Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Опричный период

Фёдор попал в поле зрения царя до блестящей победы под Рязанью. И даже до полоцкого похода, как мы выяснили, обнаружив ещё одно назначение, о котором обычно не вспоминают. Очевидно, что они плотно взаимодействовали во время расследования по делу Старицких. Скорее всего, к концу 1564 года, юноша уже не был для царя «тёмной лошадкой». Мудрый и опытный Иоанн, немало нахлебавшийся с детских лет, хорошо разбирался в людях. Скорее всего, он в самом начале понял, что перед ним перспективный помощник, с колоссальным внутренним потенциалом. После осени 1564 года, юный Фёдор Басманов озарил своей лучистой хитрой улыбкой тёмные пролёты царского дворца и не без оснований занял заслуженное место среди приближенных государя. Можно сколько угодно спорить о его истинной роли и о степени его влияния на Ивана. Увы, история не сохранила толковых свидетельств (возможно преувеличенного) влияния, ни чётких свидетельств его злодейств в роли государева ближника. У нас, по сути, ничего нет, кроме озлобленного шипения А. М. Курбского в адрес Басманова-младшего. Стоит ли принимать во внимание это злобное шипение? Тем более, что учёные устали развенчивать мифы Андрея Михайловича и разбираться в той путанице, которую он оставил потомкам. Когда очень хочется опуститься до сплетен, жареного и грязного, просто вспоминайте (кто на это способен) осеннюю, залитую солнцем и кровью, пахнущую пожарищем Рязань. Которую Фёдор и Алексей отстояли благодаря горячей молитве и воинской отваге. В это же время на другой границе, на другой меже, князь Курбский сжимал в руке меч, который нёс, чтобы опустить на голову кого-то из бывших соотечественников. Адекватному человеку, чтобы правильно расставить приоритеты, больше ничего и не надо. Остальное – лишнее.

Частенько Фёдору приписывают тот размах влияния, которым обладал Афанасий Вяземский. Абстрактно Генрих Штаден сообщает:

«При великом князе в опричнине, говоря коротко, были: князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Алексей Басманов и его сын Федор».

Всё, что можно выловить о роли Фёдора при царе из интернет-ресурсов – это досужие выдумки или художественный вымысел, выдаваемый за факты из «неких» источников (несуществующих). Можно лишь догадаться, что усилия отца не прошли даром. Представленный ко двору, Фёдор успешно начал двигаться к тем вершинам, которые покорил отец. Только быстрее (у каждого последующего поколения такие вещи происходят быстрее). Успех определялся ещё и тем, что Алексей Данилович всегда находился рядом. На первых порах он мог контролировать это движение, направлять, подсказывать и советовать. Скорее всего, так и делал, помогая Фёдору. Удерживаться было необходимо. Вокруг такие же сыновья таких же заслуженных и статусных отцов. Конкуренция огромная. Отцов мало (многие уже переступили возрастной рубеж), сыновей, желающих оказаться возле государева плеча, много. Фёдор не имел морального права быть посредственным или нерасторопным, быть тем, кто привык отсиживаться за печкой. Чтобы выжить среди мелких и хищных рыбёшек, нужны были острые зубки и хитрость. А ещё необходимо объективно быть лучше остальных. И Фёдор с этим прекрасно справился.

Итак, с 1564 года (может раньше) начинается подготовка проекта «опричнина». В 1565 году подписан приказ об её официальном учреждении. В год основания опричнины Фёдор получает весьма солидную и важную дворцовую должность – кравчего, заняв место казнённого князя П. И. Горенского. Думный дворянин Горенский из рода Оболенских находился на должности с 1560 года^[148]. Незадолго до своей гибели был пожалован в думные дворяне, но прожил после этого недолго. Бывший кравчий был казнён, возможно за собственного брата Юрия Горенского, сбежавшего в Литву. Согласно С. Б. Веселовскому, это случилось в самом начале опричных казней, но учёный подчёркивает, что последовательность событий неизвестна. То ли Горенский был казнён после побега брата, то ли казнь Петра спровоцировала побег Юрия. Опирается Веселовский на воспоминания А. Шлихтинга, однако подчёркивает путаницу в первоисточнике. Сколько пустовала должность и когда именно Фёдор её получил – неизвестно. Очевидно, место освободилось после марта 1565 года. Временные рамки задает царский помин по Горенскому, данный в Троице-Сергиев монастырь^[149].

Кравчий наблюдал за всем, что относилось к царскому столу (посуда, напитки, столовые приборы). Стоял у стола, когда государь трапезничает, напротив самого государя для «разнимания и подавания кушания». В том числе в праздничные дни, дни особых приёмов и важных церемоний. При кравчем находился стольник для отнесения и перестановки блюд. Помимо участия в дворцовом церемониале, в круг обязанностей кравчего входил и развоз подарков (посылок) от царя. Можно сколько угодно перечислять регламентированные обязанности, можно удивиться – эка невидаль! Что же тут особенного? Почти прислуга с кухни! Такое мнение в корне будет неправильным. По сути, кравчий являлся своеобразным телохранителем – через его руки проходила царская пища. В эпоху, когда отравление было излюбленным средством борьбы с политическими соперниками и сильным методом психологического воздействия, доверить свою пищу государь мог лишь проверенному и надежному слуге. Абы кому такую должность отдать не могли, в частности по блату и знакомству «сыну хорошего папы». Кравчий сам пробовал то, что должен был отведать государь. Поэтому должность безопасной не считалась. Данный чин учрежден при великом князе Василии Иоанновиче в 1514 году. Изначально кравчий стоял ниже окольничего, затем эти два чина уравнялись. Кравчими становились вельможи, и почти всегда ближние свойственники государя, часто шурья. Первым кравчим назначили И. Ю. Сабурова (брата царицы). Потом должность получали князь Ю. М. Голицын, с 1531 по 1535 гг. князь И. И. Кубенский, с 1540 года Ю. В. Глинский (и снова брат царицы). В дальнейшем эту должность занимали исключительно молодые люди высокого статуса и особой близости к царю. Например, в сентябре 1598 года кравчим стал И. И. Годунов^[150].

Вместе с должностью каждый новый кравчий получал город Гороховец. Но на Фёдоре эту традицию нарушили. Гороховец по каким-то причинам отошел к брату царицы Михаилу Черкасскому. Возможно, именно поэтому, Фёдор и был назначен наместником Старицы. В качестве своеобразной компенсации.

В 1567 году Фёдор принимает участие в неудачном походе из Новгорода в Литву. По определению Д. М. Володихина, в этом походе задействовали «цвет опричной вооруженной силы». Лучшие опричники корпуса должны были выступить в поход вместе с «цветом» земской армии. Государь сам лично возглавлял армию. На поход возлагались большие надежды. Должность Фёдору снова досталась ответственная – воевода по посылкам. Такую же должность одновременно получил князь А. П. Телятевский, который в 1568 году затеет с Фёдором местнический спор. Очередная должность не для ленивых, требующая скорости, расторопности и физической выносливости. Кроме всего прочего, этого, должность воеводы по посылкам Фёдор должен был совмещать с должностью кравчего^[151]. Рассуждая о карьерном пути Малюты Скуратова, П. А. Садиков сравнивает незначительность будущего крупнейшего фаворита в этот промежуток времени с важностью обязанностей, возложенных на Ф. А. Басманова и А. И. Вяземского. К сожалению, поход не состоялся. Помешал так называемый «заговор Фёдорова – Челяднина». Царю ничего не оставалось, кроме как бросить все силы на расследование данного инцидента, а поход, естественно, был сорван.

Мифический Да(о)нков

В 1568 году в жизни Фёдора возникает довольно спорный и сомнительный эпизод, до сих пор не имеющий подтверждения. Он был послан в город Данков с приказом казнить неугодных царю воевод Владимира Курлятева и Григория Сидорова. Говоря о судьбе Басмановых, их опричной деятельности и служебных назначениях, обычно историки этого эпизода не касаются. Рассуждает о нём лишь Б.Флоря, причем как о доказанном факте. Что же с этим поручением не так? Город Донков (Данков) это даже не город, а маленькая крепость, имеющая стратегическое назначение, отстроенная в том же 1568 году в числе городов-крепостей^[152], таких как Новосиль, Орёл или Епифань. Города-крепости образовали непрерывную линию укреплений, протянувшуюся от верховьев Оки на западе до Цны на востоке. Как уже было сказано, эта цепь перекрывала важнейшие пути вторжения татар в Русскую землю. Именно в Данкове несколько позже попадет в плен к татарам В. Грязной.

Курлятевы – ветвь рода Оболенских. Тех самых Оболенских, с которыми у Грозного сложились весьма сложные отношения (и мы об этом еще поговорим). Данный род зарекомендовал себя верностью великому князю Василию в феодальной войне с Д. Шемякой. Дверие «по наследству» (как случилось с Плещеевыми!) не передалось. Вероятно, тесная взаимосвязь со старицким уделом крепко-накрепко испортила Оболенским репутацию. Первым из Курлятевых пострадал князь Дмитрий Иванович «за его великие изменные дела». Князь с женой и детьми были пострижены и сосланы в Коневецкий и Челмогорский^[153] монастыри. Случилось это, скорее всего из-за того, что князь оказал поддержку Старицким во время мятежа 1553 года, когда некоторые бояре не хотели присягать малолетнему сыну Иоанна.

Владимир Курлятев был племянником этого самого провинившегося Д. И. Курлятева. Григорий и Дмитрий Сидоровы происходили из рода рязанских князей и занимали ответственные военные должности в Московском государстве.

В целом ситуация логичная. Снова пострадавшие, связанные с удельным княжеством. В. А. Колобков, упоминая Данков, обращает внимание на то, что к лету 1568 года была произведена полная чистка командного состава земской армии. Казнили и за грехи давно минувших дней. Колобков называет Д. Ю. Сицкого, И. Ю. Хохолкова-Ростовского, И. Д. Дашкова, М. А. Карпова, А. И. Ярославова-Оболенского, Д. В. Ушатова, С. И. Баташева-Засекина и др. Также учёный обращает внимание на то, что убивали воевод, попавших под подозрение, ровно там, где их находил опричный отряд. Это же подчеркивает и Н. В. Белов^[154]. Сидоров и Курлятев вполне могли быть убиты по приказу государя в городе Данкове. Но…Во-первых, информация о данном эпизоде отсутствует в любых документах, которые так или иначе могут считаться официальными. Источник информации всего один – произведение князя А. М. Курбского, который, как известно, правдивостью не отличался и создал множество мифов. Учеными давно доказано, что князь нарочно или случайно путал детали, смещал хронологические рамки, грешил невероятной предвзятостью по отношению к тем, кого не любил, писал свои труды специально как пропагандистский заказ. И, самое важное, на момент событий, уже несколько лет находился в другом государстве. Даже в контексте его собственного произведения эпизод выглядит весьма странно и сомнительно. Беглый воевода с хорошо развитой фантазией литератора перемещает происшествие во времени, накладывает несколько событий друг на друга, сваливает в кучу множество имен. Вот как звучит эпизод у самого А. М. Курбского:

«…погублено тогоже лета и того единаго дня, в новоставленном граде на самом Танаисе, посланными от него прелютыми кромешниками, у них же был воеввъ демонских воевода, Феодор Басманов: сам же последи зарезал рукою своею отца своего Алексея, преславного похлебника, а по ихъ языку, маньяка и губителя своего и святорусской земли… тогда же и того дня онъ убилъ… славного въ добротъ… Владимира Курлятева; и тогда же онъ вкупъ заклалъ съ нимъ Григория Степанова сына Сидорова…».^[155]

Плотность текста невероятная, почти фантастическая. В один эпизод Курбский заталкивает не только историю про воевод, но и мифическое отцеубийство, которого не могло случиться на Танаисе по определению, а также истории о судьбах других людей. Если такой источник как произведения Курбского мы просто можем не воспринимать серьёзно (как и надо воспринимать любые авторские сказочки), то гораздо больше вопросов вызывает такой документ, как Синодик опальных. Тоже спорный (почему, мы разберем дальше), однако более весомый. При внимательном изучении документа можно внезапно обнаружить, что воеводы Курлятев и Сидоров погибли очень далеко от Данкова в населённом пункте под названием Матвеищево (Юрьев-Польский) по делу боярина И. П. Федорова-Челяднина. Борис Флоря, который включает эпизод умерщвления Фёдором воевод в служебную биографию юноши, данный момент оставляет без объяснений.

Стоит затронуть и житейский аспект. Безусловно, к 1568 году (и даже ранее) Фёдор уже не первый день трудится в опричнине, не первый день находится при государе. Однако, немотря на опыт в «делах государевых» (в том числе и карательных), участие молодого Фёдора в убийстве двух матерых воевод представляется весьма сомнительным. Даже распоряжаясь «именем государя» и имея в подчинении небольшой опричный отряд, Басманов мог натолкнуться на жестокое сопротивление. Немолодые, опытные, ко всему готовые воеводы (к тому же на отдалённой периферии) могли попробовать побороться за свою жизнь.

Не говорит об участии в этой истории Фёдора и В. А. Колобков, подробно разбирающий казни земских воевод данного периода. Зато Колобков рассказывает о другом опричном задании, данном Фёдору и Михаилу Черкасскому. По мнению учёного, ими был арестован воевода А. И. Шеин – Морозов по особым инструкциям, полученным из Александровской слободы. К сожалению, учёный не называет источник, из которого взята данная информация^[156].

Весной 1568 года Фёдора ожидало крупное служебное назначение. Он получает пост первого воеводы передового полка в составе трёхполковой опричной рати, развернутой против литовцев в Вязьме^[157]. К сожалению, про это назначение Фёдора мало что известно. В. А. Колобков обращает внимание на тот факт, что другой талантливый военный Д. И.Хворостинин назначен лишь вторым воеводой. Его опыт явно должен превосходить опыт Фёдора, который находился «в поле» не столь часто. В. А. Колобков^[158] делает вывод, что именно Фёдор обладал организационными способностями высокого класса, что позволило ему начать так рано (и без серьёзного опыта), выдвигаться в сторону руководящих должностей. Согласно данному назначению, все распоряжения государя направлялись в первую очередь опричным воеводам:

«А писать государевы грамоты ко князю Михаилу Темрюковичу да Фёдору Олексеевичу Басманову и всем воеводам»^[159].

Калуга

Стремясь вбить клин в отношения России и Ирана, а также блокировать важнейшую торговую артерию на востоке России – Волгу, в 1569 г. турецкое правительство задумывает большой поход на Астрахань. 31 мая 1569 года главнокомандующий войском Касим-паша начал движение к Астрахани через Азов. Опасаясь опустошительных турецко-татарских вторжений (вероятность которых стремительно возрастала), московское правительство ежегодно расставляло крупные военные силы в приокских городах. Но в данном случае, вести о грядущем походе турок заставили Грозного усилить оборону на юго-востоке.

Весной 1569 г. в Астрахань был отправлен окольничий Д. Ф. Карпов, а на переволоку «для турских людей приходу» – боярин П. С. Серебряный. В Нижний Новгород – боярин П. В. Морозов и многострадальный князь Владимир Андреевич Старицкий, для которого это назначение станет последним. Основные земские войска расположились в Коломне и Рязани, а в Калуге – опричные. И до этого в Калуге постоянно действовала «береговая охрана» (служба)^[160], но теперь её максимально усилили.

Именно в таких условиях максимальной напряжённости (параллельно разворачивались события «новгородской измены») Фёдор Басманов получает высокое и крайне важное военное назначение. Его ставят первым воеводой большого полка, что подбрасывает молодого мужчину на самую верхушку опричной иерархии. Можно лишь догадываться, какую радость чувствовал, получая в Разрядном приказе бумагу с этим назначением, сын воеводы. В тот момент не юноша – молодой мужчина, полный сил и мечтающий о своих битвах. И особенно печально из нашего далека знать, что это назначение было последним…

Первый этап формирования опричных войск заканчивается, по мнению В. Б. Кобрина, примерно к 1567 году. Согласно разрядам, военных операций опричного корпуса насчитывается всего около восьми-девяти. Корпус делился на полки и крайне редко концентрировался для больших походов. Чаще опричные были разбросаны и выполняли свои задания. Несмотря на редкие выходы опричной армии, В. А. Колобков подчеркивает, что опричные выходили в самые сложные моменты и самых опасных ситуациях и на самых опасных участках. Одним из таких направлений было Калужско-Болховское направление^[161]. Пятиполковая опричная армия сосредоточилась под Калугой поздней весной – летом 1569 года. На береговой службе оказались одновременно земские войска во главе с князем И. Д. Бельским и опричные во главе с Фёдором Басмановым. Его родственник З. И. Очин-Плещеев получил назначение первым воеводой передового полка. Князь А. П.Телятевский возглавил полк правой руки, сторожевой полк – князь Д. И. Хворостинин, полк левой руки – князь И. П. Охлябин.

Позже, рать передвинут к Туле, и данный переход будет происходить под командованием Фёдора Алексеевича. Согласно государеву указу, все «лутчие люди изо всех полков» должны были двигаться под началом Басманова. Как опричные, так и земские. В. Б. Кобрин полагает, что в данном случае под «лучшими людьми», подразумевается не статус и высокое положение, а именно военные способности и таланты. Назначение, которое кажется В. В. Пенскому оптимальным, гармоничным и правильным, а Д. М. Володихину несправедливым. В. А. Колобков подчёркивает, что этим назначением царь нарушил местнические традиции. Но не стоит сомневаться: Грозный знал что делал. Опасность была серьёзной. Баловство «сыновей вельможных отцов» и «декоративных» фаворитов исключалось.

Фёдор Басманов уже давно не новик, но и не столь опытен, чтобы руководить полком. Большая часть его служебной карьеры проходит не в «поле». Одно дело по-тихому убирать царских врагов и изменников под покровом ночи. Так, чтобы комар носа не подточил. Другое – находиться на руководящем посту и вести за собой рать. Но стоит ли удивляться? Чему? В. В. Пенской в своей книге «Центурионы Грозного» много внимания уделяет тому, как именно передавался опыт младшим от старших. В XVI веке ещё не существовало учреждений, обучающих военному ремеслу и выпускающих дипломированных, профессиональных военных. Опыт, навыки, умения, всё передавалось на практике, «в полях». А как иначе? Где ещё учиться ратному делу молодому ближнику государя? Особенно если этот ближник подаёт большие надежды. Такому человеку необходимо где-то набираться опыта. Только в бою. Это надо понимать с обычной, житейской точки зрения, чтобы потом не удивляться и не делать круглые глаза. Рокировка сил была весьма грамотной, разумной и хитрой. На тот случай, если бы Фёдор не справился, его страховали опытные воеводы. В том числе и родственник Захар Очин-Плещеев.

Позже, скорее всего в августе 1569 года, после отпуска воевод, Фёдора сменит то ли В. И. Телятевский, то ли И. П. Зубан^[162]. К сожалению, в связи с дальнейшими событиями, о которых мы поговорим далее, не очень понятно, по каким причинам Фёдор был отозван. Выполнил ли он задание в полном объеме? Подразумевалась ли смена воевод изначально? Или же его отозвали раньше срока?

Гибель Басмановых. Падение после триумфального взлёта. Реконструкция событий

Судьба Фёдора и Алексея Басмановых целиком и полностью состоит из загадок. Но самой тёмной является загадка их гибели и последующего исчезновения. Человеку, который знаком с опричниной лишь понаслышке, может показаться, что случившееся с отцом и сыном – это нечто вроде кармической расплаты за неоднозначный карательный проект. Только взявшись внимательно изучать историю семьи, можно понять, что роковые события с самого начала преследовали мужчин семьи. Именно с того момента, когда Данила, получивший прозвище Басман, переслал быть Плещеевым.

В официальной историографии гибель Басмановых принято связывать с так называемым «новгородским делом», или «новгородской изменой». Других вариантов историки не предложили. Но эта официальная версия – всего лишь условная реконструкция. Ведь сама «новгородская измена», её наличие или отсутствие, истинность или подложность, – до сих пор вопрос дискуссионный. Существовал ли новгородский заговор или это искусно инспирированный подлог с целью скомпрометировать ряд высокопоставленных лиц? Страшная, хитро продуманная ловушка, в которую угодили те, кто являлся основной целью, и случайные участники? Напряжённая борьба нескольких семейных группировок, сместивших друг друга у трона, сопровождаемая кризисом власти? Готовился ли Новгород на самом деле распахнуть ворота врагу, сдаться во власть чужеземцам, посадить на трон В. А. Старицкого? Была ли ситуация создана от начала и до конца «кукловодами» за спинами первого опричного руководства или же кто-то расторопно воспользовался сложившимися неблагоприятными обстоятельствами, чтобы жестоко расправиться с успешными конкурентами?

Как мы видим, общих вопросов слишком много. О чётком и ясном распределении ролей внутри ситуации говорить не приходится. Всё, чем располагает современный читатель, – это сомнительные предположения. Чаще всего такие предположения и версии лишены объективности. Как и у представителей искусства, у историков тоже имеются свои мысли и образы, которые специалисты активно «продвигают». В каждом новом труде нового историка «карательная экспедиция», потрясшая Великий Новгород в 1570 году, обрастает новыми подробностями, появляющимися из «ниоткуда». А проще говоря, рождаются в фантазии человека, который берется за изучение темы.

История – наука субъективная, наука предвзятых трактовок. Особо беззащитны в этом плане люди шестнадцатого века и грозненской эпохи. Мы говорили о безгласности в начале книги, вспомним и теперь. Новгород, будь он бунтовщиком, злостным заговорщиком или жертвой доноса, как и Басмановы, стал разменной монетой на Суде истории, где потомки очередной раз безуспешно пытаются осмыслить и оценить деятельность Иоанна Васильевича Грозного.

Был Иван «мудрым правителем» или «кровавым тираном»? Травмированным с детства человеком или жестокосердным палачом по природе своей? Действительно ли его окружали многочисленные предатели или причины постоянных погромов, казней, расправ следует рассматривать с точки зрения клинической психиатрии/психологии?

Хорошо, когда увлеченный собственной идеей учёный имеет к науке и самому себе должное уважение. Это залог того, что реконструкция событий будет выстроена руками чистоплотными и с добрыми намерениями. Правильно, если исследователем движет искреннее желание разобраться, а не стремление подогнать факты под одну из двух концепций: «Иоанн был тираном» или «Иоанн новый святой». Жаль только, что в наш век, век откровенных манипуляций, такой подход становится редкостью. Идеология, история и политика, слившись воедино, окончательно превратились в причудливого зверька. Для защиты собственной авторской концепции много не требуется. Не обязательно даже врать. Достаточно правильно расставить акценты. О чём-то умолчать, что-то подать под соответствующим соусом. Такие средства доступны всем, кто владеет пером и умеет работать с текстом. Даже я здесь делаю примерно то же самое: пытаясь показать определенную сторону Басмановых, я обращала и буду обращать внимание читателей на те факты, которые историки и литераторы старательно обходили и замалчивали. Вопрос в другом: что стоит за той или иной концепцией и способна ли она принести пользу, если не репутации людей ушедших, то хотя бы нам, ныне живущим? Одно можно сказать точно: пока идеологическая арена занята борцами за глобальные концепции, до Басмановых в этой борьбе нет дела никому.