.
– Откуда Вы знаете? – мертвенная бледность мгновенно залила лицо продавца.
– Не важно. Прощайте, – кивнула ему Маргарита и, подхватив Аркадия под руку, увлекла прочь из салона.
***
Уже стоя на балконе своей каюты на борту огромного океанского лайнера и любуясь закатом, Аркадий осторожно коснулся её руки, на безымянном пальце которой теперь красовалось купленное ими кольцо:
– Скажи, оно, и правда, тебе нравится, или ты всего-навсего решила помочь дочери этого перекупщика ценностей?
– Нравится, очень нравится. Я такое удовольствие получаю, когда на него смотрю и не описать. Спасибо тебе, – приподнимая руку и разглядывая кольцо в лучах заходящего солнца, тут же отозвалась Маргарита.
– Как же я рад, ласточка моя. Ради этого и денег никаких не жалко, к тому же если они и впрямь на пользу кому-то пойдут. Но ты в любом случае его здорово осадила, типа не думайте, что мы простаки, которых сумели легко обвести вокруг пальца, мы просто великодушные меценаты… Класс! Он даже с лица спал, а такой самодовольный до этого был.
– Понравилось? Я рада. Не люблю лукавых торговцев, способных лгать прямо в глаза, и гордящихся этим.
– Понравилось – не то слово, я в восторге. Иметь жену ведунью это настолько замечательно, и не описать… Эх, жалко тебя со мной не было при заключении сделки в Германии, ты бы этих паршивцев наверняка сумела бы на чистую воду вывести. А то вот знаю я, что шельмовать начали, гады, и здорово так, а доказательств нет… По документам все списано на убытки при транспортировке и не придерешься. Пришлось, заплатив неустойку, сделку расторгнуть, иначе еще бы хуже влип… Так эти паразиты еще и при обидах остались, типа Вы нас незаслуженно обвинили и своим недоверием оскорбили… Теперь вот с австралийцами вместо них контракт заключил. Надеюсь, более честными ребята окажутся.
– Австралийцы… – Маргарита задумчиво поцокала языком, – австралийцы тоже разные бывают. Мне вот один в любви клялся и писать обещал, а не поверишь, ни одного письма не прислал. Даже чтобы сказать: прости и прощай, писем больше не жди, мои чувства оказались ошибкой… Ладно, будем надеяться, твои партнеры более ответственно подходят к своим обещаниям. К тому же никакого скопления негатива вокруг тебя не чувствую. Так что переживать поводов пока нет, – с улыбкой резюмировала она, а потом повернулась к Аркадию и, недоуменно хмыкнув, положила руку ему на плечо. – Ты чего весь напрягся? Ревновать меня к австралийцу тому решил или что?
– Вот черт, – Аркадий нервно облизнул губы, – получается не всегда и хорошо, что ты вновь ведуньей стала. Ну да ладно, это такая мелочь, что не вижу смысла скрывать. Одним словом это из-за меня он не стал тебе писать.
– Ты ящик мой взломал и почту отслеживал что ли?
– Не без этого тоже, хотя его письма я не удалял, потому что их не было вовсе. Он не писал, считая, что ты умерла.
– Что? – Маргарита недоверчивым взглядом уперлась в глаза мужа. – Аркадий, это как понимать надо? Ты написал ему, что я умерла? Так что ли?
– Нет, я ничего ему не писал… Мы виделись с ним лично, и при встрече он так понял меня, что ты умерла, а я не стал его разубеждать, подумав, что это даже к лучшему. Вот.
– Ничего не поняла. Можно поподробнее? Где ты с ним встречался и зачем?
– Ласточка моя, вот что ты меня как следователь прям допрашиваешь? Ну отвадил я от тебя влюбленного в тебя ухажера… Это очень серьезное преступление? Да? Ну прости меня, пожалуйста, и не злись. Я боролся за твою любовь.
– Я не злюсь. Но если ты мне сейчас же, все в подробностях не расскажешь или что-то солжешь, то вот тогда я разозлюсь точно. Я же все равно узнаю. Не без труда для себя, но узнаю! Не заставляй меня выматывать себя кропотливыми поисками истины. Скажи сам!
– Хорошо, хорошо… Скажу. Только ты обещала не злиться, не забудь!
– Не забуду. Рассказывай!
– Понимаешь, после нашей той встречи в ресторане, когда ты сказала про изнасилование, я решил разобраться с твоими обидчиками. А так как твои родственники сказали, что вы были на островах, и ты вернулась оттуда раньше и сразу после этого ушла из дома, я понял, что случилось это там. Узнал через турфирму, куда вы ездили, и рванул с ребятами туда. Правда горячку решил не пороть и для начала разобраться, что и как, поэтому представился частным детективом, расследующим инцидент с тобой. Но когда говорил, в волнении перепутал два слова: «incident» и «accident», поэтому поняли меня так, что ты попала в катастрофу с летальным исходом, и я ищу, по просьбе семьи, не было ли у тебя каких причин для самоубийства или не преследовал ли тебя кто… А когда я сообразил, что поняли меня именно так, решил никого не разубеждать, чтобы не потерять доверие. Да и смысла разубеждать, на мой взгляд, особого не было. Поговорил с твоим австралийским Ромео, забыл, как его зовут, но ты поняла о ком я…
– Борис.
– О, точно! Так вот, он был в шоке, конечно, и сильно сокрушался по этому поводу. Зато сразу рассказал мне все о ваших отношениях, и о том, что ты много раз говорила, что себя с ним не видишь, и что теперь вот он наконец понял почему… Рассказал, что ты его до себя не допустила, чтобы не потерять свой дар, и вы договорились писать друг другу и встретиться через пару лет, когда у него появится возможность полностью тебя обеспечивать. И еще рассказал, что у тебя, на его взгляд, были очень необычные отношения с родственниками. Они тебя никуда не отпускали, а однажды он был свидетелем, как муж твоей племянницы что-то весьма раздраженно говорил тебе после твоей утренней встречи с ними. Да и уехала ты мало того, что раньше срока, так еще и очень странно: сразу после ночного свидания с ним и при этом даже не попрощавшись. Сопоставив все факты, я понял, что австралиец этот абсолютно ни при чем, и вернулся, оставив его в полной уверенности, что ты погибла и писать тебе смысла нет. Вот и все.
– Нет, не все. Рассказывай, что сделал, когда вернулся!
– Да ничего не сделал… – пожал плечами Аркадий и отвел взгляд.
– Не лги! Начал, рассказывай до конца! Я все равно все узнаю!
– Да ничего я с ним не сделал! Жив-здоров твой Дмитрий, не волнуйся!
– А я и не волнуюсь за его здоровье! Я волнуюсь, чего ты полез в мои дела без всякого на то моего согласия!
– Они и мои дела, раз ты стала моей женой!
– Ты сказал ему, что я стала твоей женой?
– Сказал. И что с того?
– А то! Что теперь он может выяснить где я и все обо мне узнать… А что если ему в голову придет проверить, чья Катя дочь? Я не хочу, слышишь: не хочу даже думать, что когда-нибудь это может выясниться! Видеть его не хочу! И не хочу, чтобы он знал, где я и где меня можно найти! Вообще! Никогда! Ни его, ни Иру! Все! Мне надо срочно забрать Катю и уехать с ней куда-нибудь… срочно…
Нервно оглянувшись, она сделала шаг назад, намереваясь уйти в каюту, но Аркадий не дал. Схватил в охапку и плотно прижал к себе:
– Что с тобой, Маргарита? С ума сошла? Куда уехать? Зачем? Он и не собирается тебя искать. Да и я не позволю ему это. Все! Успокойся сейчас же! Тебе ничего не угрожает, если с тобой рядом я. Успокойся! Возьми себя в руки! Ты же вновь стала ведуньей. Ты что видела его рядом с собой?
– Нет, не видела… Но все равно боюсь… Не хочу… Ни видеть его, ни вспоминать… – на её глаза навернулись слезы. – Как же ты не поймешь? Это слишком больно вспоминать все это и знать, что тебя так унизили… И когда-нибудь увидеть его… К тому же я никак не дала ему понять, что то, что он сделал, это недозволительно. Я оказалась слабой, мне было жалко Иру, их будущего ребенка, и наверное, его я тоже пожалела… и не смогла… никак не смогла отстоять свою честь… я трусливо сбежала и теперь боюсь, что когда-нибудь, встретив меня, он сможет надо мной посмеяться и еще больше унизить… А вдобавок еще и тебя… Нет, я не вынесу этого, – она попыталась вырваться, но безрезультатно. Аркадий не отпустил.
– Успокойся! Успокойся! Все хорошо! Никто тебя не унизит и уж тем более не посмеется. Хоть ты и не стала свою честь отстаивать, это сделала сама жизнь вместо тебя. Так что теперь он не то что посмеяться над тобой не посмеет, но и глаза на тебя поднять. Особенно в свете того, что ты моя жена. Он боится меня и никогда не посмеет хоть чем-то еще тебя обидеть.
– Что ты с ним сделал?
– Я? Я – ничего…
– Ты врешь! Скажи! Скажи мне честно!
– Ладно, если честно, то все же сделал. Вытянул из жуткого запоя, нашел работу и заставил стать примерным семьянином. Довольна?
– Это как так? – ошарашено поинтересовалась Маргарита, сразу перестав вырываться из его объятий.
– А вот так. Пока летел с островов, злился неимоверно. Особенно злило то, что в качестве свадебного подарка им, я джип ему по доверенности подарил. Думал, приеду, и мало того, что отберу, еще его самого в отбивную превращу. А когда приехал, захожу к ним, он в хлам пьяный на полу валяется, племянница твоя вся зареванная, рассказывает, что пьет без просыху, джип мой угрохал – в столб въехал, то ли по пьяни, то ли нарочно убиться хотел, но подушки безопасности сработали хорошо, отделался лишь синяками, да трещиной в ребре. Дома денег никаких, с работы его отовсюду погнали, аппаратуру свою он продал, чтобы было на что бухать. Она спасается тем, что по дешевке вещи твои либо продает, либо на продукты меняет. Сама к счастью пить еще не начала. Вот такая картина маслом.
– И что ты сделал?
– Вызвал свою охрану, забрали мы его. За пару дней в хорошей клинике привели мне его в чувство. После чего я с ним поговорил, хорошо так поговорил, по-мужски… и предложил на выбор: или он кончает дурью маяться, кодируется и вкалывает, чтобы содержать семью, считая это добровольно-принудительным пожизненным отбыванием срока, или я ему реальный срок устраиваю, причем тоже пожизненный. Он выбрал первое. Ну и в свете этого, сделал я его коммерческим директором своей маленькой загибающейся радиостанции. Сейчас он мне её раскрутил так, что дивиденды валом валят. Днюет и ночует там, однако и Иру твою не забывает, опекает всячески и поддерживает, как и положено мужу. У нее уже двое сыновей, и похоже, снова беременная. Хозяйка, кстати, из нее получилась хорошая. Всегда у нее чисто, и мальчишки полностью обихожены. Сейчас еще пошла учиться на водительские курсы, будет на права сдавать. Машину-то я им заменил, получив выплату по каско за разбитый джип, так вот они сейчас о второй подумывают, чтобы она сама могла мальчишек то в садик, то на секции возить. Так что все у нее хорошо.
– А ты откуда все это знаешь?
– Проверяю изредка, чтобы никто не расслаблялся, и приветы от тебя передаю, сообщая, что у тебя все великолепно, и они могут за тебя не волноваться.
– Супер! Ты оказывается все это время не только со мной в роли благодетеля выступал, – зло прищурившись, раздраженно выдохнула Маргарита. – Ну кто бы мог подумать… Это ты в благодарность ему, что помог меня заполучить? Или по жизни в альтруисты записался?
– А ты бы предпочла, чтобы он спился окончательно и племянницу твою в это же втянул? Чтобы через пару лет, продав квартиру, они бы оба под забором жизнь закончили? Вот тогда бы ты чувствовала себя отмщенной? Что ж тогда сразу-то их на улицу не выставила? Добренькой казаться хотелось? Мол я тут непричастна, это они сами так своей жизнью распорядились, я их простила, претензий никаких предъявлять не стала, а вдобавок квартиру на блюде с каемочкой преподнесла, а они даже свалившимися им на голову благами воспользоваться не смогли, но значит туда им и дорога была… Этого хотела?
– Ничего не этого! Вообще слышать о них больше не хотела! Это их жизнь, пусть живут, как хотят, лишь меня больше не трогают. И плевать мне, кто что про меня подумает: добренькая или не добренькая. Я и так их тащила, сколько могла, пытаясь и Иру хоть чему-то обучить, и этого подлеца образумить, и их обоих научить ценить то, что есть, и то, чем обладают, а они оба вон чем мне отплатили, пытаясь под себя прогнуть. Так что желание чему-то учить иссякло у меня. Я оказалась слаба для этого и не сумела их эгоизм переломить. Да и не ведут в рай насильно! Каждому индивидууму свободная воля дана. И каждый волен свою жизнь проводить так, как желает: не хочет учиться, как на помойке не оказаться, значит, хочет оказаться именно там, и это его право! Но тут появился ты в роли спасителя и решил под дулом пистолета их к воротам рая доставить. Сила, безусловно, весомый и беспроигрышный аргумент. Поздравляю, вышло великолепно, и со мной, и с ними! Слава тебе о, спаситель нашей семьи! Мы все спасены и облагодетельствованы! Ну как чувствуешь собственное величие и святость? Или еще «аллилуйя» тебе для полноты ощущений пропеть?