Kostenlos

Радиоволна, или Соло втроем

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Ответить Маргарита не успела. Обиженный крик дочери, не понявшей, почему её неожиданно лишили источника пищи, заполнил детскую.

– Нет, нет, я попозже зайду. Кормите, – тут же ретировалась Маргарита.

В течение дня она сделала еще несколько попыток зайти, но дочь то спала, то снова ела, и кроме того, как понаблюдать за ней издали Маргарита не решилась ни на что. Она попыталась узнать у нянечки распорядок дня дочери, но выяснилось, что в соответствии с распоряжениями врача, никакого распорядка нет, его устанавливает сама малышка.

На некоторое время она оставила попытки пообщаться с дочерью, а когда возобновила, неожиданно для себя выяснила, что не знает что делать с младенцем и, держа на руках, с первой минуты начинает ждать момента, когда передаст мирносопящий или же хуже того кричащий сверток обратно кормилице.

Как она и предполагала когда-то, любовь к малышке не просыпалась в ней, напротив, дочь её раздражала с каждым днем все больше и больше.

Хотя она и пыталась не показывать это, Марк как хороший психолог быстро раскусил ее, и в один из дней не преминул завести откровенный разговор:

– Мне кажется, миссис Маргарита, Вам не нужно, переламывая себя, проводить столько времени в детской. Вам достаточно зайти, узнать, что все в порядке, и тут же удалится.

– С чего Вы взяли, что я переламываю себя, Марк?

– Это видно. Вы только не переживайте, многие женщины не любят младенцев, не зная что делать с ними и как себя вести. Это абсолютно нормально. Это не значит, что Вы плохая мать. Это значит, что просто не пришло время для Вашего общения с дочерью. Не насилуйте себя, просто подождите, и через определенный срок наступит пора, когда Вам самой захочется нянчиться с ней, рассказывать сказки, наряжать с ней кукол. У Вас самой, кстати, какие отношения с матерью были?

– Никаких. Она умерла моими родами.

– Вот видите, Вы просто на интуитивном уровне не знаете каково это: общение матери с младенцем. Поэтому Вас это и напрягает.

– Хотите, чтобы и у моей дочери в будущем были такие же проблемы?

– Не будут. Анна души не чает в Вашей малышке и с лихвой одаривает любовью. Она ей заменила погибшего сразу после родов её малыша. Так что по этому поводу не волнуйтесь и перестаньте насиловать себя. Ни к чему хорошему это не приведет. Дети очень восприимчивы к внутреннему эмоциональному настрою.

Услышав уже второй раз за столь короткий разговор термин «насиловать», Маргарита невесело усмехнулась. Похоже, вся её жизнь превратилось в сплошное насилие, может действительно хоть самой прекратить заниматься этим…

***

Поощряемая врачом она сократила визиты к дочери до минимума, а порой и вовсе довольствовалась лишь сообщениями, что с малышкой все хорошо.

Видя, что даже рождение её ребенка не заставило Аркадия появиться на вилле, она перестала спрашивать о нем, поняв, что это бесполезно, и окончательно смирилась со своим положением птички в золотой клетке. Чтобы заполнить дни, она стала чаще вызывать косметолога и массажиста, стала больше плавать в море и бассейне, увеличила время утренних пробежек, и увлеченно занялась фитнесом в тренажерном зале.

Марк вначале с одобрением отнесся к этим новшествам, правда вскоре сообщил, что считает, что такие интенсивные занятия она должна проводить исключительно под руководством профессионала, поэтому намерен пригласить для нее тренера по фитнесу. Маргарита возражать не стала, и вскоре Марк познакомил её с ним.

Звали его Антонио. Молодой, симпатичный и в меру накаченный парень произвел на нее крайне благоприятное впечатление. Он с энтузиазмом стал сопровождать её на всех пробежках и тренировках, показывая новые комплексы упражнений и как правильно дышать во время их, и первое время Маргарита была просто в восторге от такого партнера во всех её спортивных начинаниях. Однако вскоре она почувствовала, что руки Антонио во время тренировок сжимают её более пылко, чем необходимо для выполнения упражнений, да и в глазах у парня, как только он приближается к ней, начало появляться какое-то похотливо-манящее выражение. И хотя он ни разу не перешел допустимых границ, а лишь демонстрировал готовность в любой момент их перейти, Маргарита решила жестко осадить парня и, выбрав подходящий момент, сурово отчитала, пригрозив пожаловаться мужу или подать в суд на сексуальные домогательства с его стороны. Во время всей её гневной тирады уши у парня горели, что маков цвет, а когда она велела ему отправиться в его комнаты, принять холодный душ и подумать до следующей тренировки способен ли он вести себя как профессиональный тренер, а не сексуальный маньяк, заалели и щеки. Пробормотав:

– Извините, миссис, я не посмею больше, если на то не будет Вашего желания, – он пулей выскочил из зала, где они занимались.

Раздраженная подобным ответом Маргарита пошла жаловаться Марку.

– Нет, Вы только подумайте, что он мне сказал, Марк! Он что, надеется, что я передумаю? Где Вы его вообще нашли? Он из общества сексуально-озабоченных дегенератов, бросающихся без разбора на всех особ женского пола, попадающихся им на глаза?

– Успокойтесь, миссис Маргарита, я поговорю с ним и все выясню. Похоже, мальчик элементарно влюбился в Вас, а Вы так про него…

– Влюбился? Влюбленные так себя не ведут! Да даже если и влюбился, мне-то до этого какое дело? Мне тренер нужен, а не любовник! Не прекратит так себя вести, ищите мне другого тренера. Ясно Вам?

– Хорошо, хорошо. Я поговорю с ним. Если и после этого он не прекратит, то я, конечно же, найду другого. Самое главное не нервничайте так. Все будет хорошо, я обещаю.

Марк, видимо, действительно провел с ним хорошую воспитательную беседу и пригрозил увольнением, потому что на следующей утренней тренировке Антонио было не узнать. Предупредительно-вежливый, корректный и нацеленный лишь на результат и оптимальное выполнение ею всех комплексов упражнений. И никаких намеков на что-то иное, ни взглядов, ни темпераментных или нежных касаний.

– Ну вот видите, умеете держать себя достойно и в рамках приличий, если захотите, – усмехнулась при прощании Маргарита, пытаясь спровоцировать парня на какое-то ответное проявление эмоций.

– Я понял недозволительность моего поведения. Все будет так, как Вы того захотите, миссис, – в ответ потупил он взор.

– Я хочу, чтобы Вы четко исполняли свои обязанности и вели себя соответственно своей должности и никак иначе, – её голос заледенел.

– Значит, все так и будет, – не поднимая головы, тихо проронил он, замерев на пороге.

– Это радует, – чуть смягчила тон Маргарита, а потом с усмешкой добавила: – Ну что Вы застыли на пороге, Антонио? Идите, Вы свободны до следующего занятия.

– Благодарю, – выдохнул тот и, так и не подняв на нее взгляда, поспешно вышел.

Довольная, что сумела заставить тренера раскаяться в своем столь неосмотрительном поведении и изменить его, Маргарита заглянула на кухню и, увидев там беседующих Грету и няню дочери, попросила свою горничную сервировать для нее завтрак на открытой террасе.

– На улице достаточно прохладно, миссис… Вы уверены, что хотите завтракать именно на террасе?

– Да, Грета. Мне хочется посидеть на воздухе.

– Тогда минут через десять подходите туда, я все сделаю и еще плед туда принесу на случай если Вам все же холодно будет.

– Хорошо. Спасибо, – улыбнулась ей Маргарита и вышла.

Чтобы скоротать время до завтрака она решила заглянуть в детскую, но когда вошла туда, увидела лишь Анну, перебирающую одежду дочери.

– А где моя дочь? – окидывая удивленным взглядом пустые комнаты, поинтересовалась она.

– Гуляет, миссис, – улыбнулась повернувшаяся к ней Анна.

– С кем? – Маргарита раздраженно нахмурилась.

– Как с кем? – Анна в замешательстве нервно переступила с ноги на ногу. – Ну с няней конечно…

– Анна, я только что видела няню, и она не гуляла с моей дочерью. Поэтому еще раз спрашиваю: где моя дочь? – голос Маргариты обрел напор.

– Вы только не волнуйтесь, я сейчас все выясню и во всем разберусь, – нервно сглотнув, кормилица отложила в сторону распашонку, которую держала в руках, и, выскочив за дверь, быстро убежала по коридору.

В раздражении Маргарита прошлась из угла в угол, потом замерла у окна, недоумевая по какой причине няня и кормилица где-то оставили её дочь без присмотра.

Вернулась Анна достаточно быстро с малышкой на руках, рядом шла испуганная няня, еще с порога извиняющимся тоном начавшая причитать:

– Вы только не ругайтесь, миссис, Кати так хорошо спала, и я её оставила под присмотром Пабло всего на минуточку, она и не проснулась даже, и он от нее не отходил…

– Вы отвечаете за ребенка! Именно Вы, а не Пабло или еще кто-то, и Вы не имеете права перекладывать свои обязанности на них! – зло выдохнула ей в ответ Маргарита, а потом повернулась к кормилице: – С ребенком точно все в порядке?

– Да, – тут же закивала та.

А няня тем временем, клятвенно прижав руки к груди, начала заверять ее, что это было первый и последний раз и больше такого она не допустит никогда и ни при каких обстоятельствах.

– Очень хочется в это верить, – хмуро процедила ей в ответ Маргарита и вышла из детской.

Уже сидя на террасе за чашечкой кофе и зябко кутаясь в плед, Маргарита подумала, что странно, что няня столь спокойно прореагировала на её появление на кухне и ничуть не смутилась, тем что её застали во время, когда она оставила малышку. Неужели надеялась, что это не выяснится? Да и дочь на руках Анны, когда она её принесла, была одета явно не для прогулки по такой прохладной погоде. Лишь легкие ползунки и тонкое одеялко на её руке, даже чепчика не было. Анна, конечно же, могла его снять при входе в дом и оставить в коляске, но зачем, если торопилась показать ей ребенка. Запутавшись в явных неувязках, Маргарита после завтрака нашла Пабло и поинтересовалась, что он делал с утра.

– Гулял с Вашей дочерью, – моментально ответил он, будто ждал её вопроса, и Маргарита не удержалась от уточнения:

 

– Все утро?

– Нет, конечно. Я лишь минут десять с малышкой постоял, не больше.

– А еще что делал?

– Съездил за памперсами для Вашей дочери, Анна просила, потом машину помыл, затем помог разгрузить грузовик с продуктами. Вроде все.

– Немало. А почему, когда я спросила, то именно про прогулку мне сказали, а не все остальное? – Маргарита не сводила с него пристального взгляда.

– Да я понял, по какой причине Вы спрашиваете, вот сразу и сказал. Я впервые с ней остался, и Вы впервые спрашивать меня стали, что я делал.

– Понятно, – кивнула Маргарита и уже повернулась, чтобы уйти в дом, когда Пабло окликнул ее.

– Вы рассердились на меня за это, миссис? Но я честно, очень внимательно смотрел за ней, и если бы что, моментально позвал Шелли.

– Я не сержусь на Вас, Пабло, но считаю, что Шелли не имела права перекладывать свои обязанности на Вас. Так что впредь прошу Вас не соглашаться на подобные просьбы.

– Хорошо, я учту, миссис, – кивнул Пабло, и она, удовлетворенная его ответом направилась к себе в комнаты.

В коридоре её нагнал Марк.

– Вы чем-то встревожены, миссис Маргарита?

– Да уже не особо, хотя неприятный осадок все равно остался. А что это очень заметно, что я встревожена? – с усмешкой поинтересовалась она.

– Я из окна видел, что Вы разговаривали с Пабло, и по Вашему виду мне показалось, что Вы сильно взволнованы, вот я и поспешил узнать, что случилось. Может моя или Георга помощь требуется, а Вы стесняетесь сказать.

– Я давно не стесняюсь здесь ничего, но мне приятно, что Вы беспокоитесь обо мне, Марк, – улыбнулась она. – Все дело в том, что я совершенно случайно оказалась свидетельницей того, что Шелли переложила свои обязанности няни на Пабло. Мне это не понравилось, и я сделала замечание обоим. Надеюсь, больше такое не повторится.

– Вы все сделали абсолютно правильно, лишь не волнуйтесь. Пабло очень ответственный человек, он вырос в многодетной семье и умеет обращаться с детьми. Так что опасности не было никакой, хотя, конечно, это не дело, что Шелли позволила себе оставить малышку без собственного присмотра. Я обязательно тоже поговорю с ней на эту тему. Она больше не посмеет.

– Было бы неплохо. Спасибо, Марк.

***

Больше свидетельницей чего-либо подобного она не становилась, но постепенно ей стало казаться, что и кормилица, и няня, и даже Марк как-то очень напряженно себя ведут лишь только разговор заходит о её дочери. Это не выражалось ни в чем конкретном, но ощущение, что её визитов к дочери все почему-то начали опасаться, не покидало ее.

Озадаченная, она стала заходить в детскую чаще, но это не прояснило ситуацию, лишь еще больше нагнетало напряженность. Тогда, подозревая, что от нее что-то скрывают, она настояла на вызове врача и его осмотре дочери при ней. Однако врач никаких проблем у ребенка не обнаружил и посоветовал ей самой пить успокоительные капли и больше гулять на свежем воздухе, чтобы снизить мнительность и тревожность.

Одновременно обрадованная тем, что с дочерью все хорошо и раздосадованная комментарием врача о её нервозности, она пошла в тренажерный зал, намереваясь с помощью физической нагрузки сбросить стресс, однако, начав переодеваться, вспомнила, что забыла в детской свою заколку для волос и решила вернуться.

Быстро пройдя по коридору, она дернула дверь, ведущую в детские комнаты, но та к её несказанному удивлению оказалась заперта. Недоумевая по поводу кому и зачем понадобилось запирать дверь, она постучала, но никто не открыл. Подождав немного, она стала стучать сильнее и крикнула Анне, что если та немедленно не откроет дверь, она позовет кого-нибудь, чтобы выломать ее.

Через пару минут явно смущенная Анна, отщелкнув замок, распахнула дверь.

– Я переодевала Кати и не могла Вам сразу открыть, извините.

– Зачем Вы закрыли дверь?

– Понимаете, это как-то случайно вышло, я проводила Вас, а потом подумала, что уже никто не придет и заперла ее, чтобы уложить малышку.

– Вы никогда раньше не запирали дверь. Зачем вообще Вам это понадобилось, Анна? Это же надо было достать специально ключи, вставить их и запереть замок. Зачем?

– Даже не знаю, что Вам сказать… подумалось, что лучше бы закрыть и закрыла… Но если Вы возражаете больше не стану. А Вы почему вернулись? – Анна все еще стояла напротив двери, загораживая вход.

– Дайте мне войти! Немедленно! – ничего не отвечая на её вопрос, безапелляционным тоном потребовала Маргарита.

– Да, да, конечно, – посторонилась та.

Маргарита вошла в детскую, подошла к кроватке, где лежала дочь и обернулась к Анне:

– Вы сказали, что переодевали ее, а на ней та же одежда, что и была.

– Я хотела… но Вы начали стучать, и я не успела… – нервно теребя руки, Анна потупилась.

– Не лгите мне! Здесь нет приготовленной одежды для переодевания! Почему Вы сразу не открыли дверь?

– Миссис, я никак не пойму чем Вы недовольны. Я замешкалась немного, собираясь переодеть Кати, и не сразу дверь открыла, но ведь это не преступление какое… Почему Вы так сердитесь? – явно взяв себя в руки, пошла в наступление та.

Почему она так разнервничалась Маргарита и сама плохо понимала, на нее просто накатило устойчивое ощущение, что от нее что-то скрывают и это неимоверно злило. Пытаясь преодолеть это чувство, она подхватила дочь на руки и тут же ощутила слабый запах знакомого парфюма, идущий от одежды дочери. Вспыхнувшая в голове догадка все сразу расставила по местам. С дочерью на руках она обернулась и, перейдя на русский, громко произнесла:

– Аркадий, не будьте трусом, выходите. Я знаю, что Вы здесь и прятаться от меня глупо. Я не настолько сумасшедшая как Вы навоображали себе. Не кусаюсь и не бросаюсь на людей. Так что Вам ничего не грозит. Выходите!

– Я не понимаю, что Вы говорите, миссис, – к ней шагнула Анна.

– А вам и не надо! Я это не для Вас. Я говорю это для моего мужа.

– Но его здесь нет.

– Прекрасно. Тогда передайте ему, что я хочу его видеть, причем немедленно. Пока он не соблаговолит со мной поговорить, дочь от себя я не отпущу. Поэтому если он хочет с ней общаться, пусть найдет возможность пообщаться со мной. А чтобы Вы могли ему это все беспрепятственно передать, я посижу с дочерью в центральной гостиной.

После чего, не слушая никаких ответных уверений, что кормилица видеть – не видела Аркадия и не представляет как сможет выполнить её распоряжение, Маргарита с дочерью на руках вышла и, пройдя в гостиную, опустилась в большое мягкое кресло. Чувствуя её напряженность, малышка недовольно завозилась у нее на руках и начала негромко всхлипывать.

– Тсс, тише-тише… все хорошо, маленькая, – она, слегка покачивая, крепче прижала дочь к себе.

В это время дверь в гостиную распахнулась, и на пороге в сопровождении кормилицы появился Аркадий. Одетый в светло-коричневые брюки и тонкий коричневый свитер из-под выреза которого виднелся воротничок идеально отглаженной рубашки кремового цвета.

– Добрый день, Маргарита. Передайте ребенка Анне, и я в полном Вашем распоряжении, – по-русски обратился он к ней.

– Анна, возьмите у меня дочь и идите уложите ее, – она передала малышку на руки кормилице, которая тут же поспешно удалилась, плотно прикрыв за собой дверь.

– Я Вас внимательно слушаю, Маргарита. Что-то не так, и Вы чем-то недовольны? – не сводя с нее напряженного взгляда, холодно осведомился Аркадий.

– К чему эти игры в прятки? Я не кусаюсь и приступами неконтролируемой агрессии не страдаю. Захотели формально сделать меня своей женой, имейте мужество общаться и в глаза сообщать свои требования.

– У меня нет никаких требований, – повел он плечом.

– Да неужели? – иронично усмехнулась в ответ она. – Персонал виллы без Вашего приказа держит меня здесь пленницей, обосновывая свои требования фальсифицированной справкой о моей неадекватности?

– Это не требования, это забота о Вашей безопасности, Маргарита. Я постарался оградить Вас и дочь от возможных неприятностей, взяв на себя опеку и контроль за Вашей безопасностью.

– «Контроль за» чем-то невозможен, возможен лишь «контроль над» чем-то. Так вот Вы славно контролируете меня и дочь, только никак в толк не возьму, зачем Вам это? Повышаете значимость в собственных глазах?

– Мне это ни к чему. Вы не угадали, Маргарита. С самооценкой у меня полный порядок.

– Тогда зачем?

– Я люблю Вас, Маргарита, поэтому стараюсь заботиться о Вас.

– Аркадий, так, – она сделала ударение на этом слове, – не любят!

– Люблю, как умею, – развел руками он.

– Хорошенькая любовь, признать сумасшедшей и держать взаперти…

– Вы же сами говорили, что хотите жить уединенно в месте, где полностью налажен быт. Я постарался всецело реализовать Ваше желание. Чем Вы недовольны? Вам тут плохо?

– Нет, не плохо, но меня раздражает, что я не могу уехать отсюда.

– Пожалуйста, можете уехать. Лишь дочь мне оставьте и можете уезжать, а могу я с ней уехать, если мое присутствие Вас напрягает.

– Зачем Вам чужой ребенок?

– Она не чужая мне, у меня на руках справка о генетической экспертизе и моем отцовстве, так что ребенка Вы при всем желании лишить меня не сможете.

– Зачем Вам она?

– Я люблю ее.

– С чего вдруг?

– Детей любимых женщин любят всегда.

– Что ж, это радует… Возможно, Ваша любовь для моей девочки будет хорошим подарком, – грустно улыбнувшись, Маргарита глубоко вздохнула и продолжила: – Только в любом случае я свою дочь не оставлю и окончательно Вам не отдам. Хотите, общайтесь, ухаживайте, любите, но только при мне, чтобы я видела, что Ваша любовь, Аркадий, к ней именно такая как к дочери, а не извращенная какая-нибудь…

– С одной стороны мне жутко неприятно слышать, что у Вас есть опасения, что я могу как-то извращенно любить Катюшу, но с другой я понимаю, что с Вашей стороны это разумная предосторожность. В любом случае, я рад, что Вы решили не чинить мне препятствий. Вы действительно не станете возражать против моего пребывания на вилле и моего общения с Вами и дочерью?

– Как я могу возражать? Это Ваша вилла, и я готова в любой момент Вам её отдать. Разрешите жить тут с дочерью – хорошо, нет – готова уехать и предоставлять Вам возможность видеться с ней, когда захотите.

– Маргарита, прекратите. Это Ваша вилла, у Вас на нее все документы. Это Ваша собственность, так что не надо.

– Аркадий, во-первых, у меня нет средств на её содержание, а во-вторых, Вы в любой момент можете отправить меня в сумасшедший дом, так что претендовать на нее не собираюсь, особенно рискуя оказаться в столь экзотическом месте.

– Никуда я не собираюсь Вас отправлять. Это была лишь страховка, чтобы Вы с дочерью не удрали совсем на край света, где Вас и не найти будет… А так вы здесь полноправная хозяйка.

– Замечательная хозяйка, которая даже не знает, кто здесь живет и чем занимается. В детскую есть дополнительный проход из тех комнат, где Вы останавливаетесь, когда приезжаете? Я правильно поняла?

– Да, – не став ничего отрицать, но и не вдаваясь в подробности, сдержанно кивнул он.

– Можете больше не прятаться. Я не возражаю против Вашего здесь пребывания. Кстати, почему Вы прятались?

– Не хотел досаждать Вам. Я понял, что Вы не любите меня и не хотите видеть подле ни при каких обстоятельствах. Поэтому решил, что постараюсь остаться незримым благодетелем и опекуном, и не более того. Кстати, мое присутствие и сейчас не обязывает Вас ни к чему. Вы вольны развлекаться здесь любым образом, я не стану возражать.

– Не поняла. На что это Вы намекаете, Аркадий?

– Никаких намеков, я открыто говорю, что печать в Вашем паспорте ни к чему Вас не обязывает, раз получили Вы её без собственного на то желания. Кстати, весь персонал проверен и по этому поводу можете не волноваться. А вот если выберете кого-то со стороны, то лучше бы его предварительно попросить пройти медицинское освидетельствование. Можете Марка к этому подключить, он быстро все организует.

– Аркадий, Вы даже не представляете как мне хочется Вас ударить… – зло прищурив глаза, гневно выдохнула Маргарита. – Зачем Вы так оскорбляете меня?

– Чем? Это естественная и нормальная потребность для женщины. Вы же не монашка, чтобы хранить обеты. Так что не понимаю в чем оскорбление.

– Вы тоже пользуетесь услугами персонала?

– Я же не импотент. То, что у меня известные Вам проблемы, не исключает наличия определенных потребностей и желаний. А Вас это как-то задевает?

– То есть Вы сами развлекаетесь с обслугой и мне предлагаете? Это вы мне Антонио нашли?

– А чем он Вам не по душе? Физически крепок, здоров и выполнит любую Вашу прихоть.

– Меня тошнит от одной мысли о таком.

– Ну тошнит от него, можете Пабло для этих целей использовать, тоже на мой взгляд ничего мальчик.

 

– Нравится, так и спите с ним сами, а мне про такое говорить не надо! – перешла на гневный шепот Маргарита.

– У меня стандартная ориентация и мальчики меня не возбуждают. А если не нравится никто, поговорите с Марком, может он подберет Вам подходящую кандидатуру.

– Все! Мне противны разговоры на эту тему. Я поняла Ваше отношение к этому вопросу и приняла его к сведению, но дальше развивать эту тему отказываюсь, – в раздражении она встала и замерла напротив, неприязненно глядя ему в глаза.

– Так Вы убежденная мужененавистница? – иронично осведомился он, не отводя взгляд.

– Нет, Аркадий! Мне нравятся мужчины, и я бы с удовольствием вступила в сексуальные отношения, но исключительно с тем, кого полюблю всей душой и сердцем, а секс ради удовлетворения похоти считаю проявлением скотских чувств и не более. Ясно Вам?

– То есть меня Вы считаете грязной скотиной, если я не ограничиваю себя в этом отношении?

– Не мое дело хоть как-то оценивать Вас, но себя бы я посчитала именно такой скотиной, если бы поддалась им. А до Вашего морального облика мне нет никакого дела, развлекайтесь, как Вам заблагорассудится, это никак не повлияет на мое отношение к Вам. Не считаю себя годной на роль судьи и ханжеством не страдаю. Моя мораль касается лишь меня. Так что Вы и дальше можете подбирать смазливую обслугу на условии, что они не откажут Вам в Ваших домогательствах, только меня в эти планы не включайте, я не претендую на что-то подобное.

– Маргарита, но это же необходимая потребность любой нормальной женщины…

– Значит, я ненормальная, потому что все эти годы такой потребности не испытывала, да и сейчас не тянет заняться сексом ради секса.

– Вы просто не знаете, что это такое.

– Возможно. Но поймите, Аркадий, для меня неприемлемо узнать это с тем, кого я не люблю.

– Черт, – он нервно сжал руку в кулак и поспешно отвернулся, – Маргарита, Вы способны заставить ревновать даже камень… Теперь, узнав, что Вы проявили к кому-то благосклонность и приняли ухаживания, мне будет хотеться уничтожить этого счастливчика, кем бы он ни был. Зачем Вы это сделали? – повернувшись к ней вновь, он устремил на нее тяжелый взгляд. – Это в крови всех женщин, разжигать ревность и с её помощью управлять мужчиной?

– Не испытываю ни малейшего желания Вами управлять. К тому же это пока Вы управляете всей моей жизнью, пытаясь осчастливить насильно. Но поверьте, Аркадий, насильно это еще никому не удавалось. Так что на ответную благодарность особо не рассчитывайте.

– Да я ни на что и не рассчитываю. Кстати, Ваше лояльное отношение для меня уже приятный сюрприз. Может, мы сядем и обговорим устраивающие нас обоих границы отношений? – он сделал приглашающий жест.

– Не возражаю, – Маргарита опустилась в кресло, с которого встала, а он сел в соседнее.

– Вы хотите получить развод?

– На данный момент мне он особо ни к чему, я уже привыкла, что меня считают Вашей женой, да и Екатерине в будущем он вряд ли на руку будет, однако возражать против него не стану.

– Мне он тем более ни к чему. Спросил, так как думал, что Вы никак не смиритесь со своим статусом.

– Смирилась. Даже в какой-то мере благодарна Вам, что дочь в браке родилась, меньше комплексов у девочки будет.

– Это радует, что Вы стали больше опираться на здравый смысл, а не на амбиции. В таком случае, возможно, Вы согласитесь, не только терпеть здесь мое присутствие, но и видеться за обедом и ужином? В дальнейшем Катюше это пошло бы на пользу, видеть, что родители мирно трапезничают вместе с ней, что-то обсуждают и дружески беседуют. Вас не особенно это затруднит?

– Да вообще не затруднит. К тому же, что мне будет мешать изредка, сославшись на головную боль или недомогание, поесть у себя в комнатах?

– Прекрасно. Вы меня несказанно радуете, Маргарита. Я счастлив, что нам удалось договориться. Кстати, если решите куда-то поехать и будут нужны деньги или помощь в оформлении Вашего путешествия, не стесняйтесь, я сделаю все, что в моих силах.

– Вы чрезвычайно любезны. Спасибо.

– Не стоит. Мы же семья, в конце-то концов, хоть Вы не особо к этому и стремились, – грустно усмехнулся он и поднялся. – По-моему, Вы хотели размяться в тренажерном зале. Так вот, не смею больше задерживать. Встретимся за ужином, а если что-то будет надо, скажите Георгу, он проводит Вас в мой кабинет.

– Вы, кстати, давно приехали? – поднимаясь с кресла вслед за ним, поинтересовалась она.

– Я был здесь практически все время, что и Вы, лишь иногда ненадолго отлучался по делам.

– И все молчали… – Маргарита неодобрительно покачала головой.

– У них не было выбора. Так что не судите их строго.

– Тогда, когда Шелли сказала, что оставила малышку с Пабло, дочь была у Вас?

– Да.

– Как выяснятся, Аркадий, Вы не самый лучший работодатель, раз вынуждаете персонал лгать и сознаваться в грехах, которые они не совершали.

– Зато щедрый. Так что не волнуйтесь, никто не внакладе.

– Понятно. Ладно, до встречи за ужином, – усмехнувшись и кивнув ему на прощанье, Маргарита вышла.

***

С этого момента её жизнь вошла в размеренное русло внешне идеальных семейных отношений.

Они вежливо здоровались с Аркадием, осведомляясь о здоровье друг друга, поддерживали непринужденную беседу за столом, а ближе к вечеру, перед тем как разойтись по своим комнатам, желали доброй ночи и приятных сновидений.

Перед каждым своим отъездом Аркадий ставил её в известность, насколько уезжает и куда, и периодически спрашивал, не надумала ли она куда-нибудь поехать, предлагая оформить любой туристический круиз. Маргарита неизменно благодарила, и отвечала, что с удовольствием обязательно поедет, но только не сейчас. На самом же деле даже мысли о возможном отъезде с виллы стали её пугать. Видя, как Аркадий все свободное время проводит с её дочерью, порой не отпуская ни на шаг и выполняя любой каприз, она опасалась, что воспользовавшись её отъездом он окончательно отберет у нее малышку. При этом саму её присутствие дочери неизменно утомляло и нервировало. Она боролась с этими чувствами, стараясь преодолевать внутреннее раздражение, но чаще всего безрезультатно, и спасалась тем, что минимизировала встречи с дочерью. Ощущая внутреннее противоречие между нежеланием отказываться от дочери и неспособностью её любить, она чувствовала себя сломленной, беспомощной и неспособной противостоять ничему, поэтому начала страшится любых перемен. Порой ей казалось, что она подобна загнанному в угол зверьку, нашедшему безопасную нишу, в которой теперь боится даже шевелиться.

Чтобы как-то заглушить это чувство она стала изматывать себя физическими упражнениями и тренировками так, что к вечеру сил у нее оставалось, чтобы только до кровати дойти. Подобные нагрузки, здоровый образ жизни, свежий воздух и многочисленные спа-процедуры не преминули сказаться, и выглядела она теперь настолько великолепно, что даже Марк, которого Аркадий оставил на вилле в качестве семейного психолога, вначале протестующий против таких интенсивных занятий был вынужден признать, что они пошли ей на пользу.

***

Дочь тем временем росла, и Аркадий баловал её все больше и больше. Теперь нередко было можно услышать его ласково-озабоченное: «Что еще хочет моя принцесса?» и звонкий голосок Катюши, требующий в ответ: «папочка, дай это» или «папочка, я хочу то».

Несмотря на внешнюю идиллию, Маргариту подобные отношения злили. Порой ей хотелось вмешаться и жестко запретить Аркадию так сильно баловать дочь. Ведь малышка не знала отказа ни в чем. Однако мысли о том, что она сама неспособна одарить дочь любовью, а теперь еще хочет лишить любви того, кто может её дать, сковывала язык, и Маргарита малодушно молчала, предпочитая сразу уйти, чтобы не было искушения вмешаться.

Марк видел, что внутренне она подобна натянутой струне, готовой порваться в любой момент, и неоднократно пытался вызвать её на откровенность. Но памятуя, что психиатр скрывал то, что Аркадий был на вилле в то время, когда она требовала встреч с ним, Маргарита теперь не откровенничала с ним и отделывалась ничего незначащими фразами, а так же уверениями, что она полностью счастлива и у нее нет ни одной причины хоть чем-то быть недовольной.