Либерия

Глава 3

Староста вяло ковырялся в миске с кашей. Ночь выдалась бессонная и хлопотная, да и утро не лучше. Пришлось маленько поучить жену, чтобы со своим нытьем не лезла, да божьим гневом не стращала. Где он Бог-то? Отсюда не видать, да и до людишек, ему, похоже, дела нет. Подумаешь, одним больше, одним меньше. Но на храм Лапша, все же, решил пожертвовать, да и свечку потолще поставить за упокой души убиенного Алексея. Бог-то, он тоже, поди, не дурак – подношения любит.

Лапша покосился на жену, прикрывавшую платком разбитое лицо, и подумал, что Бог его уже наказал, наградив такой бабой. Пять лет как женаты, а детишек все нет. Мужики уж всякие шуточки мерзкие отпускают, пальцем в спину тычут, да хихикают. Говорят, ты, Лапша, в брюхо растешь, а не в корень, поставь, мол, зелена вина, так мы и подсобим. Ведь и рот им, пустобрехам, не заткнешь.

Чтобы отвлечься, староста решил побыстрее покончить с завтраком и заняться приятным делом – пересчитать «заработанное» ночью серебро. Но не успел.

В избу ввалился, ошалело хлопая глазами, запыхавшийся целовальник Митроха.

– Беда, Тихон Силыч! Сбег он!

– Кто сбег-то? – Лапша от неожиданности поперхнулся кашей и закашлялся.

– Дык, оба… оба того… этого… – Митроха плюхнулся на скамью, вытирая шапкой вспотевший лоб.

– Ты что несешь?! – рыкнул, отдышавшись, староста. – С утра уже набрался?!

– Ни-ни.. – Целовальник замотал головой. – Собирался, правда, для успокоения принять, но не успел. Отец Паисий заявился, мол, когда колдуна жечь будем? А я ему говорю, что, сейчас к Тихону схожу, и решим. Только теперь уж, наверное, опосля обедни. Ну, я к тебе и побежал, а по дороге к бане завернул, чтобы, стало быть, проведать, как там колдун, не околел ли. Только в бане-то и нету никого, и дверь с петель сорвана! А вокруг бани волчьих следов видимо-невидимо!

Целовальник вытаращил глаза, икнул и, схватив со стола крынку с молоком, громко забулькал.

– Что ты городишь?! Откуда волки-то?

– Нет, волк один был, а колдуна и вовсе не оказалось.

– Что-то не пойму я ничего. – Лапша вырвал из рук Митрохи крынку. – Хватит лакать! Давай толком рассказывай. Колдун, что, волком оборотился?

– Не знаю! – Целовальник вытер рукавом залитую молоком бороду и затараторил: – Следы-то к бане от села ведут, а уж потом – к лесу. Ну, я по следам-то пошел. Думаю, что это за волк у нас ночью бродил? Страшно стало, а ну как задрал кого, а мы не знаем.

– Да может и не волк это был, а собака? – с сомнением спросил староста, тоже отхлебнув из крынки – в горле внезапно пересохло, и стало жарко.

– А то я волчьи следы от собачьих не отличу! – отмахнулся Митроха. – Ты дальше-то слушай. Ну, дошел я, значит, по следам до села. Волк-то потоптался только у околицы, а пришел он с поля, где мы с тобой ночью немчина прикопали. Я туда, стало быть, и побежал, а самого аж жуть берет. Но, думаю, зверь-то, все одно, уже в лес ушел, может он того парня схарчил. Что свежатинкой-то не закусить? Дошел я, значит, до того места, а там ямина огроменная, и в ней пусто. Нету мертвяка-то. От той ямы волчий след и ведет.

– Так, может, волк покойника-то и сожрал? – с надеждой спросил Лапша.

– Ага, вместе с костями. Чай он не змей горыныч какой, волк-то? Что-нить да оставил бы. Но не в этом дело. Волчий след от ямы идет к селу, а к яме его нет. Навроде, выкопался из сугроба не человек, а волк, к селу побежал, потоптался маленько, но к жилью не пошел – видно Бог нас уберег – потом к бане направился, только и в нее не заходил, видать, уже пустой застал, а уж оттуда в лес утек. Во как! – Целовальник перевел дух – долгая речь его изрядно утомила, облизнул губы и спросил: – Че делать-то будем?

Староста вытер вспотевшие ладони о портки и покачал головой.

– Чудно все это Митроха!

Не то, чтобы Лапша совсем уж не верил в колдовство, оборотней и другую нечисть. Верил, конечно. Но встречаться со всем этим ему не доводилось. А тут непонятные и страшные чудеса до него добрались. Да если бы только чудеса! Ведь и монастырские служки доберутся! Отец настоятель спросит, почему колдуна не устерег и в тот же день не сжег? А люди-то видели, как он с чужим человеком говорил, после этого и колдун пропал. Как бы в сговоре не обвинили или, того хуже, в пособничестве колдуну. Вот вздернут на дыбу, рученьки вывернут, каленым железом припекут – небо-то в овчинку покажется. Тут уж рассказом про оборотня не отбрехаешься.

Лапша передернул плечами, холодный пот струйкой побежал между лопатками, а голове стало жарко, и в груди заломило. Но староста постарался успокоиться – страху воли давать нельзя – начинают мысли путаться, а голова нужна ясная.

– Стало быть, так, Митроха. –Староста хлопнул ладонями по коленям, встал и прошелся по горнице. – Что там с этим сербом – дело десятое. Пусть хоть оборотень, нас это не касается. А колдуна мы с тобой упустили, нам за это ответ держать придется. Ты вот что сделай – как обедня закончится, отца Паисия вином попотчуй. Осталось у тебя еще из старых запасов-то? Да не жадничай, побольше наливай, чтобы до утра не проспался. А то, не ровен час, в Москву подастся, да и наговорит, чего не надо. Ночью, коли к тому времени снега не будет, сходи в поле да к бане – все следы прибери-замети.

Наутро я сам в монастырь поеду. Скажу, мол, появился чужой человек, откель неведомо, обманом в доверие вошел, в гости напросился, каким-то зельем опоил, а ночью колдуна-то и освободил. Буду в ногах у отца казначея валяться, авось заступится перед настоятелем. Не впервой.

– Думаешь, обойдется? – целовальник уже успокоился и даже повеселел немного, поняв, что ответ за случившееся, все равно, не ему, а старосте держать.

– Придется деньгами отцу Кондратию поклониться, и малой мздой тут не обойдешься. Жаден он до денег-то, авось пронесет беду мимо. Не впервой, – снова повторил староста, словно не Митроху, а сам себя успокаивал.

Когда Чурила ушел, Алексей понял, насколько устал за последние сутки, просто неимоверно устал. Чувствуя себя воздушным шариком, в котором кто-то проделал дырку, дополз до печки и с сомнением посмотрел на лежанку под закопченным потолком. Решил, что спать там не рискнет, кинул на лавку сшитое из разноцветных лоскутков, засаленное одеяло и рухнул без сил.

Уснул он, провалившись в вязкую душную тьму, как в болото, кажется, даже раньше, чем успел закрыть глаза. Мутный, тревожный сон закружил в хаосе странных видений. Что-то кричал староста Лапша, скаля желтые и огромные, как у медведя клыки; старик-колдун танцевал с бубном вокруг костра, на котором кто-то корчился и кричал от боли; огромные дубы ползли, цепляясь вывороченными корнями, тянули скрюченные пальцы-ветки. Алексей, задыхался от страха и беспомощности, пытался увернуться, убежать, но ноги не слушались, как это часто бывает в кошмарном сне.

Внезапно бредовые образы исчезли, и мутное марево сна посветлело, как предрассветное небо. Бешено стучавшее сердце успокоилось, стало легко дышать. Сквозь забытье Алексей почувствовал знакомый запах спелой земляники и нагретого солнцем соснового леса. Стало жарко, словно он лежал на солнцепеке. Молодой человек с наслаждением вдохнул сладкий аромат, потянулся, открыл глаза и сразу же снова зажмурился – на лавке рядом с ним сидела та самая девушка из леса. «Если это сон, – подумал Алексей, – то почему сейчас я его не вижу? Или это все же глюк?» Осторожно, чтобы не спугнуть свое видение, приоткрыл глаза. Незнакомка казалась совсем юной – лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Высокие скулы, легкий румянец на щеках, зеленые глаза с золотыми искорками смотрят с настороженным любопытством, а распущенные рыжие волосы отливают медью. Молодой человек не назвал бы девушку красивой, и там, в своем веке, в толпе людей он, возможно, ее и не заметил бы. Но было что-то в незнакомке такое, от чего захватывало дух, и сердце начинало трепыхаться, как рыба в садке.

Девушка улыбнулась – словно лучик весеннего солнца сверкнул из-за снеговых туч, и осторожно коснулась щеки Алексея.

– Здравствуй, волчонок.

– Ты кто? – выдохнул молодой человек и тут же испугался, что звук голоса спугнет лесную гостью.

Девушка отдернула руку и наклонила голову, став похожей на диковинную зверушку.

– Леся я, – голос незнакомки звучал тихо и неуверенно. – Ты пошто к нам пришел? Люди злые стали. Убьют тебя. Тебя убивали уже… Не здесь. Там, далеко.

Алексей вздрогнул, но отогнал неприятные воспоминания. Думать о плохом не хотелось, разговаривать – тоже, а хотелось коснуться огненного шелка волос. Прямо нестерпимо хотелось. Молодой человек протянул руку и погладил девушку по голове, перебирая в пальцах пряди волос.

– Ты красивая.

– Красивая?.. – прошептала Леся и задумалась, словно пытаясь понять значение этого слова. Потом, перехватив руку, прижала ладонь Алексея к своей щеке. – Хороший волчонок.

– Ты меня в тот странный мертвый лес специально заманила?

– Да.

– Зачем?

– Не знаю… – девушка выглядела растерянной. – Я играла.

Внезапно она наклонилась и поцеловала Алексея. Поцелуй был легким, почти неощутимым, как касание крылышка мотылька. На мгновение глаза Леси сверкнули зеленым огнем, она вскочила и, шепнув: «Мы встретимся, волчонок!», выбежала из избы. Хлопнувшая дверь заставила молодого человека вздрогнуть. Он перевел дух и сел на лавке, пытаясь разобраться в своих чувствах. Лесная гостья была странной и завораживающе привлекательной. И еще, что-то настораживало в ней. Молодой человек так и не понял, откуда у него это легкое ощущение даже не опасности, а тревожного предчувствия, потер заспанное лицо и поежился – после ухода девушки в избе стало холодно, темно и неуютно.

Короткий зимний день угасал в морозных сумерках. Тусклый свет едва просачивался сквозь небольшое окошко, затянутое бычьим пузырем, серые тени скапливались в углах избушки, делая жилище колдуна еще более мрачным. Скрипнула дверь, Алексей вздрогнул от неожиданности и вскочил, ожидая увидеть вернувшуюся Лесю. Но это был колдун. Он потоптался у порога, сбивая с поршней налипший снег, и прошел к печке.

– Что это ты такой встрепанный, или наснилось чего? – спросил Чурила, грея озябшие руки.

– Здесь девушка была, та самая, из леса. – Алексей упрямо нахмурился, ожидая от старика очередного язвительного замечания. И не ошибся.

– Опять девушка почудилась! Ты, видать, парень, по бабе стосковался. Вот придешь в Москву – найдешь себе девку посговорчивее. Там этого добра хватает.

– Да ну тебя, Чурила! – смутился Алексей. – Не о том я. И ничего мне не почудилось! Была здесь девушка, вот только что. Она Лесей назвалась.

– Кем?! – колдун удивленно вскинул брови и, открыв рот, уставился на молодого человека.

– Лесей… – неуверенно повторил Алексей, озадаченный реакцией Чурилы. – У нее рыжие волосы, как листва осенью, зеленые глаза, и еще… она земляникой пахнет.

– Ну и ну… – пробормотал колдун, опускаясь на скамью. – Где ты, говоришь, ее встретил?

– В лесу, когда волком бегал. Она в меня шишками кидалась, а потом заманила в такое странное место… Там дубы огромные, полусгнившие, я оттуда еле выбрался и прямо к твоей избушке вышел.

– Совсем удивительно… – Чурила покачал головой. – Так ты, значит, в Проклятой дубраве был и живым вышел? А я-то думаю, как ты дорогу ко мне нашел?

– Живым? – переспросил Алексей. – Так там ничего страшного и не было. Неприятное, конечно, место, но я опасности не почуял.

– Вот я и говорю – удивительно. Из Проклятой дубравы люди живыми не выходят, да и зверье туда не суется. Не любит она живых. А может ты?… Да, нет, пустое это… – старик бормотал, что-то под нос и, казалось, разговаривал сам с собой.

Молодой человек подумал, что вопрос о том, можно ли считать его живым или нет, обсуждать не стоит. Когда-то серебряная пуля некроманта оборвала жизнь оборотня Алексея Артемьева, но вмешался Один и вернул его не только в мир живых, но и в родной двадцать первый век. Рассказывать об этом колдуну не хотелось, и Алексей решил вернуться к разговору о лесной гостье.

– Чурила, так ты знаешь, что это за девушка в лесу была, а потом сюда приходила?

– Девушка?! – ухмыльнулся колдун. – Никакая она не девушка.

– А кто?

– Леська. Лесавка она. Дух лесной, а по-нонешнему – нечисть. А ты ей, видать, приглянулся, раз не в болоте утопила, а миловаться пришла. – Старик хихикнул и подмигнул смутившемуся Алексею. – Только мало их осталось, лесавок-то. Они же верой людской живут, подношениями да требами. Без человеческой веры дичают и засыпают в своих материнских деревьях. А Леська-то, вот, рядом со мной прижилась. Да и то правда, силы у нее побольше будет, чем у простых лесавок. Только и ей недолго жить осталось.

Алексей открыл, было, рот, чтобы расспросить колдуна поподробнее, но тот махнул на него рукой.

– Будет об этом. Тебе, Лексей, сейчас не о девках думать надо, а о том, как пожитки свои вызволить. Вишь, смеркается уже. Пора собираться в село, старосту проведать.

Пока Алексей «сражался» с онучами⁸, стараясь поровнее накрутить на ноги тряпки, Чурила выложил на стол длинный нож с костяной рукояткой, холщовую сумку и маленький кожаный мешочек.

– Ты в дверь-то не ломись, а то все село перебудишь, набегут мужики с дрекольем – не отмахаешься. Лапша, все равно, не откроет, особенно, если поймет, кто к нему в гости пожаловал. Вот тут я тебе разрыв-травы припас, – колдун показал на мешочек. – Как к избе старосты подойдешь, то насыпь порошок на ладонь и в дверную щель сдуй. Только глаза покрепче зажмурь, а то запорошит разрыв-травой – ослепнешь.

Да вот, у старосты еще пес больно брехучий. Оборотня он, конечно, не тронет, но разлается и всех собак в округе перебудит. Так ты ему Слово скажи: «Угг тыр маа» и пальцы сложи вот так.– Колдун скрестил большой и безымянный пальцы, а остальные растопырил «козой». – Повтори-ка.

– Уг тыр ма? Это еще что такое? – удивился Алексей.

– Слово, я же сказал! И правильно повтори, али глухой? Угг тыр маа.

Молодой человек даже взмок, пока на все лады повторял странное Слово, стараясь, чтобы оно звучало так же как у колдуна. Наконец, Чурила раздраженно махнул рукой.

– Ладно, авось, сойдет. И откуда ты такой бестолковый взялся, а еще ученик мага. Я б тебя к колдовскому делу на поприще не подпустил. – Затем, задумчиво проворчал, – Хотя, есть в тебе одна заковыка. Может, и сгодилась бы.

Алексей подумал, что он-то в ученики и не рвался, а уж у Чурилы и вовсе оставаться не собирается. Сен-Жермен, хоть дворянин, блестящий кавалер и богат сказочно. А жить в лесной избушке на курьих ножках без всяких удобств – нет уж, увольте. Но развивать тему ученичества не стал, а спросил:

– А Слово-то на каком языке? И что оно означает?

– Древний это язык. Очень древний. На нем наши пращуры говорили тогда, когда еще ни русичей, ни немцев, ни поляков и в помине не было. А что оно значит – не твоего ума дело. Будешь много знать – быстрее на дыбу попадешь. Хватит болтать-то, идти пора.

Молодой человек обижено хмыкнул, но, молча, взял сумку и вышел за Чурилой в холод зимней ночи. Тишина спящего леса не пугала, напротив, она была уютной и умиротворяющей. Очень хотелось перекинуться и снова почувствовать, как тает под лапами снег, как пушистые ветки елочек гладят взъерошенную на загривке шерсть, ощутить запах убегающей добычи и азарт погони. Представляя, как забьется в зубах теплое тельце зайца, Алексей облизнулся и понял, что изрядно проголодался. Утренняя каша с грибами превратилась в смутное воспоминание, а поужинать колдун не предложил. Морозный сумрак леса и чувство голода пробуждали звериные инстинкты, и становилось все труднее сдерживать рвущегося на волю волка. Чтобы отвлечься, молодой человек решил осмыслить то, что с ним произошло в этом мире, и очень удивился, когда понял, что прошло всего немногим больше суток. Но какие это были насыщенные сутки! Пожалуй, самым непонятным в череде людей и событий казался Чурила. О том, что он колдун известно только со слов суеверных крестьян, а сам Алексей ничего колдовского ни у него, ни в избушке не заметил. Разве что странные черепа на кольях, так, ведь, красный отсвет в их глазах мог просто почудиться. То ли дело Сен-Жермен, который ходил обвешанный магическими амулетами как новогодняя елка игрушками. Молодой человек решил прояснить ситуацию.

– Чурила, а за что тебя сжечь хотели?

– А то сам не знаешь? – проворчал идущий впереди старик. – Вестимо, за что – за колдовство.

– Ну, колдовство разное бывает. Оно же не всегда вред приносит, – продолжал допытываться Алексей. – Ты сделал что-то… плохое?

– А разве надо что-то делать? – Старик внезапно остановился и, повернувшись к молодому человеку, сердито сверкнул глазами. – Уже и того достаточно, что я молюсь старым богам. Попы всех рады уничтожить, кто мыслит не по-ихнему. Они и друг друга жрать готовы, аки крысы. А князья и бояре нынешние под их дудку пляшут.

Чурило открыл, было, рот, чтобы продолжить свою обличительную речь, но только махнул рукой.

– Не ко времени ты этот разговор завел, Леха-оборотень. Нечего языком попусту трепать, идти надо.

Молодой человек решил, что вникать в сложные взаимоотношения старика с церковными и светскими властями не стоит, и дальше шел молча. До опушки леса добрались довольно быстро, наверное, колдун знал какие-то тайные тропы. Пообещав ждать до рассвета, Чурила махнул рукой, иди, мол, что топчешься.

Алексей пробежал через поле, осторожно проскользнул мимо темных изб и перепрыгнул через забор старосты. Из глубины двора выскочил пес, тявкнул, но услышав Слово-заклинание замолчал, попятился и скрылся за домом. Алексей удовлетворенно хмыкнул – все же кое в чем старик разбирался. Теперь настало время проверить действие разрыв-травы. Молодой человек осторожно поднялся по лестнице, вздрогнул от скрипа ступеньки и сдул с ладони серый порошок. За дверью раздался шорох, и она приоткрылась. Порадовавшись, что колдун и здесь не обманул, Алексей прошел в избу и окунулся в теплую, прогорклую темноту. Свет, конечно, был бы не лишним, волк не кошка и в темноте видит плохо, но запах старосты молодой человек различил бы даже в толпе людей. Лапша спал на лавке, сладко причмокивая, и, судя по тяжелому перегарному духу, с вечера он изрядно принял.

Почуяв ненавистного врага, проснулся и заворочался зверь. Алексей оскалил клыки, сдерживая рычание. Желание вцепиться старосте в горло было настолько сильным, что молодой человек вспотел. Сделав три глубоких вдоха, чтобы немного успокоиться, он достал нож, бесшумно скользнул к спящему и шлепнул лезвием по заросшей щеке. Лапша всхрапнул и попытался повернуться на бок.

– Ах ты, гад! – прорычал Алексей и, схватив за ворот рубахи, встряхнул старосту.

Тот хрюкнул, очумело уставившись на неожиданного гостя.

– А-а-а? Че? – прохрипел спросонья Лапша, затем узнал, вытаращил глаза и заорал, махая руками – то ли крестился, то ли пытался отогнать наваждение.

Чувствуя, как челюсти сводит судорогой, а лицо превращается в морду монстра, Алексей прошипел:

– Заткнись! – и щелкнул клыками. Староста икнул, закатил глаза и мешком съехал с лавки на пол.

– Ну, вот…– пробормотал парень. Лютая злоба прошла, уступив место растерянности. – И что теперь с ним делать?

Встряхивания и похлопывания по щекам не помогли, и Алексей оглянулся в поисках ведра с водой. Глаза уже привыкли к темноте, и можно было рассмотреть нехитрую обстановку избы. Воды не нашлось, зато у стены обнаружился объемистый сундук с большим амбарным замком. Молодой человек удовлетворено хмыкнул.

– Ну, ладно, отдохни пока, я и без тебя разберусь, – буркнул он, обращаясь к старосте.

Увесистый замок на окованном железными полосками сундуке сломать было сложно, поэтому снова пригодилась разрыв-трава. Как только порошок попал на дужку, металл зашипел, словно от кислоты, и рассыпался, а замок с грохотом упал на пол. Алексей поморщился и оглянулся на старосту, но тот признаков жизни не подавал.

– Экий ты, оказывается, коллекционер, Лапша! – усмехнулся молодой человек, разглядывая разнообразное барахло, которым был забит сундук.

К счастью, его имущество лежало сверху. Аккуратно сложенная, похоже, даже выстиранная рубаха, штаны, кафтан, жупан, начищенные сапоги и, что особенно порадовало, клеврец. Не наблюдалось только кошеля с деньгами, и Алексей наклонился над сундуком, раздумывая о необходимости впотьмах перебирать весь этот хлам.

Движение за спиной он не услышал, а, скорее, угадал звериным чутьем. Обернулся и увидел прямо перед собой разгневанного старосту с поднятой табуреткой.

– Не замай добро, стерво! – выкрикнул Лапша, обрушивая табурет на голову Алексея.

Молодой человек метнулся в сторону, но староста, по инерции сделав пару шагов, снова развернулся, замахиваясь своим оружием.

– Мое! Не тронь!

Алексей, защищаясь, вскинул руки, перехватил табурет и дернул на себя. Противник нырнул вперед и тут же получил сильный удар ножками в грудь, охнул, отлетел к стене и рухнул на пол, захрипел, закашлял, заплевывая бороду кровавой пеной. Молодой человек прыгнул, всем весом обрушиваясь на Лапшу, схватил за бороду и прорычал:

– Где деньги, урод?! Говори, а то загрызу!

Староста сипел, кашлял, хватаясь за грудь, булькал кровью, но упрямо мотал головой.

– Я ж тебя на куски рвать буду, ворюга! – орал взбешенный Алексей и, оскалив клыки, чувствовал, как тягучая слюна течет по подбородку. – А когда сдохнешь, все возьму. Где деньги?! Сам скажешь, или жрать начинать!

Староста заскулил, засучил ногами, задергался, пытаясь скинуть оборотня, но почувствовал, как длинные когти рвут кожу на горле, и замотал головой.

– Не…не надо… скажу… Не убивай… На божнице деньги… за образами.

– Урод! – выдохнул Алексей, отпуская Лапшу.

Звериное бешенство стихло, рассеялся кровавый туман в глазах, и стало противно и стыдно, за то что он дал волю зверю и едва не перешел грань. Ведь готов был рвать куски мяса из живого человека. Пусть мерзавца, но человека.

Оглядываясь на корчащегося на полу старосту, Алексей отодвинул закопченные иконы и вытащил кошель с деньгами. Собрал свои вещи в холщовую сумку, подобрал нож и подошел к старосте, понимая, что этого негодяя живым оставлять нельзя. Лапша таращил остекленевшие от ужаса глаза и что-то бормотал – то ли молился, то ли матерился. Молодой человек посмотрел на зажатый в руке нож, плюнул и вышел из избы.

Колдуна в условленном месте Алексей не обнаружил и некоторое время растерянно топтался на опушке, размышляя, то ли Чурила его обманул и не дождался, то ли, напротив, не рассчитывал, что он так быстро вернется, и ушел греться в избушку. Но скрипучий голос из-за спины заставил его вздрогнуть от неожиданности.

– Что-то ты быстро обернулся. Чай, поди, и мертвяка не закопал, и в избе не прибрался? Эх, молодежь!

– К-какого мертвяка? –Парень готов был поклясться, что минуту назад колдуна там не было.

– Что значит, «какого»? Старосту, конечно. Али ты кого еще порешил?

– Нет, никого я не порешил. И староста жив, – растерянно пробормотал Алексей. – Я его не убил.

– Как не убил?! Так ты, дурья твоя башка, мало того врага себе нажил, да еще и не воспользовался случаем, чтобы от него избавиться?! Ты хоть понимаешь, что он на тебя и в Разбойный приказ челобитную напишет, и монастырских натравит. Сыщут в Москве – разбираться не будут, кто кого первый обидел. Но тебя-то в Москве может и не найдут, али вообще искать не станут, коли староста кому надо в лапу не даст. А вот меня точно со свету сживут, итак как зверя дикого травят, носа высунуть из леса не могу. Одно спасает – мужики боятся и в Проклятую дубраву никогда не сунутся. А коли святош кликнут – есть среди них умельцы со способностями – так никакая волшба не спасет!

Колдун, сверкая глазами, разгневанно смотрел на понурившегося парня и, казалось, сам был готов придушить недотепу. Возможно, так бы и поступил, если это хоть как-то могло изменить ситуацию.

– Я не смог, – твердо проговорил Алексей, упрямо вскинув голову. – Ему и так здорово досталось, а ты хочешь сказать, что я должен был зарезать беспомощного человека, который даже сопротивляться не в состоянии?

Судя по всему, Чурила именно это и имел в виду, но посмотрев на возмущенного молодого человека, тяжело вздохнул:

– Экий ты жалостливый! Он-то, поди, тебя не пожалел – ради горсти серебра на гостя руку поднял. Не сам, конечно, но это значения не имеет.

– Я – не он! – прорычал Алексей, стискивая зубы, чтобы не наговорить старику грубостей.

– Вот и говорю – жалостливый, – в голосе колдуна слышалось презрение. Но потом он, видимо, вспомнил – не был бы парень таким жалостливым, его собственные кости тлели бы на костре, махнул рукой и уже мягче сказал: – Да, чего уж теперь опосля драки-то кулаками махать. Ладно, пойду, попробую следы запутать, чтобы, коли погоня случиться, по ложному пути пошла. Ты меня тут не жди, а то, не ровен час, кому на глаза попадешься. В избушку иди – я тебе проводника дам.

Старик покопался в сумке и достал из нее бурое перышко величиной с ладонь.

– Вот перо совиное, я слово скажу – оно вперед тебя полетит и к избушке приведет. Только ты не мешкай, быстренько за ним поспешай, оно дожидаться не будет.

– Ну вот, – разочарованно вздохнул Алексей. – А я поохотиться хотел, а то от голода аж живот к спине прилип.

– Поохотиться? – язвительно спросил Чурила. – Вот старосту и жрал бы! Али побрезговал?

– Нет, нельзя мне. – Парень испуганно замотал головой. – Если я человечины попробую, то в чудовище превращусь – никакой браслет не поможет.

– Хм… – скептически хмыкнул колдун. – Это тебе кто сказал? Твой маг-учитель, что ли? Ну, ну…Дык хоть прирезал бы тогда его, гниду, поповского подпевалу… А, что уж теперь!

Старик махнул рукой, подбросил перышко в воздух, что-то прошептал и, пообещав накормить чем-нибудь, когда вернется, исчез в кустах.

Перо покрутилось немного, затем устремилось в чащу, замешкавшийся было Алексей, опомнился и кинулся за ним. Необычный проводник, не разбирая дороги, легко скользил по воздуху, нырял в кусты, мелькал среди еловых веток, нередко пропадая из виду. Молодой человек прорывался сквозь густой подлесок, постоянно проваливаясь в глубокий снег, и ругал Чурилу. Хорошо еще, перо немного светилось, как покрытое фосфором, иначе Алексей потерял бы его в первые же минуты бешеной скачки по ночному лесу. Когда, наконец, добрался до избушки, то от него валил пар, а ноги дрожали от усталости. С трудом переведя, дух молодой человек ввалился в жилище колдуна и замер на пороге.

Знакомый запах заставил сердце забиться быстрее. В полутьме на лавке у окна угадывался силуэт девушки.

– Ты?! – выдохнул Алексей.

– Я, – тихо ответила Леся, ее глаза совсем по-кошачьи сверкнули зелеными огнями.

– А, правда, что ты… – Молодой человек замялся. – Ну… не человек?

– Правда. Ты тоже не человек. А разве это хорошо – быть человеком?

Алексей растерялся. Он не знал ответа на этот вопрос. Совсем недавно знал, а теперь – нет.

– Не знаю… Но я хотел бы снова стать человеком. – Парень скинул жупан и шагнул к лесавке. – Почему ты пришла?

– Ты мне нравишься, волчонок. Хотя от тебя пахнет другим миром.

Девушка подошла вплотную, даже не подошла, а переместилась каким-то неуловимым, скользящим движением, приподнялась на цыпочки, почти касаясь губами щеки Алексея. Ее ноздри трепетали, втягивая воздух.

– Запах камня, железа и горького дыма, и еще чего-то пряного и незнакомого. Нет, совсем нет лесного духа… Но ты мне нравишься, волчонок.

Теплое дыхание Леси щекотало кожу, от чего по спине пробегали мурашки, и гулко стучало в висках.

– А ты пахнешь сосновым лесом и земляникой, – ставший хриплым голос дрожал и срывался.

– Да… – шепнула девушка.

На миг прижалась горячим телом и отступила на шаг, заставив Алексея разочарованно вздохнуть. Впрочем, разочарование было недолгим. Лесная гостья скинула меховую жилетку и распустила шнуровку на груди. Платье с шелестом осенних листьев скользнуло на пол. В полумраке избы девушка казалась статуэткой из драгоценного молочно-белого фарфора. Высокие груди с темными каплями сосков вздрогнули от тихого смеха, сверкнули зелеными искрами глаза.

– Иди ко мне, волчонок.

Молодой человек, восхищенно вздохнув, качнулся вперед. Но внезапно вспомнил другую девушку, такую же прекрасную и соблазнительно нежную, через мгновение превратившуюся в мерзкую полуразложившуюся тварь – мертвячку, оживленную некромантом. Воспоминание было настолько ярким, что Алексей почувствовал омерзение и ужас, к горлу подкатила тошнота, и он отскочил к двери.

– Что с тобой?! Ты меня боишься? Я не нравлюсь тебе? – Девушка явно обиделась.

Алексей прижался спиной к шершавым доскам и боролся с желанием немедленно сбежать.

– Нежить! – выкрикнул он.

– Нет! Не правда, я живая, – голос Леси дрожал от слез.

Она осторожно подошла к молодому человеку и коснулась его щеки. Он вздрогнул, хотел отшвырнуть девушку, но внезапно страх прошел, стало тепло и спокойно.

– Я поняла, – прошептала Леся. – Глупый! Ты боишься не меня, а того, что в прошлом. Но прошлого нет, оно далеко. И будущего нет – оно еще не наступило. Есть только настоящее – ты и я.

– Да… да.., – бормотал Алексей. Зарывшись лицом в пушистые волосы, он прижал к себе горячее тело. – Извини… это уже прошло. Ты живая.

Молодой человек гладил прохладный шелк плеч, ласкал груди, целовал мокрые от слез глаза и пил земляничный нектар губ. И прошлое, и будущее исчезли, растворившись в хмельной страсти, осталась только эта удивительная девушка, сладкая как дикий мед и свежая как березовый сок ранней весной.

– Идем, желанный мой, – шепнула Леся, потянув его к лавке.

– Да… Только, как же старик?

– Что тебе до него?.. Он – человек… – девушка на миг замерла, прислушиваясь. – Колдун далеко. Идем.