Так вот о Нике. Было видно с первого взгляда, что Виктор Алексеевич очень любит жену. Он выполнял все её желания и прихоти, но не выносил, если она в его присутствии выказывала интерес к кому-нибудь кроме него. И если такое происходило, то тут же начинал злиться и выговаривать супруге. Он считал, что она должна принадлежать лишь ему, и рьяно следил за этим. Я старалась всеми силами как можно меньше попадаться ему на глаза, но это мне не всегда удавалось. К тому же он злился, если я, находясь дома, не выходила поздороваться с ним, а если выходила, то он злился еще больше…
Обвинения в мой адрес сыпались, словно из рога изобилия: я не учусь и не работаю, я не иду восстанавливать документы, я целыми днями сижу дома вместо того, чтобы сопровождать Дэна и тому подобное. Ника неизменно вставала на мою защиту, и это выводило Виктора Алексеевича окончательно из себя.
Все обвинения были, конечно, обоснованы, но я не могла пойти ни работать, ни учиться без документов, и идти восстанавливать их я не могла, потому что как можно восстанавливать то, чего никогда у меня не было… да и с Дэном ходить мне не нравилось. Он всем своим друзьям демонстрировал меня словно забавную зверюшку из зоопарка. Мол, вот какая у меня невеста – эльфиечка. Ко мне они даже так и обращались, не по имени, а просто Эльфиечка. Поэтому я использовала любой повод, чтоб не идти с ним, а остаться с Никой дома. Полдня тихого семейного счастья и вечерний выговор Виктора Алексеевича казались мне все же более привлекательным времяпрепровождением, чем общение с друзьями Дэна.
Однако вскоре я стала замечать, что ежевечерние скандалы Виктора Алексеевича удручают не только меня. Ника тоже явно устала от постоянных нападок супруга в мой адрес. Она помрачнела, осунулась, стала реже улыбаться. Всегда спокойная и выдержанная она как-то днем не сдержалась и накричала на приходящую домработницу, заявив ей, что устала от её поведения и хочет расстаться с ней.
На мой взгляд, сделать это надо было давно. Меня, например, трясло уже от одного вида этой женщины. Я поражалась, как Ника спокойно терпит от неё постоянные придирки и замечания по поводу неправильного, на её взгляд, ведения Никой хозяйства. Эта женщина, получая от Ники деньги за работу, осмеливалась указывать ей, что чашки нельзя оставлять в спальне или что она плохо воспитала Дэна, потому что тот постоянно разбрасывает бумаги на столе, а носки бросает под кровать. Претензий была масса. Ника терпела их, объясняя, что Поля, так звали домработницу, это не со зла говорит, и что кроме неё вряд ли кого-нибудь Виктор Алексеевич разрешит пускать в дом, потому что не любит в доме чужих, а к Поле привык. Поэтому я даже была рада, что Ника наконец-то указала этой женщине на её место и ничуть не расстроилась, когда Поля ушла, хлопнув дверью и заявив, что ноги её больше не будет в этом доме.
Ника сидела за столом на кухне и расстроено кусала губы:
– Зря я, наверное, не сдержалась, Лия, – тихо проговорила она.
– Совсем и не зря, – заверила её я, наливая чай и ставя перед ней чашку, – я поражаюсь сколь долго ты терпела её хамство. Не переживай, я могу убираться и помогать тебе по хозяйству.
– Мне приятно, что ты предложила, Лия, спасибо. Но я не только из-за этого… Ты понимаешь, Поля вряд ли где найдет работу с ее-то характером… А она женщина неплохая, честная, работящая…
– Если не дура, то вернется и извинится.
– Лиечка, если она вдруг придет, когда меня дома не будет, скажи ей, что я с радостью возьму её обратно.
– Хорошо, Ника, конечно, – кивнула я, безумно желая в душе, чтобы домработница пришла именно в такой момент и мстительно думая, что в этом случае, передавать ей слова Ники ни за что не буду. А если и позволю вернуться, то не раньше того, как заставлю очень сильно пожалеть о своем поведении и после того, как она клятвенно пообещает мне больше никогда не делать Нике никаких замечаний.
Поля действительно пришла, когда Ники не было дома. Открыв ей дверь, я с мрачным видом застыла на пороге, проронив:
– Вы что-то забыли здесь?
– Лия, пожалуйста, – Поля, потупившись, нервно теребила руки, – Вы не могли бы попросить Веронику Вениаминовну дать мне рекомендательное письмо… Ведь я столько проработала у нее.
– Без проблем, – хмыкнула я. – Только я узнать хотела: Вы ведь не надеетесь, что в письме она не укажет Вашу милую черту постоянно делать замечания Вашим работодателям и говорить им всяческие гадости? Вы ведь знаете, что она исключительно правдива и вряд ли станет об этом умалчивать.
– Лия, но ведь тогда… тогда, – она нервно сглотнула, – мне ни за что не получить работу…
– Поля, а Вам и нельзя нигде больше работать… – я злобно прищурилась, – ну посудите сами, если даже такого человека, как Нику, Вы сумели довести до состояния нервного срыва… Вас вообще нельзя подпускать ни к кому на расстояние полета стрелы, это небезопасно для здоровья. Ника вон до сих пор болеет… А Вы еще хотите, чтобы она рекомендацию Вам написала, чтоб Вы и остальных также доводили… Вы считаете Нику столь безнравственным человеком, который может пойти на это?
– Вероника Вениаминовна больна? – Поля всплеснула руками и испуганно прижала их груди. – Что ж я натворила бестолковая… Лия, пожалуйста, я очень прошу Вас, пустите меня к ней, я должна извиниться… мне так стыдно… Ведь я не со зла… Клянусь! Я очень хорошо отношусь к Веронике Вениаминовне…
– Это было заметно, – вновь саркастически хмыкнула я, – даже Виктор Алексеевич оценил, когда ему доктор сказал, из-за чего Ника слегла.
– Виктор Алексеевич тоже в курсе? – глаза Поли стали огромными, показывая, что и она испытывала непреодолимый страх перед грозным супругом Ники, хотя, по крайней мере, на моей памяти, никогда с ним не сталкивалась. – Что же мне теперь делать?!
– По большому счету, Вы мне нравитесь, Поля. Вы трудолюбивы, исполнительны, старательны… И если бы не Ваше хамское отношение к Нике, то цены бы Вам не было…
– Я никогда, никогда не посмею больше… Клянусь, – в глазах Поли засверкали слезы, – Лия, если б Вы только помогли мне вымолить прощение у Вероники Вениаминовны…
Я могу Вам помочь, но только если Вы, действительно – я испытующе посмотрела на неё и с чувством повторила последнее слово, – действительно раскаиваетесь в своем поведении.
– Очень, очень раскаиваюсь, Лия, – закивала она, преданно заглядывая мне в глаза.
– Настолько раскаиваетесь, что согласны понести за него суровое наказание, – не сводя с неё пристального взгляда, продолжила я.
В глазах Поли появилось непонимание, и она в страхе попятилась, – Лия, я не понимаю, о чем Вы говорите…
– Что ж, – я равнодушно пожала плечами, – в этом случае ничем Вам помочь не могу. И не беспокойте более наш дом визитами, иначе разбираться с Вами будет непосредственно Виктор Алексеевич. Он уже хотел, Ника с трудом уговорила его не делать этого. Так что прощайте! – я взялась рукой за дверь, намереваясь закрыть ее, но сделать мне это не дала Поля.
– Лия, я согласна… согласна… Лишь помогите мне вернуться, – хватая меня за руку, скороговорной произнесла она, заискивающе глядя на меня.
Наказав Полю так, как у нас во дворце наказывали нерадивых служанок, и пообещав наказать еще сильнее, если она хоть раз посмеет сделать Нике хоть какое-то замечание, я отправила её домой, велев прийти через два дня и приступить к работе. Затем, убрав всю квартиру так, как обычно убирала её домработница, я позвонила Нике и сообщила ей, что приходила Поля и выразила желание вернуться, обещая при этом больше не вести себя подобным образом, поэтому я, в соответствии с нашей договоренностью, разрешила ей уже начать работать. Выслушав Никину похвалу моим действиям и узнав, что вернется она лишь к ужину, я решила пойти прогуляться по городу. К тому же у меня был повод срочно прогуляться.
Убираясь в кабинете Виктора Алексеевича, я увидела в ящике стола ключи от его сейфа, где он хранил оружие, и я не удержалась от того, чтобы не открыть сейф. Не подумайте чего плохого. Я не хотела ничего воровать, но оружие этого мира тянуло меня к себе словно магнит. Я много раз уже видела его по телевизору, но воочию увидеть и подержать в руках сумела лишь сегодня… Мощь подобного оружия завораживала меня и лишала рассудка, поэтому, мечтая о том, чтобы иметь возможность хоть иногда подержать в руках настоящий пистолет, я решила сделать для себя дубликат ключей…
Забрав из палатки с надписью «Металлоремонт. Изготовление ключей» ключи и их дубликаты, я остановилась у палатки «Мороженое» и купила себе эскимо на палочке. Как-то, когда мы гуляли с Дэном, он угостил меня подобным лакомством, и оно пришлось мне по вкусу.
Я ела мороженое и наслаждалась теплым вечером, когда вдруг мое внимание привлекли две девушки с чемоданами, стоящие на обочине. Одна была хорошенькой золотоволосой блондинкой, а вторая невзрачной брюнеткой с короткой стрижкой и большим, прям как у меня, ртом.
– Лидка, – громко выговаривала блондинка брюнетке, – мы вечно из-за тебя влипаем в какие-то истории. Ну ты что заранее не могла что ли расплатиться за номер? Вот опоздаем сейчас на поезд, и что будем делать? Ты хоть билеты-то и паспорта не забыла в номере, горе луковое?
– Нет, не забыла, – тихим бесцветным голосом проговорила та, которую назвали Лидкой.
Я остановилась, с интересом наблюдая за их разговором.
– Покажи! – тут же потребовала блондинка.
Невзрачная брюнетка безропотно полезла в сумочку и протянула ей бумаги и две маленькие книжечки, которые та моментально выхватила у неё из рук.
В это время рядом с девушками остановилось такси.
– Нам на вокзал! Мы опаздываем! – блондинка подскочила к машине, сунув все бумаги обратно в руки спутницы.
– Не волнуйтесь, девушки, постараемся успеть, – шофер вышел из машины и помог им загрузить в багажник чемоданы.
Блондинка уселась на переднее сиденье, а брюнетка юркнула на заднее.
Такси тронулось и быстро скрылось в потоке мчащихся машин, и только тут я увидела, что на обочине осталась лежать маленькая книжечка, которую здесь называют паспортом.
Я подошла, подняла её и раскрыла. На фотографии я увидела брюнетку с большим ртом и длинными волосами. Я догадалась, что фотографировалась девушка еще до того как подстриглась. «Лидия Глебовна Гусева» – гласила надпись в паспорте: «место рождения город Комсомольск-на-Амуре».
Пока я разглядывала паспорт, в голову мне пришла мысль, как я смогу использовать этот документ столь неожиданным образом попавший ко мне в руки. Восторженно прищелкнув языком, я быстро спрятала его в карман брюк и поспешила домой.
Дома я первым делом вернула ключи от сейфа в стол Виктора Алексеевича, после чего завернула дубликат ключей в бумагу, чтобы не звенели, и припрятала у себя в комнате в коробочке из-под духов, которые мне подарила Ника. Коробочка стояла на самом видном месте, но я надеялась, что никому и в голову не придет, что там у меня может лежать.
В это время вернулся Дэн и прямо с порога закричал мне:
– Лия, быстренько собирайся, мы идем на вечеринку. И учти, никакие отговорки не принимаются, твое присутствие обязательно, и выглядеть ты должна великолепно!
– Дэн, а что за вечеринка? – я выглянула в коридор.
– Катерина устраивает прощальный вечер. Она нашла спонсора, отправляющего её в Лондон и по этому случаю собирает всех знакомых, чтоб напоследок рисонуться.
– Дэн, а ты уверен, что мое присутствие на этом вечере будет уместным?
– Даже более чем, – уверенно проговорил он и, шагнув ко мне, потрепал по плечу, – не пугайся, у нас с Катериной больше ничего не может быть.
– Я нужна тебе для того, чтобы доказать это самому себе? – я испытующе посмотрела ему прямо в глаза.
– Ну что ты! Ты мне нужна, потому что ты – моя девчонка. И я это ни от кого не намерен скрывать.
Дэн говорил очень убедительно, но я почувствовала, что он врет.
Идти мне не хотелось, но деваться было некуда. Я быстренько оделась, причесалась и накрасилась.
– У, ты классно выглядишь, – Дэн заглянул ко мне в комнату. – Ты уже готова?
– Да, – кивнула я, – и мне приятно, что тебе нравится, как я выгляжу.
Мы вошли в большой зал ресторана. Дэн, обнимая меня за плечи, небрежно кивнул стоящей недалеко от входа очень красивой высокой девушке: «Привет, Кать», и тут же потащил меня к тусующейся в углу группе его друзей, которых я уже знала.
– О, Эльфиечка, привет, – услышала я. – Как там поживает прекрасная Галадриэль? Все ли спокойно в Лориэне?
Я уже знала о произведениях Толкиена, и вопросы были для меня не в диковинку, поэтому, приложила палец к губам и сделала заговорщицкое лицо:
– Это страшная тайна, но вам по секрету скажу, что в Лориэне все спокойно и прекрасная Галадриэль все так же прекрасна. Только вы о том никому ни слова. Клянитесь, а то заколдую вас всех!
Первым заливисто рассмеялся Дэн, крепче обнимая меня и при всех, открыто целуя, со словами: «Нет, она у меня просто чудо. Клянитесь ей, ребята, а то и правда заколдует. Меня уже заколдовала».
Весь вечер он не отходил от меня ни на шаг. Смеялся, шутил, за столом сказал хороший и длинный тост Кате, пожелав творческой самореализации, успехов и выгодных контрактов, но при этом все время держал меня за плечо, будто боялся остаться один в этом зале полным гостей… один на один с ней…
А она и правда была красива. Шикарные каштановые волнистые волосы, прям как у Ники, зеленые с поволокой глаза, роскошная фигура. И держалась она с достоинством. Будто королева, снисходя до общения. Только я видела, что и ей несладко. Вид Дэна, обнимающего меня, был ей явно малоприятен, хоть она и старалась это не показать.
В конце вечера она не выдержала, подошла к нам и громко на весь зал заявила:
– Не думала, Дениска, что у тебя столь испорченный вкус и примитивный интеллект, что тебя привлекает общение с подобными убожествами. Но, наверное, каждый рубит сук по себе.
– Конечно по себе, – весело откликнулся Дэн, – одни выбирают сучки с большим кошельком или красивые на вид, другие на внутреннее так сказать нравственное содержание поглядывают, но в любом случае важно убедиться, что рубишь не тот сук на котором сидишь… А то падение обычно бывает достаточно болезненным.
– И чем же тебя подобное убожество привлекло никак большим кошельком? – презрительно оглядев меня, усмехнулась Катерина.
– Тебе-то зачем знать? Я ж не спрашиваю тебя, чем ты расплачиваешься за спонсорские услуги. Вот и ты оставь нас в покое. Будь счастлива и не мешай счастью других.
– Ты счастлив рядом с таким ничтожеством? – Катя брезгливо скривилась.
– Сударыня, Вы перешли все допустимые границы, – Дэн крепче прижал меня к себе. – Я понимаю, Вас раздражает, что отвергнутый Вами поклонник может быть счастлив с кем-то кроме Вас, но, несмотря на это, я не могу позволить Вам оскорблять мою невесту. Поэтому мы вынуждены покинуть это место, раз его хозяйка ведет себя столь неподобающим культурному и интеллигентному человеку образом.
– Невесту? – Катя указала на меня рукой. – Ты хочешь сказать, что собираешься жениться на этой уродине?
– Екатерина Григорьевна, выбирайте выражения. Мне плевать, что Вы думаете про мою невесту, но оскорблять её я Вам не позволю! Для меня она самая прелестная девушка мира. И засуньте Ваше мнение о ней себе куда подальше, – Дэн подхватил меня на руки и вынес на улицу, оставив растерянно стоящую Катю посреди гробовой тишины, повисшей в зале.
Мы подошли к машине, Дэн усадил меня, сам сел за руль, и его Феррари, взвизгнув шинами, сорвалась с места.
Когда мы доехали, Дэн некоторое время сидел молча, не двигаясь, а затем тихо произнес:
– Ты извини, что так получилось.
– Тебе не за что извиняться, – я усмехнулась, – если только за то, что солгал, что счастлив со мной и назвал меня невестой… а в остальном ты был безупречен.
– Почему ты считаешь, что я солгал? – он обернулся ко мне.
– А разве нет?
– Нет! – Дэн резко притянул меня к себе и поцеловал в губы. Поцеловал страстно, чувственно. Поцеловал так, что у меня по всему телу вначале пробежали мурашки, а потом меня бросило в жар.
После этого я уже плохо соображала что происходит. Как он так быстро разложил сиденья в машине и как сумел в таком небольшом салоне стащить с себя и с меня почти всю одежду, ничего не порвав, для меня так и осталось загадкой.
Вынырнув из сладкого плена его объятий, я заглянула ему в глаза и с ужасом поняла, что не вижу в них ничего… ничего из того, что я так страстно желала в них увидеть. Дэн пытался доказать что-то сам себе… пытался и не смог… и не более того.
Я отстранилась и стала торопливо одеваться. Дэн сел, потом натянул брюки, достал сигарету и закурил.
– Будешь? – протянул, не глядя на меня, пачку.
– Нет.
Он поднял на меня глаза: – Не волнуйся, все нормально. Завтра же заявление подадим. Ты кстати документы восстановила?
– Мне паспорт вернули.
– Вот и хорошо. Тогда завтра с утра в ЗАГС и пойдем.
Мне хотелось кричать, нет, вопить: «Зачем ты мне это предлагаешь, ведь ты не любишь меня?», но я молчала… и еще я знала, что если он не передумает, то завтра я пойду вместе с ним в ЗАГС, пойду несмотря ни на что.
Утром Дэн не передумал, и мы сходили в ЗАГС и подали документы.
А вечером разразился грандиозный скандал. Виктор Алексеевич рвал и метал по поводу нашего с Дэном решения пожениться. Даже Ника не могла его утихомирить, хотя предпринимала все возможное для этого.
– Вик, не надо так нервничать, – увещевала его она. – Что в том плохого, что ребята решили пожениться? Лия хорошая девочка, она любит Дэна и будет ему хорошей женой.
– Она? – лицо Виктора Алексеевича раскраснелось, и он напоминал мне моего дядюшку в припадке ярости. Те же жесты, те же слова. – Да какая из неё жена? Ни образования, ни культурного уровня, ни статуса… Ничего! Что она умеет? Детей рожать? Ты считаешь твоему сыну сейчас самое главное потомством обзавестись? А кто с этим потомством сидеть будет, ты думала? Она? Да какая из неё мать, если у неё кроме эльфийских бредней и в голове-то ничего нет! Что она умеет делать? Ну скажи мне! Что? – взывал он к жене.
Почему-то все свои претензии он высказывал именно Нике, как будто именно она была инициатором нашей свадьбы.
– Ты понимаешь, что твой сын сбежит от неё уже через полгода, потому что она ему не ровня!!! – продолжал с пафосом предрекать он. – Ну даже если не через полгода, то рано или поздно он это все равно поймет и сбежит. А её и её детей повесит тебе на шею. Потому что привык, что ты решаешь за него все проблемы! Так вот я с этим не согласен! Понятно тебе? Не согласен!
– Виктор, успокойся! – Ника перехватила руку супруга, которой он в нервах размахивал. – Твой сын уже взрослый и сам в состоянии решать и свою судьбу, и свои проблемы, если они возникнут.
– Что он способен решать? Что? – Виктор Алексеевич вырвал руку из рук жены, и в упор посмотрел на нее. – Ты считаешь, что он способен? Так пусть тогда покупает квартиру и отправляется туда вместе с его пассией, которую ему не терпится назвать женой, и которая кроме того как сидеть дома не умеет ничего и не знает ничего!
Я в страхе сжалась. Мне ужасно не хотелось покидать этот уютный дом и начинать обустраивать жизнь на новом месте, да и Дэну вряд ли это придется по душе. Не настолько он меня любит, чтобы бросить ради меня отчий дом… Скорее он откажется от идеи женитьбы на мне. Мысли прыгали в голове как бешенные, но я молчала, испуганно потупившись и боясь проронить хоть звук.
– Если ты настаиваешь, отец, то, конечно… мы можем на первых порах снимать квартиру, а потом я возьму кредит, – начал Дэн, но Виктор Алексеевич не дал ему договорить.
– Господи, сын, неужели ты не понимаешь?! – взревел он. – У тебя что ум отнялся? Ну посмотри ты на нее! У неё же всего одна извилина и та прямая! Что ты в ней нашел? Она ведь только потому, что остаться тут хочет, в тебя вцепилась! Она приехала сюда не чтобы в институт даже поступить, нет! А чтобы из провинции вырваться! Ты понимаешь это? Зачем тебе эта примитивная провинциальная курица? Ты не можешь найти, кто тебе родит ребенка? Так учти, от тупых матерей, дети тоже умом не блещут!
– Отец! – Дэн даже привстал со стула, на котором сидел.
– Что, отец?! Что? Я сказал что-то не так? Я погрешил против истины? Ты считаешь, я должен из-за этических норм общения скрывать то, что я вижу на самом деле? Так вот, я этого делать не буду! Поэтому сядь и помолчи!
И тут поднялась со своего места Ника и тихим, но очень властным голосом сказала:
– Сейчас вы помолчите все! А я кое-что вам скажу.
В гостиной комнате, где мы сидели, тут же воцарилась звенящая тишина, и Ника, повернувшись к мужу, негромко заговорила:
– Виктор, ты свое мнение уже высказал, и все мы его слышали. Все, что ты хочешь добавить, это уже эмоции, и они ни к чему нам всем. Сейчас я хочу высказать и тебе, и сыну свое мнение и, надеюсь, прежде чем начать что-то обсуждать дальше вы оба примете его к сведению. Я всю свою жизнь посвятила вам обоим. Ради вас двоих я бросила карьеру, интересную работу…
– Но Ника, – начал было Виктор Алексеевич.
– Не перебивай, дай мне сказать. Я не так часто что-то говорю, поэтому будь любезен, выслушай. Спорить будешь потом, – Ника нахмурилась, потом помолчала немного и, видя, что муж более не делает попыток её перебить, продолжила: – Так вот, исходя из моего собственного жизненного опыта, я не нахожу, что наличие высшего образования и кандидатской степени, как у меня, служат основанием семейного благополучия. Основанием должны служить чувства… и кроме чувства любви, которое считается первоочередным в деле основания семьи, еще обязательным должно быть чувство уважения друг к другу. Вот если есть, ребят, у вас это чувство друг к другу, и чувствуете вы, что готовы жертвовать чем-то один ради другого, вот тогда основа для создания семьи есть. Нет, соответственно и семья у вас не сложится. Фикция будет, а не семья. Подумайте об этом на досуге и только потом принимайте решение. Это и тебя касается, Лия. Дэн не самый лучший муж, уж поверь мне, и если ты, как подозревает мой супруг, решаешься на такой шаг исключительно из-за нежелания возвращаться на родину, скажи. Я лично решу все твои проблемы. Я куплю тебе квартиру, и ты будешь свободна и независима. Подумай над этим. Ты, Дэн, тоже подумай, ты не комп себе покупаешь, который надоел и можно на новый сменить, ты спутницу всей своей жизни приобретаешь. Сможешь ты, не стыдясь, представлять её на любом уровне как свою половину? Сможешь в случае неудач поплакаться ей на плече, а в случае радости разделить её именно с ней? Захочется тебе это делать всю жизнь? Сможешь и её невзгоды и радости разделить как свои? Готов ты к этому? Если да, то я полностью на вашей стороне. Но только в этом случае. А теперь по поводу жилья. Я, Виктор, как уже сказала, оставила все свои интересы ради тебя и сына. Если ты решишь лишить меня его общества, я этого не переживу, так и знай. Вот… пожалуй я сказала все… А вот теперь можете продолжать дальше…
Ника, взявшись рукой за сердце, тяжело опустилась на стул.
Виктор Алексеевич тут же метнулся к жене:
– Никуш, тебе плохо? Ты не нервничай так. Все будет хорошо… я обещаю, только не нервничай… у тебя сердце слабое, тебе нельзя, ты же знаешь, тебе врачи запретили… – он подхватил её на руки и быстро вышел из гостиной.
После памятного разговора в гостиной Ника едва не попала в больницу. Вызванный сразу после его окончания Виктором Алексеевичем врач подтвердил, что у неё прединфарктное состояние, и наш дом на несколько недель наводнился медсестрами и врачами, постоянно приходившими к Нике. Ника пыталась протестовать, говоря, что Виктор Алексеевич перестраховывается, и она чувствует себя хорошо. Но врачи были на стороне её супруга, поэтому Нике пришлось смириться и со строгим постельным режимом, и с их частыми визитами.
И я, и Дэн, и даже Виктор Алексеевич делали все, чтобы не тревожить и не нервировать Нику, активно демонстрируя взаимное дружелюбие и отсутствие конфликтной ситуации. Хотя, только увидев меня, Виктор Алексеевич начинал хмуриться и недовольно кривить губы. Однако вслух недовольство он не высказывал, и я перестала с его появлением сразу уходить к себе в комнату, оставаясь рядом с Никой до тех пор, пока не возвращался домой Дэн или Ника сама мягко не намекала мне, что хочет отдохнуть.
Мои долгие добровольные дежурства рядом с её кроватью сблизили нас. Ника оказалась чудной собеседницей и прекрасной наставницей. С легкой иронией, просто и доступно она рассказывала мне о культуре и истории, о последних достижениях науки и техники, о модных тенденциях в искусстве, и о политическом устройстве их мира, не подозревая, что просвещает не малообразованную провинциалку, а гостью из совсем другого мира.
– Лия, в городском музее проходит выставка, посвященная шумерам. Ты что-то знаешь о шумерах? – с вопроса, подобного этому, Ника начинала любой свой рассказ.
– Слышала как-то, но мало что помню, – отзывалась я, чтобы тут же выслушать интереснейший рассказ об одной из древнейших цивилизаций их мира, которой приписывалось множество изобретений, таких, как колесо, письменность, ирригационная система, сельскохозяйственные орудия, гончарный круг, и даже пивоварение.
Я слушала, затаив дыхание. Ника настолько увлекательно умела рассказывать, что я забывала обо всем на свете. К тому же я уже знала, что через некоторое время Ника обязательно выберет момент, что бы вскользь задать вопрос, на который можно будет ответить, лишь досконально разобравшись в том, о чем она говорила, и посетив упомянутую ей выставку. И если я отвечу правильно, Ника ласково обнимет меня и с нежностью скажет, что я умница и так радую её разносторонностью своих интересов, логическим мышлением и прекрасной памятью, что весь вечер после этого меня не будет покидать чувство тихой радости и гордости.
Таким образом, благодаря Нике я стала намного более осведомленной во многих вопросах и посетила достаточно большое количество выставок и музеев.
Как-то возвращаясь из музея, я увидела скромный рекламный плакатик, надпись на котором гласила: «Курсы телохранителей. Обучение боевой упреждающей стрельбе. Программы курсов разработаны в соответствии с учетом тактико-технических возможностей боевого и служебного оружия и подготовленности обучаемых». Сердце запрыгало у меня в груди словно бешенное. Вот оно, то что я так долго искала – оружие этого мира может стать мне подвластным.
Дома я сказала, что хочу записаться на курсы кройки и шитья, про которые тоже недавно прочла рекламное объявление. Моя идея была поддержана всеми, и в первую очередь, как ни странно, Виктором Алексеевичем, который пообещал оплатить эти или любые другие курсы. Похоже, он надеялся, что в этом случае я буду поменьше находиться дома.
С Дэном у нас тем временем отношения стали более нежные и доверительные. И как ни удивительно важную роль в этом сыграла болезнь Ники. Дэн видел, как я старательно ухаживаю за его матерью, и не скрывал, что очень мне за это благодарен. Было заметно, что он сильно привязан к Нике, но совсем не умел ни заботиться, ни ухаживать за ней. Видя мать в столь беспомощном состоянии, он терялся, не знал как себя вести и что делать. Он привык, что это она всегда ухаживает за ним, и когда оказался в ситуации, где потребовалась уже ей его помощь, впал в ступор. Когда же он понял, что заботиться о Нике могу я, то с радостью взял на себя обязанности контроля надо мной, посчитав это вполне достойной миссией для себя в данной ситуации.
Каждый вечер, забежав к матери, он, склонившись к постели, целовал её и участливо осведомлялся:
– Как себя чувствуешь, мамуль? Получше? Как тут Лия без меня, хорошо ухаживает за тобой? Ты всем довольна? Тебе еще что-то нужно? Ты только скажи, мы все сделаем.
А вечером, ласково обняв меня, нежно шептал на ушко: – Ну чтоб я делал без тебя, зайка моя? Ты не очень устала? Какая же ты у меня умница.
За такие слова я могла ему простить что угодно: и поздние возвращения, и то, что он порой всю ночь мог просидеть за компьютером, отлаживая какие-то непонятные программы и не обращая на меня ни малейшего внимания, и то, что мог забыть купить в магазине продукты, и при этом только переступив порог, заявить, что голодный как собака и хочет есть. Хотя отдать ему должное, лекарства для Ники он не забыл купить ни разу. И если я звонила и говорила, что врач выписал новые препараты, бросал все, чтобы съездить и купить.
Вообще-то больше всего меня злило, когда он, придя и нанеся визит к матери, тут же хватался за свой компьютер, бросив мне при этом:
– Ты не принесешь, что-нибудь пожевать, зай, а то умираю, как хочу есть, – и утыкался в экран.
Когда я приносила ужин, он съедался моментально, но при этом было заметно, что Дэн даже не замечает что ест. На мой вопрос:
– Тебе понравилось?
Следовал моментальный ответ: – Да, зай. Спасибо. Все очень вкусно.
При этом он даже не отрывал взгляд от экрана.
Однажды я не выдержала:
– Дэн, а что было вкусно?
– Все, зайка… все было вкусно…
– Ну а все-таки. Вот что ты сейчас съел, можешь сказать?
– Зай, не мешай. Я не могу сосредоточиться, когда ты задаешь такие бестолковые вопросы.
– Почему бестолковые? Я два часа провела у плиты, а ты даже не можешь сказать, что ты ел.
Я конечно преувеличила. Котлеты пожарила Поля, да и картошку отварила она, я лишь подогрела все и порезала овощи, красиво уложив их на тарелку.
– Зай, – Дэн наконец оторвался от экрана и повернулся ко мне, – ну что ты ко мне прицепилась? Ты что не видишь, что я занят? Мне завтра программу сдавать, а она виснет у меня постоянно на отладчике… Я только-только мысль ухватил, как мне последний блок из цикла вывести, а тут ты со своими глупостями… Ну что тебе надо от меня? Тебе поругаться хочется? И пожаловаться какая ты бедная, что два часа у плиты стояла? Ну давай ругайся и жалуйся, я послушаю. Только недолго, а то мне к утру не успеть, – он замер, в упор глядя на меня.
У меня навернулись слезы на глаза, и я, выбежав из комнаты, закрылась в ванной, намереваясь вволю поплакать.
– Зай, прекращай, – дверь ванной комнаты дернулась, – ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты плачешь. Ну чем я тебя обидел? Ну работа у меня такая… вот не выйдешь сейчас же, брошу программу и не буду её сдавать, а тебя заставлю идти и у моего отца деньги клянчить, раз мне не даешь их зарабатывать.
Слезы у меня мгновенно высохли, и я тут же открыла дверь: – Дэн, зачем ты меня так пугаешь?
– А, испугалась! Так тебе и надо, – Дэн с улыбкой подхватил меня на руки. – Ну что ты капризничаешь? Беременная что ли?
– Нет. С чего ты взял? – я удивленно посмотрела на него.
– Только беременные могут рыдать из-за таких пустяков. А раз ты пока к ним не относишься, то больше плакать не смей! А то действительно брошу работу и скажу отцу, что из-за тебя.